Рождественнский гусь

Валентина Ивентьева
                РОЖДЕСТВЕНСКИЙ    ГУСЬ
               
                Зимушка, засучив рукава, начиная с середины декабря, взялась за генеральную уборку.  За неделю превратила серое село с размытыми дорогами, в маленькое снежное царство.  Сельчане едва успевали чистить дорожки,  у каждого дома выросли высокие  тоннели   из снега.   К тридцать первому декабря, зима навела идеальный порядок, чистота и красота радовали селян. 
                У многих домов стояли на страже снеговики, с мётлами, в разноцветных шарфах.  Дома в больших снеговых шубах,  деревья, в рюшечках, оборочках, в кружевных накидках, застыли в ожидании.  Кого выберет ветер? Он нежно разденет, жарко согреет, небрежно оденет,   и улетит:  - Он конечно бабник, но ХОРОШ!!!-               
                Макаровна  вздремнула несколько часов,  ночью с мужем ходили в церковь на молебен  Ночь звездная с лёгким морозцем, чистота природы, сравнима с чистотой  души Христовой. Люди тесно прижавшись, друг к другу, внимали молитву о рождении  Христа.  Души слились с душою  Господа, наполнились  добром, милосердием, заботой и нежностью, верой и надеждой на лучшее     Долго  Макаровна молилась в ту ночь  за детей и внуков,  прося у Господа:
_  Господи, дай детям моим, здоровья и благополучия,  светлого пути, не потерять дорогу домой, быть добрыми и милосердными.  Будь звездой им негасимой, а я молиться буду день и ночь.  А  ушедшим, вечный покой и вечную память.  Спаси и сохрани.
               
 Поднявшись, разбудила мужа, дел много. Новый год, дети встречали в городе, а на рождество к родителям приедут.  Вчера вечером, дед   заколол  жирного хромого гуся.  Михалыч  затопил печь, и помог жене управиться с гусем,  сверху натёрли солью, обмазали сметанкой с лимончиком. Орешки растёрли с наливочкой,  начинили яблоки и уложили внутрь гуся. 
Макаровна зашила гуся и отправила  в печь томится.  Стол накрыли в большой комнате, там стояла ёлка с подарками, дожидаясь, детей с внуками.  Михалыч  с довольным видом обошёл дом, чистота и уют радовали глаз и душу, оглядываясь,  достал из буфета  наливочку и  выпил стопочку – Хорошо пошла!!! –
                Вышел на кухню к жене:
-  Я, мать на улицу, надо все дорожки почистить,  да под машины расчистить. -   
 -  Ну, так позавтракай и иди, а чего у тебя глаза заблестели, аль успел опохмелиться?   Ах ты,  непутёвый,  уйди  от греха подальше в такой день! –
- Ладно, ругалась, день-то сегодня, какой, разошлась, я пошёл. - 
                Надел валенки, тулуп и громко хлопнув дверью, вышел во двор.   
Макаровна бегом к окну, приговаривая:
- Ох, сладу нет, глаз да глаз, когда успел?
Она смотрела на мужа, старательно убиравшего снег.
-  Чего я в нём нашла,   за Федьку надо было идти,  гармонист, таких теперь не сыщешь,   а как, ухаживал, сколько песен  пел для меня!    Правда спился давно, и гармошку потерял, а со мной можа и не пил бы!   А это, что за чудо мне досталось, сама виновата, куда глядела-то!  -
                И побежала к другому окну смотреть, как муж справляется с  работой. 
-  Всё, готово, уже дымит, я вот выйду сейчас, настучу по башке-то, пора бросать курить,  сердечко стало пошаливать. –
                Михалыч, разгребая снег, поглядывал на окна.
- Ишь, старая, вылупилась, наблюдает, вдруг не по её, я свою работу знаю.  Ишь, зыркает, жандарм он и есть жандарм!    На Верки надо было жениться, ох и горяча девка, сохла она по мне долго, померла рано, царство ей небесное.  А, я дурак на этой кочерыжке  женился, вот уж полвека и кочевряжимся!   Смотри, смотри, ничего не выглядишь! - 
                На крыльце появилась супруга:
-  Брось, старый смолить, иди в дом, что-то огни на ёлке не горят, погляди. –
-  Ничего по окнам то шарится. -  забурчал дед и ушёл в дом, где до кишок доставал гусиный дух.  Разделся, выглянул в окно, бегом к буфету, стопочку опрокинул и опять к окну:
-  Ну, что лупоглазая, не  чему придраться,  то-то и оно!! –
Смотрит, а Макаровна счищает с собачьей будки снег:
- Всё - таки углядела, управдом он и есть управдом!         
Михалыч расстроился, хотел добавить стопочку, но передумал, пошёл смотреть, что случилось  с ёлочными огнями.   
Обедали в полном молчание, телевизор отдувался за обоих.  Михалыч первым нарушил молчание:
-  Мать, я пойду гусей накормлю. –
- Иди, скоро не до них будет. –
Михалыч оделся, в сенях взял ведро с кормом, пошёл в тёплый сарай, где жили гуси.  Не успела  Макаровна убрать со стола, как  увидела в окно, дед  уж обратно чуть ли не бегом, в дом. 
-  Мать, иди сюда, скорее! –
-  Что случилось? –
- Ты, когда готовила гуся, он хромой был?
- Так ты мне его уже без лап принёс. –
- Что-то мать у меня с головой, хромой гусь в сарае, да все  12 штук на месте.  Я помню, брал его в руки, у него лапа разбита, а он в сарае ходит!   Голову  ему рубил, помню  -  лапы ты куда подевала? –
- Так их кошка и утащила сразу.- 
-  Так скажи, от куда тогда, один хромой в печке, другой в сарае, все 12 на месте! -
Старики, одевшись, поспешили  убедиться во отчую.  Сарай большой,  утеплённый, разделённый сеткой на две  части, большая для взрослых, поменьше для молодняка.  Сейчас все гуси находились вместе, молодняк подрос и их не отличить от взрослых  гусей.  Гуси у  Михалыча, особенные, бойцовые, кормление строго по рациону.  У соседа такие же и они каждый год вывозят своих гусей на бои.   
                Гуси, увидев хозяина, загоготали,  обступили его,   хватали за штаны и руки, выпрашивая лакомый кусочек.  Макаровна села на чурбачок в углу меньшей половины  сарая:
- Давай,  Михалыч, выпускай по гусю, считать будем. –
Михалыч открыл дверь и стал выпускать по одному к Макаровне.  Всё получилось, как и говорил дед, вместе с хромым  12 штук.  Несколько минут они смотрели то на гусей, то друг на друга:
 - Ладно, дед запускай обратно, потом разберёмся. –
 И она  открыла дверь, гуси всей толпой ринулись к хозяину, сбив чурбачок.  Макаровна освобождая, гусям дорогу, не видя чурбачка, споткнулась,  упала через порог, сбивая гусей.   Два гуся схватили за ворот тулупа  и стали отчаянно теребить, подбежал ещё один,  стащил с головы платок.  Отмахиваясь руками, она кричала громче гусей,  а  Михалыч растерявшись, топтался около неё, не зная, что делать. 
                Вдруг, как гаркнет  матерком, гуси эту команду знали и слова знакомые,  тихонько гогоча,  столпились в углу и притихли.   Михалыч, с трудом поднимая, супругу, заворчал:
 - Откормил на свою голову. –
 - Кого, гусей или меня! -  охая и почёсывая ушибленные коленки, стонала  Макаровна.  На улице посмотрели друг на друга и долго смеялись над  своим видом,  Михалыч потерял шапку,  на тулупе оторванные пуговицы,  а у Макаровне,  волосы дыбом, в руках продырявленная гусями  шаль, и содранные коленки. 
-  Слышь, дед, а сосед вчера гуся рубил? –
-  А как, же, мы вчера с ним гусей по загонам выпустили, пошли у него по стопочке, заметь, по стопочке  выпили, посидели, поговорили.  На улицу вышли, смотрим, калитка меж загонов открыта,  гуси, как на боях дерутся, едва разогнали, соседскому гусю лапу придавили. Сосед решил его, и заколоть вечером на рождество, у них сегодня сын с семьёй приедет. -
 - Дед, дурья твоя башка, ты вчера соседского гуся загнал, вот у тебя и стало два хромых. –
-  Так, а сосед, какого зарубил, не видел, что у него на одного гуся меньше стало, выходит он хорошего зарубил,   оба хромых то у меня!   Я значит, его хромого заколол, мой хромой с пятном на шее, дома.  Эх, мать честная, чего мы наделали?   Макаровна, скажи чего-нибудь,  сопит себе под нос, а я отдувайся! - 
- Вот ты иди и разбирайся,   да скоро дети приедут,  смотри ни капли больше, придёшь, учую – убью! 
              Михалыч пришёл домой довольный:
-  Всё, мать, договорились,  придётся из молодых отдать, скоро бои.  А ведь он подумал, хромой то отлежался, ну заколол старого. Слава богу, всё обошлось!  -
-  Дед, ты чего раздеваешься, слышишь, машины сигналят! –
                В  распахнутых полушубках с непокрытыми головами,  толкая, друг друга, скатились с  крыльца  в объятья  детей и внуков. 
                Сколько радости, весёлого шума, поцелуев, душевной теплоты и нежности  - поистине,  земной рай!   
                Михалыч глянул на супругу:
-  Ах, какая у меня, мать то красавица,  лебёдушкой плывёт, средь зимы цветиком  цветёт.  Вот дурак то, если бы на Верке  женился,  тьфу- тьфу, боже упаси, прости старого! –
                А  Макаровна смотрела на мужа:
-  До старости дожила, ума не нажила,  чего бы я с  этим Федькой пьяницей  делала.  Мой то, как дубок крепенький, а руки  золотые, душа добрая отходчивая.  Господи, прости, мне ли жаловаться, прожила,  как у Христа за пазухой! -
                Дед  входил в свой большой дом, полон  смеха, веселья, и визга детворы.   
                Макаровна закрыла  ворота,
 и гордо подняв голову, поднялась на крыльцо. 
А гусь получился отменный, наелись досыта и Вам оставили,  заходите,  мы с  Макаровной  всем РАДЫ!!       
    
С   ПРАЗДНИКОМ,  ЛЮДИ  ДОБРЫЕ С ПОКЛОНОМ
МИХАЛЫЧ С МАКАРОВНОЙ!!!