Стрептиз

Талят-Келпш
СТРИПТИЗ



Реальная жизнь кажется скучной и однообразной, одни и те же лица, действия, желания. Яркие чувства, бродят,  где то в полудреме, в сумерках души, сами по себе. Постоянно перемешиваясь, создавая новые, причудливые, формы. Но иногда, под воздействием, каких-то внешних обстоятельств, они вырываются  на  свет божий, мутным потоком. Страх, восторг, злость, радость: все здесь перемешено! Не понятно хорошо тебе или плохо, настолько все запутанно! Очнувшись от этого наваждения, думаешь, может это, было счастье?
            

        Шум, гам, едкий запах химии, недовольные головы, менеджеров и клиентов, высовывающиеся из двери, ведущей на приемку. Тяжело и душно.
         Все происходящее вокруг напоминает ад, но не обычный, а какой- то особенный, похожий на  машину, по производству страданий. В ней все  логично и четко. Каждая деталь, которой являлся человек, доставляя, страдания другим, сама их испытывала. И все это неслось в вечности куда-то, без определенной цели.
          Но все же, несмотря на холод происходящего, одна мысль согревала, что сегодня последний день смены, и скоро домой!  Эти мысли накатывали, теплыми волнами радости, в течение дня, и чем ближе к завершению работы, тем чаще.
           Вот минутная стрелка подходит к последней черте и все свобода, мысли, словно, дети услышавшие звонок, зовущий на перемену, ринулись, через приемку, и ремонтный цех, на второй этаж в раздевалку, где томясь в нетерпении, ждал меня мой шкафчик.
           Тело, уставшее после земных трудов, как умудренный годами старец, вяло поплелось следом.  Было ощущение, что двигаешься под водой, как во сне, когда ты пытаешься бежать, а у тебя не получается,  это усталость цеплялась и тормозила движение, погружая тело в состояние похожее на сон. 
                Вот, наконец, лестница, ведущая на второй этаж в  раздевалку, где рабочая одежда, уставшая от дневных трудов, но все же довольная что ее работа закончена, отправится в шкафчик, а дневная одежда, соскучившись, набросится на меня.
              Еще немного усилий.
           Все я у цели. Открываю шкафчик и начинаю свой обыкновенный ритуал переодевания.
Но все происходит не как обычно. Ликование от предвкушения выходных, сводит с ума мелким бесом,  добавляя в серую палитру однообразных и заученных движений, ярких, игривых красок.            Каждодневный процесс смены кожи, превращается, в странный, немой танец.
         Все начинается с молний куртки. Это первые ноты  музыки движений. Пальцы правой руки легко и не принужденно, хватают собачку, и она покорно с плавно нарастающей быстротой скользит в низ. Доведя до низа, пальцы, отпускают собачку, а рука по инерции продолжает свое уже бессмысленное, но придающее процессу  тень артистизма, движение.  Все, рука дошла до нижней мертвой точки и пошла вверх. Вторая рука доселе забытая и болтающаяся без дела, синхронно с первой поднимается вверх. И уже они обе хватают верхние полы пиджака, плавно разводят их в стороны. Далее, хлестким, как удар кнута движением рук, ломающим монотонность действий, сведя лопатки, стряхиваю куртку вниз резким движением, она повисает на одной из них. Подбрасываю ее в воздух, ловлю другой,  вешаю в шкафчик и оставляю ее в покое.
           Затем штаны, а вернее комбинезон. Одно плечо припускается вниз, и лямка комбинезона повисает на краю плеча еще одно мгновение, и она соскальзывает в низ. В след за ней отправляется и другая лямка, и комбинезон под действием силы тяготения устремляется  вниз.  Не дав, этой красной матерчатой массе, упасть на пол выдергиваю ногу из одной штанины, а второй подбрасываю его вверх и ловлю в воздухе мгновенно складываю его и убираю на свое место. Все эти манипуляции я проделываю настолько быстро, что комбинезон во всех промежуточных фазах не успевает принимать окончательные формы.
       
           Принимаюсь за майку. Беру за горловину и тяну вверх, и  как змея снимает свою кожу, снимаю ее и отправляю, вслед за курткой и комбинезоном в темное чрево шкафчика, и он с удовольствием поглощает их.
           Далее следуют такие действия, о которых я, по этическим соображениям, хотел бы утаить.
               
           Неэтическая часть закончилась, стою, обдумываю план одевания, городского камуфляжа. Сначала рубашка, потом носки, штаны, куртка, ботинки. Схема проста и гениальна. Приступаю.
           Выдергиваю, рубашку из небытия покоя, подбрасываю вверх, движением фокусника срывающего завесу с только что совершавшегося чуда. Неутомимое ликование, снова вмешивается в логику плана своей импровизацией, и, смешиваясь с ней, заставляет дальше танцевать. Руки поочередно проникают в туннели рукавов рубашки, остальная часть ее ложится на тело, покрывая его узором своего рисунка и массой своего естества. Пуговицы одна за другой, совершают свою миссию, скрывая остатки голого тела от всевидящего  ока мира.
    Тревожу покой штанов, мирно весящих и с покорностью ждущих выполнения своей миссии.
Хватаю их чуть резкими порывистыми движениями, расправляю  встряхнув их, при опускаю , они складываются в легкую гармошку. Ноги наполняют их подобно воде наполняющей пожарные шланги. Подтягиваю их, прячу в них низ рубашки, заправляя его, и застегиваю, не забывая о ширинке. Носки, ботинки. Набрасываю куртку, она покрывает мое далекое от совершенства тело, приближая меня к эталонности образца внешнего вида.
      Последнее движение танца, легкое и изящное водружение кепки на мою бренную голову.   
 
                Ну, все я одет и готов к пути домой, к пути долгому, но все же приятному, потому что сегодня последний день смены и впереди четыре выходных.
                Выхожу из темного тела сервиса, места моей работы. Иду, через небольшой сквер,  оазис зелени среди каменной пустыни города. Мысли, накатывают стремительными волнами, одна не успевшая додуматься накрывается другой, и они, набившись в моей голове как в тесном резервуаре, толкаются и возмущаются, недовольно, отдают во все тело, сотрясая его. И о чем только не думается в этот вечер, религия, политика, семейные отношения, какие-то прожекты и какие-то прозрения, приятно щекочут душу. Иду и глупо улыбаюсь, улыбкой человека познавшего истину. Прохожу сквер, ныряю с толпой таких же, как я, в уставшее подземелье метро, сажусь в вагон, и качусь в сторону дома.
              В метро, путь проходит в полусне - состояние, когда сознание не отключается полностью а, как теленок своими нежными губами с начала потихонечку прикасается к вымени матери, касается того в места душе, где из хауса пережитого, зарождаются мысли и желания.

           После метро переваливаю свое усталое тело в электричку, и продолжаю свой путь.  В электричке мысли приобретают более ровное и вялое течение. Я наблюдаю, куски реальности, вырванные светом фонаря из объятий темноты, они пролетают мимо светлыми пятнами, рождая  в голове какие- то мысли, не очень четкие, но доставляющие удовольствие. Они окутывают меня теплым приятным облаком и проносят меня до моей остановки.
        Софрино – электрический голос, ввергает меня в пучину реальности, извлекая меня из моих приятных размышлений. Медленно подымаюсь, с моего нагретого, похожего на утробу матери, кратковременного приюта и, покачиваясь на своих затекших ногах, иду, в темное напоминающее  легкие курильщика пространство  тамбура, тьма с липким привкусом дыма обступает, меня, я буквально погружаюсь в нее.
              С сильным шипением открываются двери, и электричка выдыхает меня на свежий воздух. Еще минут двадцать и я дома, эта мысль расстраивает и в то же время радует, что уравновешивает чувства, спокойно иду дальше. Вечерняя прохлада и работа мышц, делают свое дело, и я окончательно прихожу в себя, и опять мысли большие и маленькие атакуют сознание, некоторые проникают в него, некоторые застревают на полпути, не успевая додуматься, исчезают, но одна все же постоянно находится там, что завтра выходные, и входе них в жизни моей произойдут, наверное,  какие нибудь перемены, и это завет в душу ко мне, ликование. Ликование, которое, как необузданный конь, несет меня на вершину счастья.