Ангел, чтобы не привлекать излишнего внимания, накануне ночью отпустил на побывку столичного собрата с колокольни Петропавловского собора, а сам занял место на шпиле Петропавловской крепости в центре Заячьего острова, откуда очень хорошо просматривалась вся Дворцовая набережная от Адмиралтейства и до Мраморного дворца.
На стометровой высоте колокольни ветер рвал перья крыльев и покрывал кожу ангела синими пупырышками, но отсюда ему хорошо был видна вся центральная часть Северной Пальмиры с ее каналами, проспектами и площадями. Он вспомнил Санкт-Петербург времен основания. Домик Петра на лесистом клочке земли с чавкающими бочажками болота.
Дымные кострища вдоль стапелей на Неве. Сонмища комаров и мух над разгоряченными крестьянскими телами из Псковской, Рязанской, Московской и прочих губерний России – рабочих, согнанных царем – гигантом Петром Алексеевичем в эти гиблые места, чтобы построить невиданную доселе крепость назло воинственным шведам и укрепиться на берегах Финского залива. Долговязый, в шкиперском одеянии Петр, то подставляющий плечо под комель вековечной корабельной сосны, то курящий трубку и о чем-то спорящий с немцем-фортификатором.
Никаких тебе еще преображенцев, семеновцев или лейб-гвардии гусар в английских тканях с золотыми и серебряными позументами. Все по самые брови в грязи и при тяжелой корабельной или землеройной работе. Город заложен, но еще на воде писаны успехи упрямого русского императора.
Карл, король шведский в упор еще не видит для себя угрозы, надвигающейся с азиатского юга. Малярия, чахотка и цинга валят людей сотнями и тысячами в болотные могилы. Им помогает хозяйская плетка, что чума твоя. Эка невидаль, так заведено исстари: нарожают русские бабы иванов да васильков. Ангел не успевает всем помочь и плачет над сгинувшими душами.
Много лет назад это было, а помнится как вчера. Знали бы люди, думает ангел, как быстро летит время. Даже тысячи лет и те проносятся в одно мгновение – особенно, если оглянуться в прошлое, которое напоминает глубокий, сырой и темный, давным – давно заброшенный колодец…
Ярко, до рези в глазах, блестят на солнце шпиль Адмиралтейства и купол Исаакиевского собора. Ангела вместе со шпилем колокольни раскачивает на несколько метров влево и вправо, отчего кажется, что как гигантская чаша на канатах качается само петербургское небо, а он, широко расставив руки, парит над городом.
Большая Нева служит продолжением крыльев ангела, а Малая Нева и Большая Невка как два инверсионных следа, сопровождающих его полет. Точно по курсу у него парадный подъезд Зимнего.
В окнах второго этажа, выходящих на Дворцовую набережную, ангел замечает мелькнувшую женскую фигуру. Конечно же, это она, Анастасия Николаевна, дочь убиенного царя Николая Второго.
Точнее бы было вести речь о дочери экс - императора: ведь Николай Александрович второго марта 1917 г. добровольно отрекся от русского престола и поспешил к своей ненаглядной Алекс – императрице Александре Федоровне - с детьми.
Трудный выбор тогда предстояло сделать ангелу: остаться с бывшим царем или с людьми земли русской, хозяином которой объявил себя этот не самый талантливый представитель семьи Романовых.
В Пскове царский поезд простоял несколько дней. Николай не потерял аппетита и крепко спал, когда ему не без помощи ангела приснилось советское будущее России. Утром он встал с хорошим настроением. Выпил кофе с булочкой и записал в дневнике: «Приснилась новая Россия. Без меня и наших привычных развлечений. Нет ни наших яхт, ни наших конюшен.
Фамильные драгоценности частью в московском Эрмитаже, а частью - у иудейских ростовщиков. Мужики переоделись в складские мундиры кавалергардов и ходят с песнями по Красной площади. Дети подьячих и сапожников сидят в Кремле и едят из прадедовых сервизов. Германцы нас боятся по-прежнему, но не прочь напасть. Больше всего не понравилось, что Москву опять сделали столицей на целых сто лет. Слава Богу, что в конце сна все вернулось на круги своя и рябчики тоже…».
Тогда ангел остался с людьми – вчерашними поданными Николая, овцами, в одночасье лишившимися своего пастуха...Хорошо, когда ангел остается с людьми, не правда ли?