АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
Руссильон. Графский дворец.
(Входят Графиня и дворецкий.)
ГРАФИНЯ:
Увы!
Зачем же вы, любезный, у неё письмо забрали?
Ужели вы не знали, как она поступит,
Коль написать решила мне письмо?
Прочтите ещё раз
ДВОРЕЦКИЙ (читает):
«Иду паломницей в святейшие места,
Иду замаливать амбиции любови,
Момент раскаянья разверз мои уста,
Босые ноженьки изранены до крови.
Скажите сыну и владыке моему:
Войны кровавой он покинуть должен поле,
И рисковать собой Бертраму ни к чему,
Свободен дом: меня не будет рядом боле.
Прошу прощения и милости его,
Я поступила, как всевластная Юнона,
На смерть послала, но не ведала того,
Любви высокой недостойная персона.
Он для меня и смерти не годится,
Иду со смертию сама я обручиться».
ГРАФИНЯ:
Какие острые до боли все слова!
Ринальдо, как же ты уйти позволил?
Так это не похоже на тебя.
Когда б я с ней могла поговорить,
Могла б Елена планы изменить.
ДВОРЕЦКИЙ:
Да, виноват, мадам, я виноват.
Отдай я ночью это вам письмо,
Быть может, мы догнать её успели,
Но, судя по тому, что дева пишет,
Её, по-моему, уже никто не сыщет.
ГРАФИНЯ:
Какой же ангел, изобилуя добром,
Закроет мужа недостойного крылом?
Пока паломница молебен свой творит,
Она напасти от Бертрама отвратит.
Пиши, Ринальдо, мужу от жены,
Спасающей мальчишку от войны.
Пусть хлещут сына плетью изреченья,
Которым сын не придавал значенья.
Хотя сыночка это и не тронет,
Скажи, что мать он заживо хоронит.
Отправь к нему надежного гонца -
Заслон от смертоносного свинца.
Узнав: она сбежала безвозвратно,
Вернётся он во Францию обратно.
Когда ж такое всё-таки случиться,
Любовь её заставит возвратиться.
Теперь уже сама я и не знаю,
Кого из них я больше обожаю.
Вели же, наконец, путь отправляется гонец.
На сердце – тяжесть, жизнь на части рвётся.
Скорбь жаждет слёз, а горе словом льётся.
(Уходят.)