в сером небе растворится рейс 84-39

Татьяна Ульянина-Васта
Угрюмое южное небо просыпалось за серым оконным стеклом.  Торопиться было некуда, посему небо цвета асфальта могло свободно проникать в подсознание.  Альтернативы ему не было. Но ахроматическая гамма (от чёрного к белому через серый)  не выглядела так уж скучно, как можно было себе вообразить. Тучи выстраивались в какие-то сюрреалистические пейзажи небесного воинства в форме люминесцентно-свинцовых оттенков.

Зима во всей сумрачности  в районе Большого Сочи. Безрадостно железобетонные волнорезы, зачеркнувшие первозданную красоту понтийского берега, скальные неприветливые  изломы побережья с практически полным отсутствием зоны пляжей, слишком близко подходящие к комплексу стальные рельсы напрочь скрадывали притягательность данных мест для туристов, надо полагать, и в знойные летние месяцы.  Теперь же, в межсезонье, дело усугублялось промозглым ветром и практически полным отсутствием красок.  Говорят, в черно-белом кинооператоры, демонстрируя высший пилотаж,  могли передавать столько же оттенков переходного цвета, сколько небогатый словарный запас народов крайнего севера может дать определений слову  «снег».  За окном возникал эффект документальности  происходящего,  хотя на самом деле не происходило ничего.

В номере шумела вода в душе: Софи заканчивала утреннее омовение тела. Собственно, все,  что делал эта девушка,  всегда наделялось ею какими-то особенными нюансами.  В её собственном понимании это было сопоставимо как флакон туалетной воды и пара капель  баснословно дорогих восточных духов. Хотя, как мне казалось,  восточные ароматы предпочитались в пику всеобщему поклонению девушек её круга западным  эталонам, навязанным заповедью: «вы этого достойны».

Одно время и имя свое малышка произносила как что-то среднее между Суфия и София, мол, так звали жену Пророка. Постепенно период  увлечения такими тонкостями востока у  мамзель   прошёл, и  неординарный для русского уха  вариант  обращения так  и не прижился. Было время, кто-то из ребят посоветовал переиначить редкое по нынешним временам у современных  девушек имя  в Софико,  но Софи не приняла  подобную вариацию.  Причину она мне как-то сболтнула в порыве очередной откровенности, которые возникали в редкие минуты снятия маски элитной девушки.

Мы проснулись  в сером утреннем свете  какого-то очередного номера  гостинцы, подобной сегодняшней,  после страстно-нежной ночи,   на которые Софи обычно была крайне скупа, и, неожиданно,  легонько покалывая мне кожу спины острыми коготками,  солнышко выдало одну из своих тайн:

- Моя неудачница мама всю жизнь боготворила одну артистку.  Она очень любила грузинское искусство.  Оттуда и возникла Софико Чиаурели.  Я мало понимала в маминых причудах. Но уже после её смерти стало однажды как-то тоскливо,  захотелось  посмотреть что-то  из любимых маминых фильмов.  Случайно это оказался «Ищите женщину».  Советские актеры  представляли что-то из французской жизни. Мало правдоподобно.  Но та женщина, которую играла мамина любимица - меня убила.  Разревелась, помню, как дура.  Эта была моя мама. Такая же беззащитная, надломленная, чуть наивная, чуть убогая, и главное выходящая в тираж.  А, говорят, дочки со временем,  в старости,  становятся похожи на своих матерей.  Мне стало страшно….

Глупая девчонка, все боятся стареть, но стоит ли в двадцать лет комплексовать по такому избитому поводу.  Секс как антидепрессант, недаром же его теперь рекомендуют как можно чаще использовать даже пенсионерам.  Я очень постарался погасить в Софи приступ отчаянья,  и добился своего, она просто рыдала в моих объятьях – первый и последний раз, мне доставила такое удовольствие близость с женщиной. С тех пор отношения и стали регулярно-постоянными. Верили ли мы в слово любовь?

К обеду  решено было сделать вылазку в ресторанчик внизу.  Словно вип-перосны в зале мы были в  полном одиночестве. Серость дня скрадывал имитирующий интимность желтоватый свет нескольких больших круглых шаров.

- Мне снился сон, - пыталась стряхнуть  слегка гнетущее настроение Софи, - огромный  нереальных размеров белоснежный лайнер заходил на посадку над Адлером.  Может быть нам пора?

Гостиница «Бургас» располагалась в следующем от Адлера по ходу на север городишке западного побережья Кавказа. Так что до аэропорта было всего ничего – пора так пора, не стал возражать я.

Прогулка под  слегка моросящим дымчатым  небом только добавила уверенности в правильности решения.  Мы вернулись в бар, отметили последний день пребывания в декабрьском Сочи под  рекламные ролики туристических фирм.

- Песок побережья Бургаса отличается ото всех береговых линий Болгарского черноморья,  - приятным голосом вещал на стене экран, разукрашенный цветной экзотикой курортов,  лежащих на противоположном берегу Черного моря, - тогда как в остальной части страны он белого цвета, в Бургасе цвет песка серый.

Действительно на экране возник мелкозернистый темно и светло серый песок.  Но, вероятно в силу преобладания на данную минуту именно таких расцветок в окружающем нас мире, было не очень понятно, Бургас с его серым цветом  это лучше, чем прочие побережья,  или это преподносится как минус,  дабы оттенить более привлекательные курорты.

- Стоит посмотреть настоящий Бургас, - словно прочитав мои мысли,  предложила София.

Я неожиданно для самого себя дал слово выполнить общую прихоть. Рекламщики  часто, для отрабатывания хлеба перед  заказчиками, рекомендуют напоминать  потенциальным пользователям,  что информация почерпнута именно с их носителей.  Иногда, мне хочется найти того туроператора, что подбросил нам в зимней Кудепсте мысль  за Солнечный Берег, чтобы было на кого ссылаться в рождении идеи.

Международный аэропорт «Минск» встретил нас  по сравнению со вчерашней серостью – празднично и нарядно. Дело шло к очередному новому году.  Всё что могло  сверкать – сверкало, что могло  прельщать – прельщало, мигало, старалось разбудить естественные человеческие желания:  купить, подарить, съесть или надеть.

Больше всего раззадорила реклама в подземном переходе метро:

- Проведем любую беременность, - на всплывающем плоском экране появлялся достаточно округленный живот женщины, перевязанный голубой ленточкой.

Я подтянул к себе ушко Софи и намекнул:

- Как тебе такие сталкеры?

Из чисто женской логики последовал встречный вопрос:

- Почему ленточка голубая? –  капризно закусив губку, солнышко выдало, - Я бы предпочла розовую.

Странно, я и не подумал про такую тонкость: сын или дочь.  Альтернатива отсутствовала. Либо это упущение возможностей, так как такие кошечки как моя, оказывается, предпочитая девочку, не обратятся по указанному адресу, либо это продуманный трюк по отсеиванию родителей, не имеющих твердой уверенности в  необходимости именно голубого малыша.

Ход мыслей прервал голос со стороны:
-  Ты уже провел одну беременность, - голосом, не предвещавшим ничего хорошего  проводнику,  констатировала  более серьезная ровесница  Софии, рассматривающая ту же рекламную картинку.

Да, бог или аллах, чего тоже нельзя было исключать,  был на моей стороне,  подбирая мне спутницу жизни.  Что бы я  делал удружи он мне подобным образом? Однако попутчик основательной особы женского пола был явно не моего склада характера – его по ходу колкие намёки не воспламеняли, как спичку.

С той поездки Бургас периодически вплывал как  желательный островок для  фронтальной разгрузки.  Но обыденность и текучка  отложили дело больше чем на год.  За это время солнышко успело попасть в нешуточную аварию. Чудом  оставшись в живых.  Знакомые посоветовали поставить в палате, где Софи медленно приходила в себя, образ Богоматери. По каким-то поверьям это изображение должно было приносить женщинам защиту  и придавать силы своей непорочностью.  Но , как всегда,  непокладистая  подруга  предпочла своё видение ситуации.

Кто-то из классиков сказал: «Мы пойдём своим путём.»  И спорить с такими  бесполезно.  Софи попросила принести портрет той самой испугавшей её правдоподобностью  тезки: Софико Чиаурели.

- Она мне снилась. По-моему ей очень не просто в том другом мире.

И что тут скажешь?  Если амулет не может принести счастья даже себе, стоит ли на него возлагать  надежды неизвестных прототипу человеков?  Что тут объяснишь женщинам? Тем более после катастрофы Софи была твёрдо уверена, что «там» точно кто-то есть.  Картинки мира мёртвых небесные стакеры показали, судя по реакции  тонко чувствующей девушки, во всей красоте.

- Почему эти два восприятия слились в одно? – Софи боялась  неожиданных откровений, поэтому не признавалась никому кроме меня, - Бургас и мертвые….

Я не утерпел и попытался проконсультироваться по поводу состояния своей девушки со знакомым врачом. Это был махровый еврей, который никогда бы не повелся на нелогичные квинтэссенции.  Он долго выспрашивал подробности, но вывод не внушал оптимизма:

- Она плохо кончит, - тоном «и что ты хочешь от меня – медицина бессильна» отреагировал в конце концов Евгений Маркович, закончив с научными определениями.  - Случайное подключение к  фантомам, заканчивается тем, что тебя отключат от системы жизнеобеспечения.

- Что ещё за система? И что значит  - отключат? -  мне показалось, что так витиевато доктор пытается предупредить о возможном летальном исходе.

Но Софи шла потихоньку на поправку,  если, разумеется, сбросить со счетов эти нервирующие её сознание зарисовки и разговоры.

- Отключат, значит отключат, - категорично, как умеют хирурги ответил Маркович.

- И в  чем такое отключение выражается? – несколько нервозно настаивал я.

Евгений Маркович сидел на некотором удалении от меня  за своим кабинетным столом на фоне серого предзимнего неба. Мне не были видны его глаза, выражение лица, да и в целом, весь силуэт казался однотонно-черным и слегка размытым, хотя мне ещё никогда не приходилось жаловаться на четкость зрения.

- Это выражается в какой-либо  форме кратковременной потери памяти, и повлиять со стороны чаще всего невозможно, - предостерег доктор.

- Что за такие потери?

- Может быть,  обморок,  может что-то, похожее, хуже, когда кома.

Как связаны видения мертвых и обморок -  было не совсем ясно, но я решил больше не настаивать.  Психика дело тонкое, и потом он хирург, а не психиатр.   И я решился на последнее действо. Пошел в православный собор и решил поговорить с  кем-то из попов.  Первое что меня спросили: постился ли я пред тем. Черт, здесь тоже свои мухи и тараканы:  при чем тут желудок и  дела духовные?  Махнул  на эти глупства и решил не лезть со своими непонятками к серьезным товарищам.

На выходе у иконной лавки пришло в голову, что негоже уходить, не потратившись на свечу.  Выбрал самую толстую, от которой пахло пчелиным воском и пергой, как в детстве у деда в пчелярке. Но ставить-то следует в соответствии с определённым понятием , как это понималось моим далёким от церковных дел разумом.

Посоветовался с бабушкой, что гасила догоравшие свечки, чтобы освободить места для новых желающих, как и я,  самолично зажечь свечу.

- Прочитай прежде молитву тому святому, какого собираешься просить, а потом ставь куда следует, - пояснила старушка.

- Так я ж спрашиваю: к какой иконе ставить? – в церкви хотелось быть терпеливым и не обидеть  служительницу.

- Это смотря в чём нужда, - не торопясь , удивляясь моей безграмотности,  продолжала наставления бабка, - коль о здравии, ставь Пантелеймону Целителю, коль о чуде можно Казанской, вот там слева в углу, если против врагов, замысливших тебе худое, то Георгию Победоносцу, она с другой стороны…

Прослушав лекцию о проводниках наших просьб, так и не нашелся с пожеланием.  Было похоже на ту въевшуюся строчку рекламы: «Проведем любую …»  Вот это «любую» и настораживало.  Подошел к молодому священнику и попросил его:

- Не подскажешь, у меня больна девушка, куда поставить свечку?

- Невеста? – как-то странно посмотрел на меня служитель.

«И что если не невеста?» - вертелось на языке.  Как ни от мира сего народ здесь: ел ли ты, что конкретно хочешь просить, в каких состоишь отношениях?

- Невеста, - решил не усугублять я, а то так и не добьешься  задуманного.

- Как зовут? – казалось, я престал удивляться, что требуется так много подробностей в столь простом деле.

- София, - имя Софи,  сдавалось,  сделает просьбу слишком легкомысленной.

Парень что-то пробормотал, упомянув имя София, и уточнил:

- Чем больна раба божья София?

Я попытался вкратце обрисовать ситуацию  с аварией, последующим лечением,  невесть откуда взявшимися видениями,  страхами Софи за свою полноценность,  советами Евгения Марковича, но чем больше углублялся в тему, тем бледнее, или даже больше серее на фоне черной рясы,  становилось лицо молодого попа.

- С нами Господняя сила, - истово стал осенять себя крестом священник, - в ней вселилась нечистая сила и посылает такие искушения в виде образов.  Сейчас много сил тьмы брошено во искушение человеку.  А если еще и грешна раба божья София какими прелюбодеяниями либо любодеяниями, либо еще чем, то вырвать из лап сатаны, яки лев рыкающего, под силу только Господу нашему – Иисусу Христу.  В силу малых сил моих духовных я не смогу оказать должную помощь, но попробую.

Может и вправду любовь заставила меня совершать все эти глупости со свечками да молитвами, но после церкви стало идти больше не к кому, и я успокоился: будь,  что будет.  Никто ж мне смерти Софи не напророчил в ближайшем будущем, а там как получится. Поправится, поедем в тот Бургас, пусть убедится – никаких мертвецов там не наблюдается.

Наступило, наконец-то, лето.  Софи  по всем законам молодости справилась с  тем, что тело её полгода назад собрали из искорёженных кусков.  Правда, самым большим недугом остались боли в спине и прободная язва, полученная на форе лечения  препаратами НПВС. Страна мертвых выпустила крошку из своих объятий, причём без обмороков и прочих нежелательных закидонов.

 Тема "Бургас" не всплывала до памятного дня, как мы услышали в новостях, что из  Минска теперь можно самолетом улететь в этот  с навязчивым названием городок.

- Мы не передумали?  - поинтересовался, срывая неожиданную тревогу, я.

- Попробуем, - согласилась Софи, всё ещё боявшаяся возвращения прошлых страхов.

Я предложил пойти в ту церквушку, где ставил зимой свечку за здравие рабы  божьей Софии, и где молодой священнослужитель обещал помолиться  за мою невесту.  Малышка знала эту  историю с моих слов,  приговор же Евгения Марковича я в описаниях тех дней опустил за  двусмысленностью предзнаменований – зачем таранить женскую психику  опасениями врачей?

Знакомого мне монаха мы не нашли,  поставили свечки всем образам и уселись на скамеечке у церкви, где мирно прогуливалась стайка сизарей.  Голуби ворковали,  периодически играли часы на башне,  галдели дети,  Софи смотрела на всё не такими затравленными,  как это часто бывало в последнее время, глазами.

Громкий голос пожилой дамы на соседней скамье привлёк постепенно к себе внимание.

- Да долетела нормально.  И поездом тоже добралась без проблем, - сообщала по мобилке кому-то  крикливая женщина, - но ты понимаешь, прибыли ночью, говорю таксистам: мне до Кирова.  Ни один меньше чем за четыре миллиона везти не пожелал. Далеко, глухой район – то до это.  И что ты думаешь, оказалось , всего минут пятнадцать ехали.  Даже не окраина этого глухого городка.  Так тут ломят цену. Пешком бы за полчаса дошла.  Рвачи и хапуги, одним словом, а гонору-то – мы самые честные и верные собратья славяне.

Чем больше говорила  гостья города, описывая местные, разъярившие её, законы, тем бледнее становилась Софи, мне даже вспомнилось ни с того, ни с сего лицо давешнего молоденького паренька в рясе,  почти причитавшего: «С нами крестная сила».

И тут произошло то, что предсказал Евгений Маркович – Софи внезапно потеряла сознание. То ли солнце, то ли все эти передряги, может обострение  болевого   шока  – но пару минут, если не больше , девушка  безжизненно лежала на коричневой парковой скамье с почти отсутствующим пульсом.

Помогли ли мои манипуляции,  или все прошло само по себе,  сказать не берусь.  Но после этого случая стало стрёмно не вылечившись окончательно ,  уезжать куда-то из города.  Лечение за границей требует слишком больших расходов – случись что.

Но Софи думала по-другому. И мы всё ж таки купили билеты на рейс 84-39 Минск – Бургас.  Национальный аэропорт встретил непонятными задержками рейсов на Болгарию.

Люди возмущались, что пропал  один туристический день, а ведь гостиницы у многих были проплачены, поди теперь, добейся от туроператоров компенсации.  Суматоха действовала на нервы, которые и у меня уже стали сдавать, а тут еще Софи с её неокрепшей нервозностью.

- Может не судьба? – тихонько предложил я. – Вернем билеты, раз Болгария нас не хочет принимать – мало ли возможностей посмотреть тот Бургас будет ещё.

Вначале я не был столь уж категоричен в своих намерениях остаться,  но когда поползли слухи,  что не принимают в связи с терактом против евреев,  сомнений не оставалось:  она плохо кончит – предрекал темной тенью Евгений Маркович. Хорошо, соглашался внутренним голосом я: но не в этот раз.