АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ВТОРАЯ
Руссильон. Графский дворец.
(Входит Графиня и шут.)
ГРАФИНЯ:
Случилось всё, как я сама хотела.
Его отсутствие, однако, портит дело.
ШУТ:
Скажу, графиня, граф-то молодой – ужасный меланхолик.
ГРАФИНЯ:
С чего ты заключил?
ШУТ:
Пылинку с рукава смахнёт – поёт, ботфорты модные поправит – и те без песни не оставит, задав вопрос, ответа он не ждёт, а что-то тихое и грустное поёт, и даже, сунув зубочистку в рот, поёт, без устали поёт. Был меланхоликом когда-то мой дружище, так он на песню обменял своё жилище.
ГРАФИНЯ:
Посмотрим, что он пишет и когда вернётся.
(Распечатывает письмо.)
ШУТ:
Двор короля намедни посетив, об Изабель уже не мыслю. Ведь Изабели сельские парижским – не чета. Плотва из деревенской лужи - не ровня стерляди из славного Парижа, да и товар – в прекрасной упаковке, которую приятно развернуть. А не свихнулся ль Купидон мой ненароком? не жажду Изабель теперь ни телом и ни оком. Как скряга-старец – золотом владею, но немощь бдит и ничего не смею.
ГРАФИНЯ:
Что мы имеем здесь?
ШУТ:
Имеем то, что мы имеем.
(Уходит.)
ГРАФИНЯ (читает):
«Я посылаю вам сноху.
Она монарха свету возвратила,
Меня же – света белого лишила.
По воле государя я женился,
В кровать, однако, с нею не ложился,
И дал торжественно присягу,
Что никогда и впредь не лягу.
Пока весь свет об этом не узнал,
Узнайте первой: я сбежал.
И таково решение мое:
Держаться в мире дальше от неё .
Я не хотел вам лишних травм,
Несчастный ваш Бертрам».
Мальчишка скверный, как нехорошо пренебрегать услугами монарха, мишенью стать для их негодований, не оценив девицы добродетель, которой очарован сам король.
(Возвращается шут.)
ШУТ:
Там новость грустная явилась в лице военных и хозяйки молодой!
ГРАФИНЯ:
В чём дело? Говори.
ШУТ:
О, ваша честь! Толика утешенья в грусти есть.
И говорит она о том: не сразу сын погибнет, а потом.
ГРАФИНЯ:
Да отчего ж ему погибнуть?
ШУТ:
И я так думаю, коль верить разговорам, что сбежал. Когда б остался, вот тогда б и опасался. Мужчины с жизнью расстаются, и только дети остаются. А вот явились новости и сами, они побег озвучат голосами. Моя-то хата с краю. Бежал он. Больше ничего не знаю.
(Уходит.)
(Входят Елена и два дворянина.)
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Бог в помощь вам, графиня.
ЕЛЕНА:
Меня покинул граф, мадам, похоже, навсегда.
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
Не говорите так.
ГРАФИНЯ:
Терпенья наберись. Я столько радостей и горя испытала, что удивляться-то по-бабьи перестала. Скажите ж, наконец, где сын?
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
Направился он к герцогу Флоренции на службу,
Мы встретили его в пути, спеша с депешами к монарху.
Сейчас мы во Флоренцию намерены вернуться.
ЕЛЕНА:
Вот паспорт, выданный мне мужем.
(Читает):
«Когда мой перстень с пальца снимешь,
Который мне всегда носить,
Когда моё дитя обнимешь,
Коль можно без меня родить.
Тогда я – весь к твоим услугам,
Тогда и назовёшь супругом.
Но в каждой фразе, где пишу «тогда»
Я разумею только – «никогда».
Таков ужасный приговор.
ГРАФИНЯ:
Вы, господа, доставили письмо?
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Когда бы содержанье знали, его бы никогда не доставляли.
ГРАФИНЯ:
Прошу, графиня, вас не унывать,
Взвалив обузу эту на себя,
Вы от неё меня освободили.
Когда-то я имела сына,
Но я его лишаю нашей крови,
Теперь лишь ты – моя единственная дочь.
Он во Флоренцию направился сейчас?
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
Да, так оно и есть, графиня.
ГРАФИНЯ:
Отведать хочет участи солдатской?
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
Такая у него возвышенная цель.
И герцог, я не сомневаюсь,
Его за это по достоинству оценит.
ГРАФИНЯ:
Туда вы возвратитесь?
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Летим туда на самых быстрых крыльях.
ЕЛЕНА (читает):
«Жена-француженка навязана судьбой.
Я, Франция, сегодня не с тобой».
Как это горько.
ГРАФИНЯ:
Так он и пишет?
ЕЛЕНА:
Да, графиня.
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Рука – писала, сердце – бастовало.
ГРАФИНЯ:
«Жена-француженка навязана судьбой.
Я, Франция, сегодня не с тобой».
Елена стоит истинного мужа,
В толпе поклонников которой этот мальчик
Едва заметен был бы среди сотен многих,
Готовых ей служить беспрекословно.
Скажите, кто его сопровождает?
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Один слуга и дворянин,
Которого когда-то, где-то видел.
ГРАФИНЯ:
А не Пароль ли это?
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Да, ваша светлость, это он.
ГРАФИНЯ:
Пороков – кладезь, негодяй и склочник,
Запретного и гадкого источник.
Чем от рождения гордился графский сын,
Сгубил сей невоспитанный кретин.
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
Он более не стоит слов. И будем кратки:
Имел и будет он иметь всегда в достатке,
Что выявляет в нём сплошные недостатки.
ГРАФИНЯ:
Была вам рада, господа.
Скажите сыну – пусть он знает:
Что меч потерянную честь не возвращает.
И передайте это письмецо.
ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
Готовы вам служить во всем, графиня.
ГРАФИНЯ:
Любезность принимаю, а служить не надо.
Идёмте же со мной.
(Графиня с дворянами уходит.)
ЕЛЕНА:
«Жена-француженка навязана судьбой.
Я, Франция, сегодня не с тобой».
Жены во Франции не будет, Руссильон,
Ты обретёшь всё заново теперь.
Мой бедный граф!
Ужели я лишила родины тебя,
На растерзанье бросила войне-злодейке?
Ужели нежных глаз сверкающие стрелы,
Разящие под музыку дворцовых музыкантов,
Сменились на зловещие мушкеты,
Без жалости в мишень живую целясь?
О, вы, предвестники свинцовые смертей,
На огненных крылах летящие к нему,
Молю вас: мимо пронеситесь.
Зловещим свистом воздух оглашайте,
Пугайте до смерти, но смерть не посылайте.
Кто б в графа не стрелял, - заряд заложен мною,
Кто б в грудь его не бил, - он бьёт моей рукою,
И смерть его в бою несёт вину мою.
Уж лучше мне у льва погибнуть в пасти,
Но отвести от милого напасти.
Пусть беды рушатся на голову мою,
Я господа спасти его молю.
Вернись, мой Руссильон, домой,
Ведь, кроме шрамов, честь ничто не обретёт,
А потерять ты можешь всё на свете.
Присутствие моё тебя не огорчит:
Я удалюсь.
И будь твой дом подобен раю,
Где ангелы прислуживают мне,
Его я покидаю.
Пусть эхо горестного слуха,
Твоё, Бертрам, утешит ухо.
Как долог день, как время длится!
Хочу в ночи бесследно раствориться.
(Уходит.)