Семен Антонович посмотрел на часы: «Ах, ты боже мой! Да я уже вовсю опаздываю! Ай-ай-ай!» Он второпях накинул на плечи полотняную рубаху и, на ходу застегивая пуговицы, быстро вышел за калитку. Солнце уже стояло высоко, щедро одаривая лучами, пылающие разноцветьем, сады, луга, рощицу. Птичий гомон сливался со стрекотанием кузнечиков в траве и журчанием ручья в балке. Семен Антонович шел легкой, совсем не стариковской, походкой, улыбаясь и радуясь новому дню.
Пыля колесами, пузатый автобус затормозил у поворота. Двери со скрипом распахнулись, выпуская наружу розовощеких круглых теток с корзинами и кошелками. С шумом и гамом, свойственным южным селам, тетки весело разбредались по домам. И вот, наконец, с подножки автобуса спрыгнул маленький синеглазый мальчик со светлыми, словно тополиный пух, волосами.
- Дедушка! Я приехал! – мальчик бежал по проселочной дороге навстречу Семену Антоновичу, раскинув руки в стороны, как будто собирался взмыть вверх, к порхающим в облаках стрижам.
Семен Антонович подхватил внука на руки, легко подкинул вверх, а потом закружил, прижимая к себе:
- Вовчик! Да ты совсем большой стал! Как же я соскучился по тебе!
- Дедушка! Я тебе машину нарисовал! Большую и красную! А еще – собаку Заливайку! Помнишь, которую мы в прошлом году колбасой кормили? Дедушка! А мой Шмель, что за хатой живет, уже проснулся? – мальчик трещал без умолку, а дед молча улыбался, бережно держа в руке маленькую ладошку.
Володя стремительно и радостно распахнул калитку и сразу же метнулся в огород, за хату, где, щеголяя пестрыми нарядами, цвели мальвы.
- Шмель! Ты где, Шмель? – мальчик на коленках протиснулся к самым цветам. – Я приехал! Ну, вспомни меня, Шмель!
Из малиново-красного граммофона мальвы, отряхивая с лап налипшую пыльцу, выполз огромный, мохнатый, черно-оранжевый шмель. Зажужжав густым басом, он перелетел с цветка на плечо мальчика:
- Я ж-ж-ждал тебя, мой друж-ж-ж-жочек! Ты возьмешь меня с собой к реке? А то ж-ж-жарко…
- Шмель! Дождался! Не забыл! Конечно, возьму! – Володя легонько коснулся пальцем глянцево-прозрачного крыла. – Ты не улетай пока далеко, ладно? Я скоро!
Стол стоял прямо во дворе, под раскидистой яблоней. Запах свежего дедовского борща, сливающегося с медовым ароматом трав, растекался по всему двору, пробуждая радость и здоровый аппетит.
- Опять все коленки в пыли! Когда успел? – мама всплеснула руками. – Мой руки и садись за стол.
- Не ругай его, Нелюшка, - Семен Антонович взял со стола старый жестяной ковшик. – Давай-ка, Вовочка, я тебе водицы в умывальник плесну!
Володя протянул ладошки к старому, выкрашенному синей краской, умывальнику и нажал на прохладный рычаг. Вода весело брызнула во все стороны! От нее веяло свежестью, металлическим привкусом и целым летом приключений!
*****
Мама собрала со стола посуду и унесла ее в дом. Семен Антонович взял ведро и пошел к колодцу. Новенькая цепь с грохотом и лязгом полетела вниз, в темную глубину. А затем скрипучий деревянный вал долго наматывал ее на себя, поднимая со дна полное ведро ключевой воды – кристально чистой и удивительно вкусной.
- Ну, что, дедушка Семен? - мама вытирала руки о пестрый передник. – Справишься с внуком? Я ведь завтра утренним поездом уеду, на работу надо…
- Да не придумывай ты себе дело! Как не справлюсь? – Семен Антонович перелил воду в эмалированное ведро. – Вовчик парень смышленый, ласковый. Поладим мы с ним, не беспокойся.
А Володя тем временем переоделся и вышел на крыльцо – в стареньких штанишках до колена, в выцветшей футболке с едва заметной прорехой на плече и босиком:
- Деда! Я побежал! С Никодим Никодимычем поздороваюсь!
- Господи! – мама всплеснула руками. – Вова! Ты во что вырядился? Где ты откопал это старье? Сейчас же переоденься!
Но Володя уже не слышал ее! Одним махом он перепрыгнул через старый плетень, даже не задев его и, словно на крыльях, помчался куда-то по проселочной дороге.
- Вот как же тут не волноваться? – мама рассерженно повернулась к Семену Антоновичу. – Совершенный неслух растет! А кто такой Никодим Никодимыч?
- Понапрасну сердишься, Нелюшка, Вова послушный и обязательный мальчик. Одёжа у него с прошлого лета в шкафу лежала, я выстирал ее и прибрал. А Никодим Никодимыч – это гусь. Мы в прошлом году с ним познакомились.
- Верно говорят – что старый, что малый! С гусем они познакомились! Он сам сообщил вам свое имя? – мама засмеялась.
… Никодим Никодимыч дремал в тихой заводи, положив голову под крыло. Плакучая ива склонилась над рекой, макая в нее свои зеленые косы. Тоненькие водомерки стайками скользили по воде, не обращая внимания на спящего гуся. Пучеглазая лягушка забралась на лист кувшинки и растянулась на нем во весь рост, млея на солнышке.
Володя, скользя босыми пятками по траве, съехал по крутому берегу к самой воде. Лягушка, выпучив глаза, тут же нырнула в воду. Мальчик, ступая по илистому дну, подобрался совсем близко к заводи, где дремал большой серый гусь.
- Никодим Никодимыч! - звонко и радостно крикнул Володя. - Здравствуй! Я приехал!
Гусь ошарашено встрепенулся, шумно захлопал по воде глянцевыми крыльями, окатив мальчика с ног до головы водопадом солнечных брызг, и с громким криком ринулся на середину реки.
- Что же ты, Никодим Никодимыч? ...- Володя стоял на берегу весь мокрый от брызг и растерянно смотрел на гуся.
А Никодим Никодимыч, отплыв на безопасное расстояние, сердито жаловался соседям на бестолкового мальчишку, нарушившего его послеобеденный сон. Володя глубоко вздохнул и повернулся, чтобы идти обратно, но босая нога скользнула по илу, и мальчик шлепнулся в воду.
*****
Семен Антонович с трудом сдерживал улыбку, увидав в проеме калитки мокрого, перепачканного в буро-зеленом иле, внука. Но по возможности серьезно, спросил:
- Владимир, что произошло?
Володя, всхлипывая от досады, рассказал, как соня Никодим Никодимыч не узнал его, как с перепугу обрызгал водой, и как он сам оступился и упал в самую жижу у берега.
- Дедушка! - мальчик посмотрел деду в глаза. - Всего-то год прошел! А он не узнал меня...
- Вот что, Вовчик, - дед, наконец, улыбнулся. - С Никодим Никодимычем мы потом поговорим. А пока что снимай одежу и пойдем-ка приведем тебя в божеский вид, пока матери дома нет.
Жаркое летнее солнышко нагрело огромный железный бак с водой, и упругие струйки теплой воды смывали с Володиной макушки, спины и коленок бурый ил. В душевой пахло свежеструганными досками, мокрой крапивой и детским мылом. А потом дед Семен обернул мальчика льняным полотенцем, взял на руки и унес в сад, где под тенистой ивой был натянут старенький гамак.
- Ты полежи здесь маленько, отдохни с дороги, - Семен Антонович накрыл Володю простыней - А я пока тут по хозяйству.
Ива за дедовской хатой была огромная, почти такая же, как та, что у реки, где плавал бестолковый гусь Никодим Никодимыч. Она шелестела своими зелеными косами, тихонько качая гамак, и напевала колыбельную песню. И таяли в полуденном мареве южного неба ромашки на лугу, мальвы под окнами, проселочная дорога и все печали и неприятности. Ресницы становились тяжелыми, веки сладкими и липкими, словно гречишный мед - глазки закрывай, баю-бай...
- Где Володя? - мама вернулась с рынка, неся в руках полные сумки.
- Набегался, спит, - Семен Антонович выплеснул из таза мыльную воду.
На веревке, словно первомайские флаги, трепетали выстиранные штанишки и футболка. Мама покачала головой, вздохнула и ушла в дом. А Семен Антонович тихонечко усмехнулся в усы.
Володя проснулся, когда солнце уже задевало крыши домов. Большая серая ворона села на ветку и уставилась на мальчика. Володя сел в гамаке и тоже стал пристально смотреть на нее. Ворона заерзала на ветке и сделала вид, что ей все равно: клюнула, проползавшую мимо, букашку, пригладила перья на спине и мечтательно посмотрела куда-то вдаль, за картофельную грядку. Однако, одним глазком она потихоньку поглядывала на белокурого мальчика с синими, словно летнее небо, глазами. Володя заговорил первым:
- Здравствуй, Ворона! Ты здесь живешь? А я к дедушке приехал! На все лето!
Ворона повернулась и молча продолжала таращиться на него.
- А! Я понял! - Володя засмеялся. - Ты просто не умеешь разговаривать!
- К-ррр-а! Это я-то не умею??? - Ворона явно была возмущена. - Да еще когда твой дедушка был таким же маленьким, как ты, я уже умела разговаривать!
- Ух ты! - Володя чуть не вывалился из гамака от удивления. - Вот это да! А почему ты раньше со мной не разговаривала?
- Да потому, что ты раньше и разговаривать-то толком не умел! - Ворона засмеялась, словно телега заскрипела.
- Ой! Ворона! А хочешь, я нарисую твой портрет?
- Портрет? Хм. - Ворона была озадачена. - Еще никто не рисовал мой портрет. Никогда.
- А я нарисую! Ты подожди меня здесь! Я сейчас краски принесу! - Володя спрыгнул на землю и побежал к дому. - Мама! Где мои краски лежат?
Мама вышла на крыльцо:
- Ты хоть бы штаны одел, художник!
Володя сдернул с веревки высохшие штанишки, прямо на ходу запрыгнул в них и исчез в дверном проеме. Через минуту он снова стоял на пороге с коробкой акварельных красок и кисточкой:
- Дедушка! А во что водички можно набрать?
Семен Антонович протянул ему банку с водой:
- А что рисовать будешь?
- Портрет! Она ждет меня там, в саду! - стараясь не расплескать воду, Володя быстро засеменил к гамаку.
- Кто тебя там ждет? - мама, глубоко вздохнув, покачала головой.
- Ворона! - донеслось из глубины сада.
- Фантазер...- мама рассеянно смотрела ему в след.
- Художник и должен быть фантазером, - улыбнулся Семен Антонович. - Не мешай ему.
... Краски ложились на альбомный лист ровно, красивыми яркими мазками - синими, красными, желтыми...
- Уже можно смотреть? - Ворона нетерпеливо позировала, сидя на ветке.
- Сейчас! Еще чуточку! - Володя от старания высунул кончик языка. - Вот теперь все! Можешь смотреть!
Ворона слетела вниз, пристроившись на краю гамака:
- Вот это да! - изумилась она. - Какой красивый и нарядный портрет! Никто раньше даже не замечал во мне таких ярких красок! Все только и говорят - серая да грязная...
- Ну какая же ты серая? - улыбнулся Володя. - Вон солнышко отражается на перьях оранжевой краской! А крылья совсем синие! Как небо!
- Ты станешь знаменитым художником. Когда вырастешь, - Ворона снова села на ветку. - Ты видишь то, чего не видят другие! Будь здо-рррр-ов!
Взмахнув огромными, синими, как небо над хатой, крыльями, Ворона полетела прочь.
- До свидания! - кричал ей вслед Володя.
*****
Вечер наступил быстро. Солнце опустилось за горизонт и залило пунцово-радостным светом полнеба! А потом все вмиг погасло - южная ночь всегда наступает внезапно. Словно черное бархатное покрывало укутало все вокруг - дедушкину хату, старую иву, проселочную дорогу... А в траве, словно драгоценные камни, сияли синие и зеленые огоньки. Это светлячки зажгли свою вечернюю иллюминацию.
Володя тихонечко сидел за столом во дворе, с которого только что унесли в дом пустые тарелки. Было слышно, как дедушка Семен Антонович прошел по дорожке к колодцу за водой. Вот брякнуло ведро, потом зазвенела цепь, разрезая тишину металлическим бряцаньем, потом заскрипел вал, поднимая из черной глубины ведро с водой...
Вторя друг дружке, затянули свою бесконечную песню сверчки. А на небе золотой россыпью, словно монетки в волосах у цыганки, сверкали звезды! Они были низко-низко, как будто небо склонилось над самой головой! Вокруг растекалась мягкая теплая темнота, в которой совсем не было страха.
"Топ-топ-топ!" - вдруг раздалось совсем рядом! Володя повернул голову, но никого не увидел. "Топ-топ-топ!" - снова раздалось из темноты.
- Кто здесь? - Володя поджал ноги на скамейку.
И тут в полосу света от приоткрытой двери прямо на крыльцо вышел ёжик! Он был круглый, с острыми шелестящими иголками.
- Ёжик! - позвал его Володя. -Ёжик! Ты куда бежишь?
Ёж остановился, посмотрел на мальчика своими черными глазками-бусинками, но ничего не ответил, спустился с крыльца и протопал по тропинке в сад.
- Дедушка! - Володя заглянул на кухню. - А ты разрешишь мне спать в твоей мастерской? Как в прошлом году?
- Вова! Ну, чего ты опять выдумываешь? - мама строго посмотрела на сына. - Я тебе уже в хате постелила!
- Ну, ма! Ну, пожалуйста! - запричитал Володя. - Там так хорошо!
- А чего ж? Что тут плохого? - вступился за внука дед - Там действительно хорошо, тепло и воздух свежий! Пусть спит!
В мастерской Семена Антоновича пахло опилками, столярным клеем и свежескошенным сеном. Сено лежало на полу, вместо ковра и можно было ходить по нему босиком!
Володя уютно устроился на лежанке под стареньким байковым одеяльцем и стал смотреть вверх, где сквозь узкую щелочку у края крыши были видны звезды. И тут кто-то мягкий и теплый прыгнул к нему на постель!
- Кот! Это ты? - почему-то шепотом спросил мальчик.
- М-р-р-р... Я-а-а-а...- черный с белой манишкой Кот улегся рядом и замурлыкал свою песенку.
- Кот! Я скучал по тебе! Где ты был сегодня? Дедушка искал тебя. - Володя погладил шелковистую спинку.
- Я сам себе Кот! Где хочу, там и хожу! - Кот продолжал звонко мурлыкать.
- Расскажи мне сказку....
- Нет, я лучше спою тебе Колыбельную, - Кот протяжно зевнул. - Закрывай глаза и слушай...
И Кот замурлыкал громче, вторя сверчкам, от чего в мастерской стоял гулкий монотонный рокот, сквозь который иногда пробивался тонкий, как иголочка, комариный писк, и откуда-то издалека, наверное, с самой реки, доносилось многоголосое кваканье лягушек.
Володя закрыл глаза и, казалось, полетел высоко-высоко, к самым звездам, широко раскинув руки, словно хотел обнять всю землю! И теплый ветер качал его, на пушистых облаках, унося все выше и выше....
*****
Взъерошенный воробей сидел под самой крышей и звонко чирикал на всю округу: "Жив! Жив!" Володя открыл глаза. Солнечный зайчик крался по подушке, норовя пощекотать кончики ресниц. Мурлыка Кот уже ушел куда-то по своим кошачьим делам. Где-то далеко замычала корова. Загрохотала колодезная цепь - дедушка Семен набирал воду.
- Дедушка! Доброе утро! - Володя распахнул дверь мастерской и выпорхнул во двор, как подросший птенец из скворечника.
- А! Проснулся! - Семен Антонович подхватил полное воды ведро. - Умывайся, да пойдем по делам сходим. А заодно и к Никодим Никодимычу заглянем.
За обе щеки Володя трескал свежеиспеченный деревенский хлеб с медом, запивая парным молоком. А дед с удовольствием смотрел на внука и улыбался.
- Дедушка! А мама уже уехала? И не разбудила меня?
- Она очень рано уезжала, еще темно было. Ты крепко спал. Теперь мы с тобой вдвоем на хозяйстве остались.
А потом, не спеша, болтая о том, о сем, они дошли до сельсовета, где Семен Антонович разыскал какого-то Василия Ивановича и передал ему запечатанный конверт с синей печатью. После чего сказал Володе:
- Ну, а теперь зайдем в булочную - и прямиком к Никодим Никодимычу!
Никодим Никодимыч загорал на прежнем месте. Только в этот раз он не спал, а процеживал клювом ил у берега, выискивая там что-нибудь вкусненькое. От своих собратьев он держался особняком, ревниво охраняя свою территорию. Завидев приближающихся людей, гусь на всякий случай отплыл подальше от берега и недовольно косился на тех, кто помешал его завтраку.
Володя еще издалека закричал:
- Никодим Никодимыч! А мы к тебе в гости пришли!
- Погоди, не шуми так, - Семен Антонович спустился к воде и присел на песчаный берег - Иди сюда, Вова. Садись рядышком, только тихонько.
Когда гусь успокоился, Семен Антонович достал из авоськи булку с маком и заговорил с ним:
- Эй! Никодим Никодимыч! Плыви сюда, гусь лапчатый!
Никодим Никодимыч насторожился и отплыл еще дальше, однако не сводил глаз с Семена Антоновича.
- Никодимыч! Булка! Булка! Иди сюда, птица серая! - дедушка Семен стал неторопливо бросать кусочки ароматной булки в воду.
И Никодим Никодимыч сдался! Захлопал по воде крыльями, загоготал: "Кодим! Кодим!", подплыл к самому берегу и стал подбирать размокшую в воде булку.
- Держи, Вовчик, булку, протяни ему на ладошке, - Семен Антонович отломил целых полбулки и подал Володе. - Только не все сразу, понемногу давай.
Володя тоже стал крошить булку гусю. И вскоре Никодим Никодимыч без страха и стеснения брал булку прямо из рук, приговаривая: "Кодим! Кодим!"
- Никодим Никодимыч! - ласково повторял мальчик, - Ты теперь вспомнил меня?
- Не так длинна гусиная память, - улыбнулся Семен Антонович. - От булки до булки!
Дома Володя снова достал свои краски и в альбоме появился портрет Никодима Никодимыча - в шляпе, с министерским портфелем, из которого предательски выглядывала булка с маком!
А вечером они с дедушкой сидели на скамеечке за хатой и слушали разноголосую тишину южного вечера. Но вот дружный лягушачий хор и разнобой стрекотанья сверчков вдруг нарушило пробное "Тинь!" А потом разлилась над всей округой соловьиная трель! Первому солисту вторили соседи, выводя замысловатые коленца! Володя слушал, затаив дыхание:
- Дедушка! Как красиво!
- Это Вовчик, и есть - соловьиная ночь! Здесь не нужны слова, эти песни сердцем слушают.
Уснул Володя быстро, почти сразу - так легко было на душе от соловьиной песни.
*****
В зарослях цветущих мальв было пыльно. Пестрые, как ситцевый сарафан – красные, белые, розовые, желтые – всевозможных оттенков, цветы, едва колыхались от теплого ветерка, качая бархатными головками.
- Шмель! Ты где? – Володя по-пластунски пробирался сквозь заросли.
- Жжжжж! – празднично-полосатый Шмель выбрался из цветка. – Я жжжж-дал тебя! Мы пойдем гулять? Я так давно не выбирался на прогулку!
- Эх, ты! – Володя засмеялся. – У тебя же есть крылья!
- Я жжжжж-иву здесь, в мальвах! – оправдывался Шмель. – Подумай сам, сколько у меня работы е-жжже-дневно! В ка-жжжж-дый цветок заползти надо, ка-жжж-дую тычиночку опылить! Вот и выходит, что мне гулять-то некогда!
- Ладно! – смирился с доводами Володя. – Полезай в коробок!
Шмель с трудом протиснулся в спичечный коробок и зазвенел уже из-под крышки:
- Жжжж! А ты мне вкусненького не забыл поло-жжж-ить?
- Не забыл! Не забыл! Там сахарочек для тебя есть! – Володя выбрался из кустов, аккуратно положил коробок в карман и уже на ходу крикнул. – Дедушка! Я гулять пойду!
От реки веяло спасительной прохладой. Камыши у берега тихонько перешептывались друг с другом, плакучие ивы склонялись над водой, любуясь своим отражением. Изумрудно-зеленые, перламутрово-фиолетовые и золотисто-коричневые стрекозы, едва касаясь лапками тонких листьев осоки, мерцали повсюду, словно сказочные феи.
Володя вынул из кармана и открыл спичечный коробок:
- Ну, вот и пришли! Шмель! Выходи!
Шмель выполз наружу и сел мальчику на плечо:
- Красота! Только жжжж-арко!
- И ничего не жарко! Ты будешь летать?
Шмель с томным жужжанием слетел с Володиного плеча и сел на ветку ивы:
- Я поси-жжж-у здесь, покачаюсь!
- Хорошо! А я пока искупаюсь! – Володя сбросил одежду на песок и со всего маха плюхнулся в воду.
Лягушки с перепугу шарахнулись в разные стороны, оставив на плоских листах кувшинок мокрые отпечатки своих ладошек. Володя с головой погрузился в воду. Зеленая прохлада ласково обнимала все тело, снимая усталость от летнего зноя. Мальчик открыл глаза: водоросли медленно колыхались, баюкая в своих листьях распуганных лягушек и юрких тритонов. Вдруг радостный золотисто-зеленый свет внезапно померк. Володя вынырнул: темная серая туча закрыла солнце. Ветер, словно вырвавшись из долгого плена, пробежал по камышам, зашумел в ветках деревьев. Задремавший Шмель соскользнул с листа и, подхваченный порывом расшалившегося ветра, кубарем полетел куда-то вдоль реки, в сторону разбуженного леса.
- Шмель! Дружочек! Куда ты? Подожди! – испугался Володя. - Держись! Я сейчас!
Подхватив лежавшую на песке одежду, мальчик побежал вслед стремительно мчащейся вперед черной точке.
А сердитая серая туча становилась все больше и больше. И вот уже полнеба окрасилось свинцово-лиловым цветом. Володя уже давно потерял Шмеля из виду. Размазывая по щекам слезы отчаяния, он сел на замшелый пенек, натянул смятые штанишки на еще сырые плавки и, зябко поежившись от неожиданной прохлады, одел футболку. Собравшись уже продолжить поиск пропавшего Шмеля, мальчик вдруг услыхал где-то под ногами едва различимое «Б-з-з-з…» Шмель лежал в траве, опрокинувшись на спину, и пытался перевернуться.
- Шмель! Ты жив? – Володя двумя ладошками согревал Шмеля. – Как же я испугался!
Шмель только молча крутил головой и дребезжал крыльями.
- Ничего, - мальчик аккуратно положил его в коробку. – Теперь все будет хорошо.
Огромная капля шлепнулась Володе прямо на нос. А за ней еще одна и еще, и еще! И вот уже целый ливень хлынул на землю! Бережно прижимая к себе коробку, Володя протиснулся под огромную корягу.
Под корягой было сыро, пахло прелыми листьями и грибами. Вода сочилась сквозь рыхлую землю, протекала меж корнями, но все же, не лилась на голову сплошным потоком.
Летний ливень закончился так же внезапно, как и начался. Небо было еще затянуто облаками, и мелкий дождик слегка моросил, словно тонкая вуаль из тысяч мелких капель покрывала землю. От сырости под корягой Володя продрог. Он выбрался наружу, как смог, отряхнулся, достал коробок, чтобы проверить Шмеля. Шмель забился в угол и тоже вздрагивал от сырости.
- Ничего, Шмель! Потерпи еще немножко, сейчас пойдем домой, - Володя оглянулся по сторонам.
А вокруг шумели деревья, качая своими густыми кронами, высокая трава и кустарник плотной шапкой росли на земле - ни дорожки, ни тропинки рядом не было! Володя побежал сквозь заросли сначала в одну сторону, потом в другую, но вокруг были все те же кусты и деревья. Мальчик испугался. Страх поднимался откуда-то изнутри, захлестывая холодной волной сначала область живота, а потом заставил замереть маленькое храброе сердечко.
И только когда уже стало темнеть, Володя вышел на тропинку. Дождь кончился, солнце прикоснулось алым шлейфом к горизонту, на небе стали загораться первые звездочки... Маленький белокурый мальчик стоял на тропинке, крутил головой во все стороны и никак не мог понять, куда ему идти. А сумерки опускались все ниже и ниже, скользя страшными серыми тенями по мокрым листьям. Ах, как хотелось вдруг взять и оказаться в уютной дедушкиной мастерской! Ну, или хотя бы в саду! Ну, пусть даже на проселочной дороге...
От бессилия и страха Володя заплакал.
- Дедушка! - тихонько шептал он.
И тут в кустах зловещими зелеными огоньками сверкнули два глаза! Ужас охватил мальчика! Он закричал.
Но что-то мягкое и пушистое коснулось его ног:
- М-р-р-р... Ну, чего ты орешь на весь лес? Эдак ты мне всех мышей распугаешь!
- Кот? Это ты? ... - голос Володи дрожал.
- А кто же еще? - Кот сел посредине тропинки. - Почему ты не идешь домой? Тебя обыскались все!
- А я заблудился, - синие Володины глаза все еще были мокрыми от слез. - Я не знаю, куда идти...
- М-р-р-р... Не тот пропал, кто в беду попал, а тот пропал, кто духом упал. Ну-ка смотри, - и Кот кивнул на тропинку. - вот в ту сторону тропинка вниз бежит, а обратно - поднимается. Верно?
- Верно, - слезы на глазах просохли.
- М-р-р-р... Раз ты у реки был, значит, надо вниз спуститься?
- Какой ты умный, Кот! - обрадовался Володя. - И как я раньше не догадался!
- Сам знаю! - процедил в усы Кот, и уже громче добавил. - А не догадался, потому, что испугался. И кроме страха своего, ничего вокруг не замечал. Пойдем, а то простынешь.
Вскоре тропинка стала шире и у излучины реки засверкали огоньки родного села. Вдалеке, на проселочной дороге, мальчик заметил человека в знакомой полотняной рубахе. Человек обеспокоенно оглядывался по сторонам, а потом громко крикнул в темноту:
- Володя!!!
- Мр-р-р... Ну, чего же ты рот разинул, олух? - Кот возмущенно посмотрел на мальчика. - Беги!
- Кот! А ты? Ты не потеряешься?
- Я сам себе Кот! - Кот снисходительно фыркнул и молча пошел в другую сторону, словно ему и дела не было до маленького мальчика с льняными кудряшками.
А Володя с радостным криком "Дедушка!" уже бежал под горку навстречу человеку в полотняной рубахе.
Семен Антонович подхватил внука на руки, прижал к себе и облегченно вздохнул:
- Ну где же ты был, путешественник? Да ты весь мокрый!
Дед взял Володю на руки, как маленького, и направился по проселочной дороге к дому. Сначала мальчик что-то бормотал, пытаясь рассказать о своих приключениях, но тепло дедовских рук, запах хозяйственного мыла от рубахи и чувство надежности убаюкали его, и он уснул.
*****
Лето всегда заканчивается очень быстро. Гораздо быстрее, чем успеешь это осознать. Казалось, только вчера все начиналось, а сегодня во дворах уже запахло астрами и застучали по земле падающие с деревьев каштаны... Осень...
Завтра приедет мама и заберет Володю с собой в город. А дедушка Семен Антонович снова будет ждать внука весь год..., И Шмель обещал ждать! То есть, сначала он, конечно, даже разговаривать не хотел, но потом отоспался и обсох в розовом цветке мальвы и пообещал ждать...
Володя сидел в гамаке, тихонько покачиваясь, и держал на коленях свой альбом. Вот Ворона - яркая и нарядная! А вот Никодим Никодимыч - важный и бестолковый! Там еще был Кот, на тропинке в лесу, Шмель, цепляющийся лапками за лист осоки, стараясь удержаться на сильном ветру. И даже дедушка Семен Антонович, поднимающий из колодца ведро с водой.
На ветку дерева опустилась Ворона:
- К-р-р-р-а! Пр-р-р-ивет, сосед! Уезжаешь, говорят?
- Уезжаю, - вздохнул Володя.
- А можно я посмотрю твои рисунки? - Ворона уселась рядом.
Володя снова открыл альбом, а Ворона подолгу рассматривала каждый рисунок, водя клювом по страницам. Наконец, она посмотрела все и задумчиво взглянула мальчику в глаза:
- У тебя есть булка?
- Ты совсем, как Никодим Никодимыч! - засмеялся Володя. - Нет, булки у меня нет. Зато есть карамелька! Хочешь?
Ворона подозрительно покосилась на пестрый фантик, а потом аккуратно взяла его клювом, удивительно быстро развернула, расклевала конфету и со смаком проглотила ее:
- К-р-р-ра! Что ж, карамелька тоже ничего! Но булка была бы лучше! - прокаркала она, а потом глубокомысленно добавила - А все же, мой пор-р-ртрет самый кр-р-р-расивый! Ты можешь мне его подарить?
- Могу! Только куда ты его повесишь?
Ворона задумалась. Потом огляделась по сторонам и сказала:
- А ты повесь его вот здесь, под крышей хаты, чтобы дождь не мочил. Когда мне будет грустно, когда меня снова станут называть серой и грязной, я буду прилетать сюда и смотреть на мой портрет.
Маленькими гвоздиками, которые нашлись в мастерской Семена Антоновича, Володя приколотил рисунок к стене под самой крышей. Ворона терпеливо ждала. А когда мальчик закончил и слез со стремянки, она прыгнула к нему на плечо и негромко, на самое ухо проговорила:
- А теперь послушай старую мудрую Ворону! Ты вырастешь и станешь настоящим художником! Солнечным художником! А знаешь, почему?
- Почему? - тоже шепотом спросил Володя.
- Потому, что серые будни ты раскрашиваешь яркими красками! И поэтому в твоих рисунках живет солнце! - сказала Ворона, взмахнула огромными черными крыльями, в которых синим глянцем отражалось небо и взмыла вверх.
... Дедушка Семен Антонович махал рукой вслед пузатому автобусу, увозившему в город его любимого внука Володю. Земля, еще хранившая в себе летнее тепло, уже пахла осенью: сухой стерней на полях, ароматом спелого винограда, сочными осенними цветами...
*****
Как странно порой ведет себя время... Какие-то полчаса могут тянуться целую вечность, а двадцать лет пролетают незаметно, словно вздох... Человек строит планы, жизнь, страну. А потом вдруг все рушится в один миг - и страна, и жизнь, и планы... И человек снова и снова остается один на один с самим собой.
Как-то совсем незаметно светлые кудряшки на головушке белокурого синеглазого мальчика сначала потемнели, а потом, как у деда Семена Антоновича, заблестели серебряными нитями седины, и Володю все вдруг стали называть по имени-отчеству...
... Владимир Николаевич приехал в дедовский дом накануне вечером. Дом был пуст. Старые балки на потолке замшели и потрескались от времени, клочья паутины гирляндами опускались вниз и застили свет в окнах. Мальвы, что росли возле хаты, сплошь заросли крапивой и чертополохом...
Проснувшись утром, Владимир Николаевич посмотрел в треснувшее, засиженное мухами, зеркало, что стояло на краю стола. Смутное отражение в нем оставляло желать лучшего: отекшее, небритое лицо уже немолодого человека, покрасневшие от напряжения глаза, спутавшиеся волосы. Кроме того, чертовски болела голова! И только глаза - бездонно-синие, как летнее небо, напоминали маленького мальчика Володю, который бегал когда-то по проселочной дороге... Но это было где-то очень далеко, по ту сторону жизни...
"Бум!" - через распахнутое окно на стол прыгнул черный, с белой манишкой Кот. Брезгливо тряхнув лапой, он уронил со стола не допитую бутылку "Столичной", уселся напротив и уставился на человека за столом.
- М-р-р-р... Неужели это ты? - сладко процедил Кот сквозь усы.
Владимир Николаевич с трудом поднял голову и, увидев Кота, удивленно произнес:
- Кот??! Не может быть! Коты столько не живут!
- Ты забываешь, что у кошки девять жизней, - Кот зевнул. - Что теперь намерен делать? То же самое, что и сегодня ночью? А ведь лето только начинается! Так, кажется, говорил когда-то твой дед?
Владимир Николаевич посмотрел на упавшую на пол бутылку:
- Эх, Кот... Мне все равно, что начинается! Понимаешь, меня больше нет! Для всех я давно умер! Да где тебе понять, что это значит! Слышишь, Кот? Не справился я... С жизнью своей не справился...
Кот потянулся, подошел ближе и потерся боком о не стриженые и неухоженные волосы большого уже мальчика Володи:
- М-р-р-р... Не тот пропал, кто в беду попал, а тот пропал, кто духом упал! Помнишь?
- Помню...- Владимир Николаевич поднял голову. - Ты меня из леса вывел, когда я заблудился... Очень страшно было. Может, и теперь ты знаешь, что мне делать, Кот? Ну, или хотя бы, с чего начать?
- Знаю, конечно, - Кот уверенно спрыгнул на пол и остановился в углу комнаты, рядом с жестяным ведром, в котором дедушка Семен Антонович носил воду из колодца.
- С ведра и тряпки! Запомни - удача не любит неудачников! А успех бежит из тех мест, где наступает разруха!
Все лето Владимир Николаевич был занят тем, что приводил в порядок дедовский дом: перекрывал полы, крышу, менял балки, красил двери, белил стены, чинил печку. А по вечерам приходил Кот и мурлыкал ему свои колыбельные песни. И как-то незаметно отступила боль! Затянулись старые раны, и Владимир Николаевич, спустя многое время, вновь стал улыбаться людям своей удивительно солнечной улыбкой!
Пришла весна, зацвели сады. Жирная земля парила и дышала новой жизнью под лезвием лопаты! В который раз все вокруг снова потянулось к солнцу!
- Слышишь, Кот? - Владимир Николаевич погладил Кота по спине. - По осени у нас с тобой свой урожай будет! Свой! Не купленный! Понимаешь, Кот?
А Кот млел на весеннем солнышке и звонко мурлыкал в знак согласия.
…Ах, как бесконечно долго может тянуться время в забытьи от стакана до стакана, безвозвратно и безрезультатно утекая сквозь мутное стекло! И как быстро оно мчится, оставляя свой след в труде, созидании и в людской памяти! В мастерской Семена Антоновича снова запахло красками. Только другими, красками настоящего художника. Владимир Николаевич почти закончил работу и теперь критически смотрел на холст.
А на холсте яркими цветами полыхало далекое лето давно минувшего детства! Плакучая ива за дедовской хатой была огромная, почти такая же, как та, что у реки, где когда-то плавал бестолковый гусь Никодим Никодимыч. Она шелестела своими зелеными косами, тихонько качая старенький гамак, в котором спал белокурый мальчик, и напевала колыбельную песню. И таяли в полуденном мареве южного неба ромашки на лугу, мальвы под окнами, проселочная дорога и все печали и неприятности.
- К-р-р-ра! - в окошко заглянула серая Ворона. - Вот! А что я тебе говорила! Ты теперь - настоящий художник! Даже больше. Ты умеешь видеть сквозь вр-р-р-емя!
- Ворона! - Владимир Николаевич опешил. - Та самая? Или у тебя тоже девять жизней, как у Кота?
- Хор-р-р-рошо! Солнечно! Р-р-радостно! - Ворона продолжала рассматривать, пахнущий красками, холст и явно игнорировала вопрос. - А все-таки, мой пор-р-р-ртрет был кр-р-р-раше!
- Ворона! Та самая Ворона! Как же так? - Владимир Николаевич улыбался. - Я так рад тебя видеть!
- Кр-р-р-р-а! У меня нет девяти жизней, как у Кота, - Ворона, наконец, соизволила ответить на вопрос. - Но я помню маленьким твоего дедушку, Семена Антоновича, и надеюсь еще познакомиться с твоим внуком!
- Ах, ты боже мой! - спохватился вдруг Владимир Николаевич и взглянул на часы: - Да я уже вовсю опаздываю! Ай-ай-ай!
Он второпях накинул на плечи полотняную рубаху и, на ходу застегивая пуговицы, быстро вышел за калитку. Солнце уже стояло высоко, щедро одаривая лучами, пылающие разноцветьем, сады, луга, рощицу. Птичий гомон сливался со стрекотанием кузнечиков в траве и журчанием ручья в балке. Владимир Николаевич шел легкой, совсем не стариковской, походкой, улыбаясь и радуясь новому дню.
Пыля колесами, пузатый автобус затормозил у поворота. Двери со скрипом распахнулись, выпуская наружу розовощеких круглых теток с корзинами и кошелками. С шумом и гамом, свойственным южным селам, тетки весело разбредались по домам. И вот, наконец, с подножки автобуса спрыгнул маленький синеглазый мальчик со светлыми, словно тополиный пух, волосами.
- Дедушка! Я приехал! – мальчик бежал по проселочной дороге навстречу Владимиру Николаевичу, раскинув руки в стороны, как будто собирался взмыть вверх, к порхающим в облаках стрижам.
Иллюстрация художника ВЛАДИМИРА ЧЕРЁМИНА
Эскиз к детстким воспоминаниям: http://www.litres.ru