Отчаянье
Голое отчаянье, невозможно подняться, лишь насладившись страданием, я могу успокоиться.
Франц Кафка.
«Как жизнь, Франц Исак?» - пролетела фраза в голове не очень молодого человека, сидящего за стойкой бара, склонив голову так, что бы было легко спать, от чувства усталости вызванного нудной работой, которой пришлось заниматься до девяти часов вечера без остановки. Но работа кончилась, и он отправился в ближайшую забегаловку, расположенную между домом и работой. Место было не особенно роскошным, но зато тихим и воздух стоял здесь постоянно свежим, что не могло не радовать. Не хотелось добавлять к головной боли еще и жжение в носу, и тошноту, вызванную чем-то вроде отходов.
Мужчина, тридцати четырех лет, хорошо одетый с вытянутым овалом лица, на котором с явной выразительностью проглядывали скулы, с тонкой линией губ и с глубокими, серыми глазами, поднял голову и ни кого не увидел, кроме как бармена стоящего в другом конце барнной стойки и разговаривающего по телефону притом шепотом, по-видимому, с девушкой, дабы не услышал управляющий, находящийся в своей комнате с раскрытой настежь дверью. Рядом стояла кружка с не допитым пивом.
В баре ни кого не было. Для большого наплыва людей еще рано. Еще только половина одиннадцатого, все придут полдвенадцатого. Самое-то время, когда в их маленьком городке взрослые дяди, а иногда и тети, уложив своих детей спать, отправлялись на ночные посиделки. Это не значит, что все взрослые этого маленького тихого городка бросают своих детей и отправляются веселиться всю ночь напролет. Забывая, что завтра на работу. Нет, конечно. Просто сегодня суббота, а завтра у большинства жителей этого славного города выходной день. И некоторые из этого большинства любят отдохнуть в таких заведениях как этот. А остальная часть предпочитает домашний уют, тепло близкого человека, согласного поделится этим теплом, если конечно имеется такой человек, ведь всякое бывает.
Вот, к примеру, у Франца Исака никого нет, кроме друзей, которые должны в скором времени прийти, поэтому он и является первым посетителем бара.
Осмотрев столики пустующие в ожидании вот-вот явившегося люда, он провел рукой по больной голове и не найдя ни кого кто мог бы ему задать вопрос, повернулся к барнной стойке. В кружке стоящей рядом находилось пиво, пена которого ушла на нет. Да и вообще половина уже испита, а вторую продолжать не хотелось, так как она не поможет от головной боли. Этот вывод он сделал исходя из результата первой половины. «Сегодня алкоголь пить не буду» - сказал он сам себе – «Глупо, тратить деньги впустую, а может да, же и во вред». Как бы там ни было, он отодвинул кружку в сторону, так, что бы бармен смог забрать её и попросил у него стакан воды и таблетку аспирина. Размешав одно в другом и выпив полученную смесь, он положил голову на стойку бара, предварительно подложив руки. И заснул.
Проснулся он, когда народ заполонил заведение. Его левая рука затекла от чего он начал её массировать и шевелить пальцами. Голова по-прежнему его мучила, но уже не с такой силой. Друзей, что обещали прийти, не было видно. Он встал и направился в уборную, что бы прийти в более бодрое состояние, он прошагал по узкому коридору стены, которого были уложены серо-блестящей плиткой, и в них мелькало его расплывчатое отражение. Дойдя до конца коридора, он свернул, налево открыв потертую беловатую дверь, ручка которой была круглой, позолоченного оттенка и слегка покачивалась в руках от частого использования. Стены уборной были так же уложены той же плиткой, потолок здесь сразу же давал о себе знать, слишком низким расположением, при росте Франца, метр восемьдесят пять, он мог с легкостью достать до потолка, не вставая на цыпочки. Этот потолок был выбелен побелкой. И своим нависанием над головой сильно давил на человека приводя его в состояние сжатости, вызывая чувство дискомфорта, усиления головной боли, и тошноты. Не смотря на низкие потолки помещение, было не маленькое, он так же как коридор вытягивалось вглубь, но по сравнению с ним было немного шире. Кабинки стояли в ряд полевую сторону от входа, по правую же находились умывальники. Там же на стене под потолком были окна маленьких размеров напоминающие собой дырки от выбитых из стены кирпичей. Франц зашел в одну из кабинок, вылил из себя половину выпитого пива и подошел к умывальнику. Под сильной струей воды он помыл руки и сполоснул заспанное лицо. К сожалению это ему не особо помогло пробудиться и голове легче не стало. Он продолжал протирать глаза руками, захватывая ими воду, как вдруг послышался металлический скрежет и треск, который в свою очередь напоминал слова: «Доброй ночи Франц Исак». Он поднял голову и увидел, как поверхность потолка заполнялась трещинами, на его мокрое лицо падала штукатурка, не которая часть попала в глаза. Они начали щипать, и слезится из-за чего, он не мог толком ни чего разглядеть. Спасая своё зрение, ему пришлось не бежать, а судорожно промывать глаза. Когда эта проблема была решена, из крана потекла красная липкая жидкость, она не стекала в канализацию, а скапливалась в раковине и спускалась вниз на пол. Стекла окон треснули и мелкими осколками разлетелись по помещению. От впившихся в его кожу осколков он выкрикнул боль звуком «Ааа!» и на его лице появились мелкие кровоподтеки. Франц в испуге повернулся к выходу и собрался бежать, но разлитая красная жидкость сковала его ноги, и он не мог ими пошевелить. Пришлось разуться и в носках ступить на холодную поверхность пола, там, где еще не распространилась жидкость. Подбежав к двери, он схватился рукой за ручку и, дернув дверь, оторвал круглый позолоченный наболдажник прямо с корнем замка, в том месте, где должна красоваться дырка, было пустое место, как будто замка не было и в помине. Дверь же сливалась со стенами единой не разрывной поверхностью. Потолок продолжал опускаться вниз и уже коснулся головы Франца, пришлось нагнуться. Он начал стучать в дверь с криками о помощи, но ее не последовало. Жидкость заполняла собой с каждой минутой большую поверхность пола. Франц не найдя выхода и окруженный несколькими преградами одновременно, забился в угол присев на корточки и сжав руками свои ноги и зажмурившись насколько это ему удавалось. Шум опускающегося потолка усиливался в его голове, там же вертелась мысли, что этого не может быть, что это только его очередной глупый сон и сейчас он проснется. От страха и боли он задрожал всем телом. В шуме послышалось монотонное повторение одной и той же фразы: «Ты доволен, Франц, доволен?». А после настала тишина, она наступила резко как боль в голове колющая в висок. В тишине послышался другой, хриплый голос далеко не молодого человека, слегка пьяного, судя по сложности выговаривание слов. «С-с вами… все в порядке?» Он в не решительности поднял голову и открыл глаза, передним стоял старичок лет шестидесяти пяти в круглых очках, в поношенном сером пиджаке, его лицо было наполнено морщинами. Франц, увидев что туалет в полном порядке резко схватился за лицо на котором не было и следа кровоточащих ран от якобы разбитых стекал, его ноги ощущали прохладный, кафельный, чистый пол, а его ботинки спокойно стояли рядом поглядывая носками на него. «Да, со мной все в порядке» - проговорил он медленно вставая с полу – «Извините что по беспокоил и заставил волноваться». « Вы уверены, что вам не нужна помощь, что ни чего не болит? Я могу вызвать скорую» - продолжал лепетать взволнованный старичок и достал из заднего кармана пиджака телефон. «Правда! Со мной все в порядке» - проговорил Франц, дотронувшись до плеча приобретенного спасителя, да бы успокоить его. «Ну, раз вы так считаете…» - протараторил вдруг дедушка, сомневаясь в правоте собеседника и беспокоясь теперь за себя – «То я пожалуй не буду настаивать». И положил телефон обратно в карман, а Франц убрал с его плеча руку, медленно, задумавшись о чем-то. «Просто вы… так странно сидели на полу, тряслись и что-то бормотали неразборчивыми словами. Что я подумал…». «Да!?» - практически выкрикнул Франц сам того не ожидая от себя и напугав тем самым старикашку – «А что именно, не расслышали?». «Нет, извините… было как-то… что-то… не понятное» - говорил старичок, а сам в это время пятился назад и поворачивался спиной к выходу – «Ну я пойду?» - спросил он разрешения как провинившийся мальчуган, которого ожидает наказание, Франц на это кивнул положительно головой – «Вы ба обулись, а то холодно» - сказал на прощание старичок и пулей вылетел за дверь.
Франц ухмыльнулся, посмотрев в сторону своих ботинок, и не спеша подошел к ним. Он опять сел на пол только на этот раз, что бы обуться и схватился за голову. «Что это было? – спрашивал он сам себя – Не уж то я схожу с ума? Или же это странный сон вместе с лунатизмом вызванный усталостью после тяжелой трудовой недели? Или же что это, черт побери?! Мне надо отдохнуть выспаться и завтра я буду в порядке. Да, домой!». Обувшись, он вышел из туалета. В помещении играла музыка, и народу значительно прибавилось после его ухода. Многие танцевали. Дым от сигарет заполнил собой пространство, большей частью сверху, напоминая собой едкое облако, приплывшее на праздник по приглашению не известного человека. Франц пробрался через густую массу к своему месту за барнной стойкой, которое уже было занято каким-то человеком в сером свитере с большим воротником. Франц удивился тому как же должно быть жарко ему и без того душной обстановке, но не подал виду, а лишь слегка усмехнулся левым кончиком губ. И в этот момент он понял, что совершенно забыл о случившемся с ним, десять минут назад, происшествии. От чего настала легкость во всем теле и самое главное успокоение где-то в глубине груди. Постояв без движения минуты две, он не решился остаться здесь на подольше, и положил деньги, крикнув бармену: «Возьмите за лекарство!», на что тот не отвлекаясь от выполнения прочих заказов, кивнул положительно головой, сам не понимая кому и зачем, будто бы самому пространству. Не дожидаясь сдачи, Франц направился к выходу. Теснение народа не способствовало его скорейшему освобождению из этого помещения, а как раз наоборот затрудняло движение и даже становилось труднее дышать, так еще и сигаретный дым щекотал собой пазухи носа, раздражая слизистую. Глаза начинали слезиться. Чья-то рука схватила его за плечё, остановив и без того медленное продвижение.
- Привет, Франц! А мы уже думали, что ты не пришел! – прокричал сквозь шум знакомый голос. Франц повернулся. Это был Джером, его старый, добрый друг с которым он должен был встретиться здесь.
- Привет! Я здесь уже давно.
- А почему мы тебя не увидели?! Мы здесь уже минут тридцать как пришли.
- Я просто долгое время пробыл… в туалете. А где все остальные?
- Они за столиком в том конце залы! – сказал Джером и махнул рукой вправо. – Пошли к нам.
Джером схватил Франца за руку и потащил за собой. Трудно было освободиться от хватки Джерома и крикнуть, что он, Франц, собрался идти домой по причине, или просто нездоровья, или по причине его сумасшествия, точного аргумента не знал даже сам Франц. Он точно знал, что высвободится не возможно, поскольку Джером был значительно больше в размерах, нежели Франц, да и помнится с самого детства тот превосходил количеством силы, чем часто и пользовался. Будучи еще в начальных классах школы, Джером, во время не большой и не значительной детской потасовки хватал руки Франца своими руками и не выпускал, а только кружил и мотал его по школьным коридорам. Хватка Джерома напоминала собой металлические тески, из которых было невозможно выбраться. Сейчас же ситуация повторялась, за исключением драки и того что Джером прибывал в весе, что способствовало увеличению его силы. Так же Франц понимал, что сейчас уже уходить просто так не только бесполезно, но и не вежливо. Поэтому тот и не сопротивлялся действиям своего друга. Они буквально долетели до указанного столика, где уже были, как и знакомые лица, так и совершенно неизвестные. За столиком, возле стены сидела девушка с длинными светло-русыми волосами, она что-то записывала карандашом в свой блокнот, из-за чего лица её не было видно. Не желая оставаться здесь, мучаясь от головной боли, которая не проходила, не смотря на выпитые таблетки, и боясь, что наступят очередные, сумасшедшие виденья, которых он не желал ни в коем случае, а мечтая только о хорошем сне. Он всеми правдами и не правдами оправдывался перед друзьям, что он их покидает и не посидит с ними даже несколько минут. И он ушел, получив то, что хотел, даже не познакомившись с новыми людьми.
Сразу же выйдя из помещения и закрыв за собой дверь, он вдохнул полной грудью свежий, вечерний воздух. От чего голова его закружилась. Дорога домой проходила через небольшие улочки, дворы, что привлекали к себе своей непринужденностью и уютом. Расстояние до дому занимало по времени в среднем минут пятнадцать, если идти не спеша, средним, прогулочным шагом. Выйдя из закоулка, где располагалось кофе, он направился вдоль по мощеной дороге, уложенной необтесанными кирпичами, и освещенной слабыми фонарями. Дорога эта была узкая, приспособленная специально для пешеходов и с двух сторон ограждалась рядами домов, что представляли, из себя двух – трехэтажные и не более того, дома. Сделаны они были из того же кирпича, что и дорога, только обтесанные и имеющие определенную, ровную форму. В некоторых местах на домах выступали небольшие балконы, украшенные растущим, неизвестно откуда, плющом. Над ним нависали большие яркие звезды, которыми было усыпано ночное небо. В ночной тишине раздавалось только мерное цоканье его каблуков, оно разносились по улицам, ударяясь об стены маленьких, низеньких домов. На улице ни чего больше не было слышно. А в голове его неслись мысли, состоящие исключительно из вопросов, но ответы он на них не знал. «Что это было со мной? Неужели я сошел с ума!? Я, наверное, просто не выспался? Я устал?» И всё в таком же духе. К этим вопросам примешивалось чувство холодно-металлического страха за свою никчемную жизнь. Он пытался сконцентрироваться, собраться мыслями на решении стоящих у него в голове вопросов, что бы тем самым подавить страх, но те скудные и невразумительные ответы, что всплывали у него при внутреннем разговоре с самим с собой, не удовлетворяли его и тем более не способствовали уничтожению страха. А тот в свою очередь, мало того что боролся за выживание, но и увеличивал свои силы преобразуясь в ужас. При этом, что то внутри у него сжималось до ничтожно малых размеров и напоминало собой металлический шарик прибывающий в постоянной вибрации, а цоканье каблуков набирало скорость увеличивая свой ритм. И вот уже он, не задумываясь, шел по знакомым улицам, перемещая ноги на автопилоте. Он шел, сворачивая в нужных местах, торопился на прямых участках, а в голове громко зазвонила мысль: «Спать!» При последнем повороте на пути к дому, он резко остановился и металлический шарик, что был внутри, упал и разбился, вызвав в теле волны разнообразного характера. Холод и жар сменяли друг друга невыносимо быстро, что привило к мурашкам на теле.
- А я вас жду – сказал мальчик, сидевший на лавочке, во дворе его дома. Мальчик слабо освещался подъездным фонарем, но кое-что можно было увидеть. На вид он был приблизительно десятилетнего возраста, на нем были черные брюки со стрелочкой, которая отчетливо выделялась, видимо была безупречно отутюжена, светло синяя рубашка, настолько светлая, что можно сказать, что и белая, но синева изредка проблескивала при определенном ракурсе, а так, же на голове у него была надета черная кепка двадцатых годов. Из-за кепки глаза мальчика закрывались полоской темноты, зато рот отчетливо виделся.
От неожиданной остановки и от волн сменяющих друг друга, его дыхание стало обрывистым.
- Меня?..
- Да вас. А что вы удивляетесь?
- Я удивлен… потому что… слишком поздно… И я… тебя не знаю…
- Нет, Вы меня знаете, но только не помните. Вы не расстраивайтесь по этому поводу всему свое время, и Вы меня вспомните – он говорил серьезно и уверенно, что было не присуще для его возраста. Мальчик встал и подошел к Францу – Не беспокойтесь понапрасну, не стоит волноваться и бояться, всё будет хорошо – сказав это он взял его руку и начал поглаживать ее желая успокоить его, наступила тишина, которая длилась не долго. Мальчик смотрел на него, но глаз по-прежнему не было видно, зато отчетливо виднелись улыбающиеся губы, и они зашевелились – Все будет хорошо, ты скоро умрешь.
С этими словами мальчик отпустил его руку и побежал прочь. Франц не успел сообразить, что произошло, и не был готов бежать за ним, его обрывистое дыхание мешало этому, через не которое мгновение нехватка воздуха усилилась. Он начал задыхаться. Он с жадностью пытался проглотить как можно больше воздуху, но результат был никчемен, как будто бы в горле что-то мешало проходу воздуха, а нос был чем-то зажат. Ощущение без выходной ситуации вызвало учащенное сердцебиение, от нехватки воздуха лицо и глаза его покраснели, на глазах выступили слезы, он упал на землю и, сжав кулаки начал колотить по земле думая, что это поможет освобождению дыхания. В панике удары учащались и с резким ударом по земле, он, от страха, закричал во все горло. Дыхание нормализовалось. В окнах домов зажегся свет, люди проснулись от крика и решили посмотреть, что происходит, не нужна ли кому-нибудь помощь. Он судорожно вскочил с земли. По щекам продолжали течь слезы, которых он не замечал, и от которых не было всхлипов. Вскочив, он не дожидаясь открытия окон и расспросов по поводу того, что случилось, забежал в свой подъезд, поднялся на третий последний этаж и закрылся у себя в комнате.
Не разбираясь, что произошло и, не включая света, он прямиком направился в спальню. В кресле, что стояло возле окна, находилась странная тень, на которой он не заострил своего внимания, а тут же брякнулся на диван, спрятавшись под одеялом. И уснул. В этот раз сны не снились ему.
Проснувшись в семь часов утра от будильника, что затрезвонил как молоток по наковальне, он встал и направился в ванну. Утренний свет, проникающий в комнату через не зашторенное окно, осветил собой всё в округе, кроме кресла в котором, что-то черное сидело не подвижно в ожидании.
Выйдя из ванны, он всеми силами пытался забыть все то, что с ним произошло. Это происходило от не понимания, от желания не понять, не поверить всему бреду, случившемуся вчера. «Лучше считать это галлюцинацией уставшего человека» - так он думал и от этой мысли, ему делалось лучше. Вообще выспавшись за ночь, он чувствовал себя гораздо бодрее. Он сидел на своей кровати возле зеркала и причесывался.
Тень в кресле зашевелилась. Она встала, выйдя за рамки кресла, разойдясь по стене. И медленно поплыла по воздуху, касаясь тонкой линией пола