ВРЕМЯ И СЛУЧАЙ
И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным
достаётся успешный бег, не храбрым - победа,
не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство,
и не искусным - благорасположение,
но время и случай для всех их.
Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы
попадаются в пагубную сеть и как птицы
запутываются в силках, так сыны человеческие
уловляются в бедственное время, когда оно
неожиданно находит на них.
Екклесиаст. Гл. 9, ст. 11, 12
Ошибся Николай. За ним гнался не "ассистент-мамоныш", а Динамит. Но предполагать это у Николая не было никаких оснований...
А дело было так: Лугин, вернувшись домой от дядюшки, и не подумал сразу ложиться спать. Он был нормальным хирургом, а у нормальных хирургов всё наоборот. Жизнь заставляет их отказаться от принципа обычных людей "Утро вечера мудренее". Настоящий хирург засыпает только тогда, когда он продумал все варианты и принял все меры, чтобы утром не мудрить, а делать то, что потребуют любые обстоятельства для "выхода из боя с наименьшими потерями". Это роднит его с военачальником, ибо хирург всю жизнь как на войне. А так как спать всё-таки хочется, как и нормальным людям, то хирург привыкает мыслить и решать быстро и чётко, чтобы оставить время на сон, иначе он рано или поздно "заснёт на посту".
Поэтому Лугин сразу же сделал несколько телефонных звонков: предупредил, что в клинику может поступить тяжёлый больной; распорядился, чтобы заблаговременно собрали бригаду специалистов, чтобы был запас крови, проверена вся аппаратура, к трём часам ночи были "помыты" операционная сестра и два хирурга, подготовлен его "спецнабор", к его дому направлена дежурная машина и ждала его.
После этого он позвонил двум коллегам-профессорам, травматологу и полостнику, попросил прибыть к этому сроку в его клинику, и, естественно, получил их согласие. Хирурги лишних вопросов не задают: надо - значит надо, и точка. В худшем случае ругнутся в душе, потому что по "закону подлости" срочно вызывают от застолья или отрывают от какого-нибудь другого "мелкобуржуазного удовольствия".
Покончив с этим, Лугин стал размышлять: а как быть ему? Ехать сейчас же в клинику? Нет! Дядюшка, что бы он ни "пел", сказал, чтобы он ехал спать домой. Значит, не надо путать карты, пусть даже в маразматической или сатанинской игре. Теперь не это важно. Может, например, последовать какой-то звонок, а его не окажется дома... Где же сейчас Николай? Что с ним? Тут ещё гроза началась... Он позвонил Николаю - тлефон не отвечал. Открыл окно, выкурил сигарету. Позвонил повторно - безрезультатно. Дождь полил как из ведра.
В конце концов, дядюшка сказал, что судьба Николая зависит от врачебного профессионализма Лугина, а не от его вмешательства в неведомую ситуацию. С другой стороны, он не предостерегал от таких попыток. Ведь дядюшка, с его умом, а теперь, можно сказать, и с вездесущностью, не мог не допускать, что Лугин будет обеспокоен и может попытаться что-то предпринять... Значит, надо подумать: что? И для чего? Если "масло разлито", если, как говорит ещё один "вездесущий" общегосударственного масштаба с новым мышлением для всего мира, "процесс пошёл", то главное - не препятствовать клинической смерти, уловить критическую грань её перехода в биологическую, за считанные секунды сделать всё, что требуется, и "запустить" мозг...
Значит, главное - каким-то образом максимально быстро доставить Николая в клинику, если с ним действительно что-то случится. Что же может случиться? Где? Когда? Вот тебе и "брейн-ринг"! Скорее всего, какая-то травма... Он, видимо, в таком состоянии, что может решиться на самоубийство... Повесится? Застрелится? Нет, пожалуй, нет... Такие не вешаются, это точно! Он волевой и цельный, а вешаются размазни... Стреляться, наверное не из чего... Да и если в голову, то всё теряет смысл. Если в сердце - тоже, сразу конец... Топиться? Это в такой-то ливень? Брррр!!! Травиться газом, ядом... Нет, тогда тоже пострадает мозг и всё напрасно. Оживить, может, удастся, но то, что задумал дядюшка, не получится, и дядюшка это знает... Неужели дядюшка организует какое-то покушение? Маловероятно, хотя... чёрт его знает, у них это запросто... Но тогда он бы точнее описал мне ситуацию, непосредственную причину клинической смерти; ему же выгоднее, чтобы я был лучше информирован и лучше подготовился, меньше риска и болше шансов на успех!
Нет, один я не справлюсь с этой задачкой. И Лугин, несмотря на поздний час, позвонил по "межгороду" в Пермь своему другу - психиатру Льву Трегубову, автору книги "Эстетика самоубийства". Вот кто дока в этом деле! Психиатры по ночам всё-таки чаще бывают дома, и Лугин его застал. Сошлись на том, что, скорее всего, это будет несчастный случай, обычная травма, причём общая, а не черепномозговая. Какя-то травма с кровопотерей, но без больших повреждений. Только такая клиническая смерть больше всего подходит для успешного завершения дела. Поразмыслили над возможными обстоятельствами и решили, что вероятнее всего - автодорожная травма. Но болтаться по проезжей части под проливным дождём, чтобы быть сбитым машиной, он не будет. А так как имеет автомобиль и любит, как он сам говорил, думать за рулём, то, скорее всего, разгонится и во что-то врежется.
Затвердив этот вариант как наиболее вероятный, Лугин про себя отметил, что что на вопрос "что" ответ получен. Осталось "где" и "когда". А "кому выгодно" - было известно заранее. "Когда" - это, скорее всего, между двумя и тремя часами ночи. Сейчас около часа, а до первых петухов, как сказал дядюшка, он будет уже оперировать, точнее, уже закончит операцию. Для дядюшки временной рубеж "первых петухов" не пустяк - он не будет планировать так, чтобы начать до петухов, а закончить после.
Итак, время определилось, и Лугин интуитивно всё правильно рассчитал, ориентируя всех на три часа. Прекрасно! Теперь вопрос: "где"?.. По городу Николай колесить не будет, скорее всего выедет за город, чтобы светофоры и прочая дорожная суета не отвлекали его от раздумий. От дома ему проще всего выехать на Ленинградский проспект и далее прямо по Ленинградскому шоссе... Если врежется во встречную машину - шансов на успех мало... Скорее всего, помчится быстро, дорога от дождя скользкая, резина, наверное, лысая... Съедет в кювет... Возможно, покувыркается...
Но пока кто-то заметит, пока милиция, "скорая"... Могут не довезти в течение столь важного в этом случае "золотого часа". Да и увезут не в мою клинику, а в дежурную больницу или к "Склифасовскому"... Как же я раньше до этого не додумался? Значит, нужно обязательно что-то предпринять, как-то его перехватить! Чёрт бы меня побрал, как я этого не понял сразу?! Спокойно! Спокойно...
Итак: нужно соблюсти главный принцип логистики: в нужное время оказаться в нужном месте. Следовать принципу "не навреди"... Значит, его надо "вести", но не вмешиваться до самого конца... Кто же будет его "вести"? Мне нельзя...
Лугин выкурил ещё одну сигарету, перебирая в памяти всех, кому можно бы было это поручить, но так никого и не нашёл. Тогда начал перебирать в уме всех, кого знал из окружения Николая, и вспомнил, что тот недавно рассказывал о возвращении в Москву своего старого приятеля Динамита, об их встрече и даже об его предостережении относительно жены и предложении обращаться, "если что"... Похоже, что именно то самое "если что" и наступает!
Но как его найти? Кроме прозвища, Лугин ничего о нём не знал... Как же ночью в Москве искать какого-то Динамита?! Но замешательство Лугина побеждала уверенность, что он его найдёт и не может быть иначе, потому что подоспело "если что", а это неспроста! Может и в этом дядюшка заранее подсуетился?
Лугин сжал ладонями виски и постарался сосредоточиться, чтобы вспомнить всё, что касалось Динамита. Он вспомнил, что тот когда-то лежал в больнице. Тогда он знал его имя и фамилию, так как оформлял историю болезни. Значит, должен вспомнить, потому что в принципе наш мозг фиксирует абсолютно всю информацию, только многое очень-очень глубоко прячет "за ненадобностью", но "до поры"... Да, да... У него какая-то особенная фамилия...Так, спокойно!.. Тогда я ещё что-то подумал... Но столько лет прошло... Итак, прозвище - Динамит, потому что любит всё, что взрывается... Я тогда подумал, что и фамилия этому соответствует, что-то связанное со взрывчаткой... нет, скорее вообще с оружием... Что-то ещё говорил про него Николай... Да, что кулаками молотит как автомат... Точно! Автомат! Динамит-Автомат! Автомат Калашникова! Калашников его фамилмя! Ура! Тогда мне вспомнилась по ассоциации ещё и "Песнь про купца Калашникова", там тоже про мордобой! И имя вспомнил - Дмитрий! Все они, "химики", в Менделеева! Мне помнится, у него был домашний телефон...
Лугин взял телефонный справочник и нашёл Калашниковых, которых оказалось несколько десятков. Начал было выбирать с инициалом "Д", но тут же оставил, подумав, что телефон, вероятнее всего, зарегистрирован не на его имя. Лучше по району проживания, он раньше жил где-то рядом с Николаем, в центре. Выбрал Калашниковых, проживающих в Центральном районе, и начал звонить. Разбудил какую-то женщину, она ответила, что никакого Дмитрия не знает и вообще, звонить по ночам - это хамство! Кто-то со сна вообще ничего не понял. Кто-то докапывался, зачем нужен Дмитрий, да ещё в такую пору, когда на дворе гроза и вообще беспредел, никто не защищён, и так далее, пока, не сказал, что никакого Дмитрия у них нет и никогда не было. Наконец, Лугину повезло. Ответил сам Динамит, сначала грубо: "Чего надо?", но тотчас понял, с кем говорит, и сказал: "Я весь внимание! Уже стою!"
Лугин объяснил Динамиту ситуацию, конечно, без дналовских "штучек", сказав просто, что у него есть основания беспокоиться за Николая, что надо за ним проследить, но ни во что не встревать, и лишь в случае весьма вероятного происшествия с получением Николаем автотравмы, немедленно доставить его в клинику Лугина. Предложил Динамиту подумать, как это сделать и что предпринять, но тот сразу сказал просто и ясно, как о чём-то решённом:
- Бу-сделано, шеф! У меня новая "Тойота", нет проблем! Я его найду и всё сделаю как надо! Доставлю в лучшем виде! А Вы сейчас же пошлите к его дому "скорую", только не под самые окна. Пусть бригада меня ждёт, я растолкую, что к чему. Поедут следом за мной. Спокойной ночи!
- Но его нет дома! - только и успел сказать Лугин, чувствуя, что Динамит собирается положить трубку.
- А куда ему деваться? Не прятаться же в чужих подъездах в такую ночь! Но вот то, что он рванёт на своей "копейке", - это точно! Я его знаю! Надо поспешить! Пока! - выпалил он, как их автомата. Лугин сразу успокоился и лёг, чтобы поспать хоть часок сном праведника.
Динамит не был аналитиком, но обладал поразительным чутьём, и, как правило, принимал безошибочные решения. Он сразу же поехал к дому Николая. Подъехав, увидел его жёлтую "копейку" и свет в окне. Вскоре появилась и "скорая". Он проинструктировал бригаду. Доктор начал-было что-то уточнять, но Динамит его остановил:
- Ваше дело нажимать на клавиши, маэстро! Понял? Понял или нет?
Сказано это было так, что никто бы не осмелился ответить, что не понял...
В этот момент выбежал Николай, сел в свою машину и рванул с места. Он действительно выехал на Ленинградский проспект, а затем и на шоссе. Динамит следовал за ним на приличном расстоянии. Заметил, что Николай вдруг внезапно остановился, а затем рванул вперёд. Тогда он решил расстояние сократить, резко увеличил скорость и вскоре обнаружил машину Николая в кювете. Тот во что-то врезался, правая половина машины была помята, но левая, водительская, была в порядке. Правда, заклинило дверцу, но Динамит был смышлёным малым и прихватил с собой монтировку. Колупнул, дверца открылась. Вытаскивая Николая и загружая в "скорую", он подумал:"Тяжёлый, бугай... Как он меня тогда насадил на крюк!"
Он коротко спросил доктора:
- Жив?
- Довезём! - послышался уверенный ответ.
Они двинулись в путь в обратном порядке: впереди "скорая" с диким воем сирены, за ней Динамит...
Лугина разбудил телефонный звонок. Звонил Динамит из машины по мобильному телефону:
- Еду! Везу! Полный порядок!
Лугин обрадовался... Чему, собственно? Да себе, что всё просчитал! Сон мгновенно улетел, он бысто оделся и за считанные минуты, тоже с сиреной, домчался до клиники. Обе машины подъехали почти одновременно.
Всё шло как по маслу: бригада ждала, Перекусихина прямо в приёмном покое заинтубировала Николая и через пару минут он уже был на операционном столе. Каждый делал своё дело молча и чётко. Подключили мониторы. Пошли доклады: кровотечение внутреннее, кровопотеря критическая, пульса нет, на кардиоскопе и осциллографе - изолинии... Клиническая смерть!
Перекусихина автоматически приступила к реанимации. В таких случаях разрешения не спрашивают, но вдруг Лугин обложил её таким отборным многоэтажным матом, что она присела и замерла с открытым ртом и вытаращенными глазами. Он чуть не выпалил:"Закрой рот, дура, я всё сказал!" Но сообразил, что и так перестарался... Ведь он не предупредил их о главном: о том, что ему нужна именно клиническая смерть, чтобы в течение двух-трёх минут сделать три основных лазерных трепанационных отверстия и ввести через них платиновые стержни в соответствующие зоны головного мозга. Это - основа, всё остальное будет делаться уже в спокойной обстановке, планомерно и деловито.
Он священнодействовал в полнейшей тишине, остальные замерли и следили только за его руками. Да! Иногда в человеке можно увидеть не только беса, но и Бога! Перекусихина его уже простила и полюбила в одно мгновение, полностью и окончательно. Его мат в этой ситуации лишь доказал ей, что он самый нормальный человек; что в критической ситуации он не остановится ни перед чем и за ним можно чувствовать себя как за каменной стеной.
Все поняли, что это и есть тот момент, ради которого они не спали ночи, оперировали собак и обезьян, вели бесконечные наблюдения и расчёты. Это триумф! Они - свидетели и участники события, не меньшего по значению, чем первый полёт человека в космос! Это рубеж истории познания!
Основные стержни введены. Лугин поудобнее устроился в изголовье больного. Теперь для него не существовало никакого Николая. Его пробитый череп был теперь круглым шаром, сферой, про которую Лугин знал всё: он "видел" мозг, точно, до милиметра зная, где какая бороздка, извилина, ядро. Одно за другим он делал точечные трепанационные отверстия и вводил в них стержни, не толще человеческого волоса, в строго определённую зону, на определённую глубину. На экранах мониторов соответственно введенным стержням появлялись кривые, ритмичные зигзагообразные, зазубренные линии, вспыхивали "звёздочки" на схематических контурах мозга. Уже нормально работало сердце, операция близилась к концу. Лугин взглянул на настенные часы: было около пяти утра - время первых петухов...
Только закончив операцию, он почувствовал, что выходит из состояния крайнего нервного напряжения, в котором он никогда ещё не был. Сняв маску и перчатки, он скомандовал операционной сестре:
- Плесни-ка спирту! Да не жалей!
Сестра от удивления округлила глаза: он, конечно, мог "принять" после операции, но спирт не пил уже давно!
Лугин приподнял веки Николая, посмотрел на зрачки.
- Ну, дальше сами, - сказал он по привычке и добавил: - Да смотрите: прозеваете - всем всё поотрываю!
Он взглянул на Перекусихину и встретил её восторженный, лучистый взгляд. Такого взгляда он не видел никогда в жизни!
Душа Лугина, с одной стороны от крайнего напряжения и усталости, а с другой - от чувства удовлетворения содеянным и... взгляда Перекусихиной, достигла апогея своего полёта, когда он входил в свой кабинет с привычным желанием прилечь после операции на свой заветный диван и поглазеть в потолок, но... увидел развалившегося на его диване вездесущего дядюшку - академика Дналова.
- О! Откуда ты взялся? - удивился Лугин.
- Оттуда! - Дналов ткнул пальцем в потолок. - Договорились!
Он был в хорошем расположении духа.
- С кем и о чём договорились? - спросил Лугин.
- С Господом, с кем же ещё? - ответил Дналов, - определили-таки господина Понырева по моей рекомендации на должность Настоящего Человека! А в Центре Вездесущности я ввёл для него специальную должность интроспектора.
Лугин посмотрел на дядюшку и весело подумал: кто же из нас полный идиот? Дналов же, загадочно улыбнувшись, сказал:
- Оба хороши! Но долго радоваться нельзя - начинаешь глупеть. Это факт, а факты - самая упрямая вещь! Если видишь, что кто-то часто веселится, - в дело не бери!.. А ты молодец, ни одного прокола!
- Как раз наоборот, одни проколы! Весь череп в дырках! - отшутился Лугин, имея в виду своё удачное рукодейство.
В этот момент вошла операционная сества с колбой спирта. Лугин спросил академика:
- Будешь?
- По такому случаю не откажусь!
Оба выпили, не разводя, и заели поливитаминами.
- А сестрички-то у тебя ничего, - сказал академик, провожяю сестру отнюдь не стариковским взглядом.
- Давай начистоту, раз уж такое дело, - сказал Лугин.
- Начистоту - так начистоту! Чистота - залог здоровья, в том числе и психического. А тебе надо бы его "почистить". Я же говорю, что у тебя сестрички - что надо, а ты вдруг замечтал об этой кикиморе!
- Ты же её в глаза не видел! И вообще, я бы попросил...
- Ты уже попросил - начистоту. Вот и слушай, что я тебе скажу!
- Я имел в виду не это...
- Знаю. Ты имел в виду, что совсем запутался, что я тебе морочу голову. Что у тебя ко мне тысяча вопросов... Я твои вопросы и сомнения знаю! Во-первых, ты мне всё-таки не веришь, считаешь, что я впадаю в детство, играю в Воланда, на грани маразма сам себе внушил сверхценную идею спасения человечества, выдумал легенду о страхе Сатаны и придумал её обоснование, суть которого в том, что в природе зла нет, что зло живёт только в человеке, что Сатана существует лишь до тех пор, пока есть зло, и поэтому вынужден спасать человека как собственную шкуру... Думаешь, что я из-за своих бредней чуть не загубил человека и тебя втянул в это дело, но ты, слава Богу, его спас. Но уж раз так пошло дело, то решился на эксперимент, на который, возможно, так бы и не решился до конца своих дней. И теперь не знаешь, хулить меня, или благодарить. Так? - спросил Дналов в своей напористой манере.
Лугин молчал. Он так не думал, но был к этому близок. Просто ни о чём таком подумать ещё не успел. Дналов продолжал:
- Да, ты не успел обо всём этом подумать, но если бы ты сейчас завалился на свой диван, как ты хотел, то именно такие мысли и пришли бы к тебе в голову. Вот я твой диван и занял, а ты посидишь пока на стуле. Налей-ка ещё!
Они повторили, и Дналов продолжил:
- Вообще-то ты правильно делаешь, что мне не веришь. То есть не то что не веришь мне, а не веришь в мистическую сущность происходящего. И действительно, ничего мистического не произошло. Ты сам убедился, что логика и чёткость мысли позволяют предугадывать то, что должно произойти, как произойти и когда. Для этого достаточно самой скупой информации и волевого импульса. Ведь я сказал тебе о Поныреве совсем мало, но убедил тебя, что с ним непременно произойдёт сегодня ночью несчастье. Вот и всё. Остальное - твоё дело: ты просчитал логику его поведения, ты направил свой разум и нашёл единственно верный выход, как свести всё воедино. Если бы не твоё столь сильное беспокойство, заставившее тебя довести дело до логического завершения, Николай в его состоянии непременно бы погиб при каких-то других обстоятельствах, не сегодня, так завтра. Он был уже полным моральным банкротом, превратился в живой труп и был обречён. Ты же и создал ситуацию, так сказать, запланировал автокатастрофу, направив по его следу его же друга-химика. Так ты спровоцировал мнимое преследование, ибо Николай подумал именно о том, что кто-то за ним гонится с конкреьным намерением его прикончить. Но это, благодаря именно тебе, оказалось не так, и ты таким образом обеспечил его своевременное спасение с помощью его друга. Ты действительно его спас, да и в своём профессиональном деле одержал блестящую победу! Так что я здесь, как видишь, вовсе не при чём... Ну, подурачился я стобой, для твоей же и его пользы... И ты теперь на коне, займёшься своими заветными нейропсихологическими исследованиями, да ещё и вместе с ним, когда он очухается и всё осознает. А осознав, он обретёт "второе дыхание", и вы вместе совершите такой прорыв в науке, какой никому и не снился! Николай вновь обретёт смысл жизни, всё у него образуется. Я уверен, что Николай всё поймёт должным образом. Ему нужно всё объяснить именно так, как есть на самом деле. Ну, будть здоров, дерзай, мой мальчик! А мне пора заняться своими стариковскими делами...
Лугин смотрел на дядюшку и испытывал томление духа. По его словам всё оказывалось до предела просто, логично и вполне объяснимо. Он впервые пожалел о том, что во всём происшедшем не было никакой мистики, а всего лишь недюжинный дядюшкин ум и его решение помочь и Николаю не пропасть в этой жизни, и ему, Лугину, осуществить его профессиональную мечту. И вот всё кончилось...
Да, конечно, начнётся интереснейшее дело, действительно прорыв в нейропсихологии, когда и исследуемый объект, и сам исследователь - в одном лице, с полным осмыслением того, что с ним будет происходить. Об этом и мечтать не приходилось! Но жаль! Чертовски жаль, что дядюшка не Воланд...
Лугин чувствовал полное опустошение, несмотря на блестящую победу. Он вспомнил слова одного крупного военачальника времён Отечественной войны, которого ему довелось лечить. Генерал тогда сказал, что всю войну испытывал сильнейшее напряжение, но был удачлив и везуч. Вот и штурм Берлина, вот и конец войне, безмерная радость победы, и вдруг - пустота! Он больше не нужен! Конечно же, служба продолжалась, почёт, награды, потом преподавание в академии, потом приглашение на пионерские сборы, но - п у с т о т а! Закончилось то дело, в котором он сжигал себя! Кощунственно мечтать, чтобы война не кончалась, но то, что он, как корабль, встал на почётную стоянку, - это факт... Только теперь Лугин до конца понял этого генерала. Очень, очень жаль, что никакой мистики, никакой чертовщины... Что впереди одна проза жизни...
- Так ты поэзии жаждешь? Сожалеешь, что мистика кончилась? Тебе чертовски жаль, что я не Воланд... - вдруг заявил Дналов, внимательно наблюдавший за обмякшим племянником. - Ладно, так и быть, буду им! Чем бы дитя ни тешилось - лишь бы не плакало! А то ведь сейчас заплачешь, как в детстве, запросишь: давай ещё поиграем! Ну, будет, будет... Это я, твой дядя, дядя Воланд! Ну? Успокоился? Вот и хорошо! Продолжаем! Но только начистоту, как ты просил!
Бедный Лугин совсем ошалел. Он действительно почувствовал себя малолетним капризным ребёнком и не хотел выходить из этого состояния. Играть - так играть, как в детстве, когда безоговорочно веришь всему: дед-мороз - так дед-мороз, баба-яга - так баба-яга. Кстати, детей портят сами дети, становясь взрослыми. Взрослея и набираясь ума, люди начинают учить уму-разуму тех, кто моложе. Учат абсолютно всему, кроме единственного: не учат играть, как в детстве! Игры взрослых - это выхолощенные, извращённые детские игры. В них игрушечный пистолет становится настоящим, а настоящая жизнь при этом становится игрушкой для других и может быть мгновенно прервана из настоящего пистолета, и всего-то надо нажать на такой же спусковой крючёк, как когда-то у игрушечного... Кукла превращается в реального ребёнка, которого тотчас превращают в куклу, начиная заставлять её делать только то, что хочется её взрослым хозяевам, как будто у ребёнка, как когда-то у куклы, нет никаких собственных желаний и чувств. Нет, счастлив только тот, кто не перестаёт играть в детские игры, сумев, занимаясь взрослыми делами, сохранить всю прелесть детского восприятия мира. И Лугин, который, опять же благодаря дядюшке, вновь "впал в детство" и осознал это, больше не хотел взрослеть! И он выпалил:
- Мессир! А как ты думаешь всё объяснить Настоящему Человеку - интроспектору? Не возьмёт ли он тебя за грудки, как иногда делает?
- Не возьмёт. А объясню просто: так, мол, и так: я - Воланд, ты - Понырев, сын Ивана Бездомного. Свечку и иконку можешь сохранить, они не помешают...
- Какая ещё свечка? Какая иконка?
- Да это я так... Отвлёкся, не по существу... Не перебивай. Он поймёт. Объясню ему, что его ожидало впереди, если бы не случилось то, что случилось. Это он тоже поймёт. Объясню ему перспективу Настоящего Человека. Он удивится и, как и ты, не поверит. И вот тогда-то я ему и скажу: вот это - профессор Лугин, который навтыкал в твои мозги булавки. Он возмутится и, возможно, захочет взять за грудки не меня, а тебя! За исход не ручаюсь...
Ну да ладно, шучу! Суть дела он поймёт сразу, потому что я знаю о ваших беседах и его готовности к этому пониманию. Ты ему толково объяснил основы нейропсихологии о функциональных блоках продуктивной деятельности мозга и основы психофизиологии о преобладании генетически закреплённых избыточных поведенческих комплексов над генетичеки незакреплёнными, порождёнными эволюцией мышления и сознания. Так что у него есть база для осознания своего положения и своих возможностей.
Далее, он тебя спросит: какова роль этих штырей в мозру. Ты ему объяснишь принцип твоего устройства по регулированию биопотенциалов мозговых ценртов и зон, ускорению и замедлению процессов восприятия и мышления. А я тебя хочу порадовать: для твоего аппарата в моём Центре Вездесущности подготовлена, скажем так, "мозготека", то есть на лазерных дисках, а теперь уже и на жидких кристаллах, записана огромная информация, начиная с первых известных человеку свидетельств фиксации мысли, все священные книги, все летописи, Кумранские рукописи, Апокрифы, Библия, все древнейшие научные трактаты, труды всех учёных, художественная литература всех времён и народов, все шедевры изобразительного искусства, вся музыка, кроме той, что звучит на волнах радиостанции "Европа-плюс", и некоторых других вещательных центров. То есть всё, что не зомбирует, а стимулирует мышление и сознание. Правда, и зомбирующая мерзость записывается для полноты знания, чтобы при необходимости могло использоваться для пользы дела.
Одним словом, всё человеческое Знание и всё Незнание, то есть все известные человечеству "проклятые вопросы" сосредоточены в "мозготеке" и могут извлекаться из неё по мысленным вопросам и запросам. Скорость передачи информации в этой системе огромна. Система адаптирована к твоей аппаратуре и через твои стержни любая информация может напрямую внедряться в сознание Николая на фоне сомнабулического или гипнотического состояния. В его мозг переместится и скопируется любая информация. Попросту говоря, в его естественной мозговой памяти зафиксируется и закрепится абсолютно всё. Стимуляция ассоциативных процессов позволит сделать процессы его мышления молниеносными. Таким образом, его мозг сможет сконцентрировать всю информацию и осмыслить её за всё человечество в целом. Вот и посмотришь, и увидишь, что он начнёт выдавать "на-гора", что полезет из его мозга!
- А с ума он не сойдёт?
- Ты же сам знаешь, что в обыденной жизни человеком используется самая незначительная доля возможностей мозга, не более десяти процентов. Возможности мозга огромны. Он не будет перегружаться информацией, так как она в процессе ускоренного мышления будет отсеиваться. Мозг будет оставлять только существенное, остальное будет заносить в "картотеку памяти", чтобы в нужный момент, по своему же мысленному сигналу, вытащить из блока памяти Центра всё, что потребуется.
- Да, конечно. Здорово! Невероятно! А что это за Центр Вездесущности?
- Стоп-стоп-стоп! Как бы ты сам не свихнулся! - остановил его Дналов. Хорошо, что ты загорелся и перестал задавать дурацкие вопросы. Закончу о Николае: всё продумано. В "выключенном" состоянии его мозг будет работать в обычном режиме. Он будет обычным нормальным человеком, таким, каким был всегда. "Включённое состояние" - это его рабочее состояние, тем более, что он от природы такой, как, ксати, и ты. Ты тоже "включаешься", когда работаешь, отрешаешься от всего остального и испытываешь приятную усталость, если всё удачно. Вот и он пусть испытывает эту приятную усталость.
- Отлично, понял! Ты мне про Центр объясни...
- Не спеши. Пока лишь скажу, что созданием этого Центра я занимался все последние полвека. Но не только это. "Там", - он показал на потолок вскинутым взглядом, - мы создали некую Крепость Познания и назвали её Вселенским Акрополем, где обитают мудрецы всех времён и народов, когда-либо жившие на земле.
- Кто это - мы?
- Я с архангелами. Но об этом тоже потом. В общем, Николай будет с ними общаться. Перед ним будут возникать их образы. Точно так же, как перед человеком, читающим книгу, если он обладает хорошим воображением. Эти книжные образы возникают в его сознании, и он как бы видит их своим внутренним взором. Пусть это называют как угодно - виртуальной реальностью, квазиреальностью, - не имеет значения: всё это суемудрие. Для него даже запрограммирована виртуальная любовь!
- Я ему уже завидую...
- Понимаю! Сначала я хотел, чтобы на его месте был ты, но кто кроме тебя может вставить в мозги твои штыри, да ещё в нужное время и в нужное место, когда тебе надлежало оказаться в состоянии клинической смерти? Так что у тебя другое предназначение. Он будет тебе рассказывать о своих квазивиртуальных снах, и ты обо всём будешь знать.
- Я про виртуальную любовь, а то ты меня и от земной уводишь, и о виртуальной предлагаешь узнавать через чужие рассказы! Несправедливо!
- Что, сильно припекло?
- Да как-то обидно, все люди - как люди...
- Ладно, Бог с тобой, люби на здоровье...
- Вот спасибо на добром слове!
- Не за что. Пора, однако, и отдохнуть. Я поехал.
При прощании Лугин немного замялся и спросил:
- А как насчёт мухи?..
- Какой мухи?
- Что была на потолке. Я теперь не решаюсь прихлопнуть ни одной...
- Да бей их, как бил! - весело сказал Дналов и, уже выходя и закрывая за собой дверь, добавил со своей загадочной улыбкой, так и оставляющей собеседников в полном неведении, где он серьёзен, а где смеётся: - До потолка всё равно не допрыгнешь!
Так и остался Лугин озадаченным относительно мух. Всё было понятно, объяснимо, логично, реально, кроме этого... Он налил ещё мензурку спирта и опрокинул в себя.
Вошла Перекусихина и, устало посмотрев ему в глаза, сказала, что всё в порядке, больной стабилен, "мозговод", как они называли аппарат Лугина, в режиме глубокого гипноза. Сказала, что пришли какие-то люди, сослались на академика Дналова и на него, и к его аппарату подключили ещё какой-то аппарат. Лугин согласно кивнул, хотя разговора об этом с Дналовым не было. Но он понимал в чём дело и доверял дядюшке полностью.
Впервые, глядя на Перекусихину, он открыто ею любовался. Она полубоком села в кресло, сплетя очень даже красивые ноги, и смотрела в открытое окно, откуда доносился запах сирени и слышалось щебетанье воробьёв, налетевших на сирень целой стайкой. Сквозь зелень пробивались утренние ласковые солнечные лучи. Почти каждому хоть раз в жизни доводилось почувствовать прелесть свежего июньского утра после ночной грозы, а если ещё не довелось, то доведётся, и ради этого стоит жить...
Лугин украдкой взглянул на потолок - мухи не было. Она тоже взглянула на потолок, непонятно зачем. И в этот момент, когда она возвела глаза к небу, её лицо показалось Лугину таким же милым, как на картине Хосе де Риберы "Святая Инесса и ангел, укрывающий её покрывалом". Её, кстати, и звали Инесса. Инесса Спиридоновна! Спиридон, конечно же, красивое мужское имя, но в сочетании с ним такое нежное, поэтичное имя, как Инесса, звучит нелепо, а вместе с её прозаичной фамилией - совершенно неблагозвучно. Инесса Лугина - это звучит, пусть даже Спиридоновна, чёрт с ним, тут ничего не поделаешь!
Такие мысли рождались в голове Лугина помимо его воли. Примеряя к её имени свою фамилию, он, зная, что она постоянно общается с двумя преданными ему доцентами, сравнивал: а вдруг бы стала Инессой Твердохлёбовой, или взяла двойную фамилию, что теперь модно: Твердохлёбова-Перекусихина! Да и Костогрыз, я заметил, косится на её ноги... Оба холостые, козлы!..
Вот и ревность подкралась под старость... И тут он, что называется, "созрел": "А, была - не была!" И, не мешкая, чтобы не дать со страху самому себе отбой, выпалил:
- Слушай, Инна... Выходи за меня замуж!
И тут же осёкся, замолчал. Так фамильярно он её никогда не называл, почему-то всегда на "вы" и по имени-отчеству, ка-то так изначально сложилось... Что подумает? Что скажет? Что же это он, старый осёл, не сумел сказать о своих чувствах как-то по... ну, попоэтичнее, что ли... Ну и осёл! Проблеял "И-ааа"... Провалиться мне на этом месте... И ведь ничего теперь не исправишь! Чужими мозгами научился управллять, а своими... Они, доценты, - козлы, а уж я-то, профессор, настоящий осёл!
Все эти мысли пронеслись в его голове в доли секунды, которые показались вечностью. Всего-то за это время успел перевести взгляд с потолка на колбу со спиртом, как на нечто спасительное. "Сейчас отбреет... Она это умеет!" - думал он лихорадочно. Но она, продолжая смотреть в окно, спокойно и по-деловому сказала:
- Где-то через недельку, когда оклемается ваш подопечный доцент, ведь пока придётся всё время находиться около него и мне, и... тебе...
У него отлегло от сердца, но появилась какая-то обида на судьбу: что, это и вся романтика?..
В этот момент в окно залетела муха, самая обыкновенная домашняя муха, села на чистый лист бумаги на писменном столе, прямо перед носом Лугина, и начала преспокойно "умываться", тереть передними и задними лапками. Лугин смотрел на муху и умилялся. Инесса тоже смотрела на неё и улыбалась усталой, выстраданной улыбкой, которая бывает у женщин при запоздалом душевном успокоении, переходящим в неожиданную радость от ожившей самой последней надежды на счастье, но на восторг сил уж нет.
Мужчины расстарались: про свои "осенние чувства" они написали множество стихов и романсов, а вот по женской части с этим плоховато, разве что "снегопад, снегопад, не мети мне на косы..." в исполнении Нани Брегвадзе. Лугин взял её ладони в свои, и так они долго-долго сидели друг против друга, прислонившись лбами, и молчали.
Приоткрыв без стука дверь, старая санитарка Мотя, увидев эту станную картину, вытаращила глаза, поджала губы, тихо попятилась, так же тихо закрыла дверь и шёпотом сказала Динамиту, выспавшемуся на кушетке в приёмном отделении и поднявшемуся, чтобы потолковать с Лугиным:
- Оне заняты!
Он попытался было её отстранить и постучать в дверь, но она грудью встала на защиту и взглянула на него как Орлеанская дева. И он всё понял...
Лугин и Инесса вошли в палату. На голове Николая красовался экранный колпак с множеством отходящих от него проводов, соединённых с "мозговодом". Рядом стоял другой аппарат, подключённый к первому. За ним работал незнакомец. Взглянув на Лугина, он сказал:
- Приветствую Вас, профессор. - И отрекомендовался, протянув, не вставая. руку: - Азазеллян!
Лугин пожал руку, взглянул на экраны мониторов и вышел к ожидавшему его в коридоре Динамиту. Тот, свежий как огурчик, заявил, что разговаривал с академиком Дналовым и согласился на его предложение стать, так сказать, тенью Николая - надо, мол, его охранять и опекать.
- Что ж. превосходно! - сказал Лугин. - Я тоже об этом думал. Кстати, мне нужен свидетель на свадьбу, где-то через недельку.
- Кстати о птичках... Что ж, нет проблем! Я же всё и организую, даже фейерверк!
- Вот этого не надо. Пусть всё будет скромно, без всякого шика.
- Это почему же? - послышался вопрос невесть откуда появившегося академика. - Так не пойдёт! Именно с шиком, с салютом! Я уже больше двух веков не веселился, а тут такой повод - родной племянник женится! Мне же быть посаженным отцом! И сват у меня будет - что надо! Спиридон Перекусихин! Купеческого рода, не ошельмуешь, сам кого хочешь обманет! Никаких чертей не боится, я к нему знакомиться, так мол, и так, дочка твоя единственная за моего племянника собралась, породнимся скоро, а он - за кочергу! Я, конечно, отскочил, а он согнул её и говорит: "Пшол вон! А то и с тобой то же будет!" Горячка у него! Ну, я, конечно, мухой - в окно!
У Лугина отпала челюсть: уже всё пронюхал... Хотя, отчество и фамилию знает, остальное мог присочинить, он мастак на такие байки. Но горячка... Это уж слишком! Оскорбительно! Он, может, вообще не пьёт... Да и жив ли? Ведь он ничего о ней и её родных не знает! Никогда не интересовался! Молодец, однако, дядюшка! Преподал урок: жениться собрался, так хотя бы спросил, что за жизнь была у невесты, кто родные... Может, вся жизнь - одни беды да несчастья!
Динамиту шутка академика пришлась по вкусу, он расхохотался и продолжил в том же духе:
- Где гулять-то будем? В "Метрополе"? В "Праге"?
- Нет! Только в "Кабачке Ауэрбаха", в Лейпциге! Визы, билеты и прочее я организую. Сегодня же дай мне список приглашённых, - совершенно серьёзно сказал академик Лугину, - а Вы, любезнейший,- обратился он к Динамиту, - коль берётесь помогать, соберите их загранпаспорта. У кого нет - пусть срочно фотографируются и заполняют анкеты. Даю два дня, чтобы всё это было у меня. Санитарку Мотю не забудь включить в список! - строго сказал он Лугину. - Спиридон овдовел, поэтому и запил. Так что вскоре и его женим. Вот будет пара!
Покончив с этим и взяв Лугина под локоть, академик, хитровато улыбаясь, спросил:
- Что ж это Вы, милейший, муху-то не пришибли? Ведь она была не на потолке, а перед самым Вашим носом!
Лугину казалось, что всё это было полукошмарным-полуволшебным сном. Но он твёрдо решил больше из детства не выходить, не ломать голову над решением дядюшкиных загадок, не искушать свою душу скепсисом и неверием в чудеса. Пусть жизнь походит на сон. Ведь, по сути, жизнь человека - тот же сон, потому что и реальное, и нереальное, рождается вовне в виде сказок и мифов, а внутри в виде сновидений, сотканных из лоскутов памяти, и всё это перемешиваются в сознании. В любой ситуации человек ощущает себя точкой, вокруг которой бурлит мир во всех его проявлниях. Наверное, стремление делить мир на реальный и нереальный и есть то самое суемудрие, о котором постоянно твердит дядюшка. И это суемудрие сжигает душу неверием и сомнениями, отнимает невосполнимый жизненный ресурс - время, лишает возможности воспринимать мир таким, каким он представляется, толкает человека на какие-то рассуждения о материальном и идеальном, о некоей Истине, с самым проклятым из всех проклятых вопросов "Что есть Истина?"... И единственный результат суемудрия - суета и томление духа! Да" дядюшка тысячу раз прав! Вот в чём смысл одного из его семи принципов - ничему не удивляться!
Лугина до сих пор посещают сны, в которых он летает. При этом летать приятно. Летает он низко, как бы скользя на какой-то воздушной или магнитной подушке, полусидя, ногами вперёд. Обычно в полумраке, таинственных сумерках, над крышами домов, над парками и садами, улицами и площадями. Всё видит, но его не видит никто. Иногда возникает ощущение, что он делает некоторое усилие, взмахивая руками, как крыльями, чтобы перелететь через высокую крышу или натянутые провода. Когда же просыпается после такого сна, то сожалеет, что не может делать этого наяву...
Но иногда бывает и так, что он, расслабившись на некоторое время после напряжённой операции, впадает в дремоту и думает: а ведь это не сон, потому что я, что совершенно точно, только что закончил операцию, сел отдохнуть в кресло, и именно с него и взлетел! Я всё проверял: когда подлетел к двери кабинета, то специально её потрогал, убедился, что ощутил. Толкнул её ногой, она открылась, я пролетел по коридору, мимо операционной... Видел, как снимают со стола больного, чётко видел всех... Потом пролетел в холл, к открытому балкону и на улицу! Так что сейчас это точно не во сне!
Какой-то резкий стук вывел Лугина из блаженного сомнабулического состояния. Он открыл глаза и ничего не понимал. Стук повторился: это санитарка Мотя мыла коридор и повторно шабаркнула шваброй по двери. Он проснулся окончательно и с глубоким сожалением констатировал, что сидит в своём кресле, что никуда он не летал... Что, переговорив с Динамитом, он зашёл в кабинет и сел в кресло... Что дядюшка не появлялся, никаких разговоров ни о Спиридоне Перикусихине, ни об его алкогольной горячке он не вёл... И "Кабачок Ауэрбаха", и загранпаспорта - всё это ему приснилось. А жаль, чёрт побери! А что, если и в самом деле махнуть в Лейпциг и побывать в этом знаменитом чёртовом кабачке? Предложу-ка я дядюшке! Да и для Инны будет хороший, необычный сюрприз!
Сон-сном, но то, что он подумал во сне о суемудрии, суете и томлении духа, в голове осталось как некое откровение, как мысль, которая в состоянии бодрствования вряд ли его посетила. Совместив всё это с идеей слетать в Лейпциг, он решил сам продолжить этот волшебный сон, только уже осознанно. Жаль только, что нереально полетать, как во сне...
Он встал, размялся, и попробовал помахать руками как крыльями. Нет, ни малейшего намёка на подъёмную силу... Ну, ничего. Чего уж не дано - так не дано. Буду летать во сне. Пусть будет "явь во сне" и "сон наяву". Кстати, не та ли это новая жизнь, которая должна была у меня наступить, когда, по словам дядюшки, придёт мой роковой час? Ведь этот час, похоже, наступил! А ведь рок бывает не только злым! Всё нормально, старик! Вот только эти дядюшкины штучки с мухами... Надо бы как-то с этим разобраться...
Вдруг открылась дверь и вновь появился Дналов:
- Я за тобой.
- Всё! Ты меня "достал"! Дай мне хоть немного отдохнуть, я своё дело сделал, у меня есть несколько свободных часов. Я хочу элементарно поспать!
- Понимаю, но свободных часов у тебя пока нет. Выспишься позднее. Хирургу не привыкать!
- Это точно... А в чём дело? - спросил Лугин уже спокойно, понимая, что что-то происходит, ведь мозг Николая работает, хотя и на "малых оборотах". Но "процесс пошёл" и как он будет развиваться, кто знает?
- Азазеллян настроил контактную систему и нам с тобой пора в Центр Вездесущности. Там всё увидишь и всё обсудим.
Лугин поднялся, снял халат, надел пиджак, и они пошли.
Тут дядюшка взял Лугина под локоть и, хитровато улыбаясь, спросил:
- Что же это Вы, милейший, муху-то не пришибли? Ведь она была не на потолке, а перед самым Вашим носом!
Ну как же тут не удивляться? Ведь ему уже приснился этот дядюшкин вопрос! Что же, наконец, происходит? Может быть и всё остальное тоже крутится в какой-то "мозготеке"? Нет, так дальше нельзя... Пора разобраться! Но аккуратно... Иначе он снова выкрутится... И Лугин решил начать издалека:
- Да я как-то...
Но дядюшка тотчас его перебил:
- Сейчас начнёшь объяснять, что муха тебе не мешала, что-де зачем убивать божью тварь просто так, даже если это муха, или что-то в этом роде.
- Ну, пожалуй, так.
- Нет, мой милый, не из-за этого! Ты смотрел на муху и думал: "Бить или не бить?" Этот вопрос беспокоил тебя не меньше, чем Гамлета "Быть или не быть?" Ты был готов её прибить, но побаивался. А сдержало тебя то, что ты представил, как будешь выглядеть в глазах своей избранницы, если в самый возвышенный момент, когда только что так нелепо объяснился ей в своих чувствах, начнёшь бить мух! Вот в чём дело! Я просто-напросто это знал! Нормальная логика! В любой ситуации надо стремиться понять состояние человека и положение, в котором он в данный момент находится. Если это уметь, то всегда можно выбрать момент, когда можно подойти вплотную даже к злейшему и непримиримому врагу, и он с тобой в такой момент ничего не сможет сделать! Тебе это полезно понять и научиться такому психоанализу. Нам с тобой это скоро пригодится, потому что к нам уже кое-кто пытается подойти вплотную.
- Ты хочешь сказать...
- Что это была муха...
- Да ну тебя! С тобой невозможно нормально и серьёзно разговаривать!
- Достаточно того, что ты понял смысл моих слов. Ведь понял?
- Понял...
Они ехали в дядюшкином лимузине с затемнёнными стёклами, которым управлял уже знакомый Лугину водитель по фамилии Коровьев. Дядюшка думал о чём-то своём, но как бы между прочим сказал:
- А идея отпраздновать свадьбу в "Кабачке Ауэрбаха" замечательная!
Лугин ничего не ответил и ни о чём не спросил. Что тут говорить? Ходить по уругу? А потом ехать в Пермь, к другу-психиатру, чтобы подсобил в "эстетике самоубийства"? Ладно... Сейчас начнутся новые сюрпризы в Центре, куда я, наконец, попаду. Может быть там что-то прояснится!
Доехали почти до Кремля. Там вышли из машины, дошли до ближайшей станции метро. В метро Дналов свернул в один из неприметных тупичков, каких немало на старых станциях. Раздался слабый мелодичный писк, это дядюшка нажал кнопку брелка с ключами, открывая электронный замок. Приоткрыл дверь, пропустил вперёд Лугина в узкий, едва освещённый коридор, вошёл сам, и дверь за ними плавно закрылась с лёгким щелчком.
Коридор, поворот, другой коридор, пошире, снова дверь, помассивнее, снова коридор, направо, налево, лесенка вниз, вверх. В общем, лабиринт. Самому обратно не выйти. Лугин вспомнил коридоры Института нейрохирургии имени Бурденко, особенно те, гле располагалась Лаборатория нейропсихологии. С непривычки так же трудно войти и особенно выйти обратно.
Вышли на небольшую платформу. Подошёл одиночный вагон метрополитена. Дядюшка вёл себя здесь как хозяин. Ехали не очень долго, в одном месте притормозили, пропуская состав с пассажирами, промчавшийся с невероятным грохотом. Проехали ещё несколько минут, вышли на другой небольшой платформе. Снова едва освещённые коридоры, двери по бокам с номерами. Наконец, остановились у одной из них.
- Пришли! - сказал Дналов.
- Я понял! - ответил Лугин, увидев на двери номер - три бронзовые шестёрки.
- Догадливый!
- Есть в кого!
То, что Лугин увидел по другую сторону двери, его поразило: небольшой тамбур вёл к чёрной резной двустворчатой двери, которая самостоятельно бесшумно открылась, лишь перед этим вновь послышался писк, не громче камариного. Убранство огромного пространства чем-то напоминало интерьер католического собора. Всё было аспидно-чёрного цвета, по бокам многорядная колоннада из узких витых колонн, подобно деревьям в лесу, так что определить расстояние от стен до глаз было невозможно. По стенам же, если только это были стены, готического вида высоченные светящиеся цветные витражи, подобные тем, что на станции метро "Новослободскя". Ввысь уходил сводчатый потолок. Шаги гулко раздавались по чёрному граниту расположенных в шахматном порядке полированных и матовых плит, и сопровождались угасающим эхом. Воздух чистейший, с едва уловимым запахом ароматной рождественской угольной свечки. Впереди стояли два кресла с высокими вертикальными резными спинками. Не было ни души. Только подойдя вплотную к креслам, Лугин увидел стоящее возле них некое существо с весьма "номенклатурной" физиономией - довольно массивной нижней частью, особенно нижней челюстью, приплюснутым носом и нагло-хитрым взглядом. Он стоял перед Лугиным навытяжку.
- Котов-Бегемотов, исполнительный директор Центра Вездесущности, - представил его Дналов и скомандовал: - Начинайте!
- Есть! - одними глазами ответил представленный и исчез.
Они сели в кресла и тотчас перед взором появился огромный экран. Дналов надел стереоочки и передал такие же Лугину. Экран сразу же превратился в некое пространство.
- Устраивайся поудобнее, - сказал Дналов, - нам предстоит многое обсудить и осуществить своего рода стыковку твоей и моей программ. Разница в том, что ты о моей не знал, а я о твоей знал всё и стыковочный узел подготовлен мною. Поэтому я тебе буду пояснять всё по ходу стыковки и введу в курс дела. Дальше всё пойдёт как по маслу.
- Подсолнечному? - съязвил Лугин, - и рельсы уже были, и в "трамвае" ехали...
- Вот и славненько, - сказал ему в тон академик, - и голова сейчас появится на экране. И обрезать её незачем при нынешнем научно-техническом прогрессе. Вот, взгляни!
Он щёлкнул тумблером на подлокотнике своего кресла и на экране появилась голова Николая в нахлабученном шлеме с проводами. Дналов выключил изображение и начал свои пояснения:
- Итак, мы находимся в самом центре Центра Вездесущности, уж извини за тавтологию.
- Так сказать, "святая святых"!
- Не святотатствуй и не отвлекайся, - спокойно урезонил академик, - сейчас ты увидишь и услышишь то, что видел, слышал, и, так сказать, "интроспектировал" Николай в момент получения травмы, сразу после травмы, и за весь период до момента, когда ты установил свои датчики-антенны. Это, так сказать, запись. А после того как к твоему аппарату подключился Азазеллян, можно всё наблюдать и в "прямом эфире", и записывать. Знаю, о чём спросишь... Да, мы наблюдали за Николаем Поныревым, и уж извини, дорогой, и за тобой тоже, и за всеми его и твоими делами, за всей твоей наукой. Так что я полностью в курсе всего, до самых мелочей.
- Жучков понаставляли?
- И скрытых камер тоже, - невозмутимо продолжал академик, - так что всё было под контролем, и твои усилия по привлечению вашего Динамита были не обязательны. Тем не менее, я дал тебе возможность проявить себя в полной мере и доволен тобой. Кроме того, мы стремимся всё-таки не смешиваться в естественный ход событий, но всё страхуем. Так что если бы у тебя или у Динамита произошла какая-то осечка, нами была отработана дублирующая программа и по автокатастрофе, и по доставке Николая в твою клинику. Да, жучки, видеокамеры были и в квартире Николая, и в машине. Везде, где надо. Можешь не сомневаться. А теперь смотри, и будем вместе рассуждать.
Он вновь включил тумблер и на экране появилось яркое пятно, подобие искр. Пятно постепенно уменьшалось, становилось зеленоватым свечением и превратилось в изумрудную точку. При этом слышались отрывки каких-то фраз, слов, отдельные бессвязные звуки, вокруг пятна образовывались фантастические картины, контуры предметов. Всё это постепенно сливалось, экран темнел, звуки ослабевали.
- Это момент шока с переходом в клиническую смерть, - пояснил Дналов. - Яркое пятно суживается, почти угасает, подобно индикаторной лампочке телевизора.
- Ясно! - сказал Лугин. - Соответствует тому, что рассказывают некоторые после реанимации. Но невероятно: есть возможность это видеть и слышать!
- Даже запахи чуять, если они возникают в виде обонятельных галлюцинаций.
- Невероятно!
- Но очевидно! Ведь официальная наука эту возможность уже не отрицает, всё это лишь дело техники!
- Да, конечно... Вот, вижу по изображению, выключился первый функциональный блок мозга, "энергетический", принимающий сигналы возбуждения от органов чувств и внутренних биохимических процессов. Действительно, как в электронном устройстве при прохождении остаточного тока после отключения питания. Теряется избирательность мышления, мысли путаются, наслаиваются, как в приёмнике наслаиваются разные радиопередачи на одну частоту. Да, именно такие ощущения, в виде полёта по туннелю, описывают многие пережившие клиническую смерть.
- Вот видишь, всё подтверждается, - сказал Дналов, - но это только начало, вернее, "конец конца и новое начало". Нам известно, чего добиваетесь вы, нейрохирурги и нейропсихологи. Вы установили локализацию функциональных зон мозга и ищете способы воздействия на них с целью замещения утраченных функций и их регулирования. Вполне гуманная задача, как и вообще всё в медицине. Мистики, тем более голой фантастики в этом уже нет, даже гипотетический этап пройден. Осталось развивать техническую сторону. Ты изобрёл свои "штыри" и создал систему приёма-передачи информации и избирательного регулирования биопотенциала любой зоны мозга. То есть на мозгах, говоря образно, можно играть как на клавишном инструменте. А я к твоему "клавесину" присоединил компьютерную систему, и только! Всё дело в программах и объёме памяти, о чём я тебе уже говорил. Ну, а всё это - стереоизображение, стереозвук, да и галография, что ты тоже увидишь, не удивит и школьника. Твоё звено во всей этой системе - самое важное. Ты создал как бы "рецепторы", а я - проводящую и центральную нервную систему. Мы с тобой, дорогой ты мой, создали, не вредя человеку, систему его второго "Я", как дублирующую, так и резко увеличивающую его природные возможности. Чуешь, что мы натворили? И никакой мистики! Одна чистая наука! Всё на уровне уже известных и общепризнанных научных фактов!
- Да что ты всё время передо мной-то оправдываешься, что никакой мистики? Если хочешь знать - очень жаль! Скучно становится...
- Та-а-а-к! Веселья захотел? Сейчас будет! Смотри, кора мозга твоего подопечного начинает оживать!
На экране появились световые точки, цветные круги, вспышки, послышались отдельные шумы, пошли какие-то запахи.
- Нельзя ли без вони? - спросил Лугин.
- Можно, это не существенно, - ответил Дналов, - просто я хотел, чтобы ты прочувствовал всё.
- Благодарствую! Достаточно!
Звуки становились более чёткими, различной высоты, наметилась некоторая мелодичность. Точки, кружочки начали сливаться, образовывать калейдоскопические фигуры с чёткой симметрией. Появились какие-то символы типа клинописи, иероглифов, звёзд, свастик, магических знаков, букв разных алфавитов, цифры. Потом геометрические фигуры, что-то типа сложных объёмных чертежей, контуры предметов.
- Это включился второй блок - блок приёма и хранения информации, - констатировал Лугин. - Подобные картины описывают больные, имеющие повреждения этого блока. В нём три подблока: зрительный - затылочный, слуховой - височный и общечувствительный - теменной. Плюс вестибулярный аппарат - мозжечок. Блоки к тому же имеют иерархическое строение. В каждом подблоке - первичные, вторичные и третичные отделы. Первые дробят воспринимаемые образы на отдельные признаки, вторые вновь синтезируют их в образы. Третьи объединяют информацию от всех подблоков и обеспечивают таким образом комплексное восприятие реальности. Поэтому при раздражении первичных отделов появляются те элементарные ощущения, которые мы сейчас наблюдаем. Если всё пойдёт так, как описывают больные, то сейчас должны появиться какие-то законченные зрительные и слуховые образы, а дальше - галлюцинации, подобно бессистемно склеенным кускам киноленты, с чётким изображением и ясным звуком. Кстати, по характеру сновидений можно с высокой достоверностью определить, что происходит в голове любого человека, какие зоны у него слабые, какие сильные. Как мы говорим о человеке: этот - атлет, а этот - хиляк по внешнему виду, можно так же объективно заглянуть и в душу, увидев, что в ней "накачано" и что слабо, увидеть "конституцию" души.
- Сатанинская ваша наука, однако! - не без удовольствия сказал Дналов. - А ты удивляешься: откуда это я про тебя всё знаю? Да я тебя насквозь вижу, и опять без всякой мистики, ты сам же только что всё научно объяснил! Но ты, однако, молодец!.. Смотрим дальше: то, что ты сказал, подтверждается. Так что, как видишь, можно даже прогнозировать, что произойдёт в чужом мозгу в каждый отдельный момент!
- Да, и без всякой мистики! - сказал теперь уже Лугин и, поймав себя на этом, весело хохотнул.
Тем временем на экране, а точнее - в стереопространстве, как в обычном московском стереокинотеатре, стали появляться пережитые Николаем бессистемные галлюцинации. А Дналов втихаря включил ещё и "ароматизатор", так что весёлость Лугина кончилась в момент. Он за жизнь насмотрелся и нанюхался всего, его ничем не напугаешь, даже встающими из могил мертвецами, но тут ему стало худо. Дналов, взглянув на него, даже забеспокоился и "прокрутил" изображение но большой скорости, как на видеоплейере, сказав:
- Это пропустим... Я тебе хотел лишь продемонстрировать твои собственные достижения... Может, воды? Или потерпишь? Ну ладно, передохни. Дальше можешь не рассказывать. Ликбез я прошёл, знаю, что следующий блок - блок программирования, регуляции и контроля, расположенный в лобных долях.
- Да... - выдавил из себя Лугин и, немного успокоившись, продолжил: - Если с первыми двумя было проще, многое было уже давно известно, то этот третий блок не связан с получаемой мозгом информацией и при его раздражении не возникает никаких ощущений. Его повреждения вызывают так называемую "лобную психику", приводящую к неосознанному распаду личности...
- Начинают, например, путать, что во сне, а что наяву,- съязвил Дналов, хотя по сути был прав: у людей с нерегулярным режимом сна и бодрствования, с частыми насильственными пробуждениями, очень быстро накапливается усталость и происходит разрегулирование процессов возбуждения и торможения, то есть страдает именно третий блок - регуляция, контроль и программирование. Проще говоря - способность соображать. Если говорить о профвредностях, то вреднее этого для мозга ничего нет, да и для здоровья в целом - тоже. Неспроста средняя продолжительность жизни хирургов такая же, как у шахтёров, то есть самая малая из всех профессий.
Так думал Лугин и поэтому не отреагировал на очередную дядюшкину колкость.
- Ну-с, ладно, оставим это, - сказал Дналов. - Теперь самый важный момент: момент перехода от кошмарного начала выхода из состояния клинической смерти до полного восстановления биопотенциала коры головного мозга. Это как раз тот период, когда решалась судьба Николая на Небесах. Смотри и слушай. Потом он тебе расскажет об этом как о чудесном сновидении, и ты сравнишь.
Они вновь надели стереоочки, устроились в креслах поудобнее, и ощутили себя в стереопространстве точно так же, как ощущал себя Николай, за исключением того, что они не превращались в некую точку. Во всяком случае, Лугин не ощущал утраты своей плоти. Они медленно поплыли в облаках, в золотисто-багряном свечении, и Лугин подумал, что вот и сон наяву, и полёт, о котором он мечтал, и что, как оказалось, всё это возможно и без всякой мистики...
Появились светящиеся столбы и плоскости, контуры, напоминающие животных и людей, огромные контуры всадников на вздыбленных конях... Вот кто-то сидит, в белом плаще с красным подбоем, рядом остроухая собака и совсем маленькая девочка...