ЮНОШИ
В КОМАНДИРСКИХ ШИНЕЛЯХ
ОДЕССКАЯ АРТИЛЛЕРИЙСКАЯ
СПЕЦИАЛЬНАЯ ШКОЛА № 16
Молодые одесские ребята, по нынешним понятиям просто дети, 14-17-ти лет по призыву Партии и Правительства пошли в 1938 году в Одесскую артиллерийскую спецшколу № 16, а в 1940 году и в военно-морскую и военно-воздушную одесские военные специальные школы.
За восемь лет с 1939 по 1946 годы Одесская артспецшкола № 16 передала более полутора тысяч хорошо и всесторонне подготовленных артиллеристов в артиллерийские училища.
Выпускники Одесской артспецшколы отличились в боях с фашистами и японскими империалистами, награждены боевыми орденами и медалями. Выпускнику Одесской артспецшколы, Петру Вернидубу, присвоено, посмертно, высокое звание Героя Советского Союза. Выпускники Одесской артспецшколы дослужились до высоких званий генералов и высших офицеров Советской Армии: генерал-полковник Вадим Серафимович Неделин, заместитель ко-мандующего Ракетными войсками Советской Армии, а в послевоенное время бывшие спецшкольники активно работали в различных областях науки и техники, в сельском хозяйстве и общественных науках.
Более трети всех выпускников Одесской артспецшколы погибли в боях, защищая Родину и многие, из оставшихся в живых, вернулись «домой» инвалидами войны. Как говорили после войны, наши годы, 1923, 1924 и 1925 годы рождения были самыми расстрельными годами.
СПИСОК
ВЫПУСКНИКОВ ОСАШ - № 16,ПОГИБШИХ В СРАЖЕНИЯХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
(предоставлен музеем ОСАШ № 16 в Одессе)
ВЫПУСК 1938 года
1. Аргутинский Валентин
2. Аргутинский Леонид
3. Гендлер Дон
4. Кобых Леонид
5. Титиш Зиновий
6. Хазанов Александр
7. Шарапов Георгий
8. Шварцман Илья
ВЫПУСК 1939 года
9. Армаш Константин
10. Горенштейн Ефим
11. Зеленюк Владимир
12. Лунин Николай
13. Новосёлов Сергей
14. Сичкорез Константин
15. Фоменко Павел
16. Хурин Константин
ВЫПУСК 1940 года
17. Бутенко Виктор
18. Вербицкий Борис
19. Гельман Семён
20. Гнанг Александр
21. Гейне Леонид
22. Дыгало Георгий
23. Ирго Анатолий
24. Кащеев Виктор
25. Клейн Анатолий
26. Котт Израиль
27. Левит Александр
28. Линецкий Исаак
29. Мазур Константин
30. Мойсеев Михаил
31. Морозов Юрий
32. Окунь Александр
33. Пастернак Михаил
34. Сакович Владимир
35. Севастьянов Владимир
36. Смрковский Владимир
37. Советов Борис
38. Устинов Анатолий
39. Хазан Самуил
40. Церкович Борис
41. Шифрин Яков
42. Штрай Озя
43. Щербицкий Борис
44. Яхнис Юрий
ВЫПУСК 1941 года
45. Бутенко Владимир
46. Вартанов Константин
47. Войченко Евгений
48. Гак Пётр
49. Гендельман Фёдор
50. Заяц Пётр
51. Кильчевский Юлий
52. Коваленко Виктор
53. Колбасенко Иван
54. Мельник Николай
55. Мясковский Абрам
56. Рубашевский Виктор
57. Свечарный Максим
58. Сиренко Василий
59. Соколов Владимир
60. Спивак Авсей
61. Торговский Николай
62. Тохов Александр
63. Фихгендлер Борис
64. Цейликман Юлик
65. Чудновский Лев
66. Штейнгольц Пётр
67. Яшонков Илья
ВЫПУСК 1942 года
68. Вернидуб Пётр
69. Вершигора Георгий
70. Гаврилюк Александр
71. Гершкович Марк
72. Гильберг Алик
73. Глушанин Владимир
74. Горбач Василий
75. Горшелев Владислав
76. Грозилов Леонид
77. Гуральник Михаил
78. Дедов Сергей
79. Капишевский Степан
80. Клейман Захар
81. Клемпнер Исаак
82. Колтанюк Ефим
83. Копнин Борис
84. Кордонов Василий
85. Корнеев Владимир
86. Краснопольский Юлий
87. Куталёв Анатолий
88. Кухаренко Владимир
89. Лещев Лев
90. Малый Юзик
91. Мальцман Ицхок
92. Мамаев Эрнст
93. Найдич Юлий
94. Осадчий Анатолий
95. Петров Всеволод
96. Пилипчук Владимир
97. Полищук Леонид
98. Посковатый Исай
99. Притула Пётр
100. Родин Яков
101. Серов Валентин
102. Сидоров Леонид
103. Сирота Виля
104. Смотрицкий Алексей
105. Хаимский Михаил
106. Хорев Игорь
107. Церкович Морис
108. Чёрный Николай
109. Шевцов Борис
110. Шипик Павел
111. Эльман Виля
ВЫПУСК 1943 года
112. Айнгорн Михаил
113. Андреюк Евгений
114. Балан Израиль
115. Барвенок Владимир
116. Белоголовский Георгий
117. Бондаренко Михаил
118. Вайнберг Яков
119. Варбанец Василий
120. Винницкий Вильям
121. Дмитриев Павел
122. Дорошев Александр
123. Духновский Василий
124. Женичковский Яков
125. Жук Владимир
126. Кашоед Николай
127. Кетнер Юрий
128. Кириленко Григорий
129. Коган Леонид
130. Кондратюк Владимир
131. Любецкий Виктор
132. Мажеев Константин
133. Ницак Игорь
134. Петров Алексей
135. Равчук Сергей
136. Рацимор Яков
137. Рогов Владимир
138. Ротманский Григорий
139. Словесник Марк
140. Суворов Василий
141. Усов Василий
142. Финклер Исаак
143. Харченко Андрей
144. Циприс Владимир
145. Чумахан Леонид
146. Шелест Валентин
РУКОВОДСТВО и ПРЕПОДАВАТЕЛИ
147. Ахундов Намик Ширинович
– командир взвода (Сталинабад)
148. Лаврентьев Иван Степано-
вич – комиссар школы, баталь-
онный комиссар 2-го ранга.
Дополнительные сведения
представил А. Писак
149. Ильящук Миша,
150. Рощин Яша,
151. Столяр Миша,
152. Хаимский Давид,
153. Шнейдеров Вадик.
* * *
Прошло 70 лет, всего 70 лет или целых 70 лет, с года организации Одесской специальной артиллерийской школы № 16. Я уже не первый раз собираюсь написать про нашу школу, специальную школу, артиллерийскую школу, в которую собирали пацанов, юношей-подростков Одессы, желая сделать из них квалифицированных командиров Красной Армии. У меня были намерения написать про нашу спецшколу в год 20-летия моего выпуска, в 1962 году. Потом – в год 40-летия - в 1982 году, но всегда что-то мешало, отодвигало желание, и не было возможности уделить время сбору материалов и написанию книги. И вот, в 2008 году, в год 70-летия создания в Советском Союзе сети артиллерийских спецшкол, появилось желание и оказались некоторые возможности написать эту книгу. Современный Интернет позволил собрать интересные данные общего порядка по данному вопросу.
Прошло много лет, в живых осталось не так много спецшкольников, вернувшихся после войны живыми, многие из которых были тяжело ранены. Трудновато разыскать их - живых, разбросанных по странам и континентам. Выветрились из памяти, потеряны временем имена и фамилии преподавателей, учащихся, погибших в горниле войны 1941-45 годов и оставшихся в живых, но всё же в памяти осталось многое, что может быть будет интересно кому-нибудь. Описывать буду, в основном, собственные воспоминания.
Мои воспоминания несколько специфические, и потому, что я два года в спецшколе играл в духовом оркестре, а оркестр был на особом положении.
Начальник школы майор, впоследствии подполковник, Александр Ксенофонтович Романов, очень любил военные оркестры и делал всё возможное, чтобы музыканты школьного оркестра как можно лучше выполняли свои обязанности.
Почему же именно в 1938 году в Советском Союзе появилась необходимость в экстренном пополнении армии квалифицированными командирами и, в первую очередь, в артиллерии, самом интеллектуальном роде войск того времени. 1938 год был особенно тяжёлым в истории Совет-ского Союза.
В 1937-1938 годах по приказу Сталина была произведена основательная чистка Красной Армии. В разные годы назывались различные цифры «антиармейского террора», от 50% всего офицерского корпуса, до 40-50 тысяч расстрелянных командиров. Что же было на самом деле? Обратимся к некогда секретным архивным документам, которые стали достоянием общественности в последние годы.
СПРАВКА
О КОЛИЧЕСТВЕ УВОЛЕННОГО КОМАНДНО-НАЧАЛЬСТВУЮЩЕГО
И ПОЛИТИЧЕСКОГО СОСТАВА за 1935-1939 гг.(без ВВС)
(справка апреля 1940 года)
В 1935 году убыло из армии 6.198 человек.
В 1936 г. – 5.677 человек. В 1937 г. - 18.685 человек. Мотивы увольнения: арестованных, как заговорщики, по пьянству, за хищения, из-за смерти, инвалидности и болезням. Всего за 1935-37 годы Красная Армия лишилась 30570 человек.
В 1938 году - 16362 человека. В 1939 году – 1878 человек. По политическим мотивам убыло командного состава из армии за 1937-39 годы более 24000 человек, до 80% списочного состава уволенных из армии.
В справке указано, что за 1937-1938 годы армия серьёзно очистилась от политически враждебных элементов, пьяниц и иностранцев, не внушающих политического доверия. В итоге армия имеет «гораздо более крепкое политико-моральное состояние, подъем дисциплины, быстрое выдвижение кадров, повышение в воинских званиях…».
Острая нехватка командных кадров перед войной заключалась ещё и в том, что численность Красной Армии резко увеличилась, создавались десятки тысяч новых командных должностей. Некомплект командного и начальствующего состава на 1938 год составил 73000 человек, а при новых организационных мероприятиях по значительному расширению Красной Армии некомплект составил около 200000 человек. Спешно выпускались курсанты училищ, переучивались младшие командиры, призывались из запаса командиры, задерживалась демобилизация командного состава.
Была ли необходима столь широкомасштабная чистка РККА? К сожалению, немалая доля командиров, подвергшихся в то время политическим преследованиям, пострадала безвинно, оправдано и восстановлено в армии.
Вот в такой обстановке ничего не оставалось советским руководителям, как принимать срочные меры для пополнения рядов командного состава Красной Армии.
Дальше последует рассказ о нашей родной Одесской артиллерийской специальной школе № 16.
Но прежде следует привести некоторые официальные документы, показывающие как именно создавалась сама система совершенно новых для СССР специальных военизированных школ.
* * *
Постановлением № 452 от 9 апреля 1938 года Совнарком утвердил новое Положение о спецшколах, которое действовало без изменений до их реорганизации в 1946 году.
ПОЛОЖЕНИЕ
О специальных школах народных комиссариатов просвещения РСФСР и УССР
1. Специальные школы народных комиссариатов просвещения РСФСР и УССР предназначаются для комплектования лицами, окончившими эти школы, артиллерийских училищ Народного Комиссариата Обороны.
2. Спецшколы Наркомпроса комплектуются из числа политически проверенных учащихся средних школ мужского пола:
а) окончивших отлично неполную среднюю школу (семилетку);
б) окончивших на «отлично» или «хорошо» 8 классов
полной средней школы;
3. Специальные школы имеют 8-е, 9-е и 10-е классы средней школы.
4. Математика, физика, химия, черчение, рисование и военное дело преподаются в школах по программам и учебникам, приспособленным к программам артиллерийских училищ НКО. Остальные предметы преподаются по общим программам и учебникам средних школ.
5. В школах создаются военные кабинеты с образцами артиллерийского и прочего вооружения.
6. В школы назначается лучший преподавательский состав с высшим педагогическим образованием, в том числе и из лиц командиров запаса артиллерии. Для руководства военной и политической работой назначаются помощники директоров школ по политической части и военные руководители из числа лиц кадрового политического и командного состава.
7. Переводные и выпускные испытания учащихся специальных школ проводятся в присутствии преподавателей артиллерийских училищ по назначению начальника артиллерии РККА.
8. Все учащиеся специальных школ носят присвоенную им форму одежды.
9. Спецшкольники живут по общему школьному уставу.
10. Правила внутреннего распорядка утверждаются Народным Комиссаром Просвещения РСФСР и УССР по согласованию с Народным Комиссаром Обороны СССР.
11. Летние каникулы учащиеся проводят в специальных лагерях.
Содержание учащихся - за счет Наркомпросов РСФСР и УССР.
12. Все окончившие специальные школы получают аттестат зрелости и распределяются начальником артиллерии РККА с участием представителя Наркомпроса РСФСР по артиллерийским училищам.
13. По окончании специальных школ учащиеся с оценками «отлично» и «хорошо» имеют преимущественное право поступления в артиллерийские училища повышенного типа без испытаний.
14. Окончившие артиллерийское училище производятся в лейтенанты и направляются в РККА на строевые артиллерийские командные должности.
15. При наборе слушателей в Артиллерийскую Академию оказывать преимущества тем из прошедших специальную школу товарищам, которые окончили артиллерийское училище с оценками «отлично» или «хорошо» и которые прошли строевую службу в продолжение двух лет с отличной аттестацией. Такие товарищи принимаются в Артиллерийскую Академию:
а) на первый курс командного факультета и на второй курс инженерного факультета - без испытаний;
б) на второй курс командного факультета и на третий курс инженерного факультета - по испытаниям в объеме первого курса командного факультета или второго курса инженерного факультета соответственно.
16. Все слушатели, окончившие Артиллерийскую Академию, бывшие воспитанники специальных школ Наркомпроса, прослужившие до поступления в Академию 3 года на строевых должностях, получают воинское звание на 1 ступень выше, чем остальные.
* * *
Интересно, что Постановлению № 452 от 9 апреля 1938 года Совнаркома о создании спецшкол, предшествовал эксперимент.
Идея воссоздания подготовительных военно-учебных заведений по образцу кадетских корпусов царской России в новых условиях Советского Союза была подсказана Клименту Ефремовичу Ворошилову заместителем начальника артиллерии РККА, комкором (впоследствии генерал-полковником) Владимиром Давыдовичем Грендалем (1884-1940), очень много сделавшим для организации обучения артиллерийских кадров всех степеней.
По решению Правительства от 5 мая 1937 года пять московских средних школ Наркомата просвещения в экспериментальном порядке приступили к обучению юношей 8-10 классов по специальной программе, согласно которой математика, физика, химия, черчение и военное дело изучались приближённо к программам военных училищ.
Школы комплектовались учащимися, которые успешно окончили 7 классов и были годны по состоянию здоровья для поступления в военные училища. В соответствии с Положением о специальных школах их выпускники могли после 10 класса поступать в любое военное училище.
Однако уже в ноябре 1937 года в Положение было внесено уточнение, по которому все спецшколы становились только артиллерийскими, а их выпускники шли на комплектование артиллерийских училищ.
Об этом изменении первым спецшкольникам объявил начальник артиллерии РККА, комкор (впоследствии Главный Маршал артиллерии) Николай Николаевич Воронов в здании Московской консерватории, где были собраны учащиеся.
Часть ребят, мечтавших стать моряками или летчиками, покинула спецшколы.
В 1940 году, когда артиллерийские спецшколы выявили положительные стороны такой формы подготовки молодежи к кадровой военной службе, особенно в войсках, оснащенных сложной военной техникой, были созданы в дополнение к артиллерийским - 20 спецшкол ВВС и 7 спецшкол ВМФ. Спецшколы ВМФ просуществовали до 1943 года, после чего они были преобразованы в подготовительные училища ВМФ. Спецшколы ВВС были расформированы в 1955 году. В 1943 году были открыты суворовские и нахимовские военные училища.
Инициатором создания суворовских училищ наподобие кадетских корпусов для подготовки будущих общевойсковых командиров был генерал-лейтенант А. А. Игнатьев, который к весне 1943 года подготовил и представил командованию основные положения по их организации.
Перед Отечественной войной генерал-майор Игнатьев некоторое время был инспектором военных учебных заведений (в том числе и спецшкол) по иностранным языкам, и поэтому хорошо был знаком с организацией этих учебных заведений. Спецшкольники жили в своих семьях и находились в спецшколах в соответствии с внутренним распорядком. Для иногородних были сделаны исключения - выделялись спальные помещения.
Спецшкольники носили установленную военную форму одежды, близкую к командирской.
Каждая спецшкола имела свое знамя.
Воссозданием кадетской системы раннего воинского воспитания занимались, в первую очередь, офицеры и генералы царской армии, перешедшие на службу Республики Советов.
Сами бывшие в прошлом кадетами, они стремились возродить в спецшколах лучшие традиции этих учебных заведений, и не безуспешно. В предвоенные годы и в период Великой Отечественной войны специализированные военных школы стали одним из важнейших источников комплектования артиллерийских, военно-морских и авиационных училищ.
Уже к маю 1942 года спецшколы (артиллерийские, ВМФ и ВВС) передали Армии и Флоту 15 тысяч своих воспитанников. Большинство из них достойно сражались на фронтах с немецко-фашистскими захватчиками.
Более 40 из этих выпускников стали Героями Советского Союза. Среди них - маршалы (С. С. Ахромеев), адмиралы (А. П. Михайловский), генералы (В. Л. Говоров, А. Я. Брандыс) и много других видных военачальников.
* * *
В 1938 году очень оперативно создались в СССР и уже действовали 17 артспецшкол, которые приняли в свои стены более 8 тысяч юношей, откликнувшихся на призыв секретаря ЦК ВЛКСМ А. В. Косарева «Молодежь, в артиллерию!». Каждой школе был присвоен свой номер.
Так, первые пять школ находились в Москве, с шестой по десятую - в Ленинграде, одиннадцатая - в Ростове-на-Дону, двенадцатая и тринадцатая - в Киеве, четырнадцатая и пятнадцатая - в Харькове, шестнадцатая - в Одессе, семнадцатая - в Ереване.
Желающих попасть в спецшколы оказалось очень много - молодежь влекла романтика военной службы, чувство долга по защите Отечества, ношение военной формы. Специально созданные комиссии проверяли знания абитуриентов по всем общеобразовательным дисциплинам, прежде всего - по математике, физике, химии и иностранному языку. Помимо прохождения медицинской комиссии, каждый поступающий должен был продемонстрировать свою физическую подготовку на спортивных снарядах. Высоко оценивалось наличие спортивных значков: «Будь готов к труду и обороне», «Ворошиловский стрелок», «Осоавиахим», «Юный парашютист» и других. Учитывался и интеллектуальный уровень будущих командиров - артилле-ристов. Каждый поступающий должен был заполнить анкету, которая хранилась в его личном деле до окончания школы.
По ней велась проверка абитуриентов органами НКВД.
АНКЕТА
поступающего в специальную школу Наркомпроса
1. Фамилия, имя, отчество.
2. Год, месяц и число рождения, и какой местности уроженец.
3. Национальность, родной язык и какими языками владеете еще.
4. Гражданство (подданство) в настоящее время и раньше.
5. Если член ВЛКСМ, то указать, с какого времени; № билета, и какой организацией выдан.
6. В какой школе обучался, и какой класс окончил.
7. Социальное положение родителей.
8. Основная профессия родителей (отца и матери):
а) до Октябрьской революции;
б) в настоящее время.
9. Какое имущественное положение родителей:
а) до Октябрьской революции;
б) после Октябрьской революции (отец и мать);
в) состоят ли в колхозе, и с какого времени.
10. Где в настоящее время проживают родители, и чем они занимаются.
11. Лишены ли в настоящее время по суду, или лишались ранее Ваши родители или ближайшие родственники избирательных прав, за что, когда и где. Их фамилии.
12. Принадлежали ли Ваши родители или ближайшие родственники к оппозиции и антипартийным группировкам.
13. Перечислите родственников и знакомых, проживающих вне пределов СССР. Какую Вы или Ваши ближайшие родственники имеете с ними связь.
14. Ваш точный адрес последнего местожительства (область, край, район, город, село или деревня).
________________Подпись учащегося
________________Подпись родителей
* * *
Учиться в спецшколах было нелегко. Каждый день был расписан по минутам. Кроме обычных школьных предметов изучались военные уставы, основы артиллерийской стрельбы, материальная часть орудий и приборов, по несколько часов в неделю проводились занятия строевой и физической подготовкой. 1 мая и 7 ноября спецшколы были участницами военных парадов, а 1 сентября - в Международный юношеский день, вливались в колонны демонст-рантов.
* * *
Спецшкольники или «спецы», как они себя называли, носили особую военную форму одежды, командирскую в улучшенном варианте: артиллерийскую армейскую фуражку с чёрным околышком и звездой, темно-зеленый китель под ремень, темно-синие брюки с красным кантом, черные ботинки. Шинель из серого сукна, офицерского покроя на пуговицах, зимним головным убором служил шлем – «буденовка». («Буденовкой» он стал называться потому, что первыми его стали носить кавалеристы конной армии Семёна Михайловича Будённого).
Повседневную летнюю форму составляли: защитного цвета гимнастерка, брюки навыпуск, пилотка. В выходную летнюю форму входили: белая гимнастерка и синие брюки с красным кантом, на фуражку полагался белый чехол (в Одессе почему-то белый чехол не надевали). На вороте кителя, гимнастерки и шинели были пришиты черные суконные петлицы с артиллерийской эмблемой и номер спецшколы с буквами «СШ».
Вся школа составляла артиллерийский дивизион, в котором около 500 учащихся были разделены на три батареи.
Десятые классы именовались первой батареей, девятые - второй и восьмые - третьей. В каждой батарее было по 5-6 классов, называвшихся взводами. Каждый взвод (25-30, иногда до 40 человек) состоял из трех отделений.
При выпуске учеников первой батареи вторая становилась первой, третья - второй, а третьей батареей становились вновь набранные классы.
Из числа лучших учащихся, обладающих командными данными, назначались командиры отделений, старшины школ, заместители политруков батарей и дивизиона. Командирами взводов и батарей сначала назначались классные руководители из преподавательского состава, которые были чисто гражданскими людьми. И только командир дивизиона (он же военрук) и политрук дивизиона были кадровыми военными. Гражданскими были и директора школ.
Спецшколы укомплектовывались лучшими педагогами тех городов, где они располагались. Артиллерийские спецшколы были тесно связаны с культурой и спортивной жизнью этих городов. Особенно это относилось к Москве, Ленинграду, Киеву (и к Одессе тоже - Примечание автора).
Частыми гостями в спецшколах были популярные артисты, известные писатели, поэты, спортсмены.
Начальник артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронов проявлял большую заботу о спецшколах и оказывал им необходимую помощь.
Инспектор спецшкол А. П. Полехин уделял много внимания подбору учителей, хорошо знавших свой предмет и методику его преподавания.
Распорядок дня в спецшколах регламентировался общим школьным уставом и «Правилами внутреннего распорядка в специальных средних военных школах».
По окончании программы учебного года спецшкольники второй и третьей батарей выезжали на 45-дневные лагерные сборы, во время которых практически осваивали артиллерийское и стрелковое оружие вплоть до проведения учебно-боевых стрельб.
Там проводились занятия на местности по тактике и военной топографии. Жили в палатках.
На время лагерных сборов номер спецшколы становился номером дивизиона общелагерного сбора спецшкол. Открытие первых летних лагерей под Москвой было описано газетой «Рабочая Москва» 1 августа 1938 года в статье «Юные артиллеристы. Торжественное открытие лагерей спецшкол Наркомпроса»:
«Начался митинг. На трибуне - комиссар лагерного сбора спецшкол политрук тов. Комаров. Он говорит о высокой моральной и политической сознательности юных артиллеристов, об их глубоких патриотических чувствах к Родине, которые помогают им с успехом решать сложней-шие задачи боевой учебы в лагере. С напряженным вниманием слушают молодые артиллеристы речь Маршала Советского Союза, командующего Московским военным округом тов. Семёна Михайловича Буденного.
От имени юных артиллеристов тов. Буденному отвечает учащийся спецшколы, боец 1 дивизиона тов. Качанов. С большим подъемом принимают учащиеся текст приветственной телеграммы великому вождю народов товарищу Сталину, наркому обороны тов. Ворошилову и секретарю ЦК ВЛКСМ тов. Косареву.
Митинг закончен. Горнист подает сигнал – приготовиться к параду.
Раздалась команда, вот уже колонны молодежи шагают в такт военному маршу мимо трибуны. Они проходят твердым шагом. Тысячеголосое «Ура» то затихает, то с новой силой прокатывается над полями, над дальним притихшим лесом. Улыбаются взволнованные родители, братья, сестры».
Приближение войны чувствовалось всеми.
И хотя она воспринималась как неизбежное зло, настроение людей было весьма оптимистичным.
Предполагалось, как пелось в популярных песнях и показывалось в кинофильмах, что в случае нападения врага, он будет отброшен и уничтожен могучим ударом Красной Армии. С началом войны были случаи побегов «спецов» на фронт, так как ребята боялись, что немцев разобьют так быстро, что они не успеют повоевать. Но «блицкриг» не получился. Для нашей страны эта война обернулась тяжелым испытанием, длившимся четыре с половиной года.
В начале июня 1941 года спецшкольники, окончившие 8 и 9 классы, были уже в лагерях (в одесской спецшколе выход в лагерь намечался на 23 июня 1941 года). В городе остались только «спецы» первых батарей, сдававшие выпускные экзамены за 10-й класс. Учащиеся спецшкол, вернувшись из лагерей уже после начала войны, приняли деятельное участие в подготовке своих городов к обороне – вместе с взрослыми рыли противотанковые рвы, а с началом бомбардировок дежурили на крышах, борясь с зажигательными бомбами, несли патрулирование в городе.
К осени началась эвакуация спецшкол из западных областей подальше от приближающегося фронта - на Алтай, Урал, в Сибирь, Казахстан, Таджикистан, где они продолжили свои занятия.
Программа обучения оставалась прежней, проводились и летние лагерные сборы, хотя теперь все это было связано со значительными трудностями.
Первая, вторая и третья Московские артспецшколы оказались в Кемеровской области - в городах Анжеро-Судженске, Ленинске-Кузнецком и Прокопьевске, четвертая - в Бийске Алтайского края, пятая - в Ишиме Омской области.
Ленинградские спецшколы, с большими трудностями и потерями, выбравшиеся из блокадного кольца в феврале 1942 года, были размещены таким образом: шестая - в Тобольске Омской области, седьмая и восьмая - в Алтайском крае в селах Троицкое и Тогул соответственно (восьмая САШ в 1945 году переведена в г. Ижевск Удмурдской АССР), девятая и десятая - в Кемеровской области, в поселке Мундыбаш и на станции Кузедеево. Ростовские «спецы» попали в Красноярский край. Двенадцатая Киевская спецшкола в июле 1941 года была расформирована, а тринадцатая передислоцирована в село Илек Чкаловской (Оренбургской) области. Четырнадцатая Харьковская спецшкола перебазировалась в Актюбинск, а пятнадцатая - в Лениногорск Восточно-Казахстанской области. Шестнадцатая Одесская САШ прибыла в город Сталинабад (Душанбе) Таджикской ССР, а семнадцатая Ереванская оставалась на месте.
Учащиеся, окончившие артспецшколы, приходили в артиллерийские училища со знанием уставов Красной Армии, основ воинской службы, устройства и действия артиллерийских орудий, стрелкового оружия, приборов, правил стрельбы наземной артиллерии и других премудростей армейской службы.
По сравнению с курсантами, окончившими 10 классов в обычной средней школе, «спецы» были намного лучше подготовлены к изучению на более высоком уровне не только военных предметов, но и общеобразовательных дисциплин. Кроме того, они выделялись физическим раз-витием, дисциплинированностью и крепкой товарищеской сплоченностью. Пройдя ускоренный курс обучения (3-6 месяцев вместо 2 лет), выпускники училищ направлялись на фронт. Но иногда обстановка требовала и более экстренных мер. В Первом Киевском артиллерийском училище, эвакуированном в Красноярск, после сверхплотной
2-месячной подготовки, курсантов в срочном порядке направили на фронт, на оборону Москвы, назначив их на сержантские должности.
После битвы под Москвой из 80 курсантов-воспитанников киевских спецшкол аттестовали как лейтенантов только 10 человек, остальные пали в боях.
В конце 1943 года в армии вместо знаков различия на петлицах были вновь введены погоны. В отношении учащихся спецшкол (к тому времени открылись также спецшколы ВМФ и ВВС) был отдельный приказ.
* * *
Приказ Народного Комиссара Обороны СССР
№ 307 от 26 октября 1943 года г. Москва
Содержание: о форме одежды для учащихся специальных военных средних школ Наркомпросов Союзных республик.
В соответствии с Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 9 апреля 1938 г. за № 452 и от 6 ноября 1940 г. за № 2276-10 «Об организации специальных военных средних школ Наркомпросов Союзных республик» с 01 января 1944 г. перейти на ношение погон новой формы одежды. Разрешить преподавательскому составу, не имеющему воинских званий, ношение указанной военной формы, но без погон.
Нарком И. В. Сталин
* * *
В очень трудное военное время возникли проблемы с продовольствием, и страна вновь перешла на карточную систему.
В качестве примера, как решался этот вопрос для спецшкол, приведем письмо заместителя Наркома просвещения СССР генерал-майора Борисова от 14 апреля 1943 г. начальникам спецшкол:
«Препровождаю копию приказа Наркома торговли СССР №176 от 07 апреля 1943 г. «Об установлении норм питания для учащихся специальных военных школ, находящихся в ведении Наркоматов просвещения союзных республик» для руководства в деле снабжения из государ-ственных фондов продуктами питания учеников.
Одновременно сообщаю, что в норму входят следующие продукты питания:
1) хлеб - 800 гр. (в день),
2) мясо - рыба - 2200 гр. (в месяц),
3) жиры - 700 гр. (в месяц),
4) крупа - макароны - 2700 гр. (в месяц),
5) сахар - 500 гр. (в месяц).
Прочие продукты - по существующим нормам в области, крае, АССР».
* * *
Конечно, молодому, растущему организму требовалось больше. Чтобы иметь какую-то прибавку к пайку, спецшкольники помогали колхозникам в уборке урожая, рубили уголь в шахтах, трудились на заготовке дров для отопления занимаемых помещений.
И все-таки, при таком питании можно было жить, учиться и напряженно работать. Особенно, если вспомнить, какой голод терзал ленинградских «спецов» в блокадном городе.
К 20 ноября 1941 года норма снабжения хлебом, на две трети состоявшего из примесей, снизилась до 125 гр. в сутки.
Других продуктов по карточкам почти не выдавали. В пищу шел жмых (смешанный с кофейной гущей и жареный на олифе), столярный клей (варилось «желе» с лавровым листом), кожаные ремни. К концу декабря 1941 г. в городе не осталось кошек, собак, птиц - все были съедены. Вот как описал это время учащийся 8-й Ленинградской САШ Валентин Байков:
«Голод - самое страшное испытание. Он парализует волю человека, постоянно навязывая мысли о еде, даже парализует психику, подчиняя все его поступки одному - желанию добыть пищу любыми путями.
Слабые люди не выдерживали этой пытки и погибали раньше других.
... Я настолько похудел, что шинель на мне висела мешком, а из воротника кителя торчала тонкая, как спичка, шея. Ботинки на ногах хлябали, словно были на два размера больше. Передвигаться стало труднее. В школу ходил медленным шагом, даже во время артобстрела бежать не было сил. Шапка держалась за счет завязанных у подбородка тесемок».
5 февраля 1942 г., оставшиеся в живых, спецшкольники (за время блокады умерло около 20% учеников) были вывезены по льду Ладожского озера на «Большую землю». По пути следования к местам эвакуации умерло примерно столько же. Набор учеников в восьмые классы, пополнение девятых и десятых классов в 1942-1943 годах производились на новом месте дислокации спецшкол и в других городах, для чего там были созданы специальные приемные комиссии.
Многие «спецы» горели желанием поскорее попасть на фронт.
В ряде случаев их просьбы удовлетворялись.
Причем, в отношении школьников, достигших к окончанию школы призывного возраста (в 1939 году призывной возраст был понижен с 19 лет до 18 лет), было принято такое решение: «Учащимся 10 классов 1925 года рождения, призванным в 1942-1943 годах в ряды Красной Армии, выдать аттестаты об окончании средней школы без испытаний, руководствуясь оценками за первое полугодие 1942-43 учебного года, а по арифметике, конституции, географии, естествознанию и рисованию - за соответствующие классы».
«Мы уходили на фронт, получив образование в спецшколе и закончив всего трехмесячный курс в артучилище, - вспоминал впоследствии воспитанник 1 САШ генерал-полковник В. Лебедев, - знания, которые мы приобрели в спецшколе, позволяли нам, молодым командирам, выполнять самые сложные артиллерийские расчеты».
В феврале-августе 1944 года была проведена реэвакуация - спецшколы вернулись на прежние места.
В связи со сложной обстановкой в после блокадном Ленинграде шестая, седьмая и десятая спецшколы были расформированы в местах эвакуации, а восьмая осталась временно в Ижевске. Осталась на месте эвакуации, в Бузулуке, тринадцатая Киевская артспецшкола. Одесская арт-спецшкола № 16, усилиями подполковника Романова, возобновила работу в Одессе.
И, наконец, наступил долгожданный день Победы. Жить стало легче, но не сразу. Надо было восстановить все, что было разрушено войной. Армия по-прежнему оставалась в центре внимания Советской власти. За чистоту её рядов органы НКВД начинали бороться уже в военных спецшколах.
Письмо Наркома просвещения РСФСР от 30 мая 1945 года:
«При комплектовании специальных военных средних школ приёму в число учащихся не подлежат лица, имеющие родственников за границей, а также родственники которых репрессированы органами Советской власти.
В отношении тех юношей, чьи родственники или они сами проживали на временно оккупированной немецкими захватчиками территории, следует, до их зачисления в число учащихся, тщательно проверять через органы НКВД».
Это письмо показывает, какого размера достигала шпиономания в государстве, где не только взрослые, но и их несовершеннолетние дети постоянно находились под подозрением в измене Родине. К счастью, это уже в прошлом.
Но это письмо говорит и о другом: армию готовили к решению новых задач.
С окончанием войны спецшколы выполнили свое предназначение, им на смену шли другие, более совершенные виды подготовительных военно-учебных заведений.
В 1946 г. вместо специальных артиллерийских школ, как правило, с использованием их базы, были созданы шесть артиллерийских подготовительных училищ: 1-е и 2-е Московские, Ленинградское, Харьковское, Киевское и Одесское. Последнее было вскоре расформировано. Это были учебные заведения, подобные созданным в 1943 году на базе специальных военно-морских средних школ военно-морским подготовительным училищам. Учтен был и трехлетний опыт функционирования Суворовских военных училищ.
Комплектовались артиллерийские подготовительные училища в первую очередь за счет воспитанников расформированных артиллерийских спецшкол.
В Положении об артиллерийских подготовительных училищах было определено, что они имеют целью дать воспитанникам законченное среднее образование с артиллерийским уклоном, вырастить пламенных патриотов Отечества, любящих военное дело и решивших посвятить свою жизнь службе в рядах артиллерии Вооруженных Сил СССР.
В первые послевоенные годы значительное количество курсантов артиллерийских военных училищ составляли воспитанники артиллерийских подготовительных училищ.
Особенно это относится к 1-му и 2-му Московским артиллерийским училищам, а также к Калининградскому училищу гвардейских минометов. Выпускники 1-го и 2-го Московских, Ленинградского, Харьковского и Киевского училищ в 1952 году, окончившие их с золотыми и серебряными медалями, были отобраны для учебы в только что созданном Ростовском высшем артиллерийском инженерном училище – будущей кузнице подготовки специалистов ракетного дела высшей квалификации. Инженеры, поступившие на укомплектование первых инженерных бригад, вооруженных ракетами дальнего действия в 1955-1960 годах, были в основном из числа воспитанников артиллерийских подготовительных училищ. Артиллерийские подгото-вительные училища просуществовали с 1946 по 1955 г.
Они выпустили немало профессионалов военного дела – артиллеристов и ракетчиков, горячих патриотов своей Родины, сильных морально и физически молодых людей. Лучшие спортсмены училищ принимали участие во Всесоюзных спартакиадах Суворовских и подготовительных военных училищ. Из артиллерийских подготовительных училищ вышли писатели, поэты, музыканты, режиссеры, другие деятели культуры.
На памятной доске, установленной в 1982 году на здании, где в 1946-1955 гг. располагалось 1-е Московское артиллерийское подготовительное училище, есть такие слова: «…Воспитанники училища внесли достойный вклад в дело укрепления обороноспособности страны». Из стен артиллерийских спецшкол, а затем и артиллерийских подготовительных училищ вышли десятки тысяч будущих офицеров и генералов артиллеристов ракетчиков.
Среди них видные военачальники Вооружённых Сил: генералы армии Владимир Леонидович Говоров и Юрий Алексеевич Яшин, генерал-полковники Ю. П. Забегайлов, Н. Г. Малиновский, Юрий Иванович Плотников, Вадим Серафимович Неделин, генерал-лейтенанты Л. И. Волков, А. Ф. Губанов, Е. А. Евстигнеев, И. К. Макаренко, В. М. Егоров, В. И. Костев, И. Б. Урлин и другие. Крупным ученым в области ракетного вооружения – членом-корреспондентом РАН является профессор Л. И. Волков. Во 2-м Московском артиллерийском подготовительном училище учился летчик-космонавт Герой Советского Сою-за Ю. Н. Глазков.
Приказ Министра просвещения № 1145 от 20 июля 1946 года:
«Во исполнение Постановления Совета Министров СССР от 10 июля 1946 года «Об организации артиллерийских подготовительных училищ в системе Министерства Вооруженных Сил СССР» приказываю:
1. С 15 июля по 01 августа с. г. передать 1-5-ые Московские артспецшколы, 8-ую Ижевскую (б. Ленинградскую), 9-ую Ленинградскую, 11-ую Ростовскую, 13-ую Бузулукскую (б. Киевскую) в ведение Министерства Вооруженных Сил СССР.
2. Переменный и постоянный состав передать:
а) 1-й и 2-й Московским артспецшколам – 1-му Московскому артиллерийскому подготовительному училищу;
б) 3-й и 5-й Московским артспецшколам – 2-му Московскому артиллерийскому подготовительному училищу;
в) 4-й Московской – Минскому артиллерийскому подготовительному училищу;
г) 8-й Ижевской и 13-й Бузулукской – Сталинскому артиллерийскому подготовительному училищу;
д) 9-й Ленинградской – Ленинградскому артиллерийскому подготовительному училищу;
е) 11-й Ростовской – Ростовскому артиллерийскому подготовительному училищу.
По неизвестной причине этот приказ не охватил еще несколько артспецшкол, продолжавших функционировать в это время. Поэтому отметим, как «де факто», что переменный и постоянный состав из четырнадцатой и пятнадцатой Харьковских артспецшкол был передан Харьковскому артиллерийскому подготовительному училищу, из шестнадцатой Одесской – Одесскому АПУ, из семнадцатой Ереванской – Ереванскому АПУ, в Киеве было создано Киев-ское АПУ.
* * *
Таким образом, из двенадцати сохранившихся артспец-школ было создано десять артиллерийских подготовитель-ных училищ МО СССР.
Ветераны всех семнадцати артиллерийских спецшкол и после их закрытия сохранили свои дружеские связи и организовали советы ветеранов своих спецшкол, как прави-ло, в тех же зданиях, в которых они учились.
В большинстве этих зданий теперь находятся средние школы, при которых ветераны создали музеи боевой славы
своих спецшкол. Они ведут работу по воссозданию исто-рии спецшкол, по установлению боевого и трудового пути своих товарищей (и оставшихся в живых, и павших в боях), проводят среди школьников военно-патриотическую работу и, конечно, периодически встре-чаются и общаются друг и другом.
Инициатором создания ветеранских организаций московских артспецшкол выступил в 1967 году бывший воен-рук 2 САШ Ефим Ильич Левит. В настоящее время воспитанников московских артспецшкол объединяет Совет ветеранов 1 САШ под председательством Георгия Васильевича Демина (набора в спецшколу 1937 года), за связь со спецшколами других городов отвечает член Совета ветеранов Вели Якубович Авдиев.
В роли объединителя бывших ленинградских артшкол выступает Объединенный совет ветеранов 9 САШ – ЛАПУ во главе с председателем Василием Петровичем Рюминым.
12 декабря 1997 года в Москве, в Центральном Доме Российской Армии в связи с 60-летием создания артиллерийских спецшкол состоялась встреча ветеранов, на которую собрались более 600 человек. С приветствием обратился заместитель командующего ракетными войсками и артиллерией ВС РФ генерал-лейтенант Н. Н. Мухин. Ветеранам было о чем вспомнить.
В их рядах: генерал армии Владимир Леонидович Гово-ров (2 САШ), генерал-полковники: В. Лебедев (1 САШ), Вадим Серафимович Неделин (16 САШ), А. Максимов (4 САШ), Ю. Потапов (2 САШ), В. Кончиц (2 САШ), Ю. Забегайлов (8 САШ), Г. Н. Малиновский (7 САШ), генерал-лейтенанты: Е. А. Евстигнеев (5 САШ), А. Бабешко, Ю. Куликов, С. Шорников, А. Суетин, А. Сергеев и другие крупные военачальники.
Двадцать спецшкольников-артиллеристов стали Героями Советского Союза.
Из них только 2-я Московская взрастила шесть Героев, это – лейтенант Т. Фрунзе, капитан Н. Прохоренко, майор М. Либман, генерал армии В. Говоров, генерал-лейтенант С. Новичков, генерал-майор С. Микоян.
Другими спецшколами были воспитаны Герои: полколвник А. Барданов (4 САШ), генерал-майор В. Бутылкин (5 САШ), генерал-лейтенант артиллерии С. Штанько (11 САШ), полковник В. Субботин (13 САШ), капитан И. Чайковский (13 САШ), капитан В. Поярков (14 САШ), капитан А. Барвинский (14 САШ), майор Р. Павловский (15 САШ), капитан П. Стрижак (15 САШ), капитан Б. Тасуй (15 САШ), лейтенант П. Вернидуб (16 САШ), капитан В. Богаткин, младший лейтенант В. Ермолаев, генерал-майор В. Зикеев.
… В Москве, около метро «Кропоткинская», в тихом Чертольском переулке стоит памятник – в массивной гранитной плите вырублены в полный рост фигуры офицера, четырех юношей в военной форме и подростка. На граните надпись: «Воспитанникам специальных
артиллерийских школ, проявившим мужество и героизм в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».
За девять лет своего существования, пять из которых выпали на Великую Отечественную войну, специальные артиллерийские школы дали фронту около 12 тысяч высокообразованных офицеров-мастеров артиллерийского дела, горячих патриотов своей Родины. К обучению после тщательного отбора было привлечено около семи тысяч, желающих обучаться в этих уни-кальных учебных заведениях.
Большой активностью и целеустремленностью характеризовалось в этих мероприятиях участие комсомола.
В апреле 1938 года на специальном расширенном совещании в ЦК ВЛКСМ, прошедшем под лозунгом «Молодежь, в артиллерию!», первый секретарь ЦК ВЛКСМ
А. В. Косарев призвал комсомол посылать своих лучших представителей в артиллерийские училища и специальные артиллерийские школы, объяснив это тем, что руководство страны уделяет исключительное внимание развитию ар-тиллерии. В газете «Правда» от 11 апреля 1938 г. был опубликован очерк «Специальные школы для будущих командиров артиллерии». В нем содержалось обращение учащихся 8-10 классов школ Киевского района Москвы, в котором они призывали молодежь пойти на учебу в артил-лерийские военные училища, посвятить свою жизнь военному делу, стать командирами Красной Армии. В 1939 г. на экраны кинотеатров страны выходит фильм «Юность командира», в нем прозвучала песня с запоминающимися призывными словами:
Пусть тот, кто бесстрашен и молод,
Кто любит советский народ,
Пусть с первых рядов комсомола
К орудиям грозным встает.
Осенью 1938 года состоялся первый выпуск артспецшкол. Около трех тысяч воспитанников были зачислены курсантами военных артиллерийских училищ, что сразу повысило профессиональный уровень этих учебных заведений в подготовке командиров для артиллерии Красной Армии.
После окончания войны, начиная с 1946 года, специальные артиллерийские школы Министерства просвещения стали расформировываться, но память о них жива. Помимо указанного памятного знака в 29-й Московской средней школе, где ранее находилась одна из артиллерийских спецшкол, создан музей боевой славы.
Подобные музейные комнаты созданы и в ряде других общеобразовательных школ Москвы и других городов.
В них собираются бывшие спецшкольники-артиллеристы. Они верны дружбе, зародившейся в далекие годы юности. Большая группа спецшкольников и воспитанников артподготовительных училищ собирается 19 ноября в День Ракетных войск и артиллерии у храма Василия Блаженного в столице. Подобные традиции существуют и в других городах, где были артиллерийские спецшколы.
Замечательную повесть об артиллерийских спецшкольниках «Нежный возраст» написал московский писатель А. Рекемчук. По этой повести создан кинофильм.
К сожалению, произведений об артиллеристах-спецшкольниках очень мало.
Не нашли ещё своего достойного места артиллерийские учебные заведения в российском и международном кадетском движении, хотя работа в этом направлении ведется.
В недавно созданном Информационном периодическом издании «Сыны Отечества - Кадетская перекличка» (учредитель Суворовско-Нахимовский союз) планируется публиковать материалы из жизни артиллерийских спецшкол и артиллерийских подготовительных училищ.
Сейчас с позиции прожитых лет следует сказать, что система специальных школ и ПАУ, существовавшая до 1955 года, накопленный опыт в деле подготовки молодого пополнения для военно-учебных заведений Вооруженных Сил и в настоящее время имеют практическое значение.
Так же как и сохранение традиций артиллерийских спецшкольников в общей системе кадетского движения. Это реализуется на деле. В Санкт-Петербурге создан и успешно функционирует ракетно-артиллерийский кадетский корпус.
О том, что в спецшколах были лучшие ученики, говорит пример одной из Московских спецшкол. Из девятисот человек её выпускников один стал маршалом Советского Союза, четырнадцать адмиралами и генералами, четыре Героями Советского Союза. Кроме отличившихся на военном поприще, один из воспитанников школы стал действительным членом Академии наук, трое заслуженными деятелями науки и техники. Из стен школы вышло много профессоров, докторов наук и главных конструкторов. Три Героя Социалистического Труда. Пять писателей и журналистов.
Какая другая школа смогла бы за четыре года воспитать такой интеллектуальный потенциал и подготовить столько юношей к доблестной воинской службе? Военное обуче-
ние и воспитание проводилось военными руководителями из числа кадрового комсостава артиллерии Красной Армии. Обязанности командиров рот и взводов исполняли классные руководители из преподавательского состава. Старшины батарей и младшие командиры назначались из лучших учащихся, обладающих командными навыками. Обучение проводилось в соответствии с программами Наркомпроса.
Такие предметы, как математика, физика, химия, черчение и военное дело, изучались с ориентацией на программы артиллерийских военных училищ.
Особое внимание уделялось изучению иностранного, как правило, немецкий. Проводились занятия по тактике и топографии.
Многие юноши овладевали практическими навыками сборки и разборки стрелкового оружия и технического обслуживания оружия.
Спецшкола имела небольшой парк артиллерийских орудий. В нем были полковые 76 мм пушки образца 1902 года.
Напоминает о том, что это их снаряды крушили крупповскую сталь тигров и пантер, что это их кровь делала снег красным и горячим. Это в их честь горит Вечный огонь, это им мы до сих пор ставим поминальные свечи.
Это им кладут алые гвоздики на остывший от войны белый снег. Это они за свой подвиг, за отданные жизни и пропитую на полях войны кровь, заслуживают низкий поклон, почет и уважение от людей всех поколений. И нет роднее для них ни одного из оконченных учебных заведений – ни училища, ни академии.
Именно здесь, в спецшколе, они почувствовали себя взрослыми людьми. Здесь они оставили частицу своей юношеской души, память об одноклассниках, вставших в командирский строй и сложивших голову на полях войны. Вероятно, многие видели фильм «Нежный возраст» по сценарию А. Рекемчука, фильм о тех, для кого школа мужества войскового товарищества, идейной и физической закалки стала в предвоенные и военные годы специальная артиллерийская школа. Какой мальчишка не мечтал в то время стать командиром Красной Армии! Спецшкола для многих из них стала настоящим делом осуществления этой мечты.
* * *
Оставаясь общеобразовательными (проходя полную программу 8 - 10-го классов) военная специальная школа давала учащимся основы военных знаний. Большое место в обучении занимала строевая и физическая подготовка.
Несмотря на то, что воспитанники жили дома, за исключением того времени, когда часть школ была эвакуирована в восточные районы страны и находилась на казарменном положении, их обучение и быт строились в соответствии с воинскими уставами. Учащиеся несли внутреннюю и караульную службу, на два летних месяца выезжали в лагеря, участвовали в военных парадах. С гордостью носили «спецы» свою форму, близкую к форме ко-мандиров Красной Армии. Старший военрук школы был кадровым военным. За предвоенные и три первых военных года специальные артиллерийские школы выпустили около двадцати тысяч человек, которые после краткосрочного обучения в артиллерийских училищах становились командирами взводов и батарей. Многие из них пали смертью храбрых в сражениях Великой Отечественной.
Напрашивается мысль, не вернуться ли к прежним специальным школам (военно-подготовительным классам) в системе Министерства просвещения, в которых учащиеся-юноши, закончившие семь (восемь) классов и решившие связать свою жизнь с военной службой, могли бы одновременно с завершением среднего образования подготовиться к успешному продолжению учебы в военных училищах. Для юношей нерусской национальности одной из главных задач при этом могло бы стать более углубленное изучение русского языка. Немаловажное значение имеет то, что эти школы не требуют «закрытого пансиона для воспитанников», как это было определено в упомянутом выше постановлении для суворовских училищ. Учащиеся, переходя в специальную школу, будут продолжать жить с родителями, вместе с которыми задолго до выпуска и получения аттестата зрелости сознательно определят свою будущую жизнь. Таким образом, задача формирования специальных военно-подготовительных школ может быть связана с задачами профориентации учащихся.
Проблема военных кадров, защитников Родины, не менее важна, чем проблема кадров в экономике, науке, технике.
* * *
На страницах вступительной части мне хотелось осветить общие вопросы создания и положений для артспецшкол, опубликованные в прессе и в интернете.
Пора переходить к описанию Одесской артспецшколы № 16, выпускником которой я был в мае 1942 года в Сталинабаде (Душанбе, Таджикистан). Так сложилось, что в этой книге я буду приводить мои личные воспоминания, может быть и некоторые сведения из воспоминаний спецшкольников, с которыми удастся связаться и получить от них дополнительные сведения. Я к этому прилагаю определённые усилия. Время неумолимо стёрло многое из памяти. Как говорится в старой украинской пословице: «Шо мою, то и вэзу».
Впервые я столкнулся с Одесской артиллерийской спецшколой в 1939 году. Наш руководитель духового оркестра 102-й общеобразовательной школы, Анатолий Константинович Крыловский, был приглашен в Одесскую артиллерийскую спецшколу № 16 капельмейстером.
Он начинал там организовывать духовой оркестр с нуля. Несколько музыкантов нашего оркестра, в порядке помощи нашему любимому капельмейстеру, принимали участие во многих выступлениях духового оркестра спецшколы на вечерах и военных парадах. Нам выдали форму и, когда необходимо было играть, мы надевали форму и шли играть, а когда спецшкола выехала летом 1940 года в военный лагерь на два летних месяца, Крыловский пригласил нескольких ребят из нашего школьного оркестра поддержать его в спецшколе с новым оркестром.
И мы, как опытные духовики, пошли в лагерь спецшколы, который находился в семи километрах от Одессы возле села Фонтанка, на берегу моря. Лагерь был построен по всем правилам военного распорядка. Воинские палатки на восемь человек каждая, были выстроены в идеальный ряд повзводно и побатарейно.
Перед рядом палаток «спецы» сами вымащивали дорожки, окаймлённые крупным морским гравием, посыпанные песком и мелким гравием, который мы собирали на берегу моря.
Палатка устанавливалась над каменным заборчиком. Внутри палатки по обеим сторонам располагались деревянные нары с матрацами и подушками, набитыми соломой. Спецшкольники жили в палатках, а командный состав жил в деревянном строении, в котором был и штаб лагеря.
Столовая на весь состав школы находилась под навесом. Там стояли длинные столы, каждый взвод имел два стола, обслуживал дежурный взвод, приносили огромные чайники с чаем на завтрак и ужин и с компотом на обед, разносили миски с едой и хлеб вдоволь.
Кормили хорошо.
Каждый день - мясные блюда, много хлеба и сахара. В те годы с едой у многих семей Одессы было, мягко говоря, не очень хорошо. Нам – вольнонаёмным, выдали летнюю спецшкольную форму и мы чувствовали себя военными.
Время в летнем лагере проходило очень хорошо и весело. Утром выстраивались на плацу две батареи (восьмой и девятый классы, десятый класс-выпускной в лагеря не выходил, они были на каникулах, готовясь поступать в артучилища), а третья батарея вновь набираемых, оставалась в городе, учащиеся проходили медицинскую комиссию, оформляли документы.
На плацу повзводно и побатарейно выстраивалась школа на утреннюю поверку. Помкомвзводов докладывали командирам взводов, а те докладывали начальнику штаба, а он – начальнику школы.
После доклада школа под звуки марша взвода расходились на занятия по расписанию: по тактике, материальной части, уставам, топографии, огневой подготовке и многим другим.
По окончании лагерного сбора, начальник школы, Романов, предложил нам перейти в спецшколу.
После долгих домашних разговоров, я подал документы в спецшколу. Для моей мамы это было очень важно. Во-первых, она поощряла мои занятия спортом, к тому же, мы нуждались в материальной поддержке при её очень небольшой зарплате учителя. А в спецшколе давали зимнюю, летнюю и выходную форму.
Одевали нас-спецшкольников (или просто – «спецов») очень красиво. Только перечислю: длинная кавалерийская шинель командирского покроя с «золотыми» пуговицами и чёрными петлицами, отороченные красным кантом, на которых был знак артиллерии (перекрещенные стволы орудий), номер спецшколы, фуражка командирской формы с чёрным околышем и красным кантом, зимняя шапка - будёновка, суконный китель со стоячим воротником, синие шерстяные брюки с красным кантом по бокам, чёрные ботинки, широкий чисто кожаный ремень с большой медной пряжкой и звездой на ней, зимние шерстяные перчатки, летняя белая гимнастерка с петлицами и галунами с номером спецшколы (№ 16), летние синие брюки, гимнастерка хаки, пилотка, летняя и весенне-осенняя, рабочая роба для лагерного сбора.
И все это шилось по росту и размеру каждого учащегося, и выдавалось ежегодно бесплатно, а некоторые вещи выдавались и по два раза в год. Летом кормили в лагере тоже бесплатно.
Командирами взводов зимой в учебный период были наши классные руководители, даже женщины, которые тоже носили военную форму без знаков различия, а летом нами
командовали лейтенанты из Одесского артиллерийского училища.
Меня зачислили в шестой взвод второй батареи. Каждая батарея состояла из шести (пяти) взводов, в каждом взводе по 30-40 человек. Первая батарея – равносильно 10-му классу общеобразовательной школы, вторая – 9-му, третья – 8-му классу. Первые четыре взвода каждой батареи были с немецким языком преподавания, как иностранный язык, один взвод был с французским, один взвод с английским (в зависимости от того, какой язык преподавался в школах, из которых приходили учащиеся после 7-го класса). Дежурный сигналист, а я был одним из них, должен был приходить в школу за полчаса до начала занятий, подавать сигналы на построение всей школы в большом дворе школы, которая находилась на улице Чичерина, 1 (Успенская), потом сигналить на начало и конец каждого урока.
В спецшколе оркестр играл на всех торжественных построениях, шли на парад под оркестр по случаю 1-го мая и 7-го ноября. Иногда вся школа ходила под оркестр по улицам города.
Это было захватывающее зрелище. По воскресеньям, в школьном зале проводились танцы, приглашались девушки старших классов соседних школ. Учились танцевать по приказу маршала Ворошилова, после того, как он, побывав с визитом в Турции, не смог танцевать по приглашению высокопоставленной особы и был посрамлен перед турецкими правителями.
По Красной Армии был отдан приказ обучать всех командиров современным танцам.
Спецшкола располагалась в красивом здании, в котором при царизме была гимназия № 3.
Трёхэтажное здание школы представляло из себя прекрасное сооружение Г-образной формы, построенное ещё при царизме.
Большие классные комнаты с высокими потолками и большими окнами, огромный актовый зал с паркетным полом, широкие коридоры с мраморным полом и широкими мраморными лестницами. Угловой - парадный вход приводил в большой вестибюль с мраморными полами. По обе стороны располагались гардеробы, в которых учащиеся школы, при переходе на зимнюю форму одежды, оставляли свои шинели.
Для каждого взвода были свои вешалки. Каждый учащийся пришивал на шинель под воротником белую матерчатую бирку со своей фамилией, номером взвода и номером батареи (Карп VI – II – шестой взвод второй батареи). А сколько трудов было затрачено, чтобы научиться красиво, ровно и правильно подшивать белые воротнички на гимнастёрки и китель?! В конце вестибюля широкая мраморная лестница вела на второй этаж, расходящаяся после первого пролёта на две боковые лестницы с ажурными литыми чугунными перилами. На первом пролёте было установлено зачехлённое Знамя школы. Проходя перед знаменем, каж-дый учащийся обязан был идти строевым шагом и отдавать честь Знамени, если он находился в головном уборе. Как говорили «спецы»: «к пустой голове руку не прикладывают».
В здании было более 16 классных комнат. На первом этаже располагались: учительская, штаб школы, кабинеты директора, начальника школы, завхоза, класс вооружения, туалеты. На втором и третьем этажах были классные комнаты, библиотека, учебные кабинеты по различным предметам, школьный буфет. На третьем этаже в центре располагался большой актовый зал. Паркетный пол, большие зеркала по стенам, балкон, обрамляющий угол здания. Красивый вид.
При школе был большой мощёный двор-плац, окруженный высоким кирпичным забором, образуя замкнутое закрытое пространство. Во дворе проходили построения всей школы, занятия строевой и физической подготовкой, были установлены турники, брусья и кольца для всесторонней физической подготовке будущих командиров Красной Армии. К главному зданию во дворе примыкало небольшое одноэтажное здание, в котором размещались: продовольственный склад, вещевой склад и швейная мастерская. В школьном штате состоял закройщик и две швеи. Закройщик снимал мерки с каждого учащегося, принятого в школу. Приходилось ежегодно уточнять размеры, ребята росли не по годам, а по месяцам и приходилось вносить изменения в личную карточку роста на каждого ученика. В личном деле находились подробные данные роста, физического и общего состояния здоровья. Как и все спецшкольники Советского Союза, мы жили по домам и летом на два месяца выходили в лагеря.
Ежедневно в школе было минимум шесть уроков, после которых приходилось оставаться в школе ещё на пару часов. Иногда бывало и больше, чем шесть уроков. При школе работал буфет на втором этаже по пониженным ценам.
С продуктами в Одессе, как и по всей стране в те годы, было не очень вольготно с продуктами, а в буфете всего было в достатке. Хорошо запомнились пирожки с различной начинкой, халва, компоты, сметана, котлеты, салаты и многое другое. С моим поступлением в спецшколу после восьми классов произошёл интересный и необычный случай.
Директор 102-й гражданской школы, где я учился и играл в духовом оркестре, узнал, что я собираюсь уходить из школы и поступить в артспецшколу. Он постарался сделать всё возможное и невозможное, чтобы помешать мне. Он у нас преподавал биологию. Последний экзамен перед каникулами был биология. Практически не спрашивая на экзамене, директор поставил мне двойку и выставил переводную отметку тоже двойку. С такой отметкой меня не приняли бы в спецшколу. Но все четыре четверти в году у меня были пятерки по биологии и годовая оценка тоже была пять. Когда мама, сама педагог, узнала о таком безобразии, она пошла в Районо и потребовала разобраться с этим незаконным делом. Инспектор Районо на следующий же день пришёл в школу, но ни директора, ни кого-либо из начальства в школе уже не было, начались школьные каникулы. Инспектор потребовал немедленно привести в школу завхоза, у которого были ключи от шкафа, в котором хранились экзаменационные ведомости. Инспектор Районо не мог оспаривать результаты экзаменов, хотя это было шито белыми нитками, но своей властью изменил переводную оценку с двойки на тройку.
Вообще, с тройками не принимали в спецшколу, туда был большой конкурс и строгий отбор, но для меня сделали исключение и по требованию самого Начальника школы, тогда ещё майора Романова, меня приняли в спецшколу.
До 1940 года нашей спецшколой, которая относилась в Наркомпросу, согласно Положению о спецшколах, руководил гражданский директор Зайцев. У него были постоянные стычки с Начальником военной подготовки, майором Романовым, на почве организации общеобразователь-ных и военных дисциплин.
Директор требовал уменьшения «нагрузки на бедных детей», снижения требований и интенсивности военно-спортивных занятий, которые, якобы, мешают «детям» усваивать общеобразовательные дисциплины, а Романов настаивал на ещё более серьёзном отношении к военной и физической подготовке будущих командиров Красной Армии. Это противостояние хорошо было знакомо всем преподавателям и даже учащимся школы и завершилось тем, что директора отозвали в 1940 году с должности, а майор Александр Ксенофонтович Романов стал единственным Начальником спецшколы. Заработал в полную силу штаб школы под руководством старшего лейтенанта Александра Александровича Комелькова. Это был суровый, до мозга костей военный, требовавший безукоризненного выполнения учащимися всех положений Устава Красной Армии.
Мы учили Уставы наизусть, а их было множество, по разным вопросам жизни армии. Огромное внимание уделяли строевой подготовке, многочасовые муштры поодиночке, строем, с песней. Строевой песне уделялось большое внимание со стороны командования школы. Как говорил Комельков, строевая песня подтягивает, учит соблюдать строй и чув-ствовать локоть друга. Командование устраивало соревнование между взводами, батареями на лучшее исполнение строевой песни. Пели разные песни: «Если завтра война», «Катюша», «Смело мы в бой пойдём» и другие песни. Часто пели и не дозволенные песни: «Мурка», «В Кейптаунском порту» и другие, за что частенько попадало от ко-мандования школы. Очень нам нравилась «Прощальная спецшкольная». Её пели и в строю и просто так, в свободное время. Особенно слова «… Юности закончилась пора». Мы себя чувствовали взрослыми бойцами Красной Армии, хотя многим не было и 16 лет, гордость за спецшколу, за нас – мальчишек, за красивую военную форму.
ПРОЩАЛЬНАЯ СПЕЦШКОЛЬНАЯ
1
Десять лет, как в сказке пролетели,
Юности закончилась пора,
Оглянуться просто не успели,
Школу покидаем навсегда.
Припев:
Эх, школьная, ты жизнь привольная,
Тебя спецшкола не забыть нам никогда
И на прощанье споём застольную,
И в путь отправимся на долгие года.
2
Не грусти, папаша подполковник,
В жизни ещё встретимся с тобой,
Из газет узнаешь, твой спецшкольник
Получает орден боевой.
Припев:
3
Мы запомним нашу артспецшколу
И Фонтанку летом в лагерях,
И парады …………………………………..
Куликово поле без конца.
Припев:
4
В памяти останется Одесса,
Батя наш, Романов, командир,
Ласковое море……………………..
……………………………………………
Припев:
Слова второго куплета сочинили в Сталинабаде. Дальше слов не помню, а последняя строчка припева менялась со временем от обстоятельств. Она звучала так:
И в путь отправимся в военные года.
Или
И в путь отправимся, чтоб встретиться в боях.
* * *
Особенно доставалось от начальства, когда мы пели песню «Если завтра война…». Там был припев, немного переделанный нами:
На земле, в небесах и на море,... (в трусах)
Наш напев и могуч и суров. … (без трусов)
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов. … (без трусов)
Особенно громко и слаженно мы пели слова – «без трусов». Старший лейтенант Комельков громко орал: «Прекратить песню!» Потом он командовал: «Запевай, только песню без трусов!» И мы все дружно скандировали: «Есть! Без трусов!» Вот так пацаны дурачились.
Между прочим, в артучилище в нашем взводе я был запевалой, а Веня Затынайко никогда не пел по неизвестной нам причине, а потом, после войны, он закончил Одесскую консерваторию по классу вокала и многие годы был ведущим солистом Одесского оперного театра – лирический тенор, с партиями Ленского в опере «Евгений Онегин», «Тоска» и др.
На занятиях отрабатывали различные приёмы строевой подготовки. Поэтому, на всех военных парадах войск Одесского гарнизона на Куликовом поле, 1 мая и 7 ноября, спецшкола получала самые высокие оценки выправки и строевой подготовки. Проход трёх колонн спецшкольников в парадной форме перед трибуной командующего ОдВО и гостей парада, всегда вызывал бурю аплодисментов. Действительно, вид вышколенных молодых ребят в красивой и хорошо подогнанной форме, представлял красивое зрелище.
Каждый подавший заявление в спецшколу проходил строгую медицинскую отборочную комиссию в Окружном госпитале Особого Краснознамённого Одесского Военного округа (ОдВО) по правилам призывников в армию, может даже и более строгим. Я боялся, что не пройду эту строгую комиссию. Здоровье у меня было отменное, а вот ростом не вышел. По положению, в спецшколу принимали мальчишек ростом более 150 см.
Дома, сколько я не мерил свой рост, всё получалось 148-149 см. Проверка роста была последней процедурой приёмной комиссии. Я стал под планку ростомера с содроганием, как на плаху, а вдруг не пройду. Томительно прошли эти несколько секунд, как вечность. Я тянулся изо всех сил, чтобы пройти эту мучительную проверку. И вот, долгожданный громкий ответ медсестры – 150! Ура, я прошёл. В последующие годы я наверстал в росте – до 170 см. Комиссию-то проходили совсем мальчишки – по 14-15 лет. Мне в августе 1940 года было всего 15 лет.
Позже выяснилось, что многие мальчишки, поступающие в спецшколу, боялись, что не пройдут медкомиссию, в основном, по росту. Попал я в шестой взвод второй батареи. Я уже отмечал, что распределяли учащихся по взводам в зависимости от того, какой иностранный язык тот или иной поступающий изучал в гражданской школе.
Я попал в шестой взвод второй батареи (9-й класс), уже прошедший целый год учёбы в спецшколе. Приняли меня нормально в свою среду, знали меня, как играющего на первой трубе в духовом оркестре школы. А духовой оркестр все «спецы» любили, под маршевую музыку своего духового оркестра легко и приятно было покрасоваться перед девушками, проходя строем по городу.
Как отмечалось выше, серьёзное внимание уделялось физической подготовке учащихся. Не редко в спецшколу приходили городские ребята очень слабо подготовленные физически. Командование поощряло стремление учащихся заниматься физической подготовкой. Во дворе школы были установлены несколько турников, колец и брусьев.
На переменах и после уроков в осенне-весеннее время мы часто задерживались у снарядов. Практиковалось открытое соревнование между взводами, сколько в каждом из них оставалось учеников, не могущих минимум три раза подтянуться на турнике.
Стыдно было подводить свой взвод и мы старались изо всех сил подтянуться в прямом и переносном смысле. На переменах заведено было играть в скок-скакуна – увлечение семинаристов и курсантов юнкерских училищ и кадетских корпусов ещё с царских времён. Группами из пяти-семи ребят выбирали «коня». Он становился, согнув плечи, возле отметки на земле и через него прыгали остальные. Если все перепрыгивали, то «конь» отодвигался от черты на один шаг и все начинали прыгать через него, не переступая черту. Кто не мог перепрыгнуть, тот становился «конём». Прекрасная для физической подготовки игра. Ещё была так называемая «куча мала». Пять-шесть ребят, взявшись за талию один другого и нагнувшись, образовывали своеобразный «стол». Остальные пять-шесть ребят напрыгивали на них верхом и, если всем удавалось впрыгнуть и удержаться, не упасть, то нижние разворачивались кругом, стараясь сбросить «ездоков».
Если не удавалось впрыгнуть всем, то они становились «столом». Весёлая и довольно трудная игра. Я так подробно остановился на этих играх, чтобы показать, какими «ув-лечениями» были заняты «спецы» на переменах. Кроме этого все, повторяю – все, учащиеся обязаны были записаться и регулярно посещать занятия по спортивной гимнастике в спортклуб общества «Динамо», относящийся к работникам Наркомата Внутренних Дел (милиция).
Прекрасно оборудованный спортклуб находился на улице Энгельса (Маразлиевской), где многие годы после войны был городской Клуб студентов. После первых занятий в спортклубе я «уползал домой на парализованных ногах» от слабой подготовки. Но это вскоре закончилось, мышцы накачивались.
Особой гордостью была форма общества «Динами» - белая футболка с голубым кантом на шее и голубой вышивкой буквы «Д». Ну и синие трусы. Некоторые уходили из Клуба со спортивных занятий домой прямо в этой футболке. Многие из нас ещё ходили в одесский «Яхтклуб» и мы ходили на шлюпках по Одесскому заливу.
Командование школы следило за аккуратностью формы, которую мы носили с гордостью, чтобы гимнастёрка была хорошо заправлена под ремень, чтобы брюки были аккуратно выглажены и хорошо была видна «стрелка».
В те годы в моде были брюки-клёш. И мы, спецы, выделывали со своими брюками такие штуки, чтобы они выглядели модно. Согласно установленной форме наши брюки внизу имели ровно 23 см в ширину.
Спецшкольники ухитрялись вставлять в брюки клинья. На построениях старший лейтенант Комельков проверял каждого из учащихся, измеряя линейкой ширину брючины, нет ли у кого клиньев на брюках. И если замечал нарушения, то распарывал брючину острой бритвой, которую он носил с собой и давал наряд вне очереди «за неопрятный вид» - подметание двора, уборка туалетов. С суконными брюками мы ухитрялись делать брюки-клёш без клиньев.
Дома вымачивали брючины в воде и натягивали на фанерки, расширяя их до неимоверной ширины. А клиньев-то не было. Комельков находил выход, распарывал саму брючину – наряд вне очереди. Одесская спецшкола имела свой парк вооружений для обучения учащихся современным, для того времени, видам вооружения – четыре 76-мм полковые пушки образца 1927 года и снаряды к ним, миномёт, пулемёт «Максим» и стрелковое оружие. Полковая пушка 76,2 мм образца 1927 года на деревянном ходу с не раздвигающимся лафетом.
После окончания Гражданской войны на вооружении Красной Армии находилось стрелковое оружие, доставшееся в наследство от царской армии. Это были положительно зарекомендовавшие себя в боевых действиях русская трёхлинейка 7, 62-мм, магазинная винтовка 1891\30 года конструкции Мосина.
Легендарная трёхлинейка была намного выше нас – учащихся спецшколы. Её длина с примкнутым штыком была 1730 мм. Мой рост, например, был 150 мм (как шутили в Одессе – вместе с шапкой). Всё «вооружение» было учебным, не пригодным к ведению огня.
Мы много тренировались в разборке и сборке винтовок, смазке и уходу за пушками и винтовками.
Особенное внимание в спецшколе начальство уделяло дисциплине: в строю, вне строя, на улице, на уроках. В классе, когда заходил учитель после звонка, все учащиеся вставали и стояли по команде смирно. Учитель подходил к своему столу, здоровался склассом «Здравствуйте, товарищи учащиеся!», на что «спецы» громко отвечали: «Здравия желаем!».
Дежурный по классу докладывал о готовности класса к проведению урока, называя дисциплину, которую преподавал учитель, потом докладывал, сколько учеников в классе, кто и по какой причин отсутствует. Учитель командовал «Вольно». Все садились и начинался урок. На занятиях по строевой подготовке мы отрабатывали командирский голос. Как говорил старший лейтенант Комельков:
- Команды надо подавать чётко, громко и понятно. Тогда вы будете настоящим командиром.
Тренировали-ли голос в других артспецшколах? Не знаю, но у нас этому уделяли большое внимание. Все хотели быть хорошими командирами. Вообще, в спецшколу поступали ребята со специфическим характером – умением и желанием, что не менее важно, подчиняться дисциплине. За редким исключением, все поступившие строго выполняли команды.
Выполняли требования начальства всех рангов, от командира отделения, такого же, как и ты «спеца» и до самого Начальника спецшколы, Бати, как мы все называли Романова. Кто со временем понимал, что не сможет подчиняться «каждому начальнику», то со временем уходил из спецшколы или не продолжал воинскую службу дальше после окончания спецшколы.
К сожалению, были и такие, хотя и очень редко, кто не вылазил из «нарядов вне очереди» за самые малые, но частые, не выполнения приказов.
На школьном плацу парами становились ученики друг против друга и целый учебный час кричали, именно кричали, по очереди команды: «Смир-но», «Воль-но», «На-пра-во», «На-ле-во», «Шагом марш», «Становись!», «Разойдись», «Шеренги сдвой» и т.д.
Следовало бы отметить, что эти «уроки» пригодились и в армии и на фронте, особенно, в дальнейшей мирной жизни, до сегодняшних дней.
* * *
Чтобы лучше представить, что для меня была спецшкола, сделаю небольшое отступление от основной темы. Когда мы переехали в 1937 году в комнату, предоставленную школой, где работала мама завучем, в глубоком подвале угольного склада во дворе школы. Мама отдала меня в близлежащую украинскую школу № 102 на Староинститутской, 13 (Дидрихсона), напротив Строительного института. До революции в этом здании было Управление бого-угодными заведениями Малороссийского края.
В начале войны и до оккупации Одессы румынскими войсками 16 октября 1941 года после 73-х дней обороны Одессы, в этом здании находился штаб Приморской армии, а после войны там размещалось Высшее мореходное училище.
До войны 102-я школа была уникальной школой. Директором школы был Гаузенберг, к сожалению, не помню его имени и отчества. В школе был замечательный коллектив учителей, работали различные кружки, которыми руководили опытные специалисты: театральный, хоровой, оркестр струнных инструментов и, наконец, духовой оркестр. В те годы наша школа была единственной в Одессе, в которой активно работал духовой оркестр. Руководителем духового оркестра был замечательный и опытный человек, Анатолий Константинович Крыловский. Он был профессиональным музыкантом, играл многие годы на баритоне. Воспитывался он с юных лет в оркестрах ещё царской армии. Вместе с оркестром он попал в Первую мировую войну в плен к австрийцам и в плену более двух лет руководил духовым оркестром, собранным из российских музыкантов-военнопленных. В 30-е годы он руководил ду-ховым оркестром Одесского пехотного училища. В летние месяцы он с этим оркестром играл на Приморском бульваре (в то время - бульвар Фельдмана), как тогда говорили, музыкальный сезон. Оркестр исполнял серьезные музыкальные произведения: увертюры к операм и балетам, большие произведения, написанные специально для больших духовых оркестров (Оффенбаха, Зуппе, Кальмана и др.). У Крыловского была большая музыкальная нотная библиотека для духовых оркестров.
Я часто бывал у него дома. Он жил рядом со школой и я очень любил слушать его рассказы о музыкальной жизни прошлых лет.
Гаузенберг пригласил Крыловского к нам в школу организовать духовой оркестр, закупили духовые инструменты, объявили набор в оркестр и я вместе с другими ребятами 6-7-х классов пришли поступать в оркестр. Отбор был очень строгим, требовался хороший музыкальный слух, чувство ритма. Я сразу был зачислен в группу для обучения.
С первых дней сентября 1937 года начались занятия в оркестре. Всё начиналось с нуля. Никто из нас прежде не умел играть ни на одном из инструментов.
У Крыловского был интересный подход к начинающим ученикам. На первом же занятии он нам показал барабанные палочки и велел каждому из нас вырезать из дерева такие же палочки и дома тренироваться отбивать разные ритмы. С первого же занятия он начал нас учить нотной грамоте, потом и гармонии. Эти знания музыкальной грамотой и гармонии мне пригодились в спецшколе. Через одно два занятия он раздал нам мундштуки, такие приспо-собления, в которые дуют в духовые инструменты.
Каждому достался мундштук по росту и физической силе. Я был одним из самых маленьких и мне достался мундштук от альта, кому от баса, кому от трубы и т. д. Дули мы в эти мундштуки несколько дней, изводя домочадцев своим писком. Благо, мамы дома днём почти никогда не было.
Потом раздали инструменты и начались настоящие занятия группами инструментов и целым оркестром. Дули гаммы, а потом приступили к разучиванию некоторых вещей. Начали с Гимна Советского Союза (Интернационала), простенького вальса («На катке»), краковяка, туша и незамысловатого танго.
С таким репертуаром мы уже через два месяца выступили на школьном торжественном вечере, посвященном Дню Октябрьской революции.
В школьном зале, набитом до отказа, оркестр получил ошеломляющий успех. Для всех это было полной неожиданностью, все хлопали стоя после исполнения каждой вещи. Мы бесконечно повторяли один и тот же репертуар. Успех был грандиозный.
Мы были на седьмом небе. Нас все поздравляли с успехом. И с этого момента началось наше триумфальное шествие по залам и площадям Одессы. Наш репертуар быстро пополнялся, мы с великим удовольствием ходили на занятия духового оркестра два, а то и три раза, в неделю. В первый же летний отпуск дирекция школы наградила весь оркестр бесплатными путевками в пионерский лагерь, принадлежавший нашей школе. Вот ещё один пример уни-кальности школы № 102. Единственная в городе школа, которая имела собственный пионерский лагерь в Люстдорфе (ныне Черноморка).
Мы всем оркестром вместе с инструментами поехали в лагерь. Играли на всех вечерах в нашем и соседних лагерях на открытии, закрытии и прочих мероприятиях. Каждое утро мы впереди всего лагеря с оркестром под громкие звуки марша шли на море купаться. Весь Люстдорф выходил смотреть, как это лагерь 102-й школы идет на пляж. За нашу игру в других лагерях, как видно, начальство пионерлагеря получало деньги и нам уже от лагерного начальства добавили бесплатно следующие два сезона в лагере. Для моей мамы это было большим подспорьем. Не было заботы о моем летнем отдыхе. После каждой игры в дру-гих школах или на районных мероприятиях нас угощали пирожными, ситро, конфетами. Мы были счастливы.
Я вообще очень любил музыку. Дома не было никакой возможности учить меня музыке. Еще живя на улице Чижикова, 50, в квартире бабушки, когда мне было 6-7 лет, услышав звуки духового оркестра, я мог ходить за ним, слушая музыку, многие кварталы, уходя далеко от дома. А тут я сам играю на альту. Инструменты мы брали с собой домой, разучивать новые вещи.
Дома я часами дул в альт, подбирая различные мелодии. Вместе со мной в оркестре играли (кого запомнил) Шура Пуговский (играл на баритоне), Толя Мельничук (бас), Толя Вукович (альт), Изя Милькис (альт). С Изей Милькисом я дружил. Вместе с ним и его сестрой Лидой, которая тоже училась с нами в одном классе, готовили уроки у них дома.
Через 50 лет мы встретились в Израиле. Но это потом. Выше я отмечал, что в нашей спецшколе уделялось большое внимание воспитанию в нас чувства ответственности за соблюдение дисциплины, не только по отношению к начальникам любого ранга, но и к внутренней дисциплине, к возможности и способности подчиняться самодисциплине. Вспоминаю случай, случившийся со мной, в подтверждение внутренней ответственности.
Примерно один раз в неделю меня назначали дежурным сигналистов по школе и я должен был являться в школу за пол часа до начала занятий, до 8.30 утра, чтобы подавать сигнал на построение. В плохую погоду, когда шёл дождь или в зимнее время, когда построение всей школы проходило не на плацу школы, а в коридорах школы, дежурному сигналисту следовало являться до 8.45 утра. В одно «раннее осеннее утро» я проснулся, взглянув на часы, увидел, что на часах 7.15 и обомлел, понимая, что не успеваю во время явиться в спецшколу. Мать спала, а я лихорадочно собрался за считанные секунды и бегом направился на трамвайную остановку. На улице шёл сильный дождь. Пустые улицы, темнота и дождь. Добежал до трамвайной остановке за три квартала от дома.
Ехать мне до школы – минимум 25 минут. Всё! Опоздал! Трамвай, как назло, появился только через 20 минут. В вагоне оказалась пожилая женщина-кондуктор и я. Взял билет, доехал до школы и бегом к воротам, а они на замке. Долго я звонил и стучал, чтобы меня впустили. Промок до нитки.
Открыл мне хмурый и заспанный дворник, сопровождая не цензурными словами. После всего оказалось, что я добрался до школы к трём часам ночи, спутал стрелки на часах, вместо 7.15 в действительности было 2.35. Дворник пожалел меня, впустил к себе в домик, располагавшийся возле ворот школы, повесил шинель сушиться и уложил спать. Внутренняя ответственность была выше всего. Такой она осталась на всю оставшуюся жизнь.
* * *
В учениях и «мучениях» прошёл год, 20 июня 1941 года я успешно сдал все экзамены за девятый класс, а их – экзаменов, не при нынешних учениках будь сказано, сдавали по 10-12 экзаменов за каждый класс. За девятый класс мы сдавали: русский язык – письменный и устный, русская литература – письменный и устный, иностранный язык, физика, химия, биология, алгебра, геометрия, зачёты по гражданской обороне, по материальной части вооружения, по строевой и физической подготовке обязательная сдача норм БГТО.
Итак, 22 июня 1941 года. Начало самой страшной и кровопролитной войны в истории человечества. Гитлер напал на СССР. Как пели в те годы в одной из популярных песен:
22 июня, ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.
Это было воскресенье, мы - спецшкольники готовились к выходу в летние лагеря. На утро 23 июня (понедельник) в 10.00 был объявлен общий сбор в школе для построения и марш-броска в военный лагерь возле села Фонтанка в семи километрах от Одессы за Лузановкой по Николаевской дороге.
Последний день перед выходом в лагерь на два летних месяца, мы, несколько ребят-друзей одноклассников из спецшколы, ранним утром поехали на пляж в Аркадию. Было прекрасное солнечное теплое утро. Накупались вдоволь и к 12 часам дня возвращались домой, чтобы подготовиться к лагерному сбору. Ехали трамваем № 17 из Аркадии в город и вдруг, возле железнодорожного вокзала трамвай остановился. На привокзальной площади скопилась огромная толпа. Все чего-то напряженно ожидали. Оказалось, что перед этим по радио сообщили, что ровно в 12 часов дня по радио выступит Нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов с экстренным сообщением. На привокзальной площади висели на столбах огромные громкоговорители, и тут мы узнали из речи Молотова, что гитлеровские войска вероломно напали на СССР по всей границе от Балтийского моря до Чёрного моря.
Мы сразу же, не раздумывая, направились в спецшколу пешком, всего несколько кварталов. Там уже были почти все преподаватели, начальство и многие спецшкольники. Начальник школы, майор Романов, объявил общее построение во дворе школы, произнес короткую пламенную речь и сразу распределил обязанности между всеми: кого в наряд, кого на дежурство по школе и вокруг неё. Всё было организованно четко и быстро. Мы сразу почувствовали военный порядок.
Александр Ксенофонтович Романов был кадровый военный. Он имел хорошую военную подготовку и к тому же, очень любил детей, а мы были, по сути, ещё дети, хотя считали себя совершенно взрослыми. В школе «спецы» называли его «Батя».
Александр Ксенофонтович Романов (1886-1986) – старый большевик, участник боёв за установление в Одессе Советской власти в 1918 году, один из первых в Одессе кавалеров ордена «Красного Знамени», соратник легендарного Героя гражданской войны матроса Железняка, Романов был командиром артиллерийской площадки на бронепоезде у него, а также соратником Григория Ивановича Котовского.
Всю свою жизнь Александр Ксенофонтович посвятил защите Родины и спорту. Начав в «дикой» мальчишеский команде «Чёрное море», А. К. Романов был впоследствии организатором и капитаном команды «Бронепоезд», играл за команду «Местран» – чемпиона Одессы 1926 года, а также был капитаном футбольной команда «51-й Чапаевской дивизии» – чемпиона Одесского гарнизона и капитаном сборной гарнизона. Но «Комсомол» – это первая футбольная команда, в которой её капитан А. К. Романов впервые стал чемпионом ещё в 1923 году. Ему было присвоено звание «Судья всесоюзной категории по футболу».
В спецшколе широко практиковался футбол, как прекрасное средство физического воспитания будущих командиров Красной Армии. В летних военных лагерях спецшкольники ежедневно после обеденного сна играли в футбол на футбольном поле, который сами соорудили с разметкой, воротами, формой и бутсами.
По выходным дням устраивались футбольные матчи-соревнования между взводами и батареями спецшколы и футбольными командами соседних совхозов и колхозов.
В 1940 году Романов добился, что школа начала действовать без гражданского директора. Он стал Начальником школы, а начштаба школы был старший лейтенант Александр Александрович Комельков. В первые дни начала войны все ребята, жившие в городе, продолжали, как и до войны, ночевать по домам, а жившие в отдаленных районах города и пригородах Одессы, расположились в школьном спортивном зале на матрацах. Им готовили еду прямо в школе.
Первая бомбёжка Одессы была ровно через месяц после начала войны, 22 июля 1941 года. Мы – несколько «спецов», гуляли по бульвару Фельдмана (Приморскому бульвару) и вдруг, откуда не возьмись, в небе со стороны моря появились немецкие самолёты и начали бомбить, сбрасывая зажигательные бомбы, «зажигалки». Они ложились одна за другой вдоль Пушкинской улицы от бульвара и дальше по направлению к железнодорожному вокзалу.
Началась паника, люди разбегались в разные стороны и мы побежали. Куда, зачем? Забежали в один из подъездов на Пушкинской улице, переждали минут десять и всё прекрати-лось. Когда налёт закончился, мы смеялись сами над собой. Чего испугались, куда бежали, какие же мы военные, когда простой бомбёжки испугались? Но то было первое крещение войной, а впереди были многие более сложные житейские невзгоды.
В одно из моих дежурств по школе я был свидетелем бомбежки, когда в наш школьный двор и в сторожку попали две зажигательные бомбы, как мы их обезвреживали, тушили по-жар в домике дворника. Получали первый боевой опыт.
К тому же я бегал на многие пожары городских домов помогать тушить пожары. Хорошо помню огромный пожар на Пушкинской угол Малой Арнаутской. Там горели склады фабрики красок. Я бегал по крышам соседних домов и понимал, что никто не сможет потушить этот пожар. Пожарные заливали водой соседние дома, чтобы пожар не перекинулся на них.
Ещё помню грандиозный пожар на Земской угол Большой Арнаутской. Горел 5-этажный жилой дом. Мы помогали жильцам, особенно пожилым и детям, выходить из горящего дома.
Так продолжалась наша жизнь в Одессе до последних дней июля. Роясь в своих архивных материалах, я наткнулся на давнишнюю запись, думаю, что она относится к 1981 году. Я её готовил к какому-то событию в связи со спецшколой. Привожу её полностью, без купюр:
«Ай, да Пушкин! Ай да сукин сын»
- Так, ребята, кончай базарить, нет времени. Мы тут уже больше часа стоим рядом с Пушкиным и не можем составить простенький текст. В споре потеряли нить, для чего сюда пришли. Через день-два уезжаем из Одессы, потом – на фронт и даём клятву, что встретимся после войны здесь, в Одессе, на этом месте. Больше месяца идёт война, а мы сидим в глубоком тылу и спокойно смотрим, как там сражаются наши войска. Для чего мы шли в спецшколу, чтобы стать кадровыми командирами, а не отсиживаться у мамы под юбкой, - резко прервал шум голосов старшина батареи.
- Я и говорю, «даём клятву, что будем вечно дружить, выручать друг друга, в трудную минуту подставлять плечо, и встретиться после войны в родной Одессе на этом месте, возле Пушкина», - в наступившей тишине тихо произнёс самый маленький из нас, но головастый, за что его уважали, одноклассник.
- Что это за клятва? Можно просто написать «обещаем» и всё, - вставил старшина.
- А почему не «клятва». Пушкин вот тоже давал клятву, когда они кончали лицей и потом дружили много лет.
- Помните, Пущин, Кюхельбеккер… - вставил один из нес.
- Клятву давали Огарёв и Герцен на Воробьёвых горах в верности и дружбе, - вставил другой.
- Что же, в Одессе нет Воробьёвых гор, но есть Живахова гора, поедем туда, - схохмил штатный остряк.
- Давай лучше поедем на Чумку, тоже гора и ближе к моему дому, - попытался сострить далеко не остряк.
- Всё, хватит, закругляемся, - решительно сказал старшина.
- Закругляемся, так закругляемся, но может лучше возле Дюка или Оперного. Дюк выше Пушкина.
- Дурак, ты боцман и шутки у тебя дурацкие, - напомнил старшина.
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
- Ты видел когда-нибудь Александрийский столп? То-то же!
- Дело не в том, кто выше, а кто ниже. Пройдёт время, пока мы вернёмся в Одессу. За это время сам памятник могут снести или стырить, а с Оперным такого не сделаешь.
- Хорошо, так и запишем: «Мы, курсанты Одесской специальной артиллерийской школы № 16, даём торжественное обещание-клятву, что будем вечно дружить, помогать друг другу, и встретимся в 6 часов вечера после войны возле Оперного театра и положим цветы у памятника Пушкину».
Тогда каждый записал эти слова на четвертушке ученической тетрадки, все подписали эту клятву и многие пронесли её через все трудности эвакуации, фронта, госпиталей и как ценнейшую реликвию читаем эту потрёпанную бумажку через сорок лет.
Встречаясь с однокашниками всех выпусков с 1938 по 1943 годы, среди них инвалид войны Саша Писак, напомнивший нам, бывшим «спецам», спецшкольникам, которые все эти годы собираются ежегодно возле Оперного театра 10 апреля, в день освобождения Одессы от фашистских захватчиков, ровно в 6 часов вечера.
Нас становится всё меньше и меньше. Наш выпуск 1924 года рождения повыкосила война больше всего, осталось в живых менее 30%, а окончили спецшколу, артиллерийские училища и пошли на фронт более 600 человек, 16-летних мальчишек.
В конце второго года войны появилась на экранах кинокартина «В 6 часов вечера после войны» и никто не верил, что задолго до этого, в первый месяц войны, простые одесские ре-бята дали клятву встретиться в 6 часов вечера после войны в Одессе у Пушкина.
«Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын».
* * *
25 июля моя мама вместе с Джутовой фабрикой, директором эвакуации которой был мой дядя, мамин брат, Фред Блузман, эвакуировались из Одессы с самым ценным оборудованием фабрики и специалистами на пароходе «Ворошилов». Я проводил маму на самый пароход. Мама до последней минуты плакала и умоляла меня ехать вместе с ними в эвакуацию, но я и не помышлял дезертировать из школы. Я оставался один в городе. К тому времени было уже известно, что наша спецшкола эвакуируется в полном составе, правда, не было известно, когда именно.
Майор Романов добился у командования Одесским военным округом плановой эвакуации школы вместе с оборудованием, вооружением и хозяйственным имуществом, формой, постель-ными принадлежностями и др.
Ему поручили командовать выездом не только нашей артиллерийской спецшколы, но и еще двух спецшкол, военно-морской и военно-воздушной.
И вот, почти 1200 гавриков в возрасте 15-17 лет заполнили три длиннющих железнодорожных составов из теплушек. Посадка шла организованно, повзводно, по заранее намеченному плану. Погрузили школьное оборудование. На железнодорожные платформы закатили и укрепили четыре школьных орудия, хотя и учебные и старого образца, а так же множество стрелкового оружия, тоже учебного. Погрузили огромные запасы продовольствия. Целые вагоны загружались тушёнкой, сухими колбасами, огромными кругами сыра, хлеба, муки, сахара и другим.
Начальник школы добился того, что нас начали называть курсантами и выдали полный военный паек на каждого.
Посадка в вагоны шла на станции Одесса-товарная. До станции через весь город наша школа шла под звуки марша нашего оркестра, в котором я к тому времени играл на трубе. Наш капельмейстер, Крыловский не поехал с нами, он остался в Одессе. Его единственный сын был на фронте под Одессой и он ждал его. Сын погиб под Одессой. Это я узнал уже после войны. От горя жена Крыловского умерла, а он спился и вскоре после войны умер.
Музвзвод поместили в отдельном вагоне-теплушке. С нами были наши инструменты. В отсутствии капельмейстера взводом командовал наш товарищ-однокашник, первый трубач, старше меня на год, Вася Дитяткин.
Он носил четыре треугольника в петлицах, а я был помкомвзвода по музыкальной части и носил три треугольника, расписывал ноты для оркестра и учил новых ребят, поступавших в оркестр. Первое настоящее боевой крещение мы получили возле станции Пятихатки. Наш состав одним из последних вырвался из окружения, в которое попала Одесса. Мы выехали из Одес-сы 28 июля, а с 5 августа Одесса считалась в окружении. Поезд бомбили немцы сверх ожесточенно, бомбы ложились рядом и мы, выбежав из вагонов, прятались в поле, в редких кустарниках вдали от железнодорожного полотна. К счастью никто не пострадал, но страха нагнали на нас много.
Поезд благополучно прибыл через сутки в Ворошиловград (Луганск). Там нас расформировали. Наша спецшкола отправилась этим же составом на станцию Успенка, в 25 км западнее Ворошиловграда. После войны мы узнали, что военно-морская спецшкола была отправлена в Баку, а военно-воздушная – на Урал, в Сухой Лог. В Успенке мы расположились на территории Зооветеринарного техникума.
Хорошее новое обширное здание с массой пристроек, окруженное высоким кирпичным забором. Мы сразу же приступили к занятиям по военной подготовке, организовали постоян-ное дежурство и патрулирование внутри и вокруг школы. Из числа наиболее активных учащихся или, как нас начали называть, курсантов, создали работников штаба, продовольственной команды, складских работников. Жизнь шла организованно и в полном порядке с расписанием.
Сильным ударом для всех нас было сообщение, что пятеро ребят-курсантов, убежали из школы и отправились на защиту осажденной Одессы. Добрались до окружённой Одессы, через расположения немецких и румынских войск, не все. Фамилий «беглецов» не помню, запомнил только одного, оставшегося в живых – кажется, Стасевич.
К сентябрю 1941 года фронт подходил близко к Ворошиловграду и поступила команда уходить на Восток.
Транспорта не было. Поезда не ходили. Майор Романов выстроил школу на плацу, рассказал о создавшемся положении и предложил курсантам самостоятельно пробираться в Сталинград. Он обратился к нам и говорил горькие, полные слёз и боли, слова, «он надеется на нас, он уверен, что все доберутся до Сталинграда, а там будет решаться вопрос о расположении спецшколы». Это было тяжёлым решением для «Бати», но ничего другого нельзя было сделать в той обстановке. Положение на фронте и в прифронтовых районах было ужасное.
Для того, чтобы вывести хоть какое оборудование школы, начальник «создал военный патруль», выбрал нескольких мужчин из числа преподавателей, сотрудников школы и рослых ребят из числа спецшкольников, выдал всем учебные винтовки-трехлинейки и направил на дорогу, по которой убегали на Восток жители многих городов и деревень. Кто на подводах, кто на автомашинах, кто пешком.
«Патруль» останавливал грузовые автомашины и проверял документы, если документов не было, то машину конфисковали вместе с пассажирами и водителем на основании приказа военного коменданта (какого, никто не знал). Машина шла в распоряжение командования школы. На них грузили пушки, стрелковое оружие и прочие вещи, принадлежащие школе (в том числе и музыкальные инструменты). Мы же отправились пешим ходом. Собирались группами по три-пять человек. Так легче было ориентироваться на местности и не обременять себя большими группами. Перед выходом каждому из нас выдали продукты.
Всеми продовольственными вопросами школы, раздачей продуктов, занимался Боря Штельмах, наш соученик. Выдавали без нормы, сколько кто мог с собой унести. Давали сухари, сливочное масло, сухую колбасу, сахар. Мы приспособили под продукты чехлы от музыкальных инструментов. Шутили, что меньше всего доставалось трубачам, а больше всего басистам, у них чехлы были самими большими.
Но все равно, унести много продуктов пешком было очень трудно, что набрали с собой от жадности. Поэтому делали каждый раз привалы и поедали, что не могли унести. Так добра-лись до ближайшей железнодорожной станции Лутугино в пяти километрах от нашей Успенки. Пусто, никого нет, все работники станции разбежались. Мы посидели, посидели и решили уходить на Восток пешком. Но вдруг вдали показался дым паровоза и к станции подошел состав с открытыми платформами, на которых были установлены тяжелые орудия, калибра 203 мм, артиллерии Резерва Главного Командования. Это был подарок с неба. Состав немного замедлил ход и этого было достаточно. Мы быстро взобрались на платформы, а были мы в артиллерийской форме и сразу выступили, как охрана орудий. Так мы благополучно добрались до станции Луганск. Дальше поезд шел на север, под Москву, нам было не по пути. Мы должны были все собраться в Сталинграде, а это прямо на Восток. Из нашей группы выделили трёх рослых парней и отправили к военному коменданту станции. Они выдали себя за курсантов спецшколы по подготовке разведчиков – одесская находчивость, если ещё принять во внимание, что 60% «спецов» были еврейскими мальчиками. Нас посадили в вагон пас-сажирского поезда, и мы быстро добрались до Сталинграда.
Куда идти, где наше начальство школы, куда податься? И мы пошли к военному коменданту города. Комендатуру быстро нашли. Но там было столпотворение. Масса военных, стоял гул и нельзя было чего-нибудь добиться. Место для ночлега нам не досталось. И мы, трое спецов, пошли просто в город. Вечерело. Надвигалась ночь, а где спать, не знали. Только кончилось лето, было относительно тепло, но по ночам холодало. Решили переночевать в каком-нибудь парадном подъезде.
Выбрали наиболее приглянувшийся дом в самом центре города, недалеко от центральной площади, на которой был фонтан и знаменитая скульптура детей, ведущих хоровод. Нас бы-ло трое. Много лет я пытался восстановить имена моих спутников, но так и не вспомнил и не узнал, кто со мною был. Вошли мы в шикарную парадную, но наткнулись на охранника-вахтера, он нас не пускал и начал выталкивать на улицу. Поднялся небольшой шум.
На наши и охранника голоса выглянули жильцы квартир бель-этажа. Когда женщины выяснили от чего такой шум, то пригласили каждого из нас по одному в свои квартиры. Я по-пал в одну семью, где была женщина и двое её дочерей. Мне приготовили ванну. Поужинали и легли спать. Наутро я узнал, что дом этот принадлежал работникам Сталинградского Обкома партии. Позавтракали и хозяйка дома куда-то позвонила и узнала где расквартирована наша школа. Так мы попали сразу к нашим. Школе выделили здание одной из сталинградских школ. Два раза в день строем ходили в городскую офицерскую столовую. Надо сказать, что, пожалуй, все спецшкольники благополучно добрались, правда разными путями и способами, до Сталинграда.
В средине октября 1941 года фронт неустанно приближался к Сталинграду, нам выделили железнодорожный состав, теплушки, и школа двинулась на Восток.
Одесские хохмачи-спецы шутили, «что мы притягиваем за собой фронт, куда мы – туда и фронт, не пора ли нам остановиться».
Маршрута мы не знали. И только через три месяца тяжелейшего пути добрались до Сталинабада (Душанбе). Предполагалось, что в пути мы будем не более двух недель. На этот срок и были обеспечены продуктами. А за две недели оказались только недалеко от Пензы. Дневной паек сократили до минимума, потом, практически, совсем перестали выдавать продукты. Начался настоящий голод. А голод – не тетка, как говорится в поговорке. Голодная шпана одесских пацанов, примерно, в 400 человек, начала рыскать по станциям и проходящим составам. «Доставали», что могли. Несколько эпизодов. Состав остановился в открытом поле. Нас уже боялись принимать на станциях. Весть о «молодых грабителях» быстро распространилась по всей железной дороге. Но мы увидели вдали гурт скота, который гнали на Восток. Наши ребята побежали в сторону идущего, практически без погонщиков, стада и отогнали одну корову и погнали её к нашему составу. Поезд стоял на высокой насыпи. Корову на руках подняли на насыпь, и втолкнули в открытый вагон-кушман, в котором находились пушки. Поезд тронулся. На ходу корову прибили, разделали, и школа несколько дней питалась горячим супом и кусочками мяса. В нашем составе был вагон, оборудованный полевой кухней для приготовления горячей еды. Было бы из чего.
Одно время нас спасала пшеница. Две платформы с пшеницей были прицеплены к нашему составу. Это был семенной фонд и его везли в Среднюю Азию для посева. Платформы ох-раняли вооруженные солдаты. Но в пути, зимой, солдаты на открытых платформах сильно мёрзли и просились к нам в вагоны, чтобы отогреться. А у нас в каждом вагоне была уста-новлена печка и было очень тепло.
Солдаты давали нам немного пшеницы. Вначале мы её ели просто так, сырой. Потом научились поджаривать её в консервных банках на раскаленной «буржуйке». Кончилось тем, что научились размалывать поджаренную пшеницу и варить из такой муки суп-затируху. В связи с тем, что состав не останавливался на станциях, у нас не было воды для питья, тем более, для мытья. Первая настоящая остановка была в Ташкенте на запасных путях далеко от города. И то, ночью.
Там нас накормили, обмыли и обработали нашу одежду в «вошебойках». Все были настолько завшивлеными за время пути, что вывести вшей удалось не сразу и только уже в Сталинабаде. В дороге мы воевали со вшами. Давили вшей и гниды палками и прочими твердыми предметами. Их было мириады.
В Сталинабаде нас разместили в новом здании только построенной перед войной республиканской «Станции юных техников». Это большое трехэтажное кирпичное строение с большими комнатами, двухэтажные построили нары и по сорок человек повзводно занимали комнаты на втором и третьем этажах.
На первом этаже и на свежем воздухе проходили занятия. Но, до начала занятий, школьное начальство повело беспощадную борьбу со вшами. Всю нашу одежду сожгли. Выдали новую.
Каждый день ходили в городскую баню. Мылись специальным зелёным мылом против вшей. Вши были у нас даже под кожей. Вывели полностью вши только через неделю усиленной работы. После этого, появление хотя бы одной вши или гниды на утренних проверках уже было ЧП. Я остановился на этом так подробно, потому что это было частью нашей тогдашней жизни и очень тяжелой частью. Началась интенсивная учёба, потому что потеряли почти четыре месяца учебного года.
Особенно запомнились уроки английского языка. Нам его преподавала профессор Ирина Александровна Грузинская из Ленинграда, очень не молодая женщина. В те годы все ВУЗы страна училась по её учебнику английского языка.
За несколько месяцев мы свободно изъяснялись на английском языке, писали письма, любовные записки, пели песни, разыгрывали сценки. Она, выезжая из блокадного Ленинграда, взяла с собой только свой учебник и патефон с пластинками уроков английского языка.
Наш духовой оркестр продолжал играть на всех мероприятиях, проводимых в школе. Под оркестр школа проходила по городу Сталинабаду и это производило, как и в Одессе, неизгла-димое впечатление на горожан. Оркестр настолько хорошо играл, что нас часто приглашали играть на вечерах танцев в Республиканском Доме офицеров. Руководил оркестром, как я уже отмечал, Вася Дитяткин, а музыкальной частью занимался я, учил новых ребят, расписывал ноты знакомых мелодий танго, фокстротов, доставали ноты маршей. 15 мая 1942 года сдали последний экзамен и нас направили в Артиллерийское училище.
С направлением в Подольское артучилище с нами произошел невероятный случай. Нас украли. Всех – целый выпуск, около 200 человек. В день окончания экзаменов к нам прибыл представитель Подольского артучилища с приказом, подписанным командующим Средне-Азиатским военным округом (САВО), о том, что весь выпуск направляется в это училище. Нас погрузили в эшелон. Провожали с оркестром. Я играл на трубе до самого отхода поезда и только тогда отдал трубу в руки провожающих. До нашего выпуска обычно распределяли по многим артучилищам Советского Союза, в училища корпусной (крупнокалиберной) артиллерии.
Мы были прекрасно подготовлены в спецшколе по артиллерии, по подготовке данных для стрельбы с закрытых позиций. А мы попали в противотанковое артучилище, где стрельба из противотанковых пушек проводилась прямой наводкой, для которой наши знания никому не были нужны. Приказ о нашем распределении был просто подложным. Подольскому артучилищу нужны были курсанты, а их набрать в то время в Бухаре, куда выехало училище после обороны Москвы, не было возможности. Нас, выпускников артспецшколы, распределили по двум дивизионам. Наш дивизион находился возле базарчика, на окраине Бухары. Два взвода дивизиона полностью состояли из наших «спецов».
Помкомвзвода и командиры отделений были фронтовики, после ранений, возвратившихся в строй. Командиром взвода у нас был лейтенант Николай Малишевский, бывший артист мо-сковского театра им. «Моссовета». Мы его узнали по довоенному фильму «Дело Артамоновых», где он играл младшего сына, Илью, богача Артамонова.
Его оставили в училище командовать взводом. Он участвовал в обороне Москвы в ту знаменитую ночь конца октября 1941 года, когда решалась судьба столицы.
На подходе к Москве были свежие дивизии сибиряков, но они опаздывали на несколько суток. Немцы рвались к Москве, фронт держался на волоске от провала. Тогда Верховное ко-мандование бросило на оборону Москвы последние силы, военные училища и Академии, милицию и всё, что могли собрать. Они держали оборону несколько суток в кровопролитных боях, но столицу не сдали.
Подольское артучилище потеряло в том бою несколько десятков курсантов. Остальные были вывезены в Бухару (Узбекистан). После экстренного окончания курсантов их отправили на фронт. Нескольких оставили в училище.
Среди них был и наш командир взвода. Наше артучилище было на конной тяге, т. е. кроме артиллерийской подготовки и других военных дисциплин, мы должны были управляться ещё с лошадьми. К каждому курсанту была прикреплена лошадь. Он должен был её чистить, кормить и поить ежедневно. Это была труднейшая работа. Требования были неимоверно тяжелые. Начальник училища – кавалерист от рождения – осетин полковник Оганезов, предъявлял повышенные требования к конной подготовке.
А начальник конной подготовки был грозой училища. Ребята – одесситы, спецшкольники, городские жители, вообще никогда близко не подходили к лошади. Многим досталось на пол-ную катушку. Нас поднимали в 6 часов утра для ухаживания за лошадьми.
Чистили, кормили, поили. До 8 часов утра. Многие засыпали, стоя, со скребком в руках во время чистки лошадей. Убирали навоз. Самое благодатное дело было уснуть на несколько минут на навозной куче. Тепло и «уютно». Многим курсантам не повезло с лошадьми. Им достались престарелые артиллерийские битюги-тяжеловесы, их не списывали, но и не использовали в военной подготовке. Застойные лошади, сколько их не чисть, покрывались перхотью и на проверках владелец такой лошади сразу же получал арест-гауптвахту на трое-пятеро суток. Некоторые курсанты из нашего взвода не вылезали из гауптвахты. В этом отношении мне повезло. Во-первых, я имел опыт обращения с лошадьми ещё с детских лет, когда я с мамой жили в деревнях Одесской области. Там мы – ребятишки, ездили верхом на лошадях на водопой чаще всего без седла и стремян.
Во-вторых, моя лошадь по кличке «Избач» была вольтижировочной лошадью. Это специально обученная лошадь, на которой несколько часов в день курсанты обучались вольтижировке, когда лошадь бегала по кругу на длинном поводе. На спине у неё было укреплено плоское седло с ручками с обеих сторон, а курсанты на ходу вскакивали на лошадь, держась за ручки, переворачивались на седле и делали многие приемы вольтижировки, которые кавалеристы показывают в цирке. Такая лошадь сильно потела во время работы и, практически, не имела перхоти. После двухчасового пребывания на конном дворе мы шли в казармы, убирали кровати и выходили на утреннюю зарядку. И только к 9 часам утра шли на завтрак. Столовая находилась в 1,5 километрах от наших казарм. Мы строем шли до столовой, которая находилась в помещении другого дивизиона.
Кормили сносно. Нельзя сказать, что хорошо, но, учитывая военное время и голод по стране, мы получали по 800 г хлеба в день и три раза нас кормили. Утром: каша, чаще всего, перловая, так называемый, сладкий чай и 200 г хлеба. В обед: миска борща (из чего – трудно вспомнить) с хлопковым маслом, по виду и вкусу скорее напо-минавшего нефть, 400 г хлеба, кашу и компот (предполагалось, что из фруктов), на ужин: каша, чай и 200 г хлеба. Голодными ходили круглые сутки. Ухитрялись жевать овёс, который раздавали лошадям. Начальство строго карало, если кого ловили на этом. Один раз в месяц получали денежное довольствие. Не помню сколько, порядка 45 рублей, но хорошо помню, что на эти деньги мы покупали на базарчике, который находился напротив наших казарм, одну пялку каймака - снятые с молока пенки, запечённые в печи. Жирная и вкусная еда. Один раз в месяц мы доставляли себе такое удовольствие.
Очень тяжело приходилось летом. В Средней Азии лето жаркое. Солнце жгучее. Температура в полдень доходила до 55 градусов по Цельсию в тени, а на солнце – никто и не мерил. Как раз в это время мы шли на обед, а после обеда 45 минут сон и полевые занятия по тактике, артиллерии и другим предметам на открытом солнце. Мы носили нижнее бельё, привезенное училищем ещё из подмосковья.
Это были кальсоны и нижние рубашки с длинными рукавами. В такой жаре, даже ночью, нижнее белье не успевало высохнуть и было всегда мокрым от пота. Не успев высохнуть за душную и жаркую ночь, оно страшно пахло мочой. Пот был солёный и полон аммиака. Пот со лба вытирали рукавом гимнастерки, от, чего рукава всегда были белыми от соли и через некоторое время отрывались, пережигаемые солью. Гимнастерки латали в училищных мастерских и снова выдавали нам для носки. Тоже было и с брюками в паху и под коленками. Брюкигалифе предполагалось носить с сапогами. Но сапог не было и нам выдавали обмотки. Молодые люди теперь и не представляют себе, что такое обмотки. Мы их называли метровыми сапогами. Это такие ленты из эластичной материи шириной 10 см, защитного цвета (хаки), которыми обматывались голени от ступни до колен, заменяя голенища сапог. Тяжело бывало впервые наматывать обмотки, они каждый раз разматывались, особенно в строю на марше, сзади идущие наступали на них, затягивая владельца назад, вплоть до падения.
Зимой нам почти не пришлось быть в училище. Начали мы занятия в мае 1942 года, а закончили учёбу 15 декабря 1942 года. Ускоренный курс учёбы должен был быть шесть месяцев. Потом его продлили до 8 месяцев, вместо положенных 4 лет полного курса училища. Лишь потом до меня дошло, почему продлили занятия на два месяца, многим из нас ещё не было 18 лет. Какие же мы командиры Красной Армии, если ещё не достигли призывного возраста. Все, закончившие обучение, получали звание младших лейтенантов, а отличники получали звание лейтенанта. В нашем училище был и такой случай, что, примерно, 200 человек, отправили на фронт, не дав закончить курс и получить офицерское звание. Их отправили на фронт младшими командирами.
Я, как отличник, получил звание лейтенанта. Как я уже отмечал, младшими командирами у нас во взводе были фронтовики. Ни фамилий ни имён не помню. Образование у них было в пределах 7 классов. Они к нам, бывшим спецшкольникам, окончившим десять классов, относились с пренебрежением.
Они считали себя обстрелянными воинами, против нас сосунков, не нюхавшим пороха. Сказать, что они издевались над нами, было бы преувеличением, пока на занятиях по артподготовке нам не начали задавать задачи по подготовке данных по стрельбе из орудий. Мы ещё в спецшколе щелкали эти задачки, как семечки. У нас даже устраивались соревнования, кто быстрее подготовит данные для стрельбы. На решение такой задачи у нас уходило максимум 40 сек. Самые лучшие показатели составляли 12 сек. Как сейчас помню, отличался феноменальной быстротой решения таких задач в нашем взводе Фима Гак, маленько-го роста, но очень способный товарищ. Он погиб на фронте.
И вот, преподаватель артиллерии, полковник ещё царской армии, Иванов, перед тем как выдать условия задачи, предупредил, что кто решит эту задачу, может выйти из класса. Он написал на доске условия задачи, и пока он её писал, у многих наших ребят уже был готов ответ. К его удивлению в следующую минуту все сдали листки с результатом и вышли из клас-са. В классе остались только два командира отделения и помкомвзвода. Они весь учебный час корпели над задачкой и так и не смогли её решить до конца. С тех пор они стали как шелковые. Мы им давали списать задачки и они их «решали» почти так же быстро, как и мы. Они поняли, что с нами лучше быть в дружбе. Многое вспоминается и хорошего и плохого - тяжелого в учёбе в училище. Несколько раз нам устраивали марш-броски на 25 и 50 км. На артиллерийский полигон, где мы проводили стрельбы из артиллерийских орудий, шли пешим строем.
Ночью. Так хотелось спать, что спали в строю, на марше. Шли по четыре в ряд. Двое средних держались под руки за крайних курсантов и крепко спали. Даже снились сны. Потом менялись местами и двое других спали. По очереди.
12 декабря 1942 года прибыл приказ о нашем выпуске, командование училища устроило за нас счет шикарный прощальный вечер. Даже по бутылке вина на двоих. Звучали на-путственные речи и пожелания Победы в войне с фашистами.
Наутро посадили нас, около 600 младших лейтенантов и лейтенантов, в вагоны-теплушки поезда и повезли в центр страны. Никто не знал ни маршрута следования, ни назначений в воинские части. Сопровождающие документы, опечатанными, находились у старшего по вагону и под страхом трибунала и штрафного батальона вскрыть могли только по прибытии на место – в город Саратов, где находился штаб Приволжского военного округа (ПриВО). Из Бухары нас повезли на север через Ташкент. Ночью, на узловой станции Арысь, недалеко от Ташкента, у меня и моего товарища по Одессе, Жени Чистова, возникла сумасбродная идея съездить к родным, которые находились в городе Фрунзе (Киргизия).
Его мать, как и моя мать, работала на джутовой фабрике, эвакуированной из Одессы. Без документов, без вещей, мы соскочили с поезда и пересели на отходящий поезд во
Фрунзе, залезли на верхнюю полку.
Рано утром мы были во Фрунзе. На вокзале сновали военные патрули, выискивая дезертиров. Можно было запросто загреметь в штрафной батальон. Чудом не замеченные, мы добрались до дома, где жили наши мамы. Что творилось во всем доме, трудно передать. Достали из-под земли спирт, кое-какие закуски и началось пиршество по случаю отправки на фронт дорогих детей. Гуляли жители всего дома. Все были одесситы-джутовцы. На радостях я, а мне, лейтенанту, исполнилось только-только 18 лет, выпил за мать и за Победу целый стакан спирта. И всё. Ничего не помнил аж до самого утра следующего дня, только просил спросонья пить. И снова засыпал от действия алкоголя. Утром следующего дня нас с большими предосторожностями отправили на вокзал, купили билет до при-городной станции Пишпек. Сам город Фрунзе теперь называется Бишкек. Билеты на дальние расстояния выдавали только по пропускам. Доехав до Пишпека, мы перебрались на подножку поезда и проехали до следующей станции.
Над нами сжалилась проводница и впустила нас в вагон. Так мы доехали до станции Арысь, а там уже нам не было страшно. Мы просто «отстали» от нашего поезда. Мы хотя бы знали номер нашего эшелона. Сели без билета в первый отходящий на Москву поезд и спокойно ехали. На станции Кзыл-Орда, мы вышли на перрон прогуляться и увидели знакомых лейтенантов из нашего училища.
Когда мы спросили их, отстали ли они тоже от нашего эшелона, то они очень удивились, сказав, что наш эшелон стоит на третьем пути уже сутки. А мы-то думали, что придется догонять наш эшелон до самой Пензы, в лучшем случае, а то и до Саратова. Быстро нашли свой вагон и были встречены бурными возгласами.
Нам в дорогу домашние надавали всякой всячины. Не такой уж богатой, но все же домашней. Быстро всё разделили и съели. На станции Баскунчак ребята ухитрились втащить в вагон огромную глыбу каменной соли, добываемой в близлежащих соляных озерах Эльтон и Баскунчак. Каменная соль была смешана с землей и песком и употреблять её в таком виде в пищу было просто невозможно. Но еврейско-одесская смекалка и тут сработала быстро. Мы откалывали от глыбы соли куски и кипятили эти куски соли в котелках на буржуйке, которая была в вагоне, сливали «рапу» (насыщенный солевой раствор) в другую посуду, отделяя её от осадка в виде грязи.
Иногда этот процесс повторялся и после выпаривания воды, получали чистую белую столовую соль. На всех станциях по пути следования меняли эту соль на самогон и деликатесные продукты. Весело ехали на фронт. Так мы добрались до Пензы.
Там мы простояли четверо суток на запасном пути.
В то время в городе работал московский театр Оперетты. Мы гурьбой ходили каждый вечер на представления. В первый же вечер познакомились с девушками – курсантками зенитчица-ми училища Противовоздушной обороны. Хорошо проводили время. Дальше двинулись на Саратов, в штаб Приволжского военного округа. Нас всех распределили по различным воинским подразделениям.
Большая группа, в том числе и я, попала в Запасной полк в городе Пугачеве. Неделя, проведенная в том Запасном полку, вспоминается как жуткий сон. Безделье, шатание по территории, воспринималось начальством как военные занятия. Жуткий холод зимы 1942-43 годов и голод преследовали нас круглосуточно. Морозы доходили до 40-45 градусов. Спали вповалку на трехэтажных нарах без постелей, на шинелях, подложив под голову вещмешки.
В день нам было положено 600 г хлеба. Утром на завтрак давали одну ложку твёрдой сухой перловой каши и кружку кипятка (подразумевалось, что это чай) и один ломоть хлеба, в котором предполагалось 200 г.
Следует учесть, что работники склада, кухни и прочее начальство тоже хотели кушать. В обед давали миску баланды, в которой едва просматривались следы вермишели и жира, ло-моть хлеба, одну ложку перловой каши и «компот» (кружка темноватой жижи). На ужин – то же, что и на завтрак. Единственная радость – это понедельник, когда выдавали сахар на всю неделю. Мерку сахара (примерно 400 г) высыпали в котелок, и делай с ним, что хочешь. Держать его негде было и мы, заполнив этот котелок кипятком, залпом выпивали сироп за один присест и целую неделю были без сладкого.
У нас было одно-единственное желание отправиться на фронт. Через неделю подошла очередь и до нас. Нескольких наших ребят вызвали перед строем и направили в штаб полка.
Нам выдали проездные документы, продукты на три дня пути. Это был праздник души и желудка. Выдали шикарный паек: буханку хлеба, кусок колбасы, три коробки рыбных кон-сервов, три пачки пшенного концентрата, сахар. Всё это сложили в вещмешок и двинулись на вокзал для следования к месту назначения. На вокзале первым делом сели и половину пайка съели, как тогда говорили, «до приятной тяжести в желудке». Трудно разыскивали свою дивизию, определенного адреса не было, а было направление. У военных комендантов железнодорожных станций, городов и «полевых штабов» (иногда совершенно других дивизий), добирались до Воронежского фронта.
Вначале, нас направляли под Сталинград, но пока нас снарядили в поездку, Сталинград взяли наши войска. Под Воронеж мы попали уже к концу операции.
Нашли нашу 252 стрелковую дивизию только через пять дней. Из штаба дивизии нас направили в разные полки. Я попал в 932 стрелковый полк, а оттуда - в штаб стрелкового батальона, командиром отдельного взвода 45-мм противотанковых пушек. Дивизия находилась на переформировании после тяжелых боёв за взятие Воронежа.
Когда я добрался до хаты и доложил командиру батальона, капитану Гусейнову, что прибыл к месту назначения, он, встретив меня в сильном подпитии, направил в хату на постой.
Располагался батальон в селе Малая Россошь. От батальона да и от всей дивизии остались жалкие крохи после тяжелейших боёв. Через пару дней пришло пополнение. Каждый командир взвода набирал себе бойцов. Я имел преимущество, т. к. артиллерия – Бог войны – стояла на первом месте. Я выбрал наиболее грамотных солдат. Насколько помню, помкомвзвода, Иосифа Оха из Донецка и двух командиров орудий, одного из которых фамилия была, по моему, Ильясов, мне прислали отдельно.
Сразу же получил три автомашины «Виллис» (США). Две - под орудия и одну для командира и перевозки снарядов. Только на следующей неделе получил орудия. За это время я сам сел за руль. Водить не умел и никогда не сидел в автомашине, особенно на водительском месте. Мне показали где руль, тормоз, газ и я поехал по деревенским улицам и по полям.
Наслаждение было божественное. Но когда потребовалось затормозить, я забыл как это делать. Нажимал на все педали и остановился, только упершись в забор. Потом я водил машину довольно прилично.
Но пришло огорчительное сообщение. Мы должны были немедленно сдать машины для вновь образовываемых дивизионов ОИПТД (отдельных истребительных противотанковых дивизионов).
Вместо них нам прислали лошадей и наши пушки стали на конной тяге. Лашади-то были необъезженные монгольские низкорослые, с лохматой шерстью, дикие лошади из табунов. Нам было положено семь лошадей, по две лошади на каждую пушку, пара лошадей на подводу с боеприпасами и одна – верховая для командира взвода.
Для меня верховая езда была не проблема. Откровенно говоря, лошади нам нужны были только при переходах на марше. Всё остальное время солдаты тащили пушки на себе, а лошади находились в укрытии. Лошади на войне несли самые большие потери. Малейший осколок, угодивший лошади в большой живот, приводил к немедленной гибели животного.
Начались ежедневные многочасовые занятия с личным составом по материальной части и стрельбам. Наша дивизия попала в состав Степного фронта. Потом, после войны, я узнал, что это придумал Жуков.
Дивизию постоянно перебрасывались с одного места на другое. Заслон при прорыве противника, разведка боем, прорыв и атака. Постоянно на новом месте приходилось бесконечно копать окопы для солдат, боеприпасов, но и площадки для орудий с круговым обзором и стрельбой.
Успеть замаскировать их и все это делать ночью. А в следующую ночь – снова приказ «на марш». Главные мои воспоминания о войне, это кровь, грязь, гибель боевых товарищей и тяжелейший труд по копанию земли маленькими саперными лопатками. Больших лопат на всех солдат не хватало.
Тяжелыми днями лета 1943 года были дни отступления, которое началось 3 июня 1943 года. По приказу Командования мы броском отошли на 35 км на Восток. Это был, как я потом после войны узнал, гениальный план Командования. Ожидалось наступление танковых армий немцев. Войска отошли, уступив место нашим танкам. Мы видели, как к фронту непрестанным потоком двигались танки. И произошло грандиозное танковое сражение под Прохоровкой. Три тысячи танков вели страшную бойню на взаимное уничтожение.
Это было самое крупное танковое сражение за всю историю войн. Как говорили впоследствии, решающим моментов в той танковой битве под Курском, сыграли советские сверх тяжелые танки и самоходки. Бой закончился вничью, но это было началом крупных военных победи полного разгрома фашистской Германии. Нас отвели на 35 км от места предполагаемых танковых боёв за одни сутки, но потом мы эти 35 км пробивались две недели с тяжелыми боями.
В одном из них, 1 августа 1943 года, я был тяжело ранен. Это было в 25 км восточнее Белгорода, возле станции Сажное. Как-то в августовский теплый вечер, после тяжелого дневного боя, меня вызвали в штаб полка и я вместе с моим ординарцем пошли с передовой, которая располагалась на одной из вершин холма, а местность в районе Курской дуги очень холмистая, спустились вниз и шли через густое пшеничное поле. Ветерок дул нам в лицо. Было тихо. Солнце уже было в закате. Вдруг передо мной впереди справа взвился огромный столб земли.
Из-за ветра мы не слышали полёта миномётной снаряда. Инстинктивно я упал животом на землю. Еще раздались пару взрывов и всё стихло.
Немцы пристреливали тяжелые миномёты. Так случалось часто. Но в этот раз я попал под эту пристрелку, не находясь в окопе. Я почувствовал сильный удар. Мина легла в нескольких метрах от меня. Тяжелая мина. Меня контузило. В ушах появилась сильная боль, из левого уха полилась кровь. Я не увидел у себя правую руку. Лицо заливала теплая солоноватая кровь, перемешанная с грязью и потом. Ощупью обнаружил правую руку у себя за спиной. Она лежала сзади на спине, как чужая.
Боли не чувствовал. Я перевернулся на левый бок, потянул за гимнастерку и взял правую руку левой рукой, приподнялся над землей и в нескольких метрах сзади увидел лежащего в крови своего ординарца. Он громко стонал и звал на помощь. Я с большим трудом приподнялся с земли, подполз к нему кое-как заткнул санпакетом его страшное ранение головы и правой ноги и пополз в сторону наших «тыловых» расположений.
Невдалеке стояли орудия корпусной артиллерии, я попросил помощи для ординарца и продвинулся дальше. На другом холме в углублении расположилась санрота. Я сполз с возвы-шенности вниз. Меня узнали медики санроты. Все же это были свои, из нашего полка.
Меня сразу же положили на операционный стол. Дали общий наркоз - хлороформ. Обработали раны на правой руке, на голове в районе виска и левого уха, откуда сильно шла кровь. Потом оказалось, что у меня ещё осколочные ранения в грудь и обе ступни. Разрезали и сняли оба сапога. Они были полны крови.
Раны перебинтовали. Голова, грудь, правая рука и обе ноги были в бинтах. Вот так, без одежды, в одних бинтах, я пробыл более шести месяцев. Позже вечером погрузили в кузов автомашины на пол вместе с ещё несколькими ранеными и шофёр погнал машину на большой скорости по кочкам и бездорожью в санбат, потому что наш район беспрерывно обстреливали. Как я доехал живым, трудно передать. Каждая колдобина отдавалась в голове, руке, ногах, груди. Наркоз отходил. Ночью в санбате сделали еще одну, более серьезную операцию под наркозом, основательную чистку всех мест ранений и утром отвезли на эвакосборник.
Это была открытая степь под откосом железнодорожного полотна. Сотни раненых лежали на носилках просто под открытым небом под лучами палящего августовского солнца. Крики, стоны. Если бы только немецкие самолеты бомбили это место, то было бы ещё очень много жертв. Только поздно вечером, ближе к ночи, подогнали эшелон, погрузили нас в теп-лушки, на полу лежала солома. Везли нас пять суток без питья.
Про еду я уже не говорю. Кушать не хотелось, только пить. Но в вагонах не было сопровождающих. На остановках, открывали дверь и проверяли, есть ли умершие. Их выносили из вагона, живым давали по глотку воды и состав ехал дальше. Многие не доехали до госпиталя. На пятый день нас привезли в город Мичуринск (Рыбинск) и разместили в стационарном эвакогоспитале. Раненые лежали повсюду, в комнатах, в коридорах. Раненых было очень много.
Я лежал в огромном зале. Это здание ранее принадлежало Пединституту. Сделали операцию на правой руке, опять под общим наркозом. Потом перевели в одну из бывших аудиторий. Прошло несколько дней и я начал приходить в себя, упала температура. Появился аппетит. Но на 19-й день вновь повысилась температура, до 40 градусов.
Главный хирург при обходе обнаружил, что у меня за все дни после ранения не было ни разу стула. Ни слабительное, ни клизма, не помогли. Тогда он хирургическим путём вынимал из меня фекалии, превратившиеся в стальные шарики. Это привело к воспалению кишечника и многолетнему травматическому колиту. Через несколько дней снова повысилась температура и оказалось, что у меня забрюшинная флегмона от совсем незначительного осколочного ранения в правый пах, которое прозевали врачи при первичном осмотре в санроте и в санбате. Пришлось срочно делать сложную операцию по вскрытию флегмоны (гнойное воспаление). Позже оказалось, что кроме флегмоны было ещё и проникновение гноя в тазобедренный сустав. Это уже прозевал хирург при операции флегмоны.
В общем, сплошные ошибки. Временами мне становилось очень плохо, высокая температура, общее заражение крови, медперсонал делал всё, чтобы спасти меня, но становилось всё хуже и хуже. Меня перевели из общей палаты в отдельную четырёхместную палату, палату смертников, как видно, потеряв надежду на моё спасение. Из палаты ежедневно выносили тру-пы и приносили следующих раненых. В этой палате я пролежал больше недели. И как-то хирург, обходя палаты, поинтересовался, почему я так долго лежу в этой палате, на что медсёстры ответили, что я, мол, не умираю, тогда он приказал немедленно меня перевести в общую палату.
И с того дня я начал постепенно приходить в себя. Через месяц сделали еще одну операцию по чистке правого тазобедренного сустава и вертлужной впадины. После чего заковали меня в кокситный гипс. Это гипс от верхней части груди на обе ноги, на одной ноге – до самых пят, на другой – до колена. Между ногами забинтовали палку, для удобства меня переносить и переворачивать. Я не входил ни в какие двери, приходилось привязывать к носилкам и поворачивать носилки боком.
Гипс наложили для того, чтобы сустав сросся и образовался анкилоз. В те времена не делали искусственные суставы. Мичуринск немцы бомбили и при каждой бомбежке раненых вы-носили из палат в подвал. При одной из таких бомбежек, когда я лежал на носилках на голом цементном полу подвала, проходила срочная эвакуация раненых в глубокий тыл. Под шу-миху и неразбериху меня тоже погрузили в санитарную автомашину, чтобы отвести на вокзал.
Но оказалось, что у меня не было с собой госпитального медицинского дела. Каждому эвакуированному раненому подкладывали под одеяло на груди его личное дело. Побежали за моим делом. Оказалось, что на моем деле красным карандашом было написано «Не транспортабельный» - перевозить нельзя.
Бомбежка продолжалась, санитары плюнули на эту надпись и машина двинулась на вокзал. Нас разместили в прекрасных пассажирских спальных вагонах, приспособленных специально для перевозки тяжело раненых. Такие вагоны назывались «Крюгеровскими». по имени изобретателя Крюгера, немецкого врача, предложившего такие вагоны ещё в первую Империалистическую войну. В каждом вагоне были врачи, медсестры, младший медперсонал. Так мы доехали до Чкалова (Оренбурга). Тыловой госпиталь находился в помещении Пединститута. Меня поместили в палату офицерского состава. Кормили хорошо. Там же мне сделали еще две операции на правом тазобедренном суставе, очищая рану от костных осколков и меняли гипс. В марте 1944 года сняли последний гипс. Сустав сросся полностью, нога не сгибалась в тазу. Начали учить ходить на костылях.
Моя мать обратилась в Наркомат обороны с просьбой перевести меня в госпиталь в городе Фрунзе. В то время поощрялся перевод тяжело раненых в госпитали по месту жительства родных. Считалось, что при этом раненые быстрее выздоравливали. И это действительно так. Меня сопровождала медсестра, выдали проездные билеты и продукты на время пути. Так я оказался во Фрунзе в госпитале, который, по совпадению, тоже размещался в здании Педагогического института.
Ко мне почти каждый день приходила мать и другие родственники. Я быстро шел на поправку. И стал вопрос, что делать после выписки из госпиталя. Мать меня поддерживала в том, чтобы пойти учиться в ВУЗ, хотя жизнь была тяжелой, на мамину зарплату она сама не могла прилично питаться, а уж я с ней – тем более. В то время во Фрунзе было три ВУЗа: сельско-хозяйственный, педагогический и медицинский. О сельско-хозяйственном не могло быть и речи, какой из меня сельхозработник, в пединститут я ни за что бы не пошел, передо мной была жизнь учителя – моей мамы. Мне хотелось пойти в мединститут. Многие раненые мечтали после выписки из госпиталя стать врачами-хирургами. Но так случилось, что сестра жены моего дяди Фреда – Роза Резникова, заканчивала мединститут. Она начинала заниматься ещё в Одессе, теперь - заканчивала Фрунзенский мединститут. Она часто приходила ко мне в госпиталь и когда узнала, что я собираюсь в мединститут, то всеми силами начала отговаривать. Мол, мне не одолеть труднейший курс этого института. В подтверждении этих её слов, она говорила, что только один человеческий череп имеет не-сколько десятков различных косточек с их латинскими названиями. И я дрогнул, о чём жалею всю жизнь до сих пор. Считаю, что моё призвание всё же было в медицине.
Во Фрунзе было еще одно учебное учреждение, которое привлекло мое внимание – это музыкальное училище. Я увлекался музыкой и мечтал получить специальное музыкальное образование. Я уже почти подал документы в это училище. Они мне предложили любое отделение: инструментальное, дирижерско-хормейстерское и ещё что-то. Но оказалось, что училище только формировалось и может выдавать хлебные карточки лишь с нового года, до которого оставалось целых четыре месяца. Одна буханка хлеба на рынке стоила всей месячной маминой зарплаты, 250-300 руб. На это я не смог пойти. В те августовские дни 1944 года было много объявлений по радио о приёмах в ВУЗы только что освобожденных от оккупации городов Украины.
Меня привлекло одно такое объявление о приёме в Киевский институт киноинженеров. Я не совсем чётко представлял себе, что это такое, но, во-первых, Киев был недалеко от Одессы, во-вторых, я всегда любил кино. И послал документы в Киев. Долго ждал ответа, но его всё не было. Тогда я подал документы во вновь открывающийся во Фрунзе филиал Ленинградского электротехнического института инженеров связи железнодорожного транс-порта (ЛЭТИИС) на факультет Сигнализации, Централизации и Блокировки. Вот такое длинное название. Сам институт находился в эвакуации в Алма-Ата. На следующий день, после того, как я подал туда документы, мне пришло приглашение в Киевский институт киноинженеров с пропуском на меня и мою маму, как сопровождающую. Но в ЛэТИИСе мне сказали, что докуменнты отправидли в Алма-Ата и они могут были обратно не раньше, чем через месяц. Мне пришлось остаться в этом институте. Только потом я узнал, что документы никуда не отправляли, а боролись за каждого студента любыми средствами.
Далее шли годы учёбы, работы, защиты кандидатской диссертации, литературная и общественная деятельность. Много чего было на длинном жизненном пути. Это тема другого рассказа.
Я остановился на подробностях после фронтовой жизни только потому, что это как-то неразрывно связано со артспецшколой: учёба в спецшколе, начало войны, артиллерийское училище, фронт, ранение, госпитали – и всё это за два года.
Я вышел из госпиталя инвалидом войны 2-й группы на костылях, с негнущейся правой ногой и плохо работающей левой ногой в возрасте не полных 20 лет. Хорошая физическая закалка довоенной спецшколы, воспитание самодисциплины и командирских черт характера, дали свои результаты, обеспечили возможность преодоления жизненных невзгод.
Лозунг: «Враг будет разбит. Победа будет за нами!» помогал и до сих пор помогает в жизни. На этом ещё не кончилась моя связь с Одесской артиллерийской спецшколой № 16.
Закончив первый курс института в городе Фрунзе, я связался с Одесским институтом связи, который возобновил свою работу в Одессе в начале 1945 года после эвакуации. Получив вызов, я с матерью, как сопровождающей, приехали в родную Одессу и был принят на второй курс института связи.
Появилась проблема с жильём. Нашу довоенную квартиру при школе получить не смог, потому что в здании школы расположилось ремесленное училище. Кроме того, требовалось представить документы о том, что я эвакуировался из Одессы вместе со спецшколой. И я отправился в спецшколу. К моему радостному удивлению, начальником школы вновь был под-полковник Романов. Он с великой радостью встретил меня, выдал положенные документы и пригласил меня капельмейстером в школьный духовой оркестр, который только-только собирался организоваться.
Я с радостью согласился и немедленно приступил к знакомой работе. Мне в спецшколе выдавали питание сухим пайком, куда входили все виды продуктов: хлеб, крупы, мясо, специи, овощи, вплоть до лаврового листа.
В общем, все продукты, которые попадали в котёл, выдавали мне сухим пайком каждую неделю. Кроме того, я каждый день, приходя после занятий в институте в спецшколу на репе-тиции оркестра, получал в столовой школы полный обед с хлебом. Иногда давали буханку хлеба с собой домой. Это было огромным подспорьем для пропитания меня и мамы. Мне вы-дали бесплатно военную форму, подогнанную под меня, я надел погоны лейтенанта и приступил к формированию оркестра. В это же время начались занятия в институте. Я приходил на занятия в институт в военной форме без погон. По окончании занятий, в институтском туалете я надевал погоны и отправлялся в артспецшколу.
Не исключено, что работа в спецшколе способствовала моему быстрому, если не излечении, то, во всяком случае, значительному улучшению состояния здоровья. Приехал я в Одессу на двух костылях, а идти в спецшколу на костылях посчитал неудобным и некрасивым. Я бросил костыли и перешёл на палочку, а когда пришлось выходить со спецшколой на военный парад, то я шёл впереди оркестра и играл на трубе совсем без палочки, стараясь не хромать.
К великому моему удивлению, артспецшкола полностью заработала по всем трём батареям. За короткий срок лета 1945 года был произведен набор. В школу рвались ребята, прие-хавшие из эвакуации, подростки остававшиеся в оккупации, многие из которых практически не учились во время оккупации Одессы румынами.
Спецшкола представляла бесплатную форму, сносное питание, что в условиях разрушенной и голодной Одессы после недавнего освобождения, имело огромное значение.
С первого сентября в артспецшколе начались занятия. Школе предоставили прекрасное, сохранившееся после войны помещение, при обороне и взятии Одессы, здание бывшей довоен-ной общеобразовательной школы № 10.
Это величественное четырёхэтажное здание с большим двором перед школой, огороженной забором-сеткой. В этом, несомненно, великие заслуги подполковника Александра Ксено-фонтовича Романова. Он сумел своей настойчивостью, умением поставить вопрос и решить его методом убеждения и доказательств на самом высоком уровне и в условиях Одессы и в Москве. Все условия были для нормального учебного процесса.
Многие школьники были набраны из детдомов Украины. Так и духовой оркестр базировался на группе из шести ребят, которые в детдоме играли в оркестре. Среди ребят из детдома, игравших в оркестре был один замечательный парень, не помню его имен и фамилии. Он был во время войны в партизанском отряде на Украине. За личные подвиги в разведке он был награждён орденом «Красная Звезда». Представляете, малый пацан с орденом на груди. Это была гордость всей школы и нашего оркестра в первую очередь. Детдомовские ребята довольно прилично играли на духовых инструментах, разбирались в нотах и дали возмож-ность, набрав новую группу ребят, в короткие сроки играть на построениях школы, на военных парадах, на вечерах отдыха.
Случился один интересный случай. Вызывает меня как-то подполковник Романов и просит, не могу ли я разучить с оркестром военный марш, который он помнит ещё со времён царской армии и гражданской войны. Никакие мои просьбы вспомнить название марша или, в крайнем случае, напеть его, подполковник Романов не смог. Музыкальный слух его, мягко говоря, хромал на обе ноги. Он мог только и сказать: «Ну, знаешь, такой бодрый марш – там-там-там-тарарам-там и далее в том же роде». Что делать? Ума не приложу. Очень хотелось сделать приятное своему «бате».
Пошёл я в гости к знакомому старому одесскому капельмейстеру и рассказал о моих бедах с маршем. Не может ли он мне чем-нибудь помочь?
«Знаешь, - ответил он мне, - думается, что самым любимым маршем в царской армии, особенно в кавалерийских частях, был «Егерский марш» и дал мне ноты этого марша.
Я пошёл на риск, разучивая в тайне от Романова этот марш с оркестром. А вдруг это не тот марш. Но марш – есть марш.
Через месяц, на очередном общем построении школы, при выходе перед строем начальника, подполковника Романова, оркестр заиграл «Егерский марш». Романов, ошеломлённый услышанным, бросился к оркестру, игнорируя доклад начальника штаба о построении школы и при всех расцеловал меня.
Этот марш мы играли при всех удобных и неудобных случаях. Спецшкола, как и до войны, выходила на военные парады. Впереди школы шёл оркестр, возглавляемый четырьмя фанфа-ристами и четырьмя барабанщиками. На фанфарах были укреплены красивые красные флажки с золотой бахромой и кистями, а малые барабаны ребята носили на красной перевязи через плечо. Оркестр играл фанфарный марш, специально написанный для фанфар с оркестром.
В перерывах, когда оркестр не играл, вступали малые барабаны, под ритмичную дробь которых школа браво шла по улицам, красуясь перед многочисленными городскими зрите-лями. Прошёл учебный год спецшколы нормально, наступило время выхода спецшколы в военные лагеря. И тут Романов нашёл прекрасный выход. На месте бывшего лагеря в Фонтанке, за Одессой, ничего не осталось. Всё, что могли, растащили во время войны местные жители: деревянные строения штаба школы, кухни и столовой, жилых помещений командного состава, камень, которым были выложены основания палаток (много камня), бывший плац перед палат-ками был вспахан и засеян, спуск к морю разрушен полностью и т. д.
Он нашёл, почти полностью разрушенные, помещения бывших морских ванн на 10-й станции Большого Фонтана, которые были головной болью одесской милиции. В полуразру-шенных зданиях ютились, «со всеми удобствами»: морфинисты, которых развелось уйма после войны, бездомные, бандиты, нахлынувшие в освобождённую Одессу, проститутки всех мастей, как их теперь называют «бомжами» и прочие деклассированные элементы общества.
Выбранное место, во-первых, было почти в самом городе, туда ходил трамвай, во-вторых, строить заново ничего не нужно было при послевоенном безденежье и отсутствии строи-тельных материалов, в-третьих, в знак благодарности, городская милиция подбросила спецшколе бесплатный транспорт для перевозки в район «военного лагеря» материалов, продуктов питания, а Одесское артучилище выделило военные палатки, учебные винтовки, мины, пару артиллерийских орудий и, самое главное, нескольких офицеров – командиров взводов и батарей. Командование школы, хозяйственная и продовольственная части, жилые помещения комсостава размещались в полуразрушенных помещениях, в которых не было ни окон ни дверей. Летом можно было обойтись и без них.
Палатки для спецшкольников, плац и столовая располагались на пустыре напротив бывших морских купален. В последующие годы на этом месте построили большой ресторан и магазины.
Радужные перспективы рисовались артспецшколе на будущие годы. Планировалось восстановление собственного здания на Чичерина, 1. Туда во время войны попала бомба, разрушив, правда, не очень, здание довоенной спецшколы.
Но нагрянул приказ по Наркомату обороны. В 1946 году артиллерийские спецшколы расформировывались, выпускники направлялись в артучилища, а остальные учащиеся передава-лись Одесскому артучилищу, при котором создавались «подготовительные артучилища», выпускники которых сразу же передавались в артучилище. Подполковник Романов вышел в отставку, а я остался без оркестра.
К тому времени я организовал духовой оркестр в институте связи.
Как и договаривались спецшкольники ещё в Одессе перед эвакуацией, мы встречались ежегодно 10 апреля, в день освобождения Одессы от румынских захватчиков. В первые годы после войны мы встречались у здания на Успенской (Чичерина), 1, где размещалась до войны наша спецшкола. Там после войны расположилось Ремесленное училище. В вестибюле этого учебного заведения на стене слева от входа были установлены на собранные нами-спецами деньги пять больших мраморных досок, на которых золотыми буквами были выбиты имена и фамилии спецшкольников, погибших в боях с фашистами.
В праздничные дни мы заходили в вестибюль и возлагали цветы к этим святым местам в знак памяти погибших ребят, соучеников.
Позже ремесленное училище преобразовали в Художественно-декоративное училище, нам запрещали заходить в вестибюль, а кончилось это тем, что сами мемориальные доски «хо-зяева» помещения убрали со стен, куда они делись, неизвестно.
Нашлась гражданская школа в районе Одесской киностудии, в которой в 1937 году очень короткое время размещалась ОСАШ № 16. Школа приняла созданный музей Одесской арт-спецшколы № 16 в своё помещение, который до сего дня функционирует, хотя вместо обычной школы, в этом здании ныне располагается интернат № 2. Дирекция интерната понимает, что музей является прекрасным средством воспитания молодого поколения, уроков мужества и героизма подрастающего положения.
Выпускников-спецшкольников до военных и военных лет остаётся всё меньше и меньше, уходят ветераны, уходят навсегда. Прошло огромное количество лет. По этому поводу я написал музыку к стихам Шимона Пузыревского, ветерана Отечественной войны, жившего в городе Лод (Израиль), ушедшего из жизни в 2008 году:
Уходят ветераны, уходят навсегда,
Они спасали страны, спасали города.
Уходят ветераны, познав немало бед,
В знакомые курганы времён военных лет.
Уходят ветераны, и чей-то гаснет взгляд.
Осталось их немного, редеет их отряд.
Уходят ветераны на свой последний бой,
Но в жизни остаётся огромная любовь.
Уходят ветераны и на стене портрет,
Светла, свята их память и свеж цветов букет,
Остались их родные, остались их друзья,
Теперь их дело жизни подхватят сыновья.
Уходят ветераны, оставив нам завет:
«Всем войнам на планете должны сказать
мы – нет!»
Уходят ветераны, оставив яркий след,
В историю сражений, в историю Побед!
К слову о музыке. Следует сказать, что мне лично моё детское и юношеское увлечение духовой музыкой сыграло большую роль. Не имея специального музыкального образования, я многие годы зарабатывал на жизнь игрой в оркестрах, а в последние годы увлёкся сочинением музыки к полюбившимся мне стихам.
Не претендуя на успех и признание, я написал музыку к стихам наших ветеранов войны: «Что такое война?», «Ветераны», «Уходят ветераны», «Воинам-евреям Второй мировой», «Солдатская шинель», «Дорогами войны», «Наш Иерушалаим», «Моя
звезда», «Радость жизни», «Я буду петь», «Любимые женщины», «Даме сердца», «Женская загадка», «Гимн Ганей-Авива» - место, где я живу и «Лехаим», что в переводе с иврита называется «За жизнь». Жизнь продолжается, но это уже совсем другая тема рассказа.
* * *
Аркадий Ройтварф (Израиль)
Воспоминания о жизни, спецшколе и войне.
Я родился 15 октября 1924 года в родной Одессе, в большой семье. Мои родители – служащие. Семья состояла из восьми человек, родители и шестеро детей – четверо братьев и две сестры. Все дети получили высшее образование. Один из братьев окончил Артиллерийскую академию, командовал перед войной артиллерийским дивизионом, участвовал в Финской ком-пании, погиб в Отечественной войне. Двое других братьев участвовали в Отечественной войне 1941-45 годов и оба погибли. Из нашей большой семьи осталась только одна сестра, которая в настоящее время проживает в США (Лос-Анжелес) и я, живущий в Израиле.
Я с раннего детства мечтал стать военным, пойти по стопам старшего брата. Окончив семь классов одесской 121 школы, я поступил в 1940 году в Одесскую артспецшколу № 16 и проучился спокойно и нормально один год.
Воинская дисциплина в спецшколе была мне очень приятна, я чувствовал себя взрослым человеком, в моей памяти всё время я равнялся на старшего брата-военного. Я уже представ-лял себе, как это я стану в струнку перед моим прославленным братом-командиром славной Красной Армии и доложу ему по всей армейской форме о службе.
Но этому не суждено было случиться. Настал 1941 год, начало страшной кровопролитной войны. Гитлер напал на нашу страну. Нам, спецам, пришлось нести патрульную службу по городу. А мне ещё не было и 17 лет.
В первые дни оккупации Одессы, румыны повесили отца на дереве в Городском саду, а мать румыны и немцы сожгли в пороховых складах на Фонтанской дороге вместе с десятками тысяч евреев Одессы.
28 июля 1941 года наша спецшкола организованно выехала из Одессы, так как немцы приближались к Одессе и сильно бомбили город. Вскоре мы добрались до Ворошиловграда и остановились в селе Успенка. Когда немцы приблизились к Ворошиловграду и стали его бомбить, нам пришлось оттуда бежать.
Было очень холодно, осень, а особенно холодная зима 1941-42 годов. Школу перебросили в Сталинград и оттуда пришлось утекать, когда город начали бомбить. Пришлось бежать на юг. Приехали в город Сталинабад (Таджикская ССР).
Окончив 10 классов спецшколы в 1943 году, нас направили в артучилище в город Фергана. По окончании ускоренного курса, нам присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на фронт.
Я участвовал в боевых действиях на нескольких фронтах: на 1-м и 2-м Прибалтийских фронтах, Белорусском фронте и 1-м и 2-м Украинских фронтах, в качестве командира огневого взвода противотанковых пушек. Бросало нашу часть по фронтам, боям и походам. Приходилось очень тяжело. Но так получилось, что прошёл я фронт в боях и трудностях, практически, без тяжёлых ранений. Войну окончил в столице Австрии, в городе Вена. Там, на протяжении двух лет с 1945 по апрель 1947 годов, служил в артиллерийской бригаде АРГК (артиллерия Резерва Главного Командования). В апреле 1947 года был демобилизован и отправлен домой, в Одессу. Началась гражданская жизнь. Родители погибли в пожаре оккупации, братья погибли на фронте. Пришлось начинать жизнь с нуля. Я поступил в зубоврачебную школу, окончив её на «отлично» и в счёт 5% льгот, поступил в Одесский мединститут. В 1957 году окончил институт. Начал работать хирургом-онкологом, пройдя специализацию в институте усовершенствования врачей. Общий стаж работы по врачебной специальности – 40 лет.
Жена умерла от тяжёлой болезни. И на мне отразилась война.
Ещё в 1973 году перенёс обширный инфаркт миокарда, а в 1983 году – инсульт. Мне определили бессрочно инвалидность 2-й группы, связанной с пребыванием на фронте.
В 1990 году я с семьёй сыном репатриировался в Израиль и живу в городе Ришон ле-Цион. И в Израиле пришлось перенести ряд очень сложных операций, вплоть до онкологии.
* * *
А вот, что написала про Ройтварфа газета «Одесские корни» № 59 за май 2006 года (Израиль):
ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ, НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ
В дни празднования 60-летия Победы над фашизмом, тёплая встреча с земляками, проживающими в Израиле участниками Второй мировой войны, всколыхнула память 81-летнего одессита, Аркадия Ройтварфа.
После окончания в Одессе 7-го класса, Аркадий поступил в 8-й класс Одесской артспецшколы № 16. Учился с интересом, отлично. В Одессе было три спецшколы – артиллерийская, военно-морская и военно-воздушная.
Когда фашистские войска подошли к Одессе, поступил приказ эвакуировать спецшколы.
Штаб ОдВО выделил эшелоны из товарных вагонов. Все три спецшколы под командованием Начальника ОСАШ № 16, майора Романова, погрузились в вагоны и следовали до Воро-шиловграда (Луганск). Там спецшколы разделились. Артиллерийская поехала на станцию Успенка (25 км западнее Ворошиловграда), военно-воздушная – на Урал, в Сухоложье, а во-енно-морская – в Баку.
Родители Аркадия остались в Одессе. Через месяц, когда фронт приблизился к Ворошиловграду, было принято решение направить спецшкольников в Сталинград. По прибытию в Сталинград их разместили в помещении бывшей школы. Но вскоре начались бои на дальних подступах к Сталинграду. Командованием было принято решение спецшколу отправить в Сталинабад. Несмотря на жару, занятия в Сталинабаде шли по 10 часов в день. Ребята прилагали все силы, чтобы учиться хорошо.
К началу весны 1943 года Аркадий окончил 10-й класс артспецшколы и получил аттестат с отличием. Выпускников направили в Фергану в Харьковское училище противотанковой артиллерии.
Весной 1944 года Аркадий окончил артучилище и в звании мл. лейтенанта прибыл в Белоруссию на должность командира огневого взвода 255ИПТАПа 76-мм пушек. Молодой и энер-гичный, грамотный и эрудированный, веселый, с одесским юмором, общительный и заботливый командир огневого взвода быстро стал любимцем всей батареи. Старые вояки за глаза, любя, называли его сынком, а молодые избрали Аркадия комсоргом батареи - взвод управления и два огневых взвода из двух 76-мм орудий каждый. Аркадий быстро вошел в курс дела, наладил хорошее взаимопонимание с личным составом, проявляя к подчиненным внимание, заботу и объективную требовательность. В период передышек между боями организовал занятия с личным составом по изучению материальной части, из подносчиков снарядов стал готовить дублеров наводчиков, отрабатывал приемы быстрой и точной стрельбы.
Все это нравилось подчиненным. Взвод все чаще и чаще начал получать благодарности от командования полка и бригады за хорошую результативность стрельбы.
Командир батареи капитан Платонов, грубый и хамоватый, малообразованный человек и плохой артиллерист, любитель выпить, невзлюбил Аркадия. Человек жадный и завистливый, амбициозный, подлый и неумный, не мог смириться с тем, что недавно прибывший молодой мл. лейтенант, к тому же еврей, быстро завоевал симпатии у личного состава батареи и у ко-мандования полка.
Многие младшие командиры и офицеры батареи чаще обращались за советом к Аркадию, а не к комбату. Этот недалекий человек с врожденным антисемитизмом, старался напакостить Аркадию и даже физически избавиться от него. Однако, от боя к бою взвод лучше и лучше выполнял боевые задачи. Курляндская группировка немецких войск, отрезанная советскими войсками от своих основных сил, совершила попытку вырваться из котла. Вражеские танки в сопровождении пехоты двигались по дороге. Необходимо было поднять орудия на высокий холм у дороги, по которой двигались немцы и вести сверху огонь по их танкам. Командир артполка поручил это Платонову, который отдал приказ командиру 1-го огневого взвода, Иванову, занять позицию на вершине и преградить дорогу танкам. Взвод не сумел взобраться на вершину холма, орудийный расчет находился в кузове и машины заглохли. Видя такое положение, Платонов со злорадством крикнул Ройтварфу: «Аркадий! Срочно на огневую позицию!» Аркадий приказал расчетам толкать орудия, помогая автомашинам. Пушки быстро доставили на огневую позицию, развернули в сторону приближающихся танков и начали гото-виться к стрельбе. Немцы открыли огонь из танковых орудий. Аркадий крикнул молодому сержанту: «Пресс, к панораме!» И услышат в ответ: «Сейчас!» И тут произошло непредвиденное. Голова Пресса скатилась, как мяч с плеч на землю. Из шеи хлынул фонтан ярко красной крови, а обезглавленная фигура сержанта стояла, держа в мертвых руках подол гимнастерки с патронами, сделав два шага по направлению к Аркадию, рухнула на землю.
За это мгновение Аркадий полностью поседел. Он бросился к орудию. Оба выстрела прогремели почти одновременно, и перед танками встало два столба земли. После второго залпа первый танк как-то неестественно подпрыгнул, его развернуло поперёк дороги, башня съехала на бок, из неё повалил черный дым.
Следующий за ним танк с хода уткнулся в подбитый. В его кормовой части блеснуло яркое пламя, и повалил дым. Не снижая темпа стрельбы, артиллеристы перенесли огонь вглубь танковой колоны, продвижение которой было заблокировано подбитыми танками.
Вскоре поднялись ещё два черных столба, ещё два подбитых танках. Аркадий приказал перенести огонь по живой силе противника. В это время появились советские части, которые вступили во встречный бой с немецкой пехотой. Попытка войск Курляндской группировки противника вырваться из «котла» была окончательно сорвана.
Последовал приказ Верховного Главнокомандующего с благодарностью участникам боя. На батарею прибыли наградные листы для представления всех участников боя, живых и по-гибших, к ордену «Отечественной войны».
Командир батареи поручил Аркадию, как комсоргу батареи, оформить на всех наградные листы, в том числе на себя и комбата. Задание было выполнено точно и в срок.
После вручения наград на батарею приехал начальник политотдела артбригады майор Бодров. Вызвав к себе комсорга батареи, майор поздравил Аркадия с победой и шутливо сказал: - Зажимаешь, комсорг. Когда будем орден обмывать? – А я награды не получал, - произнес Аркадий. – Как не получал? Взвод подбил четыре танка, да и по немецкой пехоте прошелся. – Наверное, комбат знает. Я на всех, и на себя тоже, заполнил наградные листы и передал комбату, - ответил Аркадий. – Что ж, спросим комбата, - сказал майор. – Куда девался наградной лист на комсорга? – зайдя в землянку комбата, спросил майор. – Я пашу на войне с первого дня и больше двух медалей не заработал. А этот жидёнок не успел прибыть на фронт и сразу подавай орден, - сказал Платонов, с искривленным злостью лицом. – Значит, плохо ты пахал на войне, если за все время больше двух медалей не заработал. Он только в одном бою подбил четыре танка, уничтожил до пятидесяти немецких солдат, сорвал прорыв немцев, потеряв всего двух солдат и одного сержанта. Воевать нужно уметь, капитан. Сейчас я сам на него заполню наградной лист, и ты, капитан, не позднее завтрашнего дня передашь представление в штаб полка. И учти, капитан, я проверю!
Через неделю в штабе бригады ордена вручал член военного совета генерал Брежнев, который вручил Аркадию Ройтварфу орден «Красной Звезды». После вручения ордена майор Бод-ров поздравил Аркадия с наградой, обнял и по-отечески сказал: - Не горюй. Держись. Ты еще молодой и у тебя все впереди. Но учти, что ты ещё не раз столкнешься со скрытым и явным национализмом и шовинизмом, с антисемитизмом.
А война продолжалась. Были 1-й и 2-й Прибалтийские фронты, был и 1-й Украинский, была и Венгрия. Надолго запомнились бои и артиллерийские дуэли в районе озера Балатон. К тому времени полк перевооружили. Вместо 76-мм пушек артиллерийская батарея перешла на 100-мм орудия, и полк вошел в Резерв Главного Командования. Во время одного из маршей из посадки их обстреляла немецкая самоходка.
Артиллерийские расчеты быстро развернули пушки и дали прямой наводкой по посадке пару залпов. Немцы замолкли. Подошли и увидели разбитую самоходку и лежащие возле неё тела расчета. В затишье между боями командование проводило инспекторские стрельбы.
От 255-го артполка был выделен огневой взвод лейтенанта Ройтварфа. Отстрелялись хорошо, не посрамили честь полка, и командир предоставил Аркадию отпуск. В Одессу, освобожденную 10 апреля 1944 года от немецко-румынских оккупантов, Аркадий приехал ранней осенью 1944 года. Город приводил себя в порядок. Возвращались из эвакуации одесситы. Квартира родителей, где он вырос и жил до войны, была занята. От того, что он узнал у соседей, можно было лишиться рассудка. Отца румыны в первые же дни оккупации повесили. Чуть позже мать с семьей брата отца и многими одесскими евреями сожгли заживо в пороховых складах. Оба брата погибли на фронте. В свою воинскую часть он возвращался потрясенный.
Войну закончил в Вене. На очередных инспекторских стрельбах огневой взвод старшего лейтенанта Аркадия Ройтварфа вновь отличился. Командир артбригады сказал начальнику штаба и начальнику политотдела артбригады: - Надо послать старшего лейтенанта Ройтварфа в Артиллерийскую Академию. Война окончилась. Парень молодой, фронтовик, отличный и перспективный артиллерист, награжден, общественник, службу любит. Академия поможет ему в продвижение по службе, а нам краснеть за него не придется. Он закончил артиллерийскую спецшколу, артиллерийское училище, хорошо воевал, имеет боевой опыт, награжден, член партии, комсорг батареи, и военная карьера была его заветной мечтой с детства.
Подготовили и послали документы. Уже начался учебный год в военных учебных заведениях, а ответа всё не было. Поразмыслив, Аркадий понял, что на военной службе у него перспективы не будет. Причиной тому – пятая графа и он решил уйти на гражданку.
В апреле 1947 года Аркадий был уволен в запас и прибыл в Одессу. Сразу же пошел с документами в Одесский мединститут на прием к директору, профессору Грузину, о котором говорили как о жутком антисемите. Грузин отказал Аркадию. Чтобы не потерять учебный год, Аркадий поступил в Одесскую трехгодичную зубоврачебную школу. Аркадия зачисли-ли на 2-й курс. После года обучения зубоврачебную школу ликвидировали. Учащимся предложили продолжить учёбу в школах Харькова или Днепропетровска. Аркадий выбирал Харьков и через год закончил зубоврачебную школу «с отличием», что дало ему право поступить в мединститут без отработки трехлетнего стажа по специальности.
Аркадий подал документы в Одесский мединститут, но на пути вновь встаёт Грузин. Трижды Аркадий ехал в Киев на прием к министру здравоохранения, который по телефону и письменно подтверждает Грузину, что Аркадий имеет право быть зачисленным студентом мединститута. Грузин не выполнил предписание министерства. Конфликт затягивался, а учеб-ный год в институте начался. Он решил проблему с зачислением в институт перенести на следующий год.
Аркадий устроился зубным врачом и по совместительству фельдшером в больничке ж\д станции Слободка под Одессой. На следующий год вновь подал документы и был зачислен в Одесский мединститут. Грузина сменил новый директор, профессор Дейнеко. После окончания института был принят в хирургическое отделение больницы моряков Черноморско-Азовского морского пароходства в г. Николаеве. Одновременно подрабатывал на городской «Скорой помощи» и в детской поликлинике. Через несколько лет перевёлся в Одессу, где ряд лет плавал судовым врачом. Затем - кардиологом в санатории, ортопедом на Одесском протезном заводе, заведовал отделением в костно-туберкулезном санатории. Позже он был приглашён на должность онколога в 3-ю Городскую клиническую больницу, пройдя ряд переподготовок и усовершенствований по онкологии. Его называли «онкологом от бога», в городе считался одним из лучших специалистов, особенно силен был в ранней диагностике онкозаболеваний.
Женился. В 1952-м году родился сын Саша. Школу сын закончил с золотой медалью. В 17 лет поступил на математический факультет Томского университета. Через три года после окончания университета, Саша окончил аспирантуру и защитил диссертацию. Похоронив жену, заболевшую раком, Аркадий с сыном решили репатриироваться в Израиль.
В январе 1990 года с сыном Сашей и его семьей репатриировались в Израиль и поселились в городе Ришон ле-Ционе. Сашу приняли математиком-теоретиком в НИИ им. Вейцмана. Аркадий занялся общественной работой и около десяти лет руководит Клубом русскоязычных пенсионеров в Ришон ле-Ционе.
Александр Копанев, инвалид войны (Израиль)
* * *
Ко Дню Победы в 2009 году про Аркадия Ройтварфа напечатан материал в ежедневной русскоязычной газете «Вести» (Израиль). Один раз в неделю в газете есть приложение «Ветеран», представляющий материалы о ветеранах Второй мировой войны, выходцев их СССР-СНГ.
* * *
Виктор Лихтер (Израиль).
Воспоминания о спецшколе в Сталинабаде.
Постараюсь соблюдать хронологию, насколько это возможно. После двух эвакуаций в 1941-м и 1942-м годах я с семёй попал в райцентр Ургут Самаркандской области. В газете я прочёл объявление о наборе в Одесскую артспецшколу № 16 в Сталинабаде и лётную спецшколу, где-то в Фергане. Приём был объявлен сразу во все классы (8-й, 9-й и 10-й) в зависимости от того, сколько классов абитуриент окончил. Я успел окончить 9 классов, 9-й - уже в Ургуте. Я подал заявление в артспецшколу в 10-й класс. Через какое-то время пришел вызов прибыть в спецшколу на проверку.
Этот Ургут оказался без транспортной связи с остальным миром, но иногда в Самарканд ходила машина из МТС и за 50 рублей шофёр подбирал пассажиров. На вокзале в Сталинаба-де я спросил, как найти военную школу. Мне сказали: «Иди по бульвару Лахути, а когда увидишь большой театр, пройди справа от него и там найдёшь». Когда я увидел три орудия, как бы нацеленные на город, понял, что пришел правильно.
Меня отвели в пустующую палатку в рощице из молодых деревьев вдоль фронта двухэтажного здания школы и сказали, что вызовут, когда придет начальство. На кухне мне дали поесть отварной вермишели в крышке от армейского котелка. Учащиеся жили в палатках рядом со школой и это называлось «Лагерные условия». Вскоре в мою пустую палатку пришли ребята с духовыми инструментами. Я увидел у одного из них трубу и попросил:
- Дай поиграть! Он в ответ: - А ты когда-нибудь пробовал?
Я действительно «пробовал» и играл на первой трубе в школьном оркестре ещё в Ростове, откуда я родом. Они были поражены моим умением играть на трубе, дали мне ноты марша, который показался мне знакомым.
Тогда один из них сказал: «Отлично, может быть, он заменит нам Карпа. Меня это поразило, и я спросил: «Я что, похож на рыбу?» Мне объяснили, кто такой Карп и что к чему: «Конечно, тебе до него далеко, но все же!»
Потом пришел кто-то еще и проэкзаменовал меня с пристрастием, после чего сказал: «Ну, быть тебе капельдудкиным! (капельмейстером)», привели в комнату, где сидели принятые в 10-й класс. Это был 15-й взвод, составленный из новичков, а в 11- м, 12-м, 13-м и 14-м взводах были «старики» - одесситы.
В казарме, в спальных комнатах с двухэтажными нарами, все взвода располагались вперемешку, побатарейно, отдельно восьмые, девятые и десятые классы. В тот же вечер меня отыскал кто-то из музвзвода – надо было идти играть на стороне. Романов иногда посылал музвзвод обслуживать торжественную часть – играть Интернационал и туш, если кого-то награждали, а потом играть танцы.
За это организации, обладавшие продовольственными ресурсами, давали школе то машину капусты, то еще какое-нибудь другое продовольствие. Вообще, непонятно было, из каких ис-точников нас кормили. К военному ведомству мы не имели отношения и подчинялись, как положено, Наркомпросу, как обычная средняя школа. А откуда у Наркомпроса продукты? Армия, вроде бы, о нас ничего не знала, или не хотела знать, хотя спецшколы регулярно поставляли хорошо подготовленных курсантов в военные училища. От этого безобразия мы хорошо хлебнули горя, начиная с зимы 1943-44 годов, когда по настоящему голодали, но об этом позже.
А тогда, летом 1943 года, учеба началась нормально. Старики-одесситы вздыхали: «Ну что это за лагерь? Вот в прошлом году в Варзобе был лагерь настоящий!»
Все шло нормально, но зимой 1943-44 годов норму хлеба нам снизили с 800 г до 600 г. Одновременно порции на завтрак, обед и ужин резко уменьшились. Иногда на завтрак перепадало по 20 граммов какой-то непонятной колбасы или халвы, а на второе в обед давали по столовой ложке жидкой, как суп, вермишели, причём, отмерять надо было так, чтобы не было никакой горки над ложкой, как вода, до краев ложки.
Когда я поступил в спецшколу летом, там было много учеников, семьи которых жили в Сталинабаде в эвакуации, постоянно. Эти ученики приходили на занятия как в обычную шко-лу, а питались дома, хотя хлеб получали в спецшколе по нашим несколько повышенным нормам. Иногда они продавали свою пайку хлеба нам, вечно голодным, жившим «на казар-менном положении». Одна пайка, примерно в 200 г, стоила 10 рублей – столько же, сколько стоила на рынке одна таджикская лепешка из белой муки и страшно вкусная, но позволить себе такое лакомство было невозможно, ибо чёрный хлеб больше заполнял желудок и, создавал впечатление сытости, хотя и ненадолго.
Когда моему отцу на фронте присвоили звание сержанта, он стал получать 200 руб в месяц и отправлял мне деньги.
Самое сильное чувство голода обычно бывало вечером после занятий, когда скудный ужин только возбуждал аппетит, и, если в этот вечер дежурил по кухне кто-нибудь из нашего взвода или нашей спальной комнаты, то можно было составить так называемую «коалицию», собирались десять человек и брали буханку хлеба у дежурного в счет завтрашнего завтрака и съедали свою порцию накануне вечером, а на следующее утро этот взвод недополучал одну буханку хлеба (буханка была весом 2 кг, разрезалась на 10 частей по 200 г, но дежурный сам резать буханку «не моги», мог только выдать целую на 10 человек) и, соответственно, участники «коалиции» на следующий день завтракали без хлеба и должны были «сосать лапу» в ожидании обеда.
Некоторые умные головы из числа одесситов сообразили, что тратить деньги на покупку хлеба у городских, приходящих, не самый лучший способ утолить голод, и стали покупать на рынке дешевую кукурузную муку и варить из нее в котелке затируху. Для этого нужен был круглый котелок, которые были у некоторых одесситов вместо обычного плоского котелка. Варить зетируху нужно было вдвоем – один бегал по округе, собирая всё деревянное, что могло гореть и поддерживая огонь под котелком, установленном на двух кирпичах или камнях.
Второй должен был непрерывно помешивать это варево, иначе оно превращалось в несъедобный слой на дне котелка, а вода оставалась сверху. Мы – новички быстро переняли эту практику, и нужно было только дождаться своей очереди, чтобы попросить у хозяина круглый котелок «напрокат». Так что по вечерам вокруг здания школы повсеместно горели маленькие костры с этим варевом. На эту тему была сложена даже песенка.
В Сталинабаде есть одна спецшкола,
В ней все курсанты «зажиточно» живут:
Они на ужин варят затируху,
А по утрам лишь чёрный хлеб жуют.
Короче говоря, такого постоянного голода, как в спецшколе, я никогда не испытывал ни до ни после. Но хуже всего - был авитаминоз. Сказывалось полное отсутствие свежих овощей или фруктов. Зубы у многих, да и меня, стали шататься настолько, что играть на духовых инструментах стало просто невозможно.
Оркестр перестал функционировать. Когда об этом доложили Романову, он пожелал сам убедиться и вызвал к себе нескольких из нас. Он понял, что это не симуляция и приказал выдавать музвзводу отдельную порцию на обед - одну со своим учебным взводом и вторую музвзводу отдельно.
С зубами лучше от этого не стало и мы стали иногда бегать в сторону рынка, где по дороге были частные огороды. Где только было возможно, мы срывали листья зеленого лука и жевали его с большим трудом, ведь даже свою пайку хлеба я не мог разжевать, не размочив её корки в похлебке из «конского щавеля», его собирали на пустырях восьмиклассники по «спецзаданию».
Хлеб бывал часто не пропеченный и очень твердый. Меня как-то школьный врач послала в городскую поликлинику к стоматологу. Он посмотрел мой рот, потрогал зубы и я увидел на его щеках слезы. «Увы, дорогой, я ничего не могу поделать, нужны таблетки с витамином «С», а их нет нигде. Единственное, чем я попытаюсь тебе помочь – это вот что», и он дал мне коробочку с таблетками красного стрептоцида и сказал: «Бери по одной таблетке, но не глотай, а разжуй и держи эту жижу на дёснах сколько сможешь, а потом сплюнь и прополощи рот».
Я так делал и мне стало лучше, не знаю благодаря стрептоциду или зеленому луку, который я активно воровал на огородах. Играть на трубе я смог ещё не скоро. Так, мало-помалу подошло время выпускных экзаменов и весь наш выпуск был по разнарядке направлен в Рязанское артиллерийское училище, где-то под Алма-Атой. Ехать надо было с пересадкой.
До Ташкента наши вагоны прицепили к эшелону, а дальше мы ехали пассажирским.
С момента выезда из Сталинабада мы уже считались призывниками в армию и военкомат выдал нам сухой паек, примерно, по полбуханки чёрного хлеба и приличный кусок полу копчёной колбасы.
Надо ли говорить, что, изголодавшиеся «спецы», проглотили свои пайки ещё до прибытия в Ташкент, где нас отвели в какой-то парк или Горсад со скамейками – узкая доска на двух столбиках. Там мы и попытались переспать до утра. Я проснулся, когда уже рассвело, оттого, что свалился со скамьи на пыльную землю.
До Алма-Аты ещё ехали пару дней и там выяснилось, что училище находится в городке Талгар, на расстоянии 20 км, которые предстояло преодолеть пешком. Дохлые от голода, мы еле-еле прошли этот тяжёлый и длинный путь и, по прибытии, нас сразу привели в столовую.
Там стояли квадратные столики, как в ресторане, на четверых человек. С каждой стороны стола стояло по два стула, и мы поняли, что стол рассчитан на восемь человек. На нашем столе стояли две глубокие миски с манной кашей, и мы, слышавшие ещё в спецшколе, что в училищах порции очень большие, решили, что такая миска положена каждому, а остальным принесут позже. Быстро бросили жребий, и два счастливчика тут же уплели по полной миске. Потом нам объяснили, что каждая миска содержит четыре порции, и наши «счастливчики», севшие сразу четыре порции долго страдали от страшных болей в желудке. Вот такое вышло «забавное» приключение по прибытии в училище.
Теперь возвращусь снова в спецшколу и расскажу об очень характерном случае. Среди принятых в 10-й класс нашелся один антисемит. Не знаю, что именно и кому он сказал, я при этом не присутствовал, но дело получило огласку и, как-то раз, собрались вместе русские одесситы и сделали ему такую «темную», что он долго ещё ходил с разбитой синей мордой. Под конец кто-то ему доходчиво сказал: «Попробуешь жаловаться – пойдешь под военный трибунал за фашистскую пропаганду!» Подействовало. А теперь ещё один случай. Когда стало совсем-совсем голодно, в длинном окрашенном красной краской сортире появилось такое классическое произведение:
«Нынче новый есть приказ: срать одно кило зараз. Где возьму я килограмм, если жрать дают сто грамм?» Это было написано крупными, хорошо прочерченными буквами. Комельков – начальник штаба школы, по прозвищу Контуз, был взбешен. Его расследование так и не выявило автора. И тогда последовало коллективное наказание - рытье огромной выгребной ямы для нового сортира. Почва вокруг здания была засохшей глиной, твердой, как камень. Все взвода по очереди рыли её, хотя строить деревянную часть сортира было некому и яма так и осталась пустовать.
Должен сказать, что страдали мы не только от голода, но и от жажды. В кране перед главным входом в здание школы, по вечерам обычно не было воды, но если пососать из крана при открытом кране, можно было высосать немного воды с привкусом ржавчины.
Когда же и этот способ не помогал, из каждой спальной комнаты по жребию снаряжалось несколько человек, которые брали до десяти чистых котелков и шли в город, где кто-то
давно обнаружил действующий водопроводный кран.
Опишу мой единственный отпуск из спецшколы в ноябре 1943 года. Когда я уезжал из Ургута, мама предупредила меня, что может прислать телеграмму о «своей тяжелой болезни» на предмет короткого отпуска и, если её подпишет тётя Маруся (её сестра, которая жила с нами), а врач заверит подпись, значит это липа, просто для того, чтобы попытаться получить короткий отпуск. Это не было проблемой, так как мама работала глазным врачом в местной поликлинике и больнице. И вот, получаю телеграмму: «Мама заболела тифом, приезжай, если сможешь, хотя бы ненадолго. Тетя Маруся. Подпись врача Икрамова, заверяет телеграмму – Горбунова».
Я бегом к Комелькову. Вопреки моим ожиданиям, он тут же отправился к Романову и вернулся с отпускным билетом для меня. «Теперь иди в штаб, получи литер на проезд до Самарканда», что я сделал и тут же мотанул на вокзал. Я был не первым счастливчиком, получившим отпуск, и в спецшколе к тому времени сложилась традиция - в день отъезда отпускника весь его взвод отказывался от утренней пайки хлеба и эта пара буханок шла отпускнику «на дорогу». Так что хлебом я был в поездке сыт по горло. Но угораздило меня попасть в последний вагон, и, когда поезд остановился на станции Каган (около Бухары), я спокойно лежал на третьей полке и не заметил, что вагон как-то опустел. Народ стал выходить на платформу и бежать куда-то вперед. Потом я вдруг увидел, что предпоследний вагон удаляется. Оказалось, что мой вагон при осмотре нашли неисправным и просто отцепили. Поезд мой ушел, а я так и остался на своей полке. Тогда я вспомнил, как мы добирались на товарняках во время эвакуации, схватил свою котомку и бегом в голову стан-ционных путей, где у нескольких товарных составов уже стояли паровозы. Как только один из них дал гудок и медленно тронулся, я направился бегом к нему и вскарабкался на ходу на одну из открытых платформ, на которой была тормозная площадка со ступенями для посадки. Я знал, что еду в сторону Самарканда.
Но вскоре состав остановился на какой-то станции, которая тоже была забита товарняками. Там пришлось повторить предыдущий маневр и побежать в головную часть составов в ожидании того, перед каким составом поднимется семафор и влезть на какую-нибудь тормозную площадку.
Так я ехал до следующей станции. Не помню сколько таких «пересадок» я сделал, но, наконец, увидел, что я в Самарканде. Там надо было добежать до Старого города, где мне было известно место, у которого шофера иногда подбирали попутных пассажиров. Я увидел машину, кузов которой был уже полон людьми. Она как раз тронулась и я побежал за ней.
В дороге, ещё в пассажирском поезде, у меня выскочил на ноге большой фурункул и очень болел, так что бежал я, сильно хромая. Я услышал, как люди в машине и на улице кричали шофёру: «Стой, солдатика раненого возьми». Я ехал в кителе с новенькими погонами, которые только что ввели, и «спецы» получили такие же погоны, как у курсантов училищ, с узкой жёлтой тесьмой по периметру.
Машина остановилась, но влезть в кузов я никак не мог из-за сильной боли. Кое-как меня втянули в кузов два мужика. Но где мне было взять 50 рублей для оплаты?
У меня не было ни гроша, но когда шофёр остановил машину где-то в поле и пришел собирать деньги, то народ заговорил: «Жоть с солдатика не бери! Откуда ему взять такие деньги!». И шофёр, молодой парень, сказал: «Хорошо, с тебя не возьму. А куда тебе надо?» «В Ургут, – ответил я».
«Но я еду только до Джума-Базара». Я знал это место, оттуда до Ургута оставалось около 12 км. Когда я кое-как выбрался из машины, Ургут уже был виден вдалеке на фоне гор. Я отправился пешком, хотя нога болела ещё сильней.
Пройдя, примерно, с километр, боль вдруг утихла и я почувствовал, что по ноге что-то течёт, закатав штанину, увидел, что фурункул прорвало. Я сорвал несколько листов с какого-то куста и вытер ногу.
Когда же добрел до нашего прежнего жилища, то там было совершенно пусто. Оказалось, что маму и всю семью выселили из домика, принадлежавшего артели, где до призыва в армию работал папа. В конторе мне сказали, как найти новое жилище глазного врача и я отправился на поиски. Моё появление произвело фурор.
Мама первым делом промыла мою гнойную рана, залила йодом и сделала наклейку. Неделя пролетела мгновенно и уже пора было собираться в обратный путь. Я помнил наставления Комелькова: «Только никаких опозданий, вернуться точно в срок!» Машины из МТС ходили в Самарканд довольно редко, но как-то получилось, что за пару дней до срока возвращения я нашел попутную машину. На вокзале постоял в очереди в воинскую кассу и сумел обменять обратный литер на билет на поезд Ташкент – Сталинабад. Однако, даже подойти к ваго-ну, обозначенному в моем билете, было невозможно вышли из вагона и поэтому проводник открыл дверь. Несколько из нас, висящих снаружи, смогли войти в тамбур. Так я и доехал до Сталинабада. А провисеть пришлось всю ночь.
Уже было светло, когда я дошел до школы и доложил Комелькову о прибытии.
Он спросил, как ехалось и я рассказал о путешествии на подножке: «Хорошо, сегодня на занятия не ходи, иди и отсыпайся». Вот такой был эпизод в моей спецшкольной жизни. Ещё немного об оркестре. Где-то в середине зимы Романов привел в оркестр на репетицию, а я, как руководитель, устраивал репетиции регулярно, мне всегда казалось, что кто-то фальшивит или, говоря языком лабухов, верзает, симпатичного немолодого мужчину и сказал:
«Вот теперь у вас будет профессиональный руководитель». Оказалось, что до войны этот человек был дирижёром симфонического оркестра, кажется, в Днепропетровске.
У него очень скоро появилась идея организовать у нас помимо духового оркестра ещё и джаз. Романов ухватился за эту идею, Среди курсантов обнаружили двух скрипачей, одного, игравшего на гавайской гитаре и одного виолончелиста, а из оркестра новый руководитель отобрал двух трубачей – Колю Пасечника и меня. Кого-то посадили за ударные, раздобыли джазовую установку. Не знаю, как мы звучали, но Романов был доволен и скоро нас начали выпускать «в люди», играть на различных сценах, за что Романов ухитрялся получать кое-какие продукты для курсантов. Ребята постарше скоро привели двух девочек, которые учились на вокальном отделении музыкального училища и неплохо пели.
Однажды мы даже дали концерт в республиканском театре, что рядом со спецшколой, для раненых из госпиталей, которых было много в Сталинабаде. Вот такие отрывочные воспоминания сохранились в моей па-мяти.
ПЕСНЯ О ТРУБЕ
Не устаю порою удивляться я –
Сам не пойму и вряд ли кто поймёт,
Как я пронёс сквозь две эвакуации
Дневник, трубу да пачку старых нот.
И каждый раз, когда тоской щемящею
Впивалась в сердце тяжкая судьба,
Спасал меня смеющийся и плачущий
Призывный звук твой, милая труба.
Я полон вновь мелодиями старыми
И вижу вновь картины давних дней,
Танцующих в проходе между нарами,
Друзей военной юности моей.
И может быть, забывшим чувство голода
Им чудился блистательный танцзал…
О, как мы были бесконечно молоды,
Когда концерт забытый мой звучал!
Во времена, теперь такие дальние,
Мне в душу лёг неизгладимый след
Звучание непрофессиональное
Трубы моей – подруги юных лет.
Виктор Лихтер
* * *
Воспоминания Председателя Совета ветеранов ОСАШ № 16, Михаила Ивановича Шагуна
(Одесса, 2009 год).
Кратко о себе.
Я, полковник в отставке, Шагун Михаил Иванович, родился 25 декабря 1926 года в г. Могилёве, Белорусская ССР, в семье военнослужащего.
С 1941 года по 1944 год учился и окончил Одесскую артспецшколу № 16 (Сталинабад, Таджикистан). На последнем году обучения я был назначен командиром взвода во 2-й бата-рее. Обычно командирами взводов числились преподаватели. Они плохо выполняли свои обязанности и получали при этом небольшую надбавку к зарплате.
Для пользы дела решили использовать на этих должностях учащихся 1-й батареи с выплатой им полагающейся денежных средств. Меня наградили Грамотой Верховного Совета Таджикской ССР. Это было единственное награждение в Сталинабаде.
С 1 июня 1944 года призван на военную службу и направлен в Рязанское артиллерийское училище, которое окончил 1 октября 1945 года. Курсантом училища, меня, как отличника учёбы, направили в Москву для участия в Параде Победы 24 июня 1945 года в составе артиллерийского расчёта сводного артиллерийского полка Рязанского артучилища. Наша парадная артиллерийская колонна состояла из 20-ти 152 мм гаубиц обр. 1937 года на сцепе артиллерийских тягачей Я-12. Орудийные расчёты находились в кузовах тягачей.
С 1 октября 1945 года по август 1950 года был командиром огневого взвода, сначала в Группе Советских оккупационных войск в Германии, а затем в Закавказском Военном округе. С сентября 1950 года по декабрь 1955 года учился и кончил Артиллерийскую радио-техническую академию им. Маршала Советского Союза Говорова Л. А. в городе Харькове.
С декабря 1955 года по июнь 1967 года проходил службу на зенитно-ракетном испытательном полигоне «Капустин Яр» войск противовоздушной обороны Страны.
Я был участник испытаний ядерного оружия. Среди выпускников нашей спецшколы это единственный случай. Испытания очень сильно повлияли на здоровье. Являюсь инвалидом вой-ны 2-й группы, Чернобыльцем 1-й категории.
С июня 1967 года по май 1970 года служил заместителем командира зенитно-ракетного полка по вооружению в 1-й Особой армии Московского округа ПВО.
С мая 1970 года по февраль 1979 года служил начальником курса Военно-командной Академии противовоздушной обороны им. Маршала Советского Союза Жукова Г. К. в городе Калинине. В феврале 1979 года уволен в запас в звании полковника после 34 лет календарной службы в рядах Советской Армии.
После увольнения из армии вернулся в Одессу, где с 1980 года работал мастером на заводе Радиально-сверлильных станков. Имею троих детей: сын - Сергей 1962 года рождения, дочь - Ольга 1974 года, сын - Дмитрий – 1978 года и внучку – Ирину 1975 года рождения.
Награждён: медалями: «За боевые заслуги», «За воинскую доблесть в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», «Ветеран вооружённых Сил СССР», и юбилейными медалями.
В 1995 году по предложению Георгия Михайловича Иванцова избран Председателем Совета ветеранов Одесской артспецшколы № 16.
Инициатор городской патриотической акции - с 2001 года участники героической обороны Одессы начали получать надбавку к пенсии за счёт Горсовета.
Возмущало то, что уже прошло 60 лет после обороны Одессы и до этого времени никто не проявил о них заботу, ни отцы города, ни городская организация ветеранов. Это мой почин, но обидно, что никто не сделал раньше, настоял на том, что в День Победы, когда дети школы-интерната торжественно называют имена погибших в ВОВ спецшкольников, с 2001 года в зал вносят Знамя школы, а до этого никто об этом не подумал. Особенно в то время, когда уничтожаются символика прошлого!
Насколько слов о нашем командире взвода в спецшколе.
Лейтенант Ахундов.
Человек – легенда, который работал в спецшколе всего два месяца, но оставил глубокий след.
Летом 1942 года, когда спецшкола проводила лагерный сбор в Ворзобском ущелье, в 22 км от Сталинабада, школе прикомандировали 12 офицеров в звании «лейтенант» и «ст. лейте-нант». Которые были на реабилитации после ранений, полученных на фронте. Их прислали для обучения воинскому делу воспитанников и назначили командирами взводов.
Командиром 22 взвода, в котором я состоял, назначили лейтенанта Намика Ахундова. Азербайджанец, высокий, стройный, смуглый, красивый, окончивший Московское артучили-ще.
Грамотный, тактичный, с хорошей методикой преподавания. Взвод был лидирующим в различных видах событий. В обращении с нами был очень внимательным и обходительным. Своим отношением к порученному делу и к людям, был примером того, каким должен быть советский офицер и его пример остался у каждого из нас на всю жизнь.
Он был патриот Советской страны. Ещё не зажило сквозное пулевое ранение лёгкого, рана на груди и на спине, а он с нетерпением рвался на фронт.
Мы его любили и гордились тем, что нашему взводу так повезло. При расставании он каждому подарил фото с автографом. На обороте фотографии было написано: «На память кур-санту Шагуну от лейтенанта Ахундова. 25.8.42».
Воевал он сначала на Северном Кавказе и держал связь со взводом. Ни один из прикомандированных офицеров не мог сравниться с ним, даже фамилии их не запомнили.
Наша юношеская высокая оценка Ахундова подтвердилась его подвигом на фронте. С большим интересом мы узнали о нём из газеты «Красная Звезда» в середине 60-х годов.
В 1944 году в звании майора, Ахундов командовал артиллерийским истребительно-противотанковым полком. Был любимцем личного состава полка. О нём слагали песни. В статье показан пример его бесстрашия и храбрости. Полк находился на марше вдоль линии фронта. Во главе колонны – машины управления, за ними следовали орудия. Навстречу двигалась колонна танков, которую приняли за своих. Танки открыли огонь и люди с машин бросились в укрытия. Нависла угроза, что танки раздавят технику полка. Ахундов подбежал к ближайшей пушке, с помощью оказавшихся бойцов, развернул орудие и, заняв место наводчика, первым выстрелом подбил танк. Следуя его примеру, из другого орудия подбили ещё один танк. Встретив сопротивление, танки развернулись и скрылись.
Своим геройским подвигом Ахундов спас полк. Погиб герой в 1944 году при освобождении Винницкой области, когда ему было 25 лет.
Благодарные воспитанники свято чтят память о нём. В музее спецшколы хранят его фотографии, статью из «Красной Звезды». Ежегодно в День Победы называется его имя вместе с названием имён воспитанников школы, погибших на фронтах ВОВ.
Совет ветеранов спецшколы уделяет огромное внимание сохранению памяти погибших спецов и защите прав в улучше-нии обеспечения оставшихся в живых.
* * *
СПИСОК УЧИТЕЛЕЙ И СОТРУДНИКОВ ОДЕССКОЙ АРТСПЕЦШКОЛЫ № 16.
(кого удалось вспомнить)
Бергер – история,
Брагина,
Гецов – математика,
Грузинская Ирина Александровна, профессор,
английский язык,
Ермонский И. Н. – физика,
Кименберг Р. К. – математика,
Князев – физрук, вплавь спасся с тонущего корабля
«Ленин», потопленного немецкой подлодкой,
Ковбасюк – завуч,
Комельков А. А. ,
Котов П.Н. – заместитель начальника школы,
Кращенко – русская литература,
Курновский – химия,
Полунев – заввещевым довольствием,
Смотрицкая,
Смушко – завскладом.
Фриксон – французский язык,
Цаплин – история.
Начальник штаба спецшколы, Комельков Александр
Александрович
* * *
Список учащихся Одесской артспецшколы выпусков разных лет
(кого удалось вспомнить или разыскать)
Абрашкович – генерал,
Авербух Марик,
Айзенштат,
Алексеев – генерал,
Андрианов Владимир– играл в оркестре на трубе,
Арабулов – сбежал в Пензе с Ойвецким в ПАУ,
Баренбойм Миша,
Батистик Женя, - г. Сталинабад, 1943 г., играл в
оркестре, ранен на фронте, остался без ноги, после
войны - директор музшколы № 1 в Одессе.
Белоголовский,
Бодров – генерал,
Боженов,
Бондарь,
Баранцев,
Борткевич,
Боярский Мося,
Брусов,
Буткевич,
Вайнберг,
Ваксман Сима, г. Сталинабад, 1943 г.
Волков,
Воскобойников Кока,
Вукович Толя,- играл в оркестре на трубе,
Гембель К.,
Глушанин Володя,
Гольдельман Эмиль,
Горяк,
Григорович Костя, - полковник МВД в Одессе,
Гринберг Абраша – играл в оркестре на ударных,
Губанов Толя – Карп встретил его на фронте, на передовой,
в окопе,
Пётр Данилович Вернидуб,
Герой Советского Союза
(посмертно)
Пётр Вернидуб родился в 1924 году в селе Усатово Беляевского района Одесской области в семье крестьянина. Окончил в мае 1942 года десять классов Одесской артиллерийской спецшколы № 16, эвакуированную в начале войны из Одессы 28 июля 1941 года в Сталинабад (Таджикистан). В Красной (позже – в Советской) Армии с 1942 года.
Окончил в том же 1942 году ускоренный курсы Подольского артиллерийского училища, эвакуированного в начале войны из города Подольска Московской области в город Бухару (Узбекистан). В действующей армии с апреля 1943 года. Командир огневого взвода 270-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона 144-й стрелковой дивизии 5-й армии 3-го Белорусского фронта. Кандидат в члены партии, лейтенант Вернидуб отличился в уличных боях за город Вильнюс. 11 июля 1944 года Пётр Вернидуб участвовал в отражении контратаки превосходящих сил противника, ведя бой в окружении. На следующий день метким огнём своих пушек обеспечил продвижение пехоты к центру города.
В боях за Вильнюс его взвод уничтожил 8 танков и штурмовых орудий, 4 противотанковых пушки, 8 автомашин, 23 огневые точки и до двух взводов пехоты. Погиб в Восточной Прус-сии 26 октября 1944 года.
Звание Героя Советского Союза присвоено 24 марта 1945 года посмертно. Награждён орденами «Ленина», «Отечественной войны» 1-й и 2-й степени, «Красной Звезды», медалями. Похоронен в поселке Первомайском Нестеровского района Калининградской области.
Гусев Толя,
Дадашев,
Дзюба,
Дитяткин Вася – играл в оркестре на трубе,
Добровольский,
Домбровский Станислав,
Дрёмов Владимир, зам. прокурора Одесской области,
Дунгриев П.,
Дурин В.,
Зак Фима,
Затынайко Веня – солист одесской оперы, тенор,
Зверев Костя,
Зелинский,
Зингер Додик,
Иванцов Жора,
Карп Владлен, род. в 1924 году, г. Одесса, выпускник 1942 года (Сталинабад), с 1941 г. играл на трубе в спецшколе, кандидат технических наук (СССР), доктор наук (Израиль), академик (США).
Камин,
Кашаед,
Киров С.,
Кишинёвский,
Клюев,
Коваль – старшина дивизиона,
Ковлер,
Коган В.,
Комаров,
Кондратюк,
Конорский,
Копайгородский Ефим,
Корниенко,
Косой А.,
Куперман Арнольд,
Котнер Ю.,
Кравчук Павлик,
Криона Константин,
Крушевский,
Лавер Гриша,
Левин Илья,
Липовецкий Миша,
Лихтер Виктор, 1926 года, выпускник 1944 года (Сталина-
бад), переводчик с английского языка,
Лысенко,
Львов,
Лукин Дмитрий,
Малашенко,
Марочкин Виля,
Марочкин Феликс,
Медведь,
Миготин,
Мишурис С.,
Михайлов,
Молдавский,
Москалёв,
Нагорный,
Малашенко,
Марочкин Виля,
Неделин Вадим Серафимович
(4. V. 1926 - 15. VII. 1993)
Неделин Вадим Серафимович, генерал-полковник. Зам. главнокомандующего Ракетными войсками по вузам - начальник вузов Ракетных войск специального назначения РВСН (1982-1991). Начинал службу в артиллерии Сухопутных войск. С 1960 г. в Ракетных войсках, командир ракетного полка, командир ракетной дивизии; зам. командующего ракетной армии по боевой подготовке; первый зам. командующего ракетной армией, командующий ракетной армией. Командующий ракетной Винницкой армией. Выпускник ОСАШ № 16 1944 года (Сталинабад).
Марочкин Феликс,
Ойвецкий Григорий, сбежал с поезда в Пензе в ПАУ,
Нечаев С,
Ницак,
Ноткин,
Нудель Лёва,
Панченко,
Пасечник Коля – играл в оркестре на трубе,
Петелин,
Петров,
Писак Саша,
Плешаков Сергей,
Полунеев Михаил,
Полунеев Юра,
Полух,
Поповский Юзеф,
Постнов,
Продан Сергей - старшина батареи,
Равчук,
Радзивиловский Шурик,
Рацимор,
Рейм,
Ройтварф Аркадий, Выпускник 1943 года (Сталинабад).
После ранения окончил Одесский мединститут, врач-онколог.
Рогов В.,
Розенштейн – сбежал в Пензе с Ойвецким в ПАУ,
Романов Толя, сын Начальника спецшколы,
Рудяков,
Рыбак,
Сальников,
Сальский – д. н.,
Сотников – д. н.,
Стасевич – сбежал в Одессу из Успенки,
Суворов,
Тененбойм Додик,
Терновой Костя – врач, профессор, доктор медицинских
наук, зам. Министра Здравоохранения УССР,
Тимофеев –играл в оркестре на баритоне,
Ткаченко,
Трахтенберг,
Узун – доктор наук,
Усов,
Файнгольд,
Френкель Илья,
Фридман Михаил,
Фридман Петя,
Хайловский Гоня,
Царенко,
Цымбал,
Чабан,
Чауш Петя, играл в оркестре на теноре,
Чистов Женя, после войны инженер-технолог,
Чумаков,
Шагун Михаил, полковник, председатель Совета ветеранов
ОСАШ № 16
Шалевич Абраша,
Шарков,
Шварцман Боря,
Шелест В.,
Шмулевич,
Штельмах Борис – завхоз в Успенке,
Элькин Семён,
Юдин, старшина батареи,
Яроцкий Вася, - играл в оркестре на альту.
* * *
ОТДЕЛЬНЫМ РАЗДЕЛОМ ПРИВОДИМ МАТЕРИАЛЫ МУЗЕЯ ОСАШ № 16, КОТОРЫЕ ЛЮБЕЗНО ПРИСЛАЛ ИЗ ОДЕССЫ В 2009 ГОДУ, ПРЕД-СЕДАТЕЛЬ СОВЕТА ВЕТЕРАНОВ ВОВ ОСАШ № 16 МИХАИЛ ИВАНОВИЧ ШАГУН
(активное участие в оформлении и отправке в Израиль материалов принимала Наталья
Лукашевич, дочь и сын, Дмитрий М. И. Шагуна)
КРАТКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
ОБ ОДЕССКОЙ СПЕЦИАЛЬНОЙ АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ ШКОЛЕ № 16
1. С целью подготовки высококвалифицированных кадров артиллерийских командиров, по предложению маршала Советского Союза Тухачевского и командующего артиллерией РККА Воронова, Совет Народных Комиссаров СССР в 1937 году издал Постановление о формировании Народным Комиссариатом Просвещения республик специальных артиллерийских школ. В Одессе спецшкола была сформирована на базе средней школы в 1937 году и на основании Постановления СНК СССР № 452 от 09.04.38 г. получила наименование «Одесская специальная артиллерийская школа № 16» (ОСАШ – 16). Плановые занятия по специально разработанной для этих школ 3-хгодичной программе обучения началось с 01.09.1938 года.
2. Дислокация школы: с 01.10.37 по 01.06.38 годов – в здании школ Одессы (Высокий переулок, ул. Ботаническая – ныне ул. Гагарина), с 01. 09. 1938 по 26.07.1941 годов – в здании бывшей средней школы № 104 (ул. Чичерина № 1), с 03.08.1941 по 16.10.1941 годов – в помещении бывшего с\х зооветеринарного техникума (с. Успенка Луганской области), с 07.12.1941 по 01.07.1945 года – в здании Республиканской станции юных техников (г. Сталинабад), с 01.09.1944 по 01.09.1946 годы – школа вторично сформировалась в Одессе и размещалась в здании бывшей школы № 10 на ул. Ленинградской.
01.09.1946 года новый набор курсантов был переведен в Одесское подготовительное артучилище и ОСАШ № 16 было полностью расформировано.
3. Организационный состав и численность школы: в целом школа представляла артиллерийский дивизион 3-х батарейного состава по 6 взводов в батарее, по 30 - 40 курсантов во взводе. Каждая батарея – курс обучения(3-я – 8 классов, 2-я – 9 классов, 1-я – 10 классов). Взвода в батарее отличались только по изучаемому иностранному языку (немецкий, английский, французский).
Командно-преподавательский состав:
1. Директор (с 01.07.1941 года – Начальник); 2. Военрук – кадровый старший офицер (с 01.07.1941 года – Начальник);
3. Командиры батарей – офицеры кадровые и запаса;
4. Помполит – батальонный комиссар 2-го ранка; 5. Командиры взводов (из числа преподавателей – мужчин);
6. Помкомвзводов (из числа курсантов взводов);
7. Командиры отделений (по 3 отделения во взводе из курсантов взвода);
8. Старшина дивизиона (из курсантов старшего курса);
9. Старшина батареи (из курсантов старшего курса).
Первый директор школы – Зайцев (штатский), первый военрук школы, он же первый и последний Начальник школы – кадровый майор (в последствии – подполковник) Александр Ксенофонтович Романов – Герой Гражданской войны, первый помполит – батальонный комиссар Лаврентьев, первые и лучшие командиры батарей – старшие лейтенанты А. А. Комельков и Стецко.
1. Условия приёма в школу: образование не ниже 7 классов, хорошая или отличная успеваемость, хорошее состояние здоровья и физического развития, положительная характеристика общественной и комсомольской организаций.
2. Программа обучения и особенности изучения предметов. 3-х годичная программа предусматривала полное среднее общее образование (10 классов средней школы) с углублённым изучением математики, физики и астрономии, а также связи этих предметов с основами военной подготовки (теории стрельбы артиллерии, артиллерийско-стрелковой подготовки, материальной части артиллерии и тактики действия артиллерии в различных видах боя).
3. Лагерные сборы: для приобретения практических навыков в использовании материальной части, оптических приборов и средств связи, ежегодно проводились 60-тидневные лагерные сборы, на которых курсанты привлекались в качестве номеров орудийных расчётов, командиров орудий, отделений разведки и связи огневых взводов и взводов управления на боевых артиллерийских стрельбах артиллерийских училищ.
После окончания полного курса обучения, курсанты призывались в ряды Красной Армии (впоследствии – Советской Армии) и направлялись для завершения полного военного образования в артиллерийские военные училища Советского Союза. Большое внимание в артспецшколе уделялось строевой и физической подготовке. Курсанты ОСАШ № 16 участвовали в военных парадах 1 мая и 7 ноября на Куликовом поле в Одессе в 1939-1941 годах.
4. Форма одежды курсантов. Повседневная – коверкотовый китель со стоячим воротником, тёмно-синие брюки навыпуск с красным кантом. Летом – вместо кителя была гимнастёрка цвета хаки или белая с накладными карманами, чёрные петли-цы с артиллерийскими эмблемами и позолоченными буквами ОСАШ № 16.
5. Организация внутренней и караульной службы. Для обеспечения внутреннего порядка в помещениях, коридорах и вестибюле, в каждой батарее на день назначался дежурный и три дневальных. С начало ВОВ (с 24.06.41 г.) организовывается караульная служба (круглосуточная, в составе: начальника караула, разводящих и часовых, с задачей охраны территории спецшколы, знамени, секретной части и кабинета начальника).
6. Эвакуация школы из Одессы. В связи с угрозой продвижения немецких-румынских войск в Южные районы страны, было принято решение об эвакуации 3-х военных спецшкол Одессы (ар-тиллерийской, военно-морской и авиационной) в Восточные районы страны. 27 июля 1941 года был сформирован сводный эшелон под командованием подполковника А. К. Романова, который увёз три спецшколы на Восток. Эшелон в пути следования подвергся налётам немецкой авиа-ции.
Благодаря решительным действиям майора Романова и его помощников – военных руководителей военно-морской и авиационной спецшкол – эшелону удалось проскочить Киро-воград, Днепропетровск и достичь Ворошиловградской области. 3 августа 1941 года ОСАШ № 16 разместилась в помещении сельско-хозяйственного зоо-ветеринароного техникума (с. Успенка Луганской области), в котором находилась до 16 октября 1941 года.
Отсутствие надёжной связи с Наркоматом Просвещения Украины, а так же материальных средств для обеспечения питания и обмундирования курсантов, поставило руководство и весь коллектив ОСАШ № 16 в крайне тяжёлое положение.
Боевые действия всё больше продвигались на Восток. 16 октября 1941 года мы получили печальную весть о прекращении героической обороны Одессы и оставлении города Приморской Армией. Курсанты на митинге плакали и поклялись, что не пожалеют сил, здоровья и жизни для освобождения родного города. Было клятвенно заявлено вторично, что день освобождения города Одессы будет самым дорогим и светлым праздником для курсантов ОСАШ № 16 и обязательной их встречи в 18.00 у Оперного театра. Эта клятва соблюдается с 10 апреля 1944 года по сей день.
В связи с вышеуказанной угрозой, руководством школы было принято решение 16 октября 1941 года всем курсантам самостоятельно на любом транспорте следовать в Сталинград и собраться в зале ожидания железнодорожного вокзала.
К концу октября вся школа сосредоточилась на сталинградском вокзале, было уточнено направление и пункт конечной эвакуации школы. В начале ноября 1941 года в Сталинграде для ОСАШ №16 был сформирован эшелон, который увозил курсантов всех курсов, имущество и материальную часть в Среднюю Азию. Эшелон двигался очень медленно с частыми остановками и длительными (по несколько суток) стоянками.
Курсанты исправно несли службу по охране эшелона, несмотря на тяготы и лишения, связанные с отсутствием необходимого количества продовольствия и зимнего обмундирования (курсанты первого и второго курсов не успели до начала эвкуации получить шинели и тёплое бельё).
В процессе движения эшелона был уточнён конечный пункт следования – город Сталинабад, куда эшелон прибыл 7 декабря 1941 года. Школа разместилась в здании детской технической станции и с 15 декабря 1941 года начались регулярные занятия по утверждённой программе.
Начальник артспецшколы подполковник Романов установил тесную связь с Таджикским СНК, который оказал большую материальную помощь по обеспечению школы продовольствием и обмундированием, хотя полностью решить вопрос по ликвидации голода и холода до лета 1943 года не удалось.
Общеобразовательная и специальная боевая и политическая подготовка шла полным ходом. Курсанты, которые добились высоких результатов в артиллерийско-стрелковой подготовке и общеобразовательных дисциплинах, приказами Командующего войсками военного округа (Одесского в 1940 году) и среднеазиатского (в 1942 году) были награждены значками «За отличную артиллерийскую стрельбу» (курсант Плешаков Сергей, в ноябре 1940 года) и значком «Отличник РККА» (курсант Фридман Михаил, в ноябре 1942 года).
23 февраля 1943 года в школе проводился конкурс по артиллерийско-стрелковой подготовке - решение задач по глазомерной подготовке исходных данных. Первое место занял курсант Постнов, решив 4 задачи за 45 сек. Второе место занял курсант Фридман Михаил, решив 4 задачи за 1 мин 10 сек. В апреле 1943 года партийная организация школы приняла в свои ряды первых трёх курсантов: Полунеева Михаила, Полунеева Юрия и Фридмана Михаила, рекомендации им дали: Начальник спецшколы, Романов А. К., замполит школы и комсо-мольская организация.
Всего за время своего существования ОСАШ № 16 сделала 11 выпусков, из них 7 выпусков (1300 человек) участвовали в боевых действиях ВОВ, командуя огневыми взводами, бата-реями и дивизионами.
Из указанных 1300 человек около 700 (54%) погибли в боях и без вести пропали. Более 50 выпускников ОСАШ № 16 стали крупными военачальниками, заместителями министров Ук-раины и учёными, генералы: Алексеев, Фадеев, Бодров, Камин, Михайлов, Шарков, Абрашкович.
Доктора наук – профессоры: Терновой, Куперман, Узун, Сальский, Сотников и др. Выпускник 1942 года, Пётр Вернидуб – получил высокое звание Героя Советского Союза (по-смертно).
7. Избрание Совета ветеранов и создание музея трудовой и боевой славы.
9 мая 1955 года на собрании ветеранов ОСАШ № 16 был избран первый Совет ветеранов ВОВ ОСАШ № 16. Его возглавили выпускники 1942 года Пётр Фридман и 1940 года Константин Криона.
В последующие годы Совет возглавляли Владимир Дрёмов и Илья Левин. В 1995 году, после смерти В. Дрёмова, председателем Совета был избран выпускник 1944 года Михаил Ша-гун, полковник в отставке, участник испытания ядерного оружия в Советском Союзе. Первый избранный Совет объединял 268 ветеранов, проживавших в городе Одессе и других го-родах Советского Союза.
На 9 мая 2000 года Совет объединяет 37 ветеранов, проживающих в городе Одессе. Более 70 ветеранов умерли после войны вследствие ранений, контузий и болезней, полученных в годы ВОВ.
В связи с распадом Советского Союза утеряна связь со многими ветеранами, проживающими в СНГ и дальнем зарубежье. Все годы почётным Председателем Совета ветеранов ОСАШ № 16 был первый и единственный Начальник школы Александр Ксенофонтович Романов, полковник в отставке, награждённый за заслуги в укреплении обороноспособности страны, орденами: «Ленина», двумя - «Боевого Красного Знамени», «Красной Звезды» и многими медалями.
Все ветераны считали Романова своим отцом, называли его «Батя» и он действительно проявлял отеческую заботу о своих питомцах.
С душевной грустью он провожал курсантов – выпускников на фронт ВОВ.
Более 2000 боевых орденов украшали грудь выпускников Одесской специальной артиллерийской школы № 16.
В 1975 году силами ветеранов ОСАШ № 16 и руководства ремесленного училища в здании по ул. Чичерина, 1 был оборудован музей трудовой и боевой славы ОСАШ № 16. активное участие в создании и оформлении экспонатов музея, техническое оформление комнаты музея приняли: Писак Александр, Дрёмов Владимир, Илья Левин, Иванцов Жора, Фридман Михаил и др. В 1990 году музей был переведен в здание школы-интерната № 2 по ул. Гагарина, 6, где размещалась ОСАШ № 16 в 1938 году.
Музей служит местом сбора ветеранов в торжественные и памятные дни и проведения военно-патриотической работы с учащимися школы и молодёжью города Одессы.
Памятные дни встречи ветеранов школы: 10 апреля – День освобождения Одессы; с 5 по 9 мая – День памяти погибших выпускников школы; 23 февраля – День Красной Армии; 19 ноября – День артиллерии.
Между Советом ветеранов ВОВ ОСАШ № 16 и руководством школы-интерната № 2 существует тесная взаимопомощь. Разрабатываются совместные планы учебно-воспитательной и патриотической работы и меры по практической реализации этих планов.
Справку составил
Зам. Председателя Совета – полковник в отставке
Михаил Григорьевич Фридман
Август 2000 года
* * *
Много усилий со стороны ветеранов спецшкол положено в последние годы на создание в Одессе памятника одесским мальчишкам, окончившим одесские спецшколы, погибшим в боях за Родину.
В частности: статьи в одесских газетах.
«НЕЛЬЗЯ ПРЕДАТЬ ЗАБВЕНИЮ»
Обращаемся к прессе в канун 60-летия Великой Победы над немецко-фашистскими захватчиками Прошло столько времени, как закончилась жесточайшая война, однако один важный вопрос для Одессы, связанный с войной, оказался нерешённым.
Это увековечение подвига большого числа молодых одесситов в офицерских погонах, отдавших свои жизни в боях за Родину.
Всё известно о героической обороне города, но мало кто знает, что тогда, когда Одесса была под пятой оккупантов, молодые одесситы продолжали борьбу на всех фронтах и флотах. Такое стало возможным только потому, что предвоенной Одессе, в отличие от других городов Украины, было отведено особое место: здесь были образованы три военные специальные школы! Это – артиллерийская № 16, военно-морская № 6 и военно-воздушная № 14, в которые принимались юноши-добровольцы, увлечённые военной романтикой, решившие стать командирами доблестной Красной Армии.
Более 1800 воспитанников трёх спецшкол после вручения им офицерских погон приняли участие в боях. Это были наиболее грамотные командиры, они предварительно получили специ-альную военную подготовку.
* * *
Кроме того, обладая одесским юмором и смекалкой, они были незаменимыми в боях, так как пользовались большим авторитетом у подчинённых и были душой своих воинских коллективов.
И это были не просто рядовые солдаты, выполнявшие инди-видуальные боевые задачи, а командиры воинских подразделений, наносивших врагу ощутимый урон. Суммарный урон всех их подразделений можно сравнить с уроном, нанесенным целой армией.
С полей сражения не возвратились в родной город и погибли более 1000 офицеров, бывших спецшкольников. Они отдали самое дорогое – свои жизни – в боях за Родину.
Среди них Герои Советского Союза Пётр Вернидуб и Яков Гордиенко.
Враг дорого заплатил за жизнь одесситов-спецшкольников, воспитанников трёх военных школ, и они достойны того, чтобы в городе-герое Одессе о них помнили и им был установлен единый памятник!
Нынешнее молодое поколение ничего не знает об этом подвиге. Но нельзя предать забвению славную героическую страницу из жизни нашего города. С запросом установления па-мятника мы обращались в Мэрию и Облгосадминистрацию, но поддержки пока не получили. В городе воздвигли много элитных домов, сооружены сотни всяческих памятников, но пре-стижному для Одессы памятнику не нашлось места и средств на него! Пора осознать важность этого вопроса и его решения.
Председатели Совета ветеранов одесских специальных школ:
артиллерийской № 16, Шагун М. И., полковник в отставке;
военно-морской № 6, Ляхота С. Н., капитан 1-го ранга в отставке;
военно-воздушной № 14, Тетенко М. В., офицер в отставке.
«О ПАМЯТНИКЕ, НЕОБХОДИМОМУ ОДЕССЕ, ПОДОБНЫЙ КОТОРОМУ УСТАНОВЛЕН В КИЕВЕ»
Это памятник молодым одесситам, окончившим Одесские специальные военные школы, отдавшими свою жизнь в боях с немецко-фашистскими захватчиками.
1. В Одессе были три специальные военные школы:
артиллерийская, образована в 1937 году, военно-воздушная и военно-морская, образованные в 1940 году.
В спецшколы принимали юношей, окончивших семилетку, добровольно решивших посвятить себя воинской службе, делу защиты Отечества. Окончивших спецшколы направляли в военные училища, готовившие офицеров.
2. До войны, артиллерийская спецшкола произвела четыре выпуска учащихся, военно-воздушная и военно-морская спецшколы произвели по одному выпуску. Все выпускники окон-чили училища и приняли участие в действующей армии и на флоте.
В период войны, в эвакуации, выпускники 1942 и 1943 годов трех спецшкол были направлены в военные училища, которые окончили по ускоренной программе, после чего приняли участие в военных действиях.
Всего на фронтах Великой Отечественной войны участвовали 2200 выпускников Одесских военных спецшкол, многие из которых погибли в боях. Не вернулись в Одессу почти 800 мо-лодых одесситов, отдавших свою жизнь в боях за Родину.
3. Существование военных спецшкол в Одессе и героизм, который проявили их выпускники – это страница истории нашего города, которую нельзя предать забвению.
В городе проживают и будут жить родственники погибших молодых офицеров, одесситов, для которых особенно ценно, что не забыли об этих героях. Наш долг перед погибшими одесситами требует увековечения их подвигов. В Одессе нужно установить памятник, погибшим в боях молодым одесситам, воспитанникам Одесских военных спецшкол.
Примечание: В городе Киеве, памятник погибшим молодым офицерам, окончившим
киевские военные спецшколы уже установлен. Памятник выполнен в виде скульптурной группы из четырёх молодых парней (по числу киевских спецшкол) в соответствующей военной форме. Хотелось бы, чтобы в Одессе был установлен памятник подобного типа.
* * *
Объединенный совет ветеранов
одесских военных специальных школ
Артиллерийской № 16, Военно-воздушной № 14, Военно-морской № 6
г. Одесса, Высокий пер., 13, Фонд им. А. С. Стурдзы. Тел.: 25-02-21
08. 08. 2003 г.
Председателю Одесской областной государственной адми-нистрации
Гриневецкому С. Р.
Уважаемый Сергей Рафаилович!
Мы, ветераны Великой Отечественной войны, обращаемся к Вам по вопросу установки в городе-герое Одессе памятника погибшим в боях в Великой Отечественной войне более тыся-чи молодых офицеров, одесситов, воспитанников трех одесских военных специальных школ!
Накануне войны Совет Народных Комиссаров СССР принял необходимые для обороны страны и неотложные по времени Постановления, об организации средних военных специальных школ.
Постановлениями предусматривалась дополнительная подготовка для Армии, Авиации и Флота грамотных командных кадром, за счет привлечения в Вооруженные Силы молодежи и её специального обучения.
В стране было образовано более 40 специальных школ. В го-роде Одессе были учреждены три спецшколы: и 1937 году Ар-тиллерийская № 16, в 1940 году Военно-воздушная № 14 и Во-енно-Морская № 6.
В спецшколы отбирались здоровые юноши г. Одессы и Одесского региона, которые успешно окончили семилетку и добровольно изъявили желание связать свою жизнь с Армией и Флотом.
До начала войны Артиллерийская спецшкола произвела четыре выпуска учащихся. Военно-воздушная и Военно-морская спецшколы — по одному выпуску. Все выпускники окончили военные училища и приняли участие в боевых действиях на фронтах и на флотах.
В ходе войны, в эвакуации, выпускники 1942 и 1943 годов трех военных спецшкол по ускоренной программе окончили военные училища и приняли участие в войне.
Всего в боевых действиях в Великой Отечественной войне участвовало 1850 воспитанников одесских военных спецшкол.
Война жестоко обошлась с большинством из 1850 человек. После войны в Одессу и Одесский регион не возвратились, погибли в сражениях войны, более 700 воспитанников Артиллерийской спецшколы, более 190 воспитанников Военно-воздушной спецшколы, более 130 воспитанников Военно-морской спецшколы.
Bсего в боях с немецко-фашистскими захватчиками погибло более 1000 молодых офицеров-одесситов, отдавших свою жизнь за Родину!
Среди погибших Герои Советского Союза Яша Гордиенко (воспитанник Военно-морской СШ), Петр Вернидуб (воспитанник Артиллерийской СШ).
При оценке подвига погибших молодых одесситов, нужно иметь в виду, что это были не просто рядовые бойцы, выполнявшие свои индивидуальные задачи, а командиры, возглав-лявшие воинские подразделения, численность которых, в подавляющем большинстве, составляла 30 - 100 человек. Совокупный вклад в дело победы над врагом этих молодых офицеров вместе с их подразделениями можно сравнить с вкладом одной армии.
Существование в Одессе военных спецшкол и героизм, который проявили их выпускники - это страницы истории нашего Города и Региона, которые нельзя предать забвению. Здесь проживают и будут жить родственники погибших молодых офицеров - одесситов, и им важно, что Город и Регион не забыли о погибших сынах.
Наш долг перед погибшими молодыми одесситами требует увековечения памяти о них.
Разве это нормально, что прошло 58 лет после окончания войны и до сих пор ни у кого не дошли руки, чтоб увековечить их подвиг? А что об этом знает подрастающее молодое поколение одесситов, которое должно воспитываться в духе патриотизма?
В Одессе необходимо установить памятник погибшим в боях за Родину сыновьям Одессы, воспитанникам трех одесских военных спецшкол.
Сейчас вопрос стоит так, или этот памятник будет установлен, или дело предастся забвению, т.к. некому будет доказывать и отстаивать его необходимость.
Примечание: В столице Украины г. Киеве были учреждены четыре военных спецшколы. В городе-герое Киеве увековечили память погибших молодых офицеров, воспитанников киевских военных школ. Там установили памятник своим погибшим сыновьям.
Для Одессы проект памятника разработал скульптор Александр Токарев. Проект памятника выглядит в виде противотанкового надолба, облицованного гранитом. На торцевой части надолба укреплен бронзовый горельеф размером 240х200 см, на котором на фоне г. Одессы изображены в натуральную величину фигуры трех юношей (по количеству военных спецшкол) в форме, установленной спецшколам. Частично изломанная брусчатка на горельефе – символ опасности предстоящего боевого пути.
На боковой части надолба надпись:
«Питомцам одесских военных специальных школ: Артиллерийской № 16, Военно-воздушной № 14 и Военно-морской № 6, павшим в боях Великой Отечественной войны за свободу и независимость своей Родины»
Стоимость памятника 210 тыс. грн. Рисунки памятника на 2-х листах прилагаются.
Уважаемый Сергей Рафаилович!
Обращаясь к Вам, мы рассчитываем на понимание со стороны Одесской госадминистрации важности вопроса и на поддержку с её стороны.
Мы просим Вас принять решение и оказать материальную поддержку для установки в городе-герое Одессе памятника более тысяче молодых офицеров-одесситов,
воспитанникам одесских военных спецшкол, погибшим в Великой Отечественной войне. Они, при выполнении священного долга перед Родиной, заплатили дорогой ценой, ценой своей жизни!
С уважением
От имени ветеранов военных спецшкол г. Одессы,
Председатели Советов ветеранов одесских специальных школ:
Артиллерийской № 16, полковник в отставке, М. И. Шагун
Военно-воздушной № 14, полковник в отставке, М. В. Тетенко
Военно-морской № 6, капитан 1-го ранга в отставке, С. Н. Лятоха
* * *
Одесские газеты неоднократно освещали вопросы, связанные с Одесскими спецшколами.
Константин Терновой, выпускник Одесской артспецшко-лы № 16.
«УЛИЦЫ, ДОМА РАССКАЗЫВАЮТ»
ПАМЯТИ АКАДЕМИКА К. С. ТЕРНОВОГО
На доме № 20 по улице Еврейской, где с 1954 по 1966, жил наш известный земляк, академик НАН и АМН Украины, заслуженный деятель наук, Константин Терновой, блестяще окончив Одесский медицинский университет, прошёл путь от ассистента кафедры ортопедии и травматологии до профессора, новатора в хирургии.
Став главным врачом Областной клинической больницы, он продолжал оставаться врачом-практиком, заниматься научной и преподавательской деятельностью.
Много доброго сделал Константин Сергеевич для родной Одессы, альмаматер и в качестве Заместителя Министра здравоохранения Украины. По стопам отца пошли и его сыновья.
На открытии мемориальной доски сын, Сергей Терновой, прибыл с внуками славного одессита – травматологом Константином и Екатериной, студенткой первого Московского мединститута.
На торжественном открытии мемориальной доски выступили друзья, соратники К. С. Тернового из Киева, Москвы, Одессы, а также ректор Одесского государственного медицинского университета, Валерий Запорожан.
Валентина Черниченко («Вечерняя Одесса»)
* * *
Анна Польская, «Одесский вестник», 13 мая 2008 г.
«Встреча выпускников»
В Одесской школе-интернате № 2 с углублённым изучением английского языка прошла встреча выпускников – ветеранов Великой Отечественной войны. В этом здании в 1937 году располагалась специальная артиллерийская школа № 16, которая завершила своё существование после войны.
Ветеранов, пришедших на встречу в честь 63-й годовщины со Дня Победы советского народа в Великой Отечественной войне, ждали цветы и поздравления нынешних школьников.
В актовый зал, где проходило торжество, внесли Знамя спецшколы.
Ребята подготовили для ветеранов концерт: читали стихи о войне, исполняли песни фронтовых лет.
Ветераны рассказали о том, что в спецшколе обучалось более тысячи молодых людей, которые во время войны сыграли немалую роль в защите Родины, истребляя врага.
Около семисот выпускников школы не вернулись домой с полей сражений.
Выпускник школы, Илья Моисеевич Левин, на встречу с друзьями специально прибыл из Германии. Его порадовало уважение нынешней молодёжи к ветеранам и к памяти уже ушедших от нас солдат Победы.
Директор школы-интерната № 2, Татьяна Владышенко, отметила, что в школе много внимания уделяется патриотическому воспитанию ребят. С 1988 года здесь действует музей боевой славы, в котором хранятся сведения об учащихся артиллерийской спецшколы и об их военных заслугах.
«МЫ БЫЛИ ТАКИМИ, КАКИЕ ВЫ СЕГОДНЯ И СТРАНА ПОСТАВИЛА НАС В СТРОЙ»
В нескольких номерах газеты «МЫ» публикуются записки бывшего воспитанника Одесской специальной артиллерийской школы № 16, ныне покойного полковника Афанасия Редькина, под заголовком «Мы были комсомольцами, но нас одели в военную форму. Каждая публикация завершалась обращением: «Ветераны! Откликнитесь!»
Ветераны звонили в редакцию и заходили к нам в гости. Но особенно произвел впечатление рассказ полковника в отставке Шагуна Михаила Ивановича.
По его сведениям, более 1200 воспитанников спецшколы спецшколы № 16 участвовали в боях и награждены орденами и медалями.
Нынче бывшие «спецы» тоже не сидят без дела. Они взяли шефство над школой-интернатом, которая находится на проспекте Гагарина, недалеко от киностудии, помогли создать там музей боевой славы, экскурсии в котором проводят сами учащиеся.
В канун Дня Победы школьники пригласили ветеранов к себе.
Приходите и вы к нам, говорил журналистам Михаил Иванович Шагун, ребята, вынесут Красное знамя — это теперь редкость, кое-кто старается предать забвению знамя, которое вело нас в бой. Вы увидите настоящую перекличку поколений.
Мы в будущих выпусках расскажем о дружбе ветеранов и школьников. А пока выполняем просьбу фронтовиков: «Спецы! Звоните! Приходите в школу, тел. 746-71-31, 788-08-90».
Левин Ильи Моисеевич тоже выпускник Одесской артиллерийском спецшколы №16. Воевал, награждён боевыми орденами. Когда начался распад страны, испытал очень сильные потрясения. Тогда и поддался уговорам переехать на ПМЖ в Германию. Он признался, в Одессе жили с женой так бедно, что даже стоял вопрос, а не пойти ли в общественные организации и просить тарелку супа. Но в Германии жизнь оказалась не такой, к которой привык наш человек.
И стали пенсионеры Левины каждое лето приезжать в Одессу, чтобы «поговорить», пообщаться с друзьями, походить по улицам родного города. В этом году, надев свой полковничий мундир, Илья Моисеевич объявил боевым друзьям: «Всё, подвожу черту под германским ПМЖ, возвращаемся в Одессу».
Мы договорились с ветераном, что он позвонит нам, когда переедет окончательно в Одессу и получит украинский паспорт.
А праздник в школе-интернате звенел долго, ученики под гитару пели фронтовые песни. Ветераны не пели - душили слёзы и в горле стоял комок невысказанной надежды...
Надежда Чолак, газета «Мы»
* * *
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
От автора.
Всё, что смог вспомнить и собрать, представил на Ваш суд. Жизнь продолжается. И пусть она будет, по возможности, спокойной. Долгой жизни Вам – боевые друзья!