В моих родных краях часто бывают очень сильные грозы, сопровождающиеся проливным дождём, гигантскими разрывами молний и могучими раскатами грома. Редко такие грозы обходятся без прямого попадания молний в деревья, в дома и другие строения, вызывая пожары и принося даже смерть людям. За свою жизнь я много видел гроз, но таких гроз, как в селе Песчаном, я нигде не видел. Может быть, я и преувеличиваю, потому что эти грозы я наблюдал в детстве, но всё равно они были впечатляющими и оставили в моей памяти неизгладимый след. Особенно мне запомнилась одна гроза, которую я видел в далёком детстве. Это было летом 1944 года. Мой дед Андрей с соседями Иваном Антоновичем и Михаилом Логвиновичем решили в одно из воскресений поехать на базар в село Верхнее. Бригадир колхоза дядя Федя поручил им купить на базаре для колхозных нужд кое-какую сбрую для лошадей. Он снабдил их деньгами и выделил подводу, запряженную парой старых, чудом сохранившихся во время фронтового положения в селе, лошадей. К поездке на базар мой дед начал собираться ещё в субботу вечером. Я в селе Верхнем никогда не бывал, и мне очень хотелось туда попасть на базар. Дед почему-то не хотел меня с собой брать. Я попросил бабушку Машу помочь мне, и уговорить деда Андрея взять меня на базар. Она поговорила с ним и дед, хотя и без особого желания, но согласился взять меня с собой. Ночь я спал плохо,ворочался в постели и постоянно просыпался, боясь, что дед Андрей на базар уедет без меня. Уснул я только перед рассветом. Однако дед Андрей сдержал своё слово. Когда бабушка Маша разбудила меня, у наших ворот уже стояла запряженная лошадьми подвода и возле ней стояли дед Андрей, Иван Антонович и Михаил Логвинович, готовые отправиться в дальнюю поездку. Бабушка сунула мне в руки узелок с испечёнными ею нам на дорогу пампушками, и я, стремглав, выбежал из хаты. Дед Андрей взял меня под бока, приподнял и усадил в подводу, устланную свежей, хлебом пахнущей, соломой. Иван Антонович и Михаил Логвинович тоже сели в подводу. Дед Андрей взял в руки вожжи, сел на передок подводы, натянул вожжи и, понукая лошадей словами: «Но-о-о, касатики! Тронулись в путь-дороженьку. С Богом! Поехали!». И лошади медленно потащили подводу по нашей улице в направлении села Верхнего. Августовская ночь закончилась, и почти совсем рассвело. На востоке, куда мы ехали, играла утренняя заря, но солнца ещё не было. Если смотреть на небо, переводя взгляд с востока на запад, то можно было видеть, что оно постепенно менялось от светло-розового цвета с подрумяненными барашками мелких облаков на востоке до тёмно-синего цвета на западе, находящегося ещё в ночном мареве. Где-то за Холодной горой далеко на западе иногда наблюдались всполохи далёких молний, но громовых раскатов не слышалось. Мы тогда этому не придали никакого значения, потому что все думали только о предстоящей поездке.
От нашего дома до села Верхнего было около 25-ти километров, из них 15 километров надо было ехать по селу Песчаному , а остальные 10 километров по Боброву лесу. Не смотря на постоянные понукания и подбадривания кнутом, лошади тащили подводу медленно. Мужчины курили самокрутки и о чём-то переговаривались между собой. Я был весь в мечтах о селе Верхнем и воскресном базаре. Когда мы проезжали центральную часть нашего села, солнце уже взошло и заиграло своими лучами, поднимаясь всё выше и выше в небо. Однако с запада на встречу сияющему солнцу надвигалась большая туча, всё больше и больше закрывая своей непроницаемой пеленой небо. Постоянные вспышки молний и раскаты грома всё сильнее нарастали в небе. И это всё так быстро совершалось, что за каких-то полчаса туча закрыла полнеба. Передовые языки огромной тучи стали соприкосаться с солнцем, жевыть его своми набухшими водой губами и, наконец, совсем проглатили дневное светило. Позади нас на нашем краю села, откуда мы ехали, уже бушевала вовсю гроза – чёрное небо полосовали зигзаги молний, резкие взрывы грома бомбили село, мощные потоки воды заливали землю. Напрасно мы старались уйти от надвигающейся грозы, которая набирала всё большую силу и догоняла нас. Уже первые капли дождя падали с неба. Дед Андрей распалил до предела лошадей и сходу въехал во двор колхозной вальцовой мельницы, находившейся почти на восточной окраине села. Он успел поставить подводу с лошадьми под небольшой навес, а мы все, спрыгнув с подводы, побежали в ближайший сарай, чтобы укрыться от догнавшей нас грозы. Подувший из-под тучи ветер понёс по огромному двору вальцовки всякий мусор, обрывки бумаги, старые пустые мешки и сорванные с деревьев листья. Молнии полосовали всё небо, а гром оглушал нас своими раскатами. Вдруг, на мгновение всё вокруг притихло, а потом крупные капли дождя забарабанили по высохшей от долгого летнего зноя земле, по крышам строений, по жестяной кровле и кирпичным стенам вальцовой мельницы. Сплошная водяная стена закрыла всё вокруг перед нашими глазами. Кроме нас в сарае скрывались от грозы и другие проезжие люди – всего в сарае набралось человек 15. Среди них были и женщины и дети.
Гроза вступила в свой апогей. Дождь лил, как из ведра, огненные молнии господствовали беспредельно во всём небе, взрывы грома достигали оглушительной силы и содрогали землю, сплошные потоки воды покрыли двор вальцовки и прилегающие улицы. Несколько наиболее грозных и сильных ударов грома раздались совсем рядом с нашим сараем, который, как мне показалось, даже зашатался. Во многих местах соломенная крыша и плетнёвые стены сарая стали протекать. Расположенный не очень далеко от вальцовки суходольный лог, наполнился ливневой водой и понёс её с журчащим шумом по селу на луг и дальше в Дон. Женщины при каждой огненной вспышке молнии и грозном раскате грома падали на колени и крестились, повторяя: «Спаси нас, Бог Сааоф, грешных и бессильных перед твоей грозной силой!». Мужчины притихли и даже прекратили курить свои самокрутки. Маленькие дети плакали. Я тоже сильно перепугался и прижался, к стоявшему недалеко от дверей сарая, деду. Наши лошади тихо стояли под навесом, понурые, притихшие и мокрые.
Гроза бушевала не больше часа, но мне казалось, что ей не будет конца. Дождь стал постепенно стихать, грозовая туча уплывала на восток в сторону села Верхнего, так же быстро, как и пришла. Небо во многих местах посветлело, вспышки молний и раскаты грома стали реже. Но иногда сильные грозовые раскаты грома ещё повторялись. Наконец, дождь совсем прекратился, и на небе радостно засияло солнце, будто её, чистую и вымытую, выплюнула ушедшая грозовая туча. Мы все высыпали, как муравьи, на мокрый двор вальцовки. Перед нами раскрылась потрясающая картина: во всех пониженных местах стояли громадные лужи, двор и прилегающие улицы во многих местах были размыты, по глубоким промоинам вода устремлялась к переполненному водой логу. Не даклеко от вальцовки на главной улице села пылала чья-то, подожжонная молнией, хата. Вокруг пылающей хаты толпился сбежавшийся народ, пытаясь подручными средствами тушить пожар. Вскоре кто-то из прохожих принёс страшную весть – горела хата деда Ильи Плетёнкина. Сам же Илья со своей старухой погибли от прямого попадания молнии в их хату. Потом пришла и вторая весть – в центре села сгорела ещё одна хата, принадлежавшая одинокой вдове Марии Квасовой. Саму Марию вовремя спасли соседи, прикопав её песчаной землёй.
О поездке в село Верхнее на базар не могло быть и речи. Время было упущено, а раскисшие после дождя дороги и переполненные ливневой водой суходольные балки делали временно дорогу туда труднопроезжей. Дед Андрей с Иваном Антоновичем и Михаилом Логвиновичем осмотрели нашу подводу и лошадей, нашли, что там всё в порядке, и мы поехали назад домой. Обратная дорога была трудной, во многих местах размытой. Во всех пониженных местах стояли глубокие лужи, а суходольные лога бурлили, переполненые стекающей в Дон водой. К тому же отголоски грозы над селом всё ещё продолжались. В разреженных тучах сверкали молнии и гремел гром. Иногда начинался несильный дождик, но вскоре прекращался. Когда уже до нашей улицы осталось около километра, я спрыгнул с подводы и побежал босиком напрямик по обширному выгону к нашему двору. Вдруг, опять небо застлала небольшая тучка и хлынул дождик. Чтобы не промокнуть, я забежал в полуразрушенное во время войны здание начальной школы, в которой я учился в первом и втором классах. Дверей и рам на окнах в школе не было. Перегородки, полы и потолки тоже были сняты во время обороны села нашими солдатами и использованы для строительства блиндажей. Сквозной ветер гулял по пустому, разарённому зданию. Вдруг, я увидел внутри здания непонятное для меня зрелище - огненно-красный шар, примерно сантиметров 10 в диаметре, медленно плавал на уровне оконных проёмов. Я остановился и замер. Шар из дальнего угла здания поплыл в мою сторону. Я мгновенно выпрыгнул в ближайший оконный проём и во всю прыть побежал к нашей хате, не замечая ни дождя, ни глубоких луж на моём пути. В какие-то считанные минуты я добежал до нашей хаты и бросился в обьятия бабушки Маши, весь мокрый и дрожащий от испуга. Я ничего ей толком объяснить не мог. Когда подъехали к нашим воротам дед Андрей, Иван Антонович и Михаил Логвинович, я попытался им рассказать об увиденной мной картине в здании полуразрушенной школы. Они сначала засомневались в истинности моего видения, а Иван Антонович даже сказал: «Тебе, Иван, наверное, всё это от страха померещилось. Не даром же говорят, что у страха глаза велики». Подошедший к нам колхозный бригадир дядя Федя, выслушал меня и заключил: «Иван, наверное прав! Это, скорее всего, была шаровая молния. В сльные грозы, как нынешняя, такое в наших краях случается». Все с ним согласились, хотя до конца и не понимали, что такое шаровая молния. Дядя Федя объяснять не стал, потому что и сам не знал все тонкости этого природного явления. Я же тогда, вообще, о шаровой молнии услышал впервые.
Мужики сняли с подводы свои вещи и пошли к своим дворам. Дед Андрей с дядей Федей поехали на подводе на колхозный бригадный двор распрягать лошадей. Гроза окончательно прекратилась. Тучи на небе совсем развеялись. Предвечернее солнце радостно смотрело на обновлённую землю, будто первый раз её видело такой чистой и нарядной.