Война… сколько горя принесла она людям. Как тяжело было расставаться с родными и близкими, провожая их на фронт и не зная, придётся ли встретиться вновь, ведь похоронки приходили без конца.
…Как дружили до войны старший и младший братья, трудно рассказать. Они не могли жить друг без друга. Если старший собирался в лес, то младший за ним. Если на сегодня выпадала работа в поле, никто не мог остановить Павла, которому всегда хотелось быть рядом с Василием.
Ещё труднее передать сцену их расставания, когда Василия призвали на фронт. Павлу так хотелось быть рядом с ним, он бесконечно завидовал и восхищался братом. Всё ему нравилось: высокий, статный, строгий, да к тому же теперь ещё и солдат, а какому мальчишке не хотелось в то время стать солдатом!
В последнюю минуту прощания с Василием, Павел шепнул ему: «Слушай, Вась, привези с войны настоящую солдатскую ложку, я буду есть ею щи и кашу.» На том они и порешили.
На фронте шли тяжелейшие бои, много друзей и знакомых погибло, с надеждой ждали возвращения домой тех солдат, которые продолжали громить врага, сообщая об этом своим родным.
Сначала письма от Василия приходили регулярно, Павел выучивал их наизусть, всем в деревне рассказывал, что старший брат прошёл курсы сержантов, скоро будет направлен на передовую, поэтому адрес изменится, просил пока не писать. Вскоре пришло письмо с новым адресом, но оно оказалось единственным, а затем наступило молчание, длившееся бесконечно долго - целых восемь месяцев. Семья всё это время жила лишь надеждой, когда младшие спрашивали о брате, мать отвечала коротко: «Жив он и скоро вернётся, вот увидите». В этом проявлялась великая мудрость солдатских матерей: всегда говорить о живом солдате. Очень хотелось в это верить, и так как мать теперь была и за отца, и за старшего брата, то младшие верили ей безоговорочно. Война приучила всех быть немногословными и строгими. Лишних разговоров мать не вела, боясь накликать в дом беду. Жила она верой и надеждой и много молилась, прося спасти и сохранить и отца, и Василия. Может, молитвы матери и помогли Василию в том тяжелейшем бою, да и после боя, когда стоял вопрос о жизни и смерти. Силу материнской любви он ощущал постоянно.
Тяжёлые, кровопролитные бои шли зимой 1942-1943 годов на подступах к Ленинграду. Казалось, нет им конца, после каждого боя огромные потери, но прибывало пополнение, и бои продолжались. В часы небольших затиший солдаты шутили, смеялись, рассказывали друг другу о себе, но это продолжалось недолго, как известно, затишье бывает перед бурей.
Немецкие снайперы, удобно расположившись, обстреливали нашу территорию. Позиция наших - чистое поле, по которому надо двигаться вперёд, и двигались, потому, что был приказ, который надо было исполнять. Вдруг Василий ощутил сильный удар по ноге, а дальше ничего не помнил, от резкой боли потерял сознание.
Очнулся от холода, видимо, долго пролежал на земле. Тихо и темно. Осознавая, что может замёрзнуть, попытался подвернуть под себя край шинели, но ощутил резкую боль, затем вновь потерял сознание. Приходя в себя, услышал русскую речь, сориентировался: «Свои, кажется знакомый санитар». Попытался привстать, не получилось, боль в ноге была сильной, крикнул, но голос был тихий и слабый, а малейшее напряжение вызывало головную боль.
Санитары заметили движение, всё поняли, быстро подъехали, погрузили Василия на специальные носилки на полозьях и повезли в медсанбат. Дорогой Василий видел одно небо - бездонное, холодное, зимнее, с яркими звёздами, обещающими новые морозы. Вместе с остальными ранеными санитарным поездом он был отправлен в госпиталь на Урал. Путь был тяжёлый, в дороге дважды пережили бомбёжку.
В госпитале раненых принимал старенький доктор, который сразу и коротко отрезал: « Готовьте к операции, будем ампутировать». Операция прошла удачно, хотя и длилась долго. Слово «ампутация» Василию стало понятно лишь тогда, когда, очнувшись после наркоза, он понял, что ноги нет, а то, что осталось от неё, называется теперь культёй. Он не осознавал тогда, что теперь и до конца жизни он стал инвалидом.
Возвращение домой было тяжёлым, но родным он сообщил, так как идти от станции до деревни он не мог. Узнав радостную весть, захлопотала, засуетилась мать, упросила председателя выделить колхозную лошадь, чтобы скорее доставить её любимого Васёнку домой. Павел долетел до станции мигом, как он радовался приезду любимого брата! Оказалось, что приехал рано, пришлось немного подождать прихода поезда. Глазами искал младший брат своего старшего, боясь пропустить его, не встретить. Не терпелось ему поскорее обнять брата, повиснуть на его крепких плечах, как тогда, в довоенном детстве…
Вскоре подошёл поезд, народу было много. Пассажиры и встречающие радостные расходились по домам, но Василия нигде не было. Вдруг Павел заметил одинокую фигуру солдата. Он стоял на одной ноге, опираясь на костыль и палку. Ужаснулся Павел, ахнул, бросился к нему, схватил его в свои объятия, целовал и плакал: «Прости меня, Вася, не узнал, прости, любимый мой брат!» Каждое движение доставляло Василию боль, его лицо даже на морозе было серо-зелёного цвета, так он устал в дороге.
Павел усадил Василия в сани, укутал его тулупом – всё сделал, как наказывала мать, и никак не мог оторвать своего взгляда от его лица. Не верилось мальчишке - подростку, что вместо молодого, крепкого, красивого и сильного старшего брата видит он измученного инвалида. Как же проклинал он войну, как ненавидел гадкого Гитлера, по вине которого его брат стал таким.
Посмотреть на живого Василия собралась вся деревня, от соседей он узнал, что многие его земляки погибли на фронте. Немного отдохнув, Василий сказал: «Паня, а слово я своё сдержал, привёз тебе самую настоящую солдатскую ложку». Достал её из рюкзака и вручил брату.
С благодарностью и слезами на глазах принял Павел солдатский подарок от старшего брата, а сам подумал в тот момент: «Какой же я глупый был тогда, надо было просить брата об одном: вернуться домой живым и невредимым, может, миновала бы его немецкая пуля».