Счастье и справедливость Новогодней Ёлки

Ив Олендр
 Растёт дерево в лесу. Одно из миллионов, миллиардов, но для себя – единственное  и уникальное. Должно росточком из маленького зернышка пробиться и тянуться листиками, а потом ветвями к солнцу, к небу, а корнями – поглубже в землю, к живительной влаге. Может оно вырасти самым большим и красивым среди окружающих его братьев-деревьев, борясь с болезнями, растениями-паразитами и докучливыми насекомыми.

 И набирает оно год от года и силу свою, и красоту. Но тут приходит лесоруб и рубит дерево по-живому, потому что оно выросло лучшим среди всех. И теперь сгодится этому человеку, чтобы сделать из него множество полезных вещей. Может мастер превратить его в самые разнообразные формы: и лодкой деревянной может стать ствол, и письменным столом, и даже гробом, чтобы путешествовать по любому из миров, а не стоять истуканом на одном месте, приросши корнями.

 А, если ты новогодняя елка, то тебе удастся попасть на свои удивительные долгие похороны. Когда все вокруг будут смотреть на тебя и говорить: «Смотри, какая красавица! Словно, живая!», - и тризновать за праздничным столом уход старой смерти, переход к новой жизни, оставляя прошлому прошлое, а будущему – настоящее. И ты, словно настоящая, а будущего-то, такого, как представлялось в прежней живой жизни, и нет.

 Всё даже лучше для окружающих – радуешь их своими шарами и серпантинами с гирляндами. Правда, не очень долго это продлится – короткий век праздничного дерева. И никто не заплачет, только опьяненно запоют, некоторые даже закружатся хороводами вокруг, показывая тебе свои маски вместо лиц, такие похожие на твоих прежних знакомых или даже друзей.

 А друзья твои остались в прошлом, словно ничего и не случилось: живут себе заботами своей лесной жизни: кто лапу сосет, кто в норке прячется, а кто – и в вырий улетел, выбирая местечко потеплее и посытнее. Это ведь так давно уже было, когда прятались вместе под твоими ветками от дождя и лисёнок, и зайчата. Проходит время – и все меняется: теплое становится летеплым, а то и морозным, белое – сереньким, пушистое и настоящее – облезлым, завистливым и хитро улыбающимся на кутние зубы.

 Может, и хорошо, что тебя срубили, чтобы не продолжать наблюдать за этими метаморфозами. Кто знает, какие там еще звериные лица были бы впереди?

 Только вот скучаешь ты за маленькими ёлочками, которые росли рядышком,  у самых твоих лап, которые ты отодвигала, насколько могла, в стороны, чтобы дать им не меньше, чем было у тебя, солнечного света и тепла, летнего дождя и весеннего ветра…

 Надеешься, что и они вырастут такими же сильными и красивыми деревьями, как и ты. Веришь, что успела рассказать им все те сказки, которые им должны бы пригодиться – ведь в них, в сказочках, есть мораль, её там гораздо больше, чем в обычной растительной жизни!

 И ещё больше надеешься и просишь у Кого-то в Небе: «Да, минует их участь всесрубающего топора!»,- предлагая все свои янтарные смоляные слёзы в дар.
   
 Справедливо ли это для дерева? Продолжать чувствовать  себя, но никогда больше не вернуться в свой ствол, в свои ветви  и иглы? А быть сметенной метлою постпраздничных воспоминаний и лететь-лететь в Большое Небо, сгорев в очищающем костре на помойке, надеясь, что там не новый Большой Топор, а много света, тепла и любви, Праздника, которого хватает всегда и на всех.