Глава вторая.
Мне очень хотелось посмотреть, как Борька воспримет эту удивительную сказку, но он пришел впечатленный приключениями Бэтмена, мультик о котором им показывали сегодня по телевизору после полдника. Он ворвался в квартиру, угрожая всему окружающему миру характерными движениями озверевшего супермена и сопровождая их гортанными воплями. Я понял, что сказка о несчастном деревце не выдержит конкуренции с мощной американской киноиндустрией и решил оставить свои благие намерения о приобщении сына к китайской культуре до лучших времен.
Начинался самый веселый отрезок дня в моей семье. Борька искал выход для своей неуемной энергии, которая сдерживалась весь день изобретательными воспитателями детского садика. Просмотр мультфильмов был только одним из многочисленных методов, направленных на то, чтобы дети как можно меньше двигались и орали. Кроме мультиков были еще «тихий час», «занятия», во время которых дети учились писать, считать и рисовать, и «прогулки», когда они, взявшись попарно за руки, медленно двигались по платановой аллее по направлению к морю. К воде подходить им было запрещено, и они тоскливо взирали на ее прохладную красоту с высоты раскаленной набережной.
Ясное дело, что когда Борька носился по комнате как заведенный, Настена не могла смотреть на это спокойно и громкими криками требовала, чтобы ее пустили на пол. Сначала она пыталась угнаться за Борькой ползком, затем вставала на ноги и делала несколько быстрых шажков, которые обязательно заканчивались сокрушительным падением. Крушила она в основном мамин туалетный столик, стулья и мой принтер, стоявший на табуретке у компьютерного стола.
Ника кричала из кухни, чтобы я оторвался от интернета и занялся, наконец, собственными детьми, и именно в это время в кафешке на первом этаже нашего дома включали оглушительную музыку. Хозяин этого питейного заведения был ярым поклонником несколько устаревшего, но очень живучего направления в музыке под названием «heavy metal» и, видимо, приучал к нему своих молодых клиентов. На меня же «тяжелый металл» действовал угнетающе, и я готов был в этот момент бежать из дома куда глаза глядят.
Но тут зазвонил телефон. Я взял его под мышку и вышел в коридор, где шума было меньше. Звонила Олечка, диспетчер нашего экскурс бюро.
- Дядя Женя, - взволнованным голосом кричала она, - вы телевизор не смотрите? Включите обязательно: там что-то страшное про наших сегодняшних китайцев передают!
«Дядей Женей» она называла меня в нерабочей обстановке, потому что я знал ее с детсадовского возраста, часто и тайно одаривая ее любимым ею лакомством под названием «козинаки». В ее семье эта восточная сладость была под строгим запретом, так как Лариса Николаевна считала, что она засоряет желудок и портит зубы.
Когда я включил телевизор, с трудом отыскав пульт, передача «Криминальных новостей» уже закончилась. И тогда, заинтригованный сообщением Олечки, что с моими китайцами произошло что-то страшное, я решил позвонить своему другу, следователю городского управления милиции Борису Ивановичу Варновскому. Я всегда звоню ему только по мобильному, потому что угадать, где он может находиться в данный момент, невозможно.
Сейчас я услышал в трубке урчание мотора и понял, что он, скорее всего, возвращается домой после рабочего дня, который у него часто затягивался за полночь.
- Слушай, Борис Иванович, - спросил я – ты не знаешь, что там произошло с китайцами?
- С китайцами произошло чудо, - сразу же объяснил мне майор Варновский, - которое так и называется во всем мире: «китайское экономическое чудо».
- Да нет, я не о том – прервал я его. – Сегодня я возил по городу группу китайских бизнесменов, а только сейчас мне позвонила наша диспетчер и сказала, что с ними что-то случилось. Об этом передавали в «Криминальных новостях», но я не успел посмотреть.
- А так ты вот о чем! – оживился Борис Иванович, будто обрадовавшись моему сообщению. – Так, выходит, что ты знаком с этой компанией? Удивительный народ! Я обозвал их про себя «чудаками из Поднебесной». Ну, если коротко, то у одного из этих бизнесменов пропала дочка, четырех с половиной лет. Если хочешь узнать поподробнее, подходи сейчас к нашему ресторану. Я еду туда ужинать. Моя благоверная уехала в командировку в Швецию, перенимать там какой-то передовой опыт. Как будто у нас не хватает собственного опыта ломания ног на горнолыжных трассах.
Его жена, уже вторая по счету, была тренером по горнолыжному спорту и отличалась изрядной непоседливостью, что вызывало у моего друга приступы черного юмора.
Мы были знакомы с Борисом Ивановичем с прекрасных школьных лет, но состоялось это знакомство при весьма драматических обстоятельствах: будучи председателем Совета дружины нашей пионерской организации, он исключал меня из пионеров. Проступок, свершенный мною стоил того: пробегая по коридору, я столкнул с пьедестала бюст Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, да к тому же жестоко надсмеялся над ним, так как, упав в заросли огромного фикуса, стоявшего рядом, он напомнил мне бронзоволикого вождя индейцев Виннету. Возвращаясь поздно вечером с заседания Совета дружины, на котором Борис спас меня он позорного изгнания из пионерских рядов, он попросил меня показать, над чем я так искренне смеялся. Я показал, аккуратно сняв бюст Генсека с постамента и поместив его в фикусные дебри. Главный пионер нашей школы тоже смеялся так искренне и звонко, что в коридоре появился директор Зелимхан Аскерович по прозвищу «Абрек» и по его представлению мы оба были строго наказаны: Борис лишился своего поста, а я – звания пионера.
Встретились мы снова спустя двадцать (!) лет, когда волею случая я был вовлечен в расследование сложнейшего преступления, описанного мною в моей первой книге «Мафия Небесных Братьев». С тех пор мы дружим преданно и крепко, и даже первого своего сына я назвал в честь моего друга…
Ресторан, который Борис Иванович называет «нашим», находится в двух шагах от моего дома и представляет собой два ряда однотипных камышовых бунгало, очень современных и уютных внутри. Официанты, стилизованные под пиратов Карибского моря носились меж хижинами с непостижимой скоростью, опасаясь, видимо, быть вздернутыми на рее хозяином этого заведения.
Борис Иванович ждал меня у одного из бунгало, на котором смело можно было нарисовать «раковую шейку»: так часто его посещали работники милиции.
- Ну, везет тебе, бродяга! – приветствовал он меня бодрыми словами с грустным подтекстом – Что ни лето, так у вас в «Славянке» - очередное происшествие. Будто знает кто-то всемогущий, что работает в этой турфирме скромный гид, по имени Старков Евгений Михайлович, испытывающий необычайную тягу к уголовным расследованиям. И самое интересное в том, что отдуваться за все за это должен его лучший друг, Борис Иванович Варновский. Сейчас на него обрушится лавина вопросов, а затем – цунами дилетантских догадок: кто , как и зачем похитил дочь китайского бизнесмена Ли Зихао.
Произнося эту длинную речь, Борис Иванович не стоял на месте, а, взяв меня нежно под руку, сопроводил к столу, где уже дымился ароматный шашлык.
- Только прошу тебя, ради Бога, - взмолился он, сложив руки на груди, - не надо портить мне ужин, который я заслужил сегодня немыслимой нервотрепкой с этими чудаками из Поднебесной. Они довели до нервного истощения двух переводчиков, одним из которых был их друг и бывший соратник по партии по имени Фэй Вейсан, что по-русски значит Василий Иванович Федоров. Моя секретарша Шура, железная леди, работавшая когда-то инспектором по делам несовершеннолетних, дважды падала в обморок. Дежурный по управлению майор Синицын пишет, я думаю, сейчас рапорт об отставке. А у меня – ты заметил? – до сих пор дрожат руки, что я сомневаюсь, донесу ли я до рта рюмку с коньяком.
Рюмку он донес, и тут же налил вторую. Я терпеливо молчал, зная, что после третьей он успокоится и начнет обстоятельно рассказывать мне об обстоятельствах дела.
Так оно и случилось. Выпив третью дозу коньяка и доев шашлык, мой друг откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и сказал свою дежурную фразу:
- А хорошо-то как на воле, гражданин начальник!
Потом закурил, посерьезнел и достал из кармана записную книжку .
- Так ты говоришь, что их было у тебя в автобусе десять человек? – спросил он, хотя ничего подобного я ему не говорил.
- Одиннадцать, - ответил я. – Десять бизнесменов и Вася-китаец с нашего рынка.
- Ага, - спокойно отреагировал он на мою поправку и что–то пометил в своей записной книжке.
Я удивился, когда только он достал ее из кармана: у Бориса Ивановича была феноменальная память, позволявшая ему не заглядывать ни в какие записи. Он словно прочел мои мысли и пояснил:
- Понимаешь, у меня мозги набекрень ложатся с этими их фамилиями. Когда я произношу их, мне все время кажется, что я матерно ругаюсь.
- Уверен, - успокоил я его, - что с ними происходит тоже самое, когда они произносят наши.
Борис Иванович никак не оценил мой юмор, даже не улыбнувшись, и я понял, что он действительно зарапортовался с этими китайцами.
Но дело было не только в этом. Через какое-то мгновение до меня дошло, почему Борис Иванович воспринимает все сказанное мною так избирательно. Все это время, с того самого момента, когда он закончил свою вступительную речь и уселся за стол, он ДУМАЛ! Лишь изредка он уточнял с моей помощью кое-какие детали, и его следующий вопрос подтвердил это:
- А ты не заметил, пользовался ли кто из них во время экскурсии мобильными телефонами?
- Нет, - уверенно ответил я, - потому что в начале любой экскурсии я прошу, чтобы все отключили свои мобильные телефоны.
- Ну, прямо они тебя все так и слушаются, - скептически ухмыльнулся Варновский. – В Мариинке об этом тоже просят, даже требуют, однако звонки раздаются во время всего спектакля. Представляешь, Каварадосси поет: «Мой час настал, и вот я умираю…», а в этот момент чей-то мобильник исполняет «Турецкий марш», и дядя из третьего ряда говорит на весь зал: «Вася, подожди со своими дивидендами, я как никак в опере нахожусь».
- А ты что, в Мариинке был? – удивился я.
- По службе пришлось недавно, - грустно сказал мой друг. – Во втором акте «Тоски» наши оперативники вышли на Колю Шкипера, а в конце третьего привели его ко мне на допрос, прямо в кабинет Валерия Гергиева.
- А к чему такая срочность? – продолжал я удивляться. – И почему наши опера и ты, следователь из нашего южного города, должны были брать и допрашивать какого-то Костю Шкипера в Санкт-Петербурге?
- Ну и дотошный ты, Старков, - укорил меня Борис Иванович. – Но если это надо тебе для твоей следующей книги, то изволь, расскажу тебе, как все было. Костя Рубахин, по кличке Шкипер, - мой давний знакомый: первый раз я отправил его на нары за ограбление ювелирного магазина пятнадцать лет назад, будучи еще опером районного отделения милиции. Потом было еще несколько его дел, которые я раскручивал уже в качестве следователя, но три месяца тому назад случилось ограбление века: взяли квартиру бывшей жены нашего крупного олигарха проживающей в нашем городе в элитном доме на набережной. Я не знаю, откуда они, эти олигархи, берут таких жен, но эта была патологической блондинкой и урожденной скандалисткой. Ты можешь себе представить такое: она держала у себя дома брюлики где-то на миллион долларов! А когда ее подчистую грабанули, она подняла такой шум, что звонки из Генпрокуратуры России не умолкали у нас денно и нощно. Я сразу определил, чей это почерк, подсказал операм, кого и где надо искать, и они сели на хвост Шкиперу, в тот момент, когда он поднимался по трапу в самолет отправлявшийся, знаешь куда? В Вену! Только, когда его вытащили из самолета, он оказался вовсе не Шкипером, а человеком очень похожим на Костю Шкипера и с его документами. Прокол был страшенный! Но не у меня! У себя в шкафу я имел такое досье на гражданина Рубахина, которому бы позавидовал сам Пинкертон. По нему я сразу вычислил, что Костя может направить свои стопы только в одном направлении – в Питер. И я не ошибся. Мой питерский коллега Юзик Куц уже на второй день после нашего фиаско в аэропорту сообщил мне, что Костя прибыл в Северную Пальмиру с солидным багажом и таким набором документов, что уследить за ним практически невозможно. Наружку он водил за нос, как только хотел, а в гостинице «Астория» сутки жил под видом аргентинского бизнесмена, торгующего мясом. Представляешь, к нему в номер приходили наши деловые люди для заключения контрактов на поставку баранины! Потом он исчез оттуда, и следы его затерялись. И тогда я решил тряхнуть стариной и, зная, что только я и никто кроме меня не возьмет Костю с поличным, вылетел в Питер. То, что он попытается бежать за границу, было вне всяких сомнений. Денег у него было предостаточно, документов – более того. Мы размножили его фотографии и раздали постовым и милиционерам в аэропорту и на Морском вокзале. Но я хорошо знал, как Шкипер умеет менять свою внешность, и на это надеялся слабо. Короче, я готовился к худшему и пошел шататься по городу, который люблю давно и преданно. И попалась мне на глаза на Невском проспекте очень интересная афиша: в Мариинском театре оперы и балета сегодня должен состояться единственный спектакль оперы Джакомо Пуччини «Тоска» с участием самого Ролландо Виллазона и самой Анны Нетребко. И припомнил я тогда один допрос Кости Шкипера, когда он со слезами на глазах сказал мне, что своим арестом мы порушили главную мечту его жизни: он не сможет теперь пойти на концерт трех великих теноров – Паваротти, Доминго и Каррераса - в Москве. Он даже показал мне билет на тот концерт и долго рассказывал мне о своей любви к belcanto, а у меня перед глазами мелькнула вдруг такая картина из итальянских мелодрам: я решаю, чтобы мечта его все же должна исполниться, и доставляю в наручниках прямо на Красную площадь, на которой должны были петь теноры. Естественно, я этого не сделал, а отправил его на очередную отсидку. И вот теперь, спустя несколько лет, я увидел на афише великие имена в его любимой опере и решил, что он обязательно пойдет в Мариинку. И я не ошибся. Правда, он наклеил себе рыжие усы и напялил парик, но я провел с ним за моим рабочим столом столько часов, что мне не составило особого труда опознать его даже среди тысячи зрителей… Вот так-то, доктор Ватсон…
Довольный собой, Борис Иванович откинулся на спинку кресла и закурил. Потом неожиданно нахмурился и сказал:
- Слушай, друг Евгений, мне кажется, что ты стал хитрым и умным психологом: нарочно упросил меня рассказать тебе о моем успешном расследовании трудного дела, чтобы я воспрянул духом и мигом раскрутил этот казус с китайцами. Так?
- И не думал я вовсе об этом, - вполне искренне ответил я. – Просто стало интересно, как это ты попал в Мариинку. А про китайцев ты мне все же расскажи. Время уже позднее, мне еще надо сказку Борьке рассказывать перед сном.
- Вот и расскажешь ему про то, как к нам приехали на экономический форум десять китайских бизнесменов, - улыбнулся Борис Иванович, - и что из этого вышло. А вышло так, что пока они были на экскурсии по нашему городу, у одного из них, господина Ли Зихао, пропала из гостиницы дочь, четырех с половиной лет отроду, по имени Жаньхо. Ее мама, госпожа Ли Эмма, сопровождающая своего мужа во всех его поездках, находилась в это время в парикмахерской, а няня девочки, госпожа Цянь Нинмэй ничего не может объяснить нам, как это случилось. Вот ее подлинные слова: «Была девочка, потом не стало девочки». Правда, ее речь дается в интерпретации переводчика, но все равно, звучит странно.
- А что говорит сам господин Ли? – спросил я, стараясь вернуть Бориса Ивановича от мистики к действительности. – Он никого не подозревает?
- В том то и дело, дорогой Ватсон, - таинственным шепотом ответил он, - что этот странный человек подозревает всех! Если бы ты слышал его показания, ты бы подумал, что он просто-напросто свихнулся и, мало того, что он очень хочет, чтобы со мной случилось то же самое. И здесь я уже не могу грешить на переводчика, потому что господин Ли прекрасно говорит по-русски.
- И что же он говорит конкретно?
- Вот! – внезапно перешел с шепота на крик мой друг – Точно такой вопрос я тоже задал себе по окончании допроса: «А что же мне конкретно рассказал мне этот уважаемый и умный китайский бизнесмен, отвечая на мои вполне конкретные вопросы?» Я два раза перечитал протокол и схватился за голову: ничего! Единственную его фразу, заслужившую мое внимание, я выписал в свою записную книжку. Хочешь послушать? Тогда напрягись!
Борис Иванович отставил вытянутую руку с записной книжкой и торжественно прочел:
- «В них вселился злой дух, и они решили отомстить мне таким подлым образом». Как тебе это нравится?
- Действительно, мистика какая-то – оторопело отозвался я.
- Вот видишь! – обрадовался Варновский. – Нянька сомневается, а была ли девочка, мать находится в полной прострации и молчит, отчим долдонит о каких-то злых духах, вселившихся в его компаньонов.
- А что, они на самом деле компаньоны?
- Очень своевременный и важный вопрос! Представь себе: ни одной точки соприкосновения, за исключением того, что все они выходцы из одной и той же провинции. Фирма господина Ли производит прохладительные напитки и мороженое, господин… этот самый…
Борис Иванович яростно листнул свою книжку:
- … Сунь Бэнлю занимается жилищным строительством, Чжао Ланьхэ – вывозом мусора, и так далее, и тому подобное. Первый вопрос, пришедший мне в голову, был: что заставило их всех дружно приехать на наш, пусть и международный, экономический форум? Но потом я понял, что вопрос этот не по теме и не по моей специальности, и спросил каждого из них, что они думают о пропаже девочки. Удивительно, но все они дали мне один и тот же ответ: что господин Ли плохой отец, и что, если девочку похитили, то тем самым сделали ей хорошо. Дурдом какой-то!
- А что сказал наш китаец, Василий Иванович? – спросил я, стараясь найти хоть какой-то путь к реальности.
Борис Иванович посмотрел на меня с восхищением:
- Я всегда знал, что у вас светлая голова, доктор Ватсон! Единственным трезво мыслящим человеком в этой компании действительно оказался наш, российский китаец, Фэй Вэйсан, который сразу определил возможного преступника. «Надо искать, - сказал он, - человека китайской национальности, но только не из этой десятки, имеющего недвижимость в России, а точнее, дом или квартиру. И не во всей России, а именно в вашем регионе». Очень умный русский китаец! Во-первых, не сомневается, что эту пакость не мог сделать кто-то их из них, а, во-вторых, знает, что похищенную девчонку в гостинице держать никто не будет. Правда, у меня есть еще одна версия…
- Какая?
- Правдоподобная… Ее могли сразу отправить самолетом на родину, то есть, в Китай. Именно в десять пятнадцать, когда вы катались по городу, из нашего аэропорта стартовал «Боинг» на Шанхай. Правда, я туда еще не добрался, но список пассажиров уже изучаю. Хотя знаю, что документы можно легко подделать.
- Но это же можно легко определить и без документов… До аэропорта дорога длинная. Девочку с такой характерной внешностью могли видеть сотни свидетелей.
- В том то и дело, - грустно отозвался мой друг. – Я забыл тебе сказать, что внешность у нее вполне славянская. Ты разве не обратил внимание на имя жены господина Ли? Ее зовут Эмма, и она коренная жительница Нечерноземья. А девочка Жаньхо – ее дочь от первого брака, по-русски – Жанна Комарова. Но Ли Зихао на самом деле очень любит падчерицу, и ее исчезновение для него большое горе. Уж это я был способен понять, несмотря на всю его мистику…
Отступление второе.
Сказка о добром драконе.
Каждый год в деревню Фэйшуань прилетали четыре дракона.
Дракон Хо был очень злым и нетерпеливым. Если дань ему приносили не вовремя, он начинал выдыхать из себя огонь и сжигал все фанзы вокруг, на расстоянии двух уинов1. Правда, он был не кровожаден и дожидался, пока люди покинут свои жилища. Они стояли на площади и плакали, так как была зима, а среди них были маленькие дети и старики. А дракон хищно улыбался и приступал к трапезе.
Больше всего он любил есть свежие фрукты и тыкву. Ее крестьяне запасали в таких количествах, что живот у дракона Хо вздувался, как огромный шар, а сам он становился таким тяжелым, что даже не мог взлететь и уходил к себе в горы пешком, тяжело переваливаясь по снегу с ноги на ногу.
Дракон, прилетавший в начале месяца Чжун-си2, был самым жадным и свирепым. Его звали Фу. Для того, чтобы ублаготворить его, жители деревни сгоняли на площадь множество овец и баранов, и он пожирал их медленно и долго, зажаривая огнем из собственного чрева. Он очень любил мясо, но коров и коз никогда не трогал, так как вслед за ним в месяц Цзи-цю3 прилетал главный дракон по имени Ки, который обожал пить парное молоко. Утром на улице, ведущей к главной площади села, выстраивалась длинная цепочка женщин с ведрами молока в руках. Они поднимались по лестнице, прислоненной к груди дракона, и вливали молоко в его огромную пасть. Наверху было очень жарко, так как внутри дракона полыхало дьявольское пламя, и многие женщины не выдерживали этой жары и падали вниз без сознания.
В конце месяца Цзи-чунь4 в деревне появлялся четвертый дракон, самый спокойный и тихий. Казалось, что он прилетел просто посмотреть на людей и провести в их обществе несколько теплых весенних дней. Он ничего не требовал и ничего не ел, а только сидел на лужайке у бурной реки и нюхал цветочки. Вокруг него прыгали дети и собирались музыканты, чтобы ублажать его чудными звуками дицзы5 и чжунху.6
Все радовались тому, что дракон такой смирный и добрый, и жалели его, когда ночами он горестно вздыхал и смотрел в небо грустными глазами.
Но потом наступала пора горевать всей деревне: уходя спустя неделю к себе в горы, дракон по имени Ю уводил с собой самую красивую девушку.
Трудно было жителям маленькой деревни каждый год переживать нашествие четырех драконов, но люди не унывали, потому что могли хорошо трудиться и стойко переносить горе. Вот только веселиться после опустошающих набегов им было не с руки, а потому глаза у крестьян из деревни Фэйшуань были грустные, а песни печальные.
И вот однажды в жаркий летний месяц Цзи-ся7 на главной площади деревни появился пятый дракон. Его звали Ши, и он был самый маленький из всех драконов, которые только встречались людям Поднебесной. Он присел возле фанзы бедной вдовы Лянь и вежливо попросил дать ему воды напиться. Выпив целое ведро холодной воды из ручья, он сказал «Спасибо» и закрыл глаза, собираясь, видимо, вздремнуть. Но в это время со двора выскочил, громко визжа, поросенок, которого петух клюнул в нос. Дракон вздрогнул, открыл глаза и, увидев несущегося со всех ног поросенка, рассмеялся. Сначала он смеялся тихо, потом все громче и громче и, наконец, захохотал так, что на деревьях затрепетала листва, а на дороге взвилась желтая пыль. Его хохот пролетел над всей деревней, уперся в гору и вернулся назад оглушительным эхом.
Испуганные люди выбегали из своих фанз и спешили на площадь, чтобы узнать, в чем дело. Но увидев маленького дракона, сидящего прямо на земле посреди площади, который весело смеялся, держась за живот, они тоже начинали смеяться, потому что смех его был так же заразителен, как, например, зевота. И вскоре вся деревня собралась на площади и хохотала, не понимая, отчего и над чем. Теперь над утлыми фанзами грохотал настоящий гром, отчего многие из них начали оседать и рушиться. Но и это не остановило жителей деревни, и они продолжали веселиться, даже когда наступила ночь. А дракону очень нравилось, что такая уйма людей поддерживает его, и смеялся еще заразительнее.
И так прошла неделя, вторая и третья. Рисовые поля зарастали сорняками, некормленый скот погибал в стойлах, купцы обходили деревню Фэйшуань стороной, заслышав несмолкающий хохот. А ее жители, забыв обо всем, даже о том, что им надо есть и пить, предавались веселью, какого не знал мир.
Непонятно, чем бы это кончилось, если бы не ласточка, жившая под крышей древней пагоды, которая стояла на площади. В этом храме давно не проводилось служб, так как монахи тоже заразились всеобщим смехом, и только птицы проникали туда сквозь узкие окна, чтобы не упасть на землю от содрогания воздуха. Они переговаривались между собой, решая, как помочь людям и себе и спасти деревню от неожиданной напасти. И бедная ласточка, у которой в гнезде осталось три птенца, умиравшие от страха и голода, сказала:
- Я знаю, что надо сделать, и я сделаю это.
Она вылетела из храма, сделала круг над площадью, прощаясь с детьми, и устремилась прямо в широко открытый рот дракона. Тот поперхнулся, закашлялся и прекратил смеяться. И тут он сразу вспомнил, что уже три недели ничего не ел, и вежливо попросил вдову Лянь принести ему рисовую лепешку. Вдова с радостью испекла ее, и сытый дракон, отрыгнув огнем, отправился восвояси. Люди постепенно приходили в себя, и им становилось стыдно оттого, что они так долго и глупо смеялись лишь потому, что маленькому дракону Ши стало смешно при виде убегающего поросенка.
Больше всего мучился угрызениями совести местный мудрец Вейж, которого не спасла от всеобщего гибельного веселья даже собственная мудрость.
- Никогда не думал, - сказал он, - что чужая глупость так заразительна, пусть это глупость самого дракона.