Школьная тетрадь

Татьяна Букашкина
 У бабуси был большой с кистями платок, очень нарядный белый ажурный, из натурального шёлка. В семье сохранилось фото, где бабушка с дедом и трехлетней мамой; и в левой руке у бабушки тот самый платок. Она надевала его исключительно по торжественным случаям, потому как очень им дорожила.               



  Всё, что было много лет назад
сны цветные бережно хранят
И порой тех снов волшебный хоровод
взрослых в детство за руку ведет.

Детских снов чудесная страна
людям всем до старости нужна
Только жаль что нам, когда взрослеем мы
редко снятся те цветные сны
               
 из к\ф «Мэри Поппинс, до свиданья!»


   Прошло много лет, и с годами я с особой теплотой всё чаще вспоминаю свое детство, отдельные его эпизоды, прочно врезавшиеся в цепкую в детстве, память.
Все те воспоминания, как приятные, так и не очень, те события, что волновали меня, и  те, о которых поведали мне мои родные; -  я  попыталась отразить на бумаге.
Для удобства изложения, о себе упоминаю в третьем лице.
 В воспоминаниях присутствуют  стихотворные строки, написанные мной в разное время.
Почему школьная тетрадь, вроде, из школьного возраста  давно выросла…
 Да потому, что начинала  свои записи в школьной тетрадке…   и, лучше всего для записей тетрадка – в клеточку!..


Все прошло, и лишь изредка снится…
Только память моя иногда
Всколыхнет вдруг забытые лица,
Воскрешая событий года…

…Чувство нежной любви и опеки
Дорогих моих близких людей
Как и отблески дней тех далеких
Ощущаю с годами сильней!..


1


   Родители ее мамы, - бабуся и дед родом из села Капустин – Яр (Царевского уезда)  Владимирского района, а сейчас, - Ахтубинского района, - Астраханской области (губернии).
Дед с детства постигал плотницкое и столярное дело, работал также на земле: сеял, пахал, косил.
 
Фотография матери деда, Ксении Сергеевны бережно хранится в семейном архиве.
Также известно, что у деда была сестра Катерина, у них  в семье имеется  любительское фото её с  семейством.
 
Хранится и дубликат свидетельства о рождении деда, выданный ему 18 августа 1950 года взамен утраченного, из которого явствует, что Ткачев Семен Евсеевич родился 01 февраля 1897 года в поселке Капустин Яр Астраханской области. Родители: отец – Ткачев Евсей Георгиевич, и мама – Ткачева Ксения Сергеевна.
 
А ее бабушка, Ткачева (урожденная Соловых) Александра Емельяновна, родилась в 1898 году на Пасху, так ей говорила ее мама, точная дата  рождения бабушки была неизвестна.

Православная Пасха – праздник переходящий; в разные годы приходится на разные периоды. Самая ранняя Пасха  – 4 апреля, самая поздняя – 8 мая по новому стилю. И, соответственно, 22 марта  и 25 апреля  -  по стилю старому.
 
Из интернета  она  узнала, что в 1898 году Пасха по старому стилю -  5 апреля, а по новому – 17 апреля.

 Бабуся с детства трудилась, чтобы помочь своей маме  и заработать  на приданое: батрачила на господскую семью. И рукодельничала:  пряла пряжу, чесала шерсть, вязала и на спицах,  и крючком.

 Дед и бабушка - с одного села, у них была «любовь с первого взгляда».
Накануне ее замужества,  ее мама  купила  дочери германскую швейную машинку «Зингер» в деревянном футляре и «справила» приданое.

Для приданого у бабушки имелся сундук, которым она очень дорожила.  Сундук был добротный  дубовый, но тяжеловесный и неподъемный.
 Бабушке очень хотелось забрать  сундук с собой в отъезд, но все  же,  ей пришлось оставить его в Капустине – Яре  у брата Федора Емельяновича Соловых, на улице Жданова, 30.  Со слов бабушки известно, что ее брат Федор был кузнецом.

2

В Махачкалу дед и бабушка  приехали в  двадцатые  годы. Поселились на улице Инженерной № 60 (позднее - Ленина, а теперь - Гамзатова) у хозяина Абрамова в небольшой комнатке с верандой. (Сейчас на этом месте находится мебельный салон «Кристалл» на первом этаже многоэтажного здания №64, протянувшегося на целый квартал до поворота на улицу Ярагского).

У них народилось семеро детей,- три пары близнецов и мама. Мама родилась в 1927 году (тоже - 1 февраля, как и ее отец), и была пятым ребенком в семье.
В первой паре близнецов родилась девочка Мария (как ее звали  родители - Маруся), она была болезненной, «у нее не ходили ножки», так говорила бабуся. Дедуся смастерил ей коляску,  и она передвигалась в ней. Маруся умерла семи лет от роду.

Второй парой близнецов были мальчики – Григорий и Антоний.
Третьей парой близнецов, родившихся уже после рождения мамы, были две девочки: Ленина и Идея. 
Мама говорила, что из близнецов ей запомнилась только Маруся.
 Время было крайне тяжелое, голодное, детки рождались слабенькие, к тому же по двое, были болезненными и поэтому умирали в младенчестве.
Маме повезло родиться одной, и, поэтому,  скорее всего, она  осталась жить. За всех шестерых. На утешение родителям, что  души в ней не чаяли.

Бабуся всегда вспоминала своих деток, часто посещала церковь и всякий раз поручала внучке написать листочек  «О упокоении», для того, чтобы в церкви священник прочел его вслух и произнес заупокойные молитвы.

В листке бабуся, наряду со своими  родителями и другими покойными родственниками, всегда упоминала своих шестерых детей по именам.
Но внучка со временем забыла и имя, и пол ребенка, родившегося с Марусей.

 Сначала дед и бабуся работали на рыбных промыслах. Бабуся рассказывала, как они ездили на промыслы, работали от зари  дотемна, в трудных условиях, вдали от населенных пунктов.

Она рассказывала и про то, как одного из своих деток они  вынуждены были похоронить в песке на берегу моря, так как за береговой полосой  была местность, поросшая камышом.
Они горевали и переживали, что могилка не на кладбище,- что не по-христиански, и слишком близко от воды, - при шторме ее могло унести в море.

Искренне веря в светлое будущее победы мировой революции, дед двух дочерей назвал в духе времени (Идея, Ленина), но в конце жизни он сказал дочери буквально следующее: - «Жизнь станет легче, но люди будут хуже».

Все же большая заслуга родителей мамы в том, что они дали своей дочери возможность учиться в то нелегкое время и получить высшее образование.

Сохранилась трудовая книжка деда, в которой отражена его трудовая биография.
Будучи по профессии столяром-плотником, дед с тридцатых годов по сороковой год работал в Махачкале по трудовым договорам  на Винзаводе, в Электротоке, в Межраймаслопроме, в Дагвесоизмерителе, в Центральном Музее, в Дагпединституте.

А с сентября 1940 года, дед работал на Ремонтно-Механическом заводе сначала плотником, а с 16 августа 1941 года по 23 августа 1944 года работал на оборонку резчиком по металлу.

Работа резчика  по металлу трудоемкая, вредная, дед пилил металл и вручную, вдыхая металлическую пыль. Здесь на этой работе для фронта для победы надорвал свое здоровье.
 
Бабуся носила деду еду прямо на завод. Пайки в войну были скудными ввиду нехватки продовольствия.
Работали, сутками не выходя из цехов, своим ударным трудом стараясь приблизить долгожданный миг победы. Так и пережили войну, не доедая, опасаясь бомбежек, изнурительным трудом приближая победу.
 
Дед был награжден двумя медалями, - «За Оборону Кавказа» № 001212 и «За Трудовую Доблесть» № 008126. Затем дед продолжал работать  на РемМехЗаводе по основной профессии плотника пятого разряда до апреля 1952г.

Последним местом  работы деда в трудовой книжке указана школа № 4, но в шестьдесят лет уйдя официально на пенсию, дед продолжал работать, что достоверно известно, но записей в трудовой книжке об этом нет

Со времен Первой Мировой войны у деда  также хранились заслуженные награды: солдатские георгиевские кресты (правда,- третьей степени они были или четвертой, и в каком количестве - ей неизвестно, но их было не менее двух).
 
В советское время отношение к царским наградам было неоднозначное. Георгиевские кресты, как  награды, властью попросту не признавались, - это немаловажное обстоятельство вынуждало деда периодически  прятать и перепрятывать их. В конечном итоге они не сохранились.

Дедуся и бабуся пережили тяготы военных лет. На протяжении всей своей жизни стойко переносили удары судьбы, к сожалению, не только в переносном смысле.
Как-то холодным вечером, по дороге домой, в двух кварталах от своего жилья,  дед стал объектом внезапного нападения какого-то злоумышленника; - от удара сзади по голове неким увесистым предметом дед потерял сознание. Очнулся среди ночи от холода – в каком-то закутке неподалеку от места нападения, без верхней одежды, обуви и денег.
 
В семидесятом году, когда их семья  жила на Советской, аналогичному нападению подвергся  ее отец, возвращаясь вечером с работы. Внезапный удар по голове свалил его с ног, надолго лишив сознания. Отец носил фуражку, она несколько смягчила удар, но  была мокрая от крови.  Добычей преступника стали деньги.

3

 Улица Ленина ранее была Инженерной, так как на ней располагалось Военно-инженерное Управление. В шестидесятые годы улицу переименовали. Бабуся рассказывала про Соборную площадь и про Собор Александра Невского, возвышавшийся на этой площади.  От  площади вела улица, тоже названная Соборной (ныне – Оскара).

Прежде всего, она верит своей бабушке, которая показывала ей то место, где находился  Собор Александра Невского. Это на углу улиц Маркова (ранее Садовая) и Капиева. Там, где начинается спуск по ступенькам к морю, с левой от  спуска стороны.

На месте Собора в конце двухтысячных построили многоэтажный элитный дом, скорее всего Совминовский.
Собор Александра Невского был намного больше нынешнего Свято-Успенского Собора, что в Махачкале Первой.

Так вот, Собор  от прихожан сначала закрыли, и по приказу сверху, использовали как склад, а в начале 1952 года Собор Александра Невского был снесен (взорван).
В то время Автономным Дагестаном руководил Даниялов. Как только республиканские власти вознамерились обосноваться на Соборной площади в новом здании, которое планировали построить именно там, то соседство с Собором, пусть даже в качестве складских помещений, видимо, сочли неуместным.
 
Среди общественности города поползли слухи о верующих, обратившихся к властям с просьбой о возврате им Собора.
Как ни парадоксально, но их просьба  якобы и послужила основной причиной  сноса Собора.
 
Рядом с Собором был захоронен первый его настоятель, на массивном надгробии имелась надпись старославянским шрифтом.
Перезахоронили ли настоятеля – неизвестно.

4

Когда она оставалась ночевать у деда и бабуси, ей не нравилось, что  в комнате на ночь затворяли ставни, и воцарялась непроглядная тьма; она начинала капризничать и не сразу засыпала в кромешной темноте, хотя спала не одна, а с бабусей.


 А вот из приятных воспоминаний: неизменно перед сном бабушка наносила на кожу лица отбеливающий крем «Метаморфоза» из круглой стеклянной баночки с пластмассовой крышечкой.

Дед уходил на рыбалку затемно, часа в три,- полчетвертого  утра. Зачастую брал с собой  внуков, когда те оставались с ночевкой: они любили спать на веранде.
 Бабуся тоже вставала до рассвета и принималась хлопотать по хозяйству.
А она, внучка,  просыпалась уже с рассветом от аппетитных запахов, доносившихся с веранды, плеска воды и звяканья посуды, и -  бабуся, в неизменном белом платочке, фартуке, суетящаяся возле кухонного стола с керосинкой.

Позавтракав,  они с бабушкой, как правило, собирались на море, к тому месту, где на берегу из-под воды виднелись большие в зеленых водорослях камни, на которых и рыбачил дед.
Это как раз напротив здания милиции, что на Пушкина, 25,  возле железной дороги, по которой время от времени  проносились  поезда.

Чтобы преодолеть расстояние от здания милиции  до моря, надо было перейти железнодорожные пути, спуститься  по крутому, почти отвесному склону к морю, и пересечь полосу уже нагретого солнцем песка, достигнув, наконец, камней, где рыбачил дед.
Дед поднимался по склону, а  также спускался к морю при помощи бамбукового спиннинга, опираясь на него. Улов  деда  бывал  внушительным.  Его объемистая сумка из кирзы всегда была  наполнена рыбой.

Бабуся любила выращивать комнатные растения. Фикус, алоэ (столетник), герань красовались в разнообразных горшках на широком подоконнике  веранды.
 В  комнатке, возле  окна, на стене в углу у потолка на полочке блестела окладом  иконка.
Перед ней – лампадка, сбоку – вазончик с вербушкой. С полочки  свисал уголок белой кружевной салфетки.
Под образом  у  окна находился сундук.  А над кухонным столом,   втиснутым в проем между окном и дверью, на стене висел черный диск радио.
 
Позднее, в начале шестидесятых  старое радио сменили на новое, с регулировкой  громкости. Бабуся ставила радио на широкий подоконник окна  на маленькую табуреточку, чтобы  на веранде, занимаясь стряпней, слышать его.
В середине комнаты размещался стол, накрытый  клеенкой  поверх белой вышитой скатерти. С потолка на стол свисала лампа под абажуром,  освещая его поверхность, оставляя в тени все остальное.

 По обеим сторонам стола вдоль стен, - слева от входа: размещались шифоньер и бабушкина кровать с кружевным подзором и ворохом подушек под такими же кружевными накидками; справа – деревянная  тахта деда, заправленная солдатским  одеялом, и, рядом с дверью, слева - печь.
У противоположной глухой  стены, между тахтой и кроватью помещался комод, верхняя часть которого была прикрыта кружевной накидкой. На комоде в центре – настольное зеркало. Слева от зеркала  – зингеровская швейная машинка в  футляре. Справа – деревянная  шкатулка с  документами и фотографиями.

Приходя к бабусе, помогая ей при уборке, она всякий раз  протирала и полировала комод тряпочкой, смоченной в растительном масле.

 На стене возле комода были развешены многочисленные семейные фотографии в рамках  разных размеров.
 Бабуся всегда являлась инициатором их совместного визита в фотоателье, и  благодаря ее стараниям теперь в их семье  хранятся эти семейные фотографии.

От бабушки ей известны эпизоды, связанные  со  швейной машинкой «Зингер». 
Это было накануне её замужества еще в Капустине  Яре.
Время было смутное, неспокойное; и от лихих людей, время от времени внезапно появлявшихся в поселке, бабушке, не раз  приходилось прятать свою машинку, бросая ее в подпол на картошку.

А вот случай произошедший в Махачкале,-  тогда жилье деда и бабушки обокрали. 
Воры, в их отсутствие, сбили навесной замок на входной двери и вынесли все ценное: перину, подушки, постельное белье, верблюжью шерсть, отрезы на платье, верхнюю одежду, отложенные деньги. Украли было и машинку, но потом бросили в грязи неподалеку: видимо, она оказалась для них непосильной ношей, - на нее и наткнулась бабушка, возвращаясь домой.

Дед все время  трудился, обеспечивал свою семью, внуков, считая это первоочередной своей обязанностью. Смастерил ручную тележку-тачку, на которой привозил продукты с рынка.
Когда дед покупал мясо, то кости после варки мяса не выбрасывались, дед сдавал их в обмен на изготовленный из костной муки столярный клей для своей работы
Вся мебель в жилье деда была сделана его руками, у него дома было много плотницких и столярных инструментов, он мастерил столы, комоды, сундуки, стулья, табуреты из благородных пород дерева (дуб, бук, береза). Соседи звали его  чинить или мастерить мебель.

Дед любил слушать радио, особенно «последние известия», читал газеты, интересовался политикой и общественной жизнью.
Когда  с дедом  они проходили вдоль железной дороги, то, увидев  куски антрацита, упавшие с проходивших товарных составов, он подбирал  их и складывал  в свою большую сумку из кирзы.

Как-то раз дед собрался на улицу  26 Бакинских комиссаров (ныне, - Ярагского) навестить своего знакомого и взял с собой её.

Два-три квартала они шли по правой стороне улицы мимо строений с четными номерами, пока не оказались у двухэтажного  почерневшего от времени деревянного барачного строения, с таким же мрачным, как и дом, покосившимся забором. 
Из калитки в заборе вдруг появилась женщина, у которой дед спросил про своего знакомого, и узнал, что тот недавно умер. 
Весь обратный путь до дома дед молчал: чувствовалось, что он был очень расстроен.

В начале июня 1964 года деда в очередной раз госпитализировали  в первую городскую больницу.
Вход в больницу - с улицы, там, в определенные часы была постоянная толчея; то очередь к окошечку во входной двери, чтобы передать передачу, то -  на посещение. Белых халатов на всех не хватало, а без них в больничный корпус не пускали.  Поднимаясь на второй этаж, уже с лестницы  ощущался  запах карболки и кипяченых шприцев. 

Дед лежал в крайней палате на втором этаже, справа от входа с лестничной клетки в коридор. Они все не раз навещали деда в больнице, носили передачи, но чаще всего, - два раза в день,- к нему  приходила  бабушка.
Вот также 26 июня утром бабуся пришла к нему и принесла вишневый кисель.
  Дед лежал не в палате, а в коридоре второго этажа больничного корпуса. На ее вопрос: почему,- ответил, что  в коридоре ему лучше. Пояснил; в палате, где много людей, ему не хватало воздуха.
Он с аппетитом поел, сказал, что ему полегчало, бабуся обещала в обед принести вареников с вишнями.

Когда же  она пришла к нему в обед, ей равнодушно сказали: - А Ткачев Семен умер.
О том, что  умирающих пациентов медики выносили в коридор,  бабушка узнала лишь после смерти деда.
 
После смерти тело деда сразу же увезли на вскрытие в судебно-медицинскую экспертизу, - она в те годы находилась  на углу Советской и Гамида Далгата.
Похороны деда были на третий день, похоронная процессия  шла по Ленина, через центральную площадь, затем по Гаджиева, свернув на Буйнакское шоссе, где находилось кладбище.  Наряду с родными в  последний путь деда  провожали  многочисленные соседи и сотрудники родителей.  Весь путь до кладбища они следовали за медленно едущим грузовиком ГАЗ 51с опущенным задним бортом, где в кузове в гробу покоилось тело деда. Рядом у гроба сидели внуки.
В свои десять лет она в первый раз в  жизни оказалась на похоронах близкого ей родного человека, своего любимого  деда. 
В те дни она впервые задумалась о смерти, обратив свой взор на высокое звездное небо; представив на мгновение, что и она вот также когда-то умрет, как и он.
И ее уже никогда и нигде не будет… Никогда!.. Сердечко ее сжалось от смятения и  жалости: к себе, к умершему деду, к бабусе, к родителям… Смерть деда явилась для нее трагедией, которую она, особенно первое время, болезненно переживала.
Дедуся и бабуся всегда мечтали о своем жилье, не сидели без дела, трудились, а судьба сложилась так, что сорок лет они вместе прожили в казенной комнатушке, в общем дворе на Ленина,60

До получения квартиры от государства дед не дожил, а бабуся хоть и дождалась, но уже  болела и не прожила в своей новой однокомнатной квартире (Калинина №36  кв.65) и года.
Ее болезнь обострилась осенью 1972 года.

После того как, выйдя на лоджию, чтобы развесить для просушки белье, она оказалась запертой на ней: - по нелепой случайности  дверь лоджии неким образом сама собой закрылась на задвижку. Очевидно, порывом ветра дверь захлопнуло: задвижка сотряслась и сдвинулась.

И бабусе до прихода внука с работы пришлось провести несколько часов на открытой не застекленной лоджии, она замерзла,  и к его приходу уже скверно себя чувствовала.
Еще в старом жилище на Ленина бабусю донимало левое плечо,  то ноющее, то немеющее. Время от времени внучка  массировала бабушкино плечо, и бабусе вроде бы  становилось легче.

Состояние ее здоровья ухудшалось день ото дня, участковый врач написал направление  в больницу  (Р.К.Б.), где у бабуси почему-то дважды взяли пункцию (спинномозговую жидкость), якобы уточнить диагноз.
Неужели первого раза было недостаточно, чтобы определить роковой диагноз: рак левого легкого.  В конце концов: диагноз можно было поставить и по данным анализов и снимку.

После пункций бабусе стало намного хуже,  оставаться в больнице она не захотела и мама  привезла ее домой.
 Видимо, бабуся  боялась умереть в больнице, как умер дед, среди чужих людей и больничных  стен, очевидно, эта мысль не раз посещала ее; она горько сожалела о том, что в момент его смерти ее не было рядом с ним.

Сначала бабуся вставала с постели, но с зимы слегла окончательно,  а к весне  была уже в бессознательном состоянии вплоть до самой смерти 29 апреля 1973 года.

В сундуке у бабуси хранились новые вещи «на смерть», как она  говорила. Зеленое платье  в  цветочек, которое  сшила сама, беленький платок, нижнее белье, простые чулки, кожаные чувяки и вышитое гладью белое покрывало.

Второго мая ее хоронили.  Похороны  тоже были по старому народному обычаю: также медленно двигалась грузовая машина с гробом  до самого кладбища и родные, и соседи медленно шли, провожая бабушку в последний путь. Только соседей было значительно меньше, нежели на похоронах деда. 
Если в их старом дворе на Ленина  были все на виду, то на Калинина соседи  расселились по всему большому  дому, и многих из них  стало не видно и не слышно.
Было тяжело осознавать, что со смертью бабушки окончательно ушло детство, и  то замечательное незабываемое время, когда чувствуешь себя и легко и счастливо.

Поистине: со смертью стариков уходит детство, со смертью родителей – молодость.
Но остается  память. И пока ты живешь на свете, живет и твоя память о дорогих тебе людях, и сознание этого помогает тебе в трудные минуты жизни, что очень важно.  Незрима и прочна связь родства с ними, потому что ты - их продолжение.
 
К истокам:
праотцам-прадедам
                ведет связующая нить…
И мы не вправе предавать ее забвенью,
 
И, более того,
               
     нам важно
                укрепить ее
                и сохранить!..

У бабуси был большой с кистями платок, очень нарядный белый ажурный, из натурального шёлка.
В семье сохранилось фото, где бабушка с дедом и трёхлетней мамой; и в левой руке у бабушки тот самый платок. Она надевала его исключительно по торжественным случаям, потому как очень им дорожила.

Когда бабушки не стало, мама продала платок на барахолке первого рынка, он был как новый, и на него сразу же нашлись покупательницы, - мать и дочь.
Вместе с платком были проданы и бабушкины серебряные серьги с крупными красными камнями.

  -  продолжение следует  -  http://www.proza.ru/2013/01/01/265