Молодая, но ещё хорошенькая барышня, нежно прижимая к спине заговорённое верблюжье копытце, нервно вглядывалась в близорукое окно избушки, ведущей на снежную от зимы улицу.
Всё близилась волшебная новогодняя ночь под Рождество: кругом и всюду исполнялись колдовство и тайные обряды познания грядущего жениха среди тёмных лесов и слоёв деревенского населения местности…
«Кто то он будет?» - думала прекрасная селянка, трясь изумительно-розовым носиком без трёх чёрных точек о сказочные узоры на оконном стекле внутри оконной рамы, намертво вмурованной в оконный проём дома, в эпицентре которого, среди убогого интерьера и пребывала, скудно живя, измученная предчувствием любви девушка, - «Рыцарь на белой папахе или неведомый герой из дальних стран в усах по колено, в залихватски заломленными за ухо обшлагами валенках?»
Вдруг в полынье заиндевелого стекла, продышанной горячим от ожидания счастья девушкиным дыханием замаячил таинственным маяком надежды на светлую будущность некто покуда непознанный, неузнанный. Вмиг утратив дар речи и остатки девичества, девушка, крестясь на занесённые во тьме ульи и щедро лья свечиный воск в кофейную гущу, раскинула карты…
«Он!» - застучало кулаком в сенях сердце бессмысленной, высокой любви, - «Он!».
К вечеру дверь отворилась, и на пороге, весь в дымящемся от не пойми чего розовом тулупе предстал на пороге, яростно отбиваясь от виснувших на спине собак, летучих мышей, пары пехотинцев и паровой молотилки, распрекрасный прынц, среди которого счастливая возлюбленная пара отчётливо узнала пастуха Тита, умевшего мастерить замечательные дудки из гобоев и волторн, скраденных прошлым летом в сельском клубе знакомств.
- Ааааа… - молвил Тит, отрывая свою зазнобу примёрзнувшими пальцами от ветрового стекла мельницы. Их губы, лица и плечи слились в тяжком и долгом поцелуе, который так говорил о многом, утаивая о пустяках. Трепеща, как мотыль вокруг лампады, девушка, как могла, встречала свою судьбу с распростёртыми руками объятий, в жарких ладонях которых меркло всё от света до самой тьмы…
Всепоглощающая страсть, клокоча в жгучих венах, постепенно утихала, перерождаясь в великую и вечную привычку жизни…