Вступление к детективной повести о том,
как надо чутко относиться к чужому мнению
и особенностям национального характера.
Недавно я пришел к выводу, что детективы надо уважать.
Это случилось во время моего отпуска, когда я ездил в Москву на встречу однокурсников.
Получив по интернету приглашение на эту встречу, я решил не ездить туда, так как журналистом я работал самую малость и особых высот в этой профессии не достиг. Но моя жена Ника настояла, чтобы я принял участие в этой встрече, потому что, как она считает, хорошим экскурсоводом я стал только благодаря тому, что обучался на журфаке МГУ.
В вагоне метро я с удовлетворением отметил, что москвичи не изменили своей привычке читать в этом виде транспорта и, присмотревшись к ярким обложкам, пришел к выводу, что читают они, в основном, детективы. Среди них я нашел даже свой первый опус, который я называю «литературной шалостью человека, которому надоело быть серьезным».
Мой детективный роман «Мафия Небесных Братьев» читал парень в очках и тенниске с логотипом футбольной команды «Зенит». Он сидел напротив меня, и когда место рядом с ним освободилось, я пересел к нему. Он был так увлечен чтением, что не обратил на меня никакого внимания, даже не повернув в мою сторону головы. Дождавшись, когда он оторвется от книги, прислушиваясь к объявлению станций, я спросил его:
- Ну, и как детектив?
- Барахло, - безапелляционно заявил он.
Я не огорчился таким отзывом о моем детище, помня русскую мудрость о том, что «на вкус и цвет товарищей нет», и продолжил беседу в том же доброжелательном тоне:
- А зачем тогда читаешь?
- Интересно, чем все это закончится, - ответил он. – И язык хороший.
«Это уже что-то, - подумал я, - если интересно. А насчет языка ты загибаешь, так как, вероятно не читал Толстого».
- И еще здесь очень правдиво описана эпоха восьмидесятых, - девяностых годов, - добавил он раздумчиво.- Смена формаций и мышления совкового общества.
«Ого! - завертелась у меня в голове радостная мысль. – Значит, я отразил в своем детективе целую эпоху. А я этого и не заметил».
- А ты какого года рождения, что так хорошо знаешь совковое мышление? – спросил я.
Парень был, вероятно, предрасположен к беседам и дискуссиям в метро и ответил мне охотно:
- Вообще-то, я родился в девяносто втором, но предки у меня типичные совки. Отец тоже ездил на картошку, когда учился в институте, а мать тоже была влюблена в одного препода из своей бурсы. Они в один голос утверждают, что эта книга очень правдивая и написана талантливым человеком.
Бочка бальзама пролилась на мою душу, и я подумал, торжествуя и грустя:
«Ага, значит, дело в смене поколений. Твоим родителям интересно узнать себя в моих героях, а тебе – чем кончится детективная фабула этого произведения. Надеюсь, что когда ты дочитаешь его до конца, ты поймешь, как тесно связаны воедино криминал и наша повседневная жизнь»
Когда объявили его станцию, парень сделал закладочку на странице, которую читал, и аккуратно положил книгу в полиэтиленовый пакет с логотипом того же «Зенита».
Это тоже было мне приятно, потому что я был свидетелем, как многие читатели просто оставляли недочитанные детективы на сидениях.
В Москве я остановился у своего давнего приятеля Сергея Бернштейна, бывшего аспиранта, а затем преподавателя на моем факультете. Именно он, будучи нашим руководителем во время картофельной эпопеи в подмосковном совхозе, познакомил меня с девушкой, которую я любил издалека.
Он совсем недавно вернулся из Израиля, и это его возвращение было для меня загадкой, так как я хорошо помню тот день, когда Сергей уезжал на землю обетованную. Он прощался с Россией навсегда, и все это выглядело, как прощание с нелюбимой женщиной.
Теперь он жил в большой и хорошей квартире в Бирюлеве с женой и двумя дочерьми, но уже не преподавал, а занимался каким-то бизнесом. Принял он меня очень тепло, и за роскошным ужином, устроенном в мою честь, я спросил его:
- Ты почему уехал из Израиля?
Сергей Давидович был очень прямым человеком, сказавшим мне когда-то без обиняков, что у моей любимой девушки есть любовник. И сейчас он ответил мне быстро и честно:
- Там очень жарко и очень много…. евреев…
- А ты кто такой? – спросил я удивленно. – Разве не еврей?
- Еще какой! – грустно ответил он. – В седьмом колене. А дальше мне не позволили заглянуть отсутствие запротоколированных сведений и моя скромность. Представь себе ситуацию, если я вдруг объявлю, что человек по фамилии Бернштейн был замечен в окружении Христа.
- Так какого же ты…! – горячо воскликнул я, вспомнив ту гулянку, которую он устроил по случаю своего отъезда на родину предков.
- Мне было скучно среди них, потому что их было много, - сказал он и налил в бокал токайского вина. – А я был один, такой непохожий на них. Потому что я читал совсем другие книги, чем они. Например, «Историю КПСС». Или «Малая Земля» товарища Брежнева. Я смотрел другие фильмы. Они тоже смотрели «Рублева» Тарковского, но никогда не видели, например, кинокартину «Весенний призыв». А я считаю, что это хорошее кино, которое им не понять…
Я бы, наверное, разрыдался или набил ему морду, так как, наглотавшись токайского, не мог понять, шутит он или говорит правду.
Положение спасла его старшая дочь, которая вошла в комнату и сказала:
- Па, нам на лето задали прочесть «Анну Каренину». Можно я скачаю у тебя из интернета краткое содержание. А то мой комп что-то глючит.
- Он глючит потому, что ты ищешь там всякие гадости, - грустно сказал отец семейства. – А «Анну Каренину» ты не пробовала прочесть в оригинале?
- Пап, да ты что?! – возмутилась дочь. – Она такая толстенная! У нас такие книги в классе никто не читает. Даже отличники.
- Ну, тогда скачивай, - обреченно разрешил Сергей.
И вот тогда я понял, что надо уважать детективы.
Потому что их еще читают.
Пусть даже только в метро.
Глава первая.
С Васей-китайцем я познакомился прошлым летом у нашего офиса на Курортном проспекте. Утро было прохладным, и я прошел пешком неблизкое расстояние от своего дома до работы, хотя обычно подъезжаю туда на маршрутке.
У входа в контору ко мне подошел узкоглазый мужчина небольшого роста, которого я сначала принял за одного из гастарбайтеров, работавших дворниками в соседних многоквартирных домах.
- Извините, это вы - экскурсовод Старков? - на приличном русском языке обратился он ко мне.
- Да, - ответил я, с интересом разглядывая его подвижное лицо с умными, спокойными глазами.
- Мне сказали, что только вы один можете провести экскурсию на английском языке, - сказал он, вопрошающе глядя прямо в мои глаза. И хотя взгляд у него был очень доброжелательный, мне почему-то стало не по себе.
- Почему же я один? – ответил я, отворачивая в сторону голову. - У нас почти все экскурсоводы говорят по-английски.
- Значит, меня неправильно информировали, - тоскливо заметил он. – Но, если так уж получилось, я все же буду просить вас провести экскурсию по городу для группы китайских бизнесменов.
- Я не возражаю. Заходите в офис. Диспетчер сообщит вам время, когда я буду свободен, вы оплатите экскурсию в бухгалтерии, и в назначенный час я заеду за вашей группой. Вы в каком отеле остановились?
Китаец замялся:
- Понимаете, господин Старков, эти люди очень заняты, потому что в ваш город они приехали по важным делам. Даже то, что они ждут меня сейчас, влетит им в копеечку. Посмотрите, как они волнуются.
Я взглянул туда, куда он указывал своими глазами, и увидел группу людей, человек десять – двенадцать, стоявшую под пыльной пальмой. Они все были одеты в одинаковые белоснежные рубашки и о чем-то оживленно и нервно разговаривали, размахивая руками.
- Очень жаль, но больше ничем помочь не могу. Я вам рассказал, что надо сделать, чтобы заполучить меня в качестве гида, - сказал я и собрался продолжить мой путь, но китаец взял меня за рукав:
- Извините, а разве вы никогда не работаете так… налево?
Я усмехнулся:
- Если я пойду работать, как вы выражаетесь, налево, то в одном из наших здравниц меня будет напрасно ждать группа уважаемых людей, не заслуживающих такого отношения к ним. Вы меня поняли или я говорю недостаточно ясно?
Китаец обворожительно улыбнулся:
- Вы говорите немного сложно для меня, но очень красиво и убедительно. Но… Войдите в мое положение. Ко мне приехали мои земляки. Когда я был бедным, босоногим мальчишкой, кое-кто из них жили очень хорошо, потому что их папы занимали важные партийные посты. А теперь они преуспевающие бизнесмены. Я тоже стал бизнесменом, но только благодаря себе, и не у себя на родине, а в России. И я хочу показать им, что тоже чего-нибудь стою. Я привез их сюда на моем микроавтобусе прямо из ресторана, где кормил и поил за свой счет. И для меня будет трагедией, если экскурсия, которую я запланировал для моих друзей, сорвется.
Я взглянул на часы: рабочий день начинался через десять минут.
- Хорошо, пойдемте со мной. Вас как зовут?
- По-китайски я – Фэй Вейсан, а по-русски - Василий Иванович. На нашем рынке меня зовут просто Вася-китаец.
- Приятно было познакомиться. Меня зовут Евгений Михайлович. А фамилию вы знаете.
В офисе было прохладно и тихо. Даже телефоны молчали, предчувствуя бурный день. А бурю в этом спокойном мире турбизнеса должен был поднять я.
- Олечка, - пылко обратился я в нашему диспетчеру, которая готовила свое рабочее место к трудовым подвигам, - надо помочь китайским товарищам…, то есть, господам. Они хотят, чтобы я провел для них экскурсию по городу на английском языке.
- Поможем, - охотно отозвалась милая девушка и заглянула в компьютер. – Завтра, в шестнадцать тридцать. Сколько их человек?
- Олечка, это неважно, - взмолился я. – У них свой микроавтобус, который стоит прямо напротив нашей конторы. Это деловые люди, каждая минута которых стоит миллион долларов. Замени меня на моей первой экскурсии резервным гидом, как будто я помер, а?
- Типун вам на язык, Евгений Михайлович, - возмутилась Оля. – Без Ларисы Николаевны я ничего решить не могу. Вы хотя бы знаете, с кем у вас первая экскурсия?
- Понятия не имею.
- С отдыхающими из санатория имени Крупской.
- А что есть еще такой? – удивленно спросил я, потому что названия санаториев менялись так часто и так быстро, что я не успевал их запомнить, несмотря на то, что почти всю жизнь прожил в моем родном городе.
- Есть. И отдыхают там отнюдь не дети…
Она с подозрением посмотрела на моего спутника, но все-таки решилась выдать государственную тайну, сказав вполголоса:
- … а сотрудники Федеральной службы безопасности.
- Ну, этот контингент нас поймет, - весело сказал я, чтобы привести девушку в чувство. – Они знают, что зарубежным инвесторам надо помогать, чтобы они помогли нам. Правильно, Василий Иванович?
- Правильно! - радостно ответил Вася- китаец.
- Тогда мы пошли к Ларисе Николаевне. Она у себя?
- Давно уже, - грустно ответила девушка. – Она, по-моему, и дома не ночевала.
Оля была дочерью моей директрисы и очень печалилась, когда видела, как ее мама самоотверженно отдает всю себя работе.
Лариса Николаевна настолько ушла в мир каких-то бумаг, что, даже не взглянув на нас и сказав: «Здравствуйте! Присаживайтесь!», продолжала щелкать допотопными счетами, что-то тихо бубня себе под нос. Компьютерами и калькуляторами она никогда не пользовалась, хотя неукоснительно требовала этого от всех сотрудников своей турфирмы, куда даже пригласила на работу лучшего программиста города.
- Так что у вас? – спросила она, наконец, когда у меня пропала вся надежда на то, что она обратит на нас свое драгоценное внимание.
- Лариса Николаевна, - обратился я к ней в просительно-требовательном тоне, - группа иностранных туристов обратилась в наше агентство с просьбой провести экскурсию на английском языке. Они настаивают, чтобы эту экскурсию провел я, Старков Евгений Михайлович.
Последнее разъяснение я посчитал нужным добавить, будучи почти уверенным, что она в данный момент не видит, кто сидит перед ней.
- Так в чем же дело? – строго спросила она, не поднимая взгляда. – Проводите.
Мне надоела эта игра в отгадки с завязанными глазами, и набрался смелости указать директрисе на невнимание к иностранцу, пусть даже прожившему в России энное количество лет.
- Лариса Николаевна, - сказал я - у вас в кабинете находится гражданин Китая, который, надеюсь, сможет объяснить вам, в чем дело.
Эти слова буквально потрясли руководительницу нашего агентства. Она резко подняла голову и сразу же попыталась улыбнуться сидящему перед ней Васе – китайцу.
- Уважаемая Лариса Николаевна, - расцвел в ответной улыбке наш проситель, - я всегда знал, что ваша фирма лучшая в городе. Поэтому я и обратился к господину Старкову, чтобы он провел экскурсию для моих друзей из Поднебесной. Я знаю, что он лучший экскурсовод на всем Черноморском побережье и что через пятнадцать минут его ждут уважаемые люди из санатория Крупской. Но у меня на улице стоят десять не менее уважаемых бизнесменов из моей страны, которые очень хотят посмотреть ваш город и послушать рассказ о нем уважаемого Евгения Михайловича. Это вопрос моей жизни и смерти, так как, если экскурсия не состоится, на моей родине совсем перестанут уважать меня, а что такое человек без уважения?
Василий Иванович становился многословным, и я решился прервать его и задать моей начальнице прямой вопрос:
- Так что вы решили, Лариса Николаевна?
Видимо, трогательная речь нашего гостя смогла убедить мою директрису изменить давнюю традицию нашей конторы: посылать Старкова туда, где на него записались раньше, и она решительно сказала:
- Езжайте, только предупредите Олю, чтобы она нашла вам замену для санатория имени Крупской.
- Спасибо, мадама Щербаева, - запел Вася-китаец, сложив ладони у себя на груди. - Я буду вам обязан по гроб жизни.
Лариса Николаевна нахмурилась: во-первых, она терпеть не могла подобных льстивых и многообещающих благодарностей, а, во-вторых, была очень образованной женщиной, ходила в оперу и знала, что на Востоке приличных женщин «мадамой» не называют.
Когда мы вышли на пятачок, где нас ожидали китайские бизнесмены, никто из них даже не посмотрел в нашу сторону, перестав, видимо, надеяться на благоприятный исход дела. Разговаривать они, судя по всему, тоже устали и сейчас являли собой подобие группы скорбящих родственников, ожидающих «выноса тела».
Василий Иванович бодро подкатился к ним, и подобострастно улыбаясь и заглядывая в их глаза, попытался обрадовать их известием о замечательной экскурсии, которая пройдет под моим чутким руководством. Именно так я воспринял те птичьи фразы, с которыми обратился Вася – китаец к своим соотечественникам. Но эта весть нисколько их не утешила, и они продолжали смотреть на своего собрата своими прищуренными глазами, которые по причине своей узкой конфигурации всегда казались мне злыми.
Я решил придти на выручку незадачливому организатору экскурсий для бывших друзей из Поднебесной и, подойдя к группе бизнесменов, обратился к ним с приветствием на английском языке. Мое произношение, беглость речи и очень вежливые ее обороты благотворно повлияли на настроение наших гостей, и все они дружно мне улыбнулись.
Через пять минут мы катили по улицам нашего прекрасного города, и я с вдохновением рассказывал китайским друзьям о том, кому раньше принадлежали особняки и санатории, кто отдыхал в них в прошлом столетии и кто отдыхает сейчас.
Экскурсанты слушали мой рассказ очень внимательно и постепенно под влиянием открывшейся перед ними красоты избавились от мрачного состояния духа и оказались простыми, жизнерадостными людьми, для которых ничто человеческое не чуждо. Особенно привлекали их стихийные базарчики, который возникают в нашем городе в местах наибольшего скопления туристов. Там они покупали баночки с медом, тут же пробовали его и, вероятно, от удовольствия громко смеялись. Потом им захотелось испробовать чего-либо из кавказской экзотики, и когда я посоветовал им купить чурчхелу, она исчезла с прилавков бабулек с быстротой молнии. Я сделал вывод, что мои подопечные привыкли прислушиваться к чужому мнению, особенно если это мнение аборигена. Затем я удивился их рациональности, граничащую со скупердяйством: китайские бизнесмены съели одну палочку чурчхелы на всех, а остальные упрятали в сумки, аккуратно завернув их в полиэтиленовые пакеты. На каждом пакете они зачем-то написали какие-то то ли цифры, то ли иероглифы.
На набережной они дружно принялись ухаживать за гулявшими там девушками, задавая им по-русски один и тот же глупый вопрос: «Маша, как тебья зовут?» Слава богу, что они совсем не понимали нашу речь и радовались любому ответу местных и приезжих красоток. Некоторых из них посылали их куда подальше с такой милой улыбкой, что казалось, что они приглашают посланцев Востока прямо к себе в постель.
Мне даже понравилось такое сочетание серьезного отношения к нашим достопримечательностям и веселой непосредственности, и я провел свою экскурсию раскованно и весело. Через три часа мы распрощались, испытывая чувство взаимного удовлетворения и уважения самобытности наших народов. Все десять экскурсантов даже вышли из микроавтобуса, чтобы тепло пожать мне руку и пролопотать слова благодарности на своем птичьем языке. Вася-китаец не принимал участие в этой церемонии, а стоял чуть в стороне и довольно улыбался. Затем, когда поток благодарности наконец иссяк, он подошел ко мне и сказал, усиленно встряхивая мою руку:
- Я не зря сегодня так постарался. Моим друзьям очень понравилась ваша экскурсия, и теперь они будут уважать меня. Передайте мое спасибо Ларисе Николаевне и примите от меня подарки для нее и для вас.
Я уже начал делать протестующий жест, так как никогда не брал от своих клиентов никаких подарков, но тут заметил, что Василий Иванович протягивает мне две тоненькие книжки, на обложках которых был изображен свирепый дракон с добрыми глазами. Название книги было напечатано красными буквами, напоминавшими китайские иероглифы: «Сказки селения Фэйшуань»
- Эту книжку перевел с китайского мой старший сын, который сейчас учится в пятом классе. Когда к нему приходили в гости русские дети, он пересказывал им сказки из его любимой книги, по которой он изучал китайский язык. Он родился в этом городе, и я не настаивал, чтобы он говорил по-китайски, но он сам захотел знать свой родной язык и заставлял нас с женой говорить на нем. В семь лет он выучил все иероглифы и прочел эту книгу, единственную китайскую книгу в нашем доме. А сохранилась она у нас потому, что ее написал его дед, а мой отец Фэй Джинхэй. Он записал все сказки нашего села, а одну сочинил сам: о том, как идеи Мао Цзедуна помогли бедному крестьянину одолеть злого дракона. Именно благодаря этой сказке, его книга была издана в нашей провинции тиражом в пять тысяч экземпляров. Мой маленький сын так живо и интересно переводил их на русский язык, что я стал записывать за ним, в результате чего и получилась эта книга, которую я хочу подарить вам и госпоже Щербаевой. Я издал ее на свои деньги, совсем не для продажи, нет. Я дарю ее моим русским друзьям и знакомым, чтобы они знали, какой мудрый и добрый наш народ. И еще я хочу, чтобы они помнили моего отца, меня и моего сына.
Я искренне поблагодарил его за подарок, ибо всегда считал и считаю, что дарить книги – это единственная прекрасная традиция, которая должна сохраниться со времен Советского Союза, когда книги были огромным дефицитом.
Экскурсий в тот день у меня больше не было, и я отправился домой, благо что расстались мы с китайцами в двух шагах от моей родной платановой аллеи.
Дома было уютно и тихо. Наш сын Борька, самый злостный нарушитель тишины и порядка, еще не пришел из садика, моя жена Ника возилась на кухне, а девятимесячная Настена спокойно лежала в своей кроватке и смотрела в потолок огромными голубыми глазами. Как говорит мой сосед Гоша, матрос прогулочного катера «Лаванда», такие глаза могут быть только у человека, который родился у моря.
Я сделал Насте «козу», она звонко рассмеялась, и на эти звуки из кухни показалась Ника.
- Что так рано-то? – спросила она. – Как тебе нынче работалось?
Ее манера нанизывать вопросы, не дожидаясь ответа на них, и ее самобытный русский язык всегда умиляли меня, и я ответил ей весело и по-волжски округло:
- Слава Богу, справно потрудился.
Ника привыкла уже к моим подкалывающим ответам и поэтому не обиделась.
- За Борькой ты пойдешь, или мне сходить? - задала она мне еще один риторический вопрос, так как не было еще случая, чтобы я, придя с работы, тут же спускался вниз, чтобы забрать нашего сына из садика, находившегося в двух шагах от дома. Он прекрасно мог бы приходить домой и сам, но город бурлил слухами о похищении детей, и воспитательницы выдавали родителям детей чуть ли не под расписку.
Поняв, что на этот вопрос ей придется ждать ответа до тех пор, пока Борька не пойдет в школу, Ника отправилась на кухню готовить мне ужин, а в это время Настена, услышав, что отец вернулся с работы, захныкала, требуя к себе внимания. Я достал ее из кроватки, посадил на диван и принялся показывать ей картинки из подаренной книжки. Это было любимым нашим занятием. Если я говорил, указывая на рисунок: «Это дети», она начинала лопотать что-то по-своему тонким и умильным голосом. Если я говорил: «Это дядя», ее голос грубел и становился строгим. Когда же я показал ей рисунок на обложке и сказал: «Это дракон», она слегка задумалась, а потом решительно произнесла: «Ав-ав!». Я рассмеялся, и к нам тут же прибежала Ника.
- Чему ты ее здесь учишь? – как всегда сурово спросила она. – И что это за книжки ты ей подсовываешь?
- Я учу ее отличать дракона от собаки, - объяснил я ей все в том же шутливом тоне. – А эту замечательную книжку мне подарили сегодня китайские туристы. Называется она «Сказки селения Фэйшуань». Вообще-то китайцы очень мудрый народ, и теперь я буду читать эти сказки вам с Борькой на сон грядущий, чтобы вы хоть чуточку поумнели.
- Скажешь тоже такое, - вполне серьезно возразила мне Ника. - Коли были бы они такими мудрыми, не выпускали бы такой ширпотреб: за что не возьмись, тут же разваливается. Посади Настюшку обратно в кровать, и не забивай ей мозги раньше времени драконами всякими. А сам иди моих шанежек попробуй. Нынче я новые придумала: смешала твое любимое абрикосовое варенье с нашим брусничным. По-моему, здорово получилось. А потом ложись и отдохни: я за Борькой с Настей пойду. А то она у нас совсем мало гуляет. Ты только помоги мне коляску с этажа спустить.
Абрикосово-брусничные шанежки действительно оказались очень вкусными, и мои дифирамбы нашей стряпухе были вполне искренними и не напрасными: на следующий раз Ника пообещала попробовать сочетание банана и клюквы.
Вскоре после ужина они ушли, а я прилег на диван и взял в руки «Сказки селения Фэйшуань».
И первая же прочитанная фраза поразила меня…
Отступление первое.
Сказка об одиноком дереве.
Шли деревья в гору.
Одно, маленькое и тонкое, сказало: «Я отдохну немного»
Да так и осталось стоять на полпути, на голом и неприветливом склоне.
А товарищи взобрались на вершину горы и шумят там веселой рощей. Птицы на них гнезда вьют, птенцов там выводят. Деревья слышат их гомон и добро шумят листвой, радуясь солнцу и новой жизни.
Набежит туча с ветром – деревья ветвями друг к другу прижмутся, не дадут раскачать и поломать самое слабое из них, оттого и растет рощица вширь и ввысь, радуя своим отрадным видом людей, живущих в долине.
Как добрый вестник, бежит к людям из лесочка звонкий ручей, падая на крутизне светлой отвесной струей, под которой хорошо постоять в жаркий день.
Но в стороне от него, на сухом и голом склоне стоит одиноко деревце, сказавшее когда-то: «Я отдохну немного» да так и оставшееся стоять на полпути. Холодные ветры пригнули его к горе, изогнули его тонкий ствол, изломали слабые руки – ветви.
Зимой на круче – холодно, летом – жарко. Зимними вьюжными ночами снег пролетает мимо, словно не хочет укрыть своим теплым одеялом сиротливое деревце, а, может, просто не замечает его. А в летний зной напоит его лишь редкий дождик да скудная утренняя роса.
Грустно жить деревцу одному на свете, но, видно, так уж устроен этот свет: не всем живется сладко…
Проходили мимо люди. Они шли отдохнуть в ту рощу, что весело шумела наверху, где летом было прохладно, а зимой – тепло. Но они даже не останавливались у одинокого дерева, всем своим видом напоминавшего им о своих собственных несчастьях и бедах.
Проходил однажды тут даже один поэт. Он тосковал о своей возлюбленной, которую выдали замуж за богатого мандарина, и при виде несчастного деревца в душе у него стало так безрадостно, что он тут же, на склоне горы сочинил стихи. В них он сравнил себя с эти изломанным деревом, брошенном на полпути своими товарищами. Но когда он поднялся наверх и присел у ручья, на другом берегу которого пела песню простая девушка из деревни, ему стало так хорошо, что он забыл свои печальные стихи и даже не пожалел, что не успел записать их.
Шли в гору два человека.
Большой и маленький, отец и дочь.
Маленький человек устал и говорит: «Я отдохну».
«Отдохни, - сказал большой человек. – Только здесь совсем неприютно и жарко».
«Ничего, - ответила девочка, - я посижу совсем немного у этого голого деревца, а потом мы пойдем дальше вот к той чудесной и зеленой роще».
Она села на землю и прислонилась спиной к стволу дерева, но на нем было столько колючек, что ей стало очень больно, и она тотчас же заплакала.
«Ты злое дерево!» – крикнула она и ударила его кулаком, отчего из ее руки тут же брызнула кровь. Она смешалась с девочкиными слезами, и капли ее упали на обнаженный корень скорбного дерева.
И произошло чудо! Дерево тоже заплакало, но слезы его, закапавшие с кончиков немногочисленных сухих веток, были прохладны и чисты, как утренняя роса. Они умыли лицо девочки, и оно стало свежим и радостным, как после первого весеннего дождика. А потом на ветках появились листья, да так много, что под деревом образовалась густая тень, куда сразу устремился шустрый ветерок и певчие птицы.
И девочке стало стыдно от того, что она назвала дерево злым. Она прижалась к нему всем своим маленьким телом и, несмотря на боль от его колючек, улыбнулась.
«Ты прости меня, - сказала она деревцу. – Я не знала, что ты можешь делать людей счастливыми. Мы сегодня останемся с тобой. Нам здесь будет лучше, чем в той веселой роще. Правда, отец?»
«Правда», - ответил большой человек и развязал сумку с едой.
И тогда произошло еще одно, самое удивительное чудо на земле. Камни у подножья дерева зашевелились, и оттуда забил маленький, но очень чистый и холодный ключик воды. А на ветвях дерева появились большие и очень пахучие цветы…
Эти цветы были такими огромными, что их заметили даже крестьяне из деревни в долине Фэйшуань. Они очень удивились этому, так как приближалась пора, когда с деревьев должны были опадать листья…
… А весной все заметили, что вокруг дерева, изуродованного ветрами и морозами, стоявшего на каменистом, голом склоне посередине горы, появилась веселая молодая поросль.