В начале собрания старик Харон затянул было вечную песню об экологии да о загрязнении Стикса, но его деликатно прервали. Сидеть в сырости не хотелось никому. Перешли на более актуальные темы. Цербер просил отпуск.
– Нет, нет и нет, – председатель стукнул по столу кулаком для большей убедительности. – А работу вашу кто будет выполнять?
– На месяц-то можно и замену найти, – вступилась Лана, которой всегда всех было жалко.
– Искать вы будете? – спросил председатель ехидно.
Я достала из сумочки шоколадку и отломила квадратик. Надо бы поднять вопрос об отоплении, хотя бы в служебных помещениях. Холод – простите за каламбур – адский.
Цербер слегка пожал плечами.
– Хорошо-хорошо, не давайте отпуск. Вот умру от туберкулеза, все ваши грешники вообще разбегутся.
– Нового найдем, – буркнул кто-то на дальнем конце стола. – Подумаешь, велика птица…
После заседания я спустилась по скрипящим ступенькам на улицу и остановилась, кутаясь в пальто. Один за другим расходились угрюмые работники Аида. Наконец дверь хлопнула с особенной силой, и по ступенькам сбежал Цербер. Увидев меня, он улыбнулся мягко, но скрыть раздражение в голосе ему все же не удалось.
– Сволочи! За последние два года не то что выходных не было – света божьего не видел!
Я сжала его руку.
– Они не имеют права тебе отказывать.
– Да я уволюсь просто-напросто. Пусть ищут желающих на эту должность. Пойду лучше грузчиком!
Я усмехнулась.
– Или учителем музыки. Ты ведь на чем-то играешь? Будешь с детьми работать… Говорят, оптимальный вариант.
– Может, прогуляемся?
Я кивнула.
В серебристом свете луны черная масляная вода выглядела почти романтично. Каблуки увязали в глине. Я цеплялась за локоть Цербера.
– Уволюсь, – повторил он устало. – У них тут бунт был в субботу. Еле подавили.
Он закатал рукав, демонстрируя ужасный, свежий еще шрам.
– Телка тут одна. Троих детей на помойку вынесла. Родит и выносит. Носила бы и еще, если бы от СПИДа не умерла… Так вот это она меня… «Мы, – говорит, – хотим на землю». Я говорю: при жизни думать надо было. А она мне, знаешь что? – Цербер сплюнул. – «Нас, – говорит, – при жизни не предупреждали».
– Увольняйся, – предложила я шепотом.
– И знаешь, у них нет никаких шансов что-то понять. Раскаяться… Не уволюсь я никогда. Потому что поставят на мое место какого-нибудь олуха… Собирай этих грешников потом.
– Скажи, Цер… – Я сжала его пальцы. – После всего, что ты видел… Ты веришь в добро?
Он посмотрел на меня сочувственно.
– А почему, ты думаешь, я тут сижу уже пятый год?
Мы дошли до переправы и остановились.
– Скоро привезут новую партию. Ты домой?
Я кивнула.
Цербер смотрел на небо.
Над этим угрюмым миром занимался серый день.
Где-то вдали заиграл рожок.
28/04 2006