КАК ЛЕЧИТЬ ГОЛОВУ
Врач ЛОР отправил меня в больницу – недельку полечить ухо.
В погожий солнечный день, когда буйное кипение сирени в каждом палисаднике захлестывает душу фиолетовыми цунами, ложиться в больницу очень не хочется. Настроение поэтому отвратительное.
Вхожу в палату.
Время – тихий час, пациенты отдыхают. Пустует только предназначенная для меня продавленная голая кровать с лежащим на ней свернутым старым матрацем. Здороваюсь, осматриваюсь… И брови мои удивленно лезут вверх: у всех четырех теток под головами – здоровенные зеленые листья лопуха. «В какое отделение я попала?» – мелькает мысль…
– Не пугайся, красавица, – гудит басом с ближней койки толстая бабулька, – это мы головную боль лечим.
– Да уж, – поддакивает ей миловидная блондинка от окна, – сегодня, наверное, день тяжелый, у всех голова разболелась. У вас не болит? А то у меня еще лопухи есть в тумбочке…
ПРО НАТАЛЬЮ
Терапевт Наталья – человек, от церковных дел далекий, но если подворачивается случай, то на концерты духовного пения ходит без всякого принуждения. И под ангельские звуки в душе иной раз появляется и разворачивается что-то такое-эдакое… Даже как-то мысль посетила: а не попробовать ли самой так попеть?
И надо же, знакомая вдруг предложила сходить в воскресную школу, где репетировал церковный хор. Наталья пошла. И петь попробовала, старательно выговаривая непривычные слова. Языком и горлом работала, а внутренне посмеивалась над собой: «Запою дома «Господи, помилуй», соседи «Скорую» вызовут…»
Выходила с репетиции Наталья последней. Пробиралась в узком проходе вдоль стены, на которой висела большая икона Богородицы, и ощущение было такое, словно сверлил ей спину чей-то суровый взгляд. Вдруг легкий, но не совсем доброжелательный шлепок на своем плече почувствовала. Оглянулась недоуменно, но никого не увидела.
Дома долго не спала, все ворочалась. А под утро решила: схожу-ка в эту субботу в храм на вечернюю службу. Давно, наверное, пора это сделать…
СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
Сельская автобусная остановка. Стою, жду рейсовый автобус в город.
Мимо бежит пёс – этакая непородистая, сломленная жизнью овчарка. Уныло так трюхает…
Дотрюхал до одинокой старой берёзы рядом с остановкой, долго задумчиво ходил вокруг ствола, нюхал следы предшественников. От безделья наблюдаю за ним и уже нервничаю: сколько можно принюхиваться, давай уж поднимай лапу! Нет, пёс оттрюхал от большой берёзы чуть в сторону, подумал и поднял лапу на еле видимую от земли травину.
Скромный, однако, пёс…
ПОБОЧНОЕ ДЕЙСТВИЕ
У разбитной шустрой соседки Петровны главное больное место – спина. Если очередной приступ остеохондроза навещает Петровну, то это сразу заметно: веселость с лица ее исчезает, а солидная филейная часть уже слегка дряблого тела оттягивается назад куда сильнее, чем обыкновенно.
Недавно Петровна мне похвасталась, что купила в аптеке новое лекарство «от спины» и оно помогло с первой же таблетки. Действительно, осанка у нее стала более правильной, а в глазах вместо болезненной тоскливой обреченности жадно горел огонь жизни.
Встречаю ее снова через пару дней и не узнаю: хотя с осанкой все в порядке, в глазах – какая-то затравленность, и лицо слегка осунувшееся.
– Вот зараза это лекарство, – стонет Петровна, – у него столько этих самых… побочных действий! Тошнота, понос, головокружения, нарушения зрения, слуха, памяти, кожная сыпь, отеки… эта, как ее… тахикардия и еще куча всякого, чего мой язык даже не выговаривает!
– И все это у тебя? – пугаюсь я.
Соседка понижает голос и стыдливо шепчет мне на ухо:
– Понос окаянный замучил, съесть ничего нельзя…
Через неделю случайно сошлись с Петровной возле магазина. Вновь отмечаю про себя отсутствие гармонии в ее фигуре, но глаза сияют.
– Благодать-то какая, перестала пить таблетки и все наладилось…
– А как спина?
– А что спина… болит. Так я ведь уже привычная! Зато тут все в ажуре! – и она довольно хлопает себя по крутому животу.
ПРО МОСЬКУ
Иду на работу, подхожу к скверу, а навстречу из-за поворота стремительно вылетает собачья вереница.
Первым несется со всех ног молодой «овчар» вполне интеллигентного вида. Чужака по-хозяйски гонят несколько псов, главный из которых, злобно оскалив зубы, почти наступает на пятки овчарке – крупный, коренастый, потрепанный в боевых схватках плебей-дворняга, за ним еще какой-то лохматый. Последней бежит, довольно отстав на своих коротких лапках, единственная в этой молчаливой погоне оглашая окрестности громким, визгливым и беспрестанным лаем, мелкая черная шавка размером раза в три - четыре меньше остальных…
Вот так и в жизни людской иной раз случается, и «Моськи» – они тут как тут…
В АВТОБУСЕ
Час пик. Автобус полон «под завязку».
Блин, не спешила бы – обязательно пошла пешком! Да еще ногу смозолила, да к тому же пакет в руках тяжеленный…
О, чудо! Сидящая тетка, к которой меня притиснули, зашевелилась, встала и атомным ледоколом «Ленин» поплыла к выходу. С наслаждением плюхаюсь на освободившееся место, достаю кровоточащую пятку из туфля, расслабляю натянутые пакетом руки…
Тут же в образовавшуюся после тетки щель выдавливается аккурат пред мои ясны очи бабка: губы сердито поджаты, брови насуплены, а вид такой, что она сейчас сядет прямо на меня. Кляня все на свете и эту бабку в придачу, с трудом встаю, ввинчиваю свое тело в людскую стену, чтобы освободить бабке место (худо, поди, старому человеку, вот и хмурится) и через силу улыбаюсь: «Садитесь, пожалуйста».
Бабка, ни на йоту не изменив выражение лица и даже не взглянув на меня, молча, по-царски надменно, устраивается там, где несколько секунд отдыхала от толкучки я…
Вот ведь, вроде я доброе дело сделала, почему же тогда на душе так скверно?
ПОДРУГИ
Светлана, Наталья и Мила давно не виделись и, наконец, решили «посидеть». Собрались у Милки, прихватив «для интересу» миниатюрную бутылочку коньяка – по глотку каждой, ломтик дорогущего сыра, баночку оливок и пару апельсинов. Милка зажгла какие-то экзотические ароматические палочки, их голубые тонкие дымки защекотали в носу, коньяк на голодный желудок (все трое – после работы!) приятно замутил мозги…
Поговорить очень хотелось…
– Ой, девочки, у нас собрание было… все так шумели…
– Да ну? А я в отпуск в санаторий хочу поехать!..
– Что ты говоришь! А у меня недавно такой приступ был – думала, умру…
– Девочки, девочки! Говорят, медикам зарплату добавят!..
– Да-да, я тоже слышала, чтобы дольше не стареть, надо морковные маски делать!..
– Давайте лучше про любовь, девочки! Вот мой Вовчик подарил мне недавно красное белье…
– Ой, ты что! А я так стесняюсь своего живота… На какую бы диету сесть?
– Слушайте, девочки, я недавно читала, каких женщин любят мужчины…
– Да-а, а на собрании здорово шумели…
…Экзотические палочки дотлели, коньяк кончился, от сыра остались крошки, баночка из-под оливок и апельсиновые корки перекочевали в мусорное ведро под кухонной мойкой…
Подруги расходились чуть усталые, но довольные: «Хорошо поговорили!».
ШАГ К СВИНСТВУ
Тороплюсь домой по залитым солнцем щербатым тротуарам.
Догоняю чудесную троицу. Бабулька ведет двух малышек, видать – правнучек; одна, лет четырех-пяти, важно вышагивает за прабабушкиным подолом; вторая, лет этак двух-трёх, тоже вполне уверенно переставляет крошечные, но крепкие ножонки по запыленному, поросшему травой, старому асфальту. В кукольных пальчиках младшей – конфета.
– А куда бумаску блосать? – это маленькая справилась с обёрткой.
Поражаюсь воспитанности этой крохи и слышу энергичный бабушкин голос:
– Да тут и бросай!
Оглядываюсь.
Троица безмятежно удаляется, а на тротуаре остается мятая, блестящая на солнце конфетная обертка – яркое цветное пятно на сером асфальте…
ВЕЧНЫЙ ЗОВ
Солнечный апрельский день. Из скверика у аптеки на Горе жители ближайшей пятиэтажки выскребли накопившийся за зиму мусор. Несколько куч с разной дрянью пестреют на обочине, одна дымит. Буквально в метре от них проносятся машины, пыля по уже просохшему асфальту. Тут же подванивает навоз, щедро рассыпанный по проезжей части: видать, тряхануло совхозную телегу с ценным удобрением, небрежно и от души наваленным.
У дымящейся кучи под голыми еще кленами сидят на корточках два пацана лет семи: протянули ручонки к огню, «колдуют» над жидкими синими струйками зловонного дыма, сочащегося из недр миниатюрной свалки. Пригляделась: надо же, хлеб жарят! У того, что почумазее и пообтрепаннее, на прутике горбушка от черной буханки; у второго – поаккуратнее и поглаже – кусок батона, уже подрумяненный. Ругнуть бы, что в грязи устроились, да язык не поворачивается…
А первый шкет, заметив мое внимание, важно так, рисуясь, спрашивает второго:
– Ну, как хлебушек?
Ругай, не ругай, а природное естество, живущее в ребячьей душонке, влечет неодолимо и властно от каменных клетушек к живому, натуральному, – пусть это и вонючий костерок на обочине…
Но что стоит представить себя первопроходцем-следопытом за трапезой у жаркого огня под таинственной сенью деревьев-великанов?..
О ЛЮБВИ
Жду на остановке автобус, смотрю, как после трудового дня по отполированным за бесснежные дни тротуарам спешат, скользя, усталые люди. В голове – мутный клубок мыслей, но нет-нет, да и высветится золотой искоркой в этом клубке только что прочитанная на работе замечательная притча. Старая, как мир, но словно заново услышанная.
«Два младенца в утробе матери разговаривают.
– Ты веришь, что после родов есть жизнь? – спрашивает один.
– Верю. Там – мама, она нас любит и ждет, – отвечает другой.
– А я не верю. Никто не возвращался еще оттуда. Никто не видел маму. Откуда ты знаешь?
– Я просто верю и люблю ее.
– А где тогда она?
– Она везде, она вокруг нас. И если прислушаться, можно услышать биение ее сердца, ее голос, когда она с нами разговаривает, почувствовать, как она гладит нас...
– Нет, не верю! Я не слышу, не чувствую. После родов жизни нет!
– А я верю. После родов есть жизнь. И эта жизнь – в любви».
Да, нас спасает любовь. Или вера в нее. Без веры никак нельзя – остынет душа…
Сажусь в подъехавший автобус, устраиваюсь на холодном сиденье у окна возле дверей передней площадки. А золотая искорка вспыхивает и вспыхивает в мозгу, согревая.
Мой взгляд скользит по надписи над дверями, где обычно висит тупое, на мой взгляд, объявление: «ВЫХОДА НЕТ». То есть: нечего сюда соваться, уважаемый пассажир, шуруй к центральным дверям!
И вдруг читаю с приятным удивлением: «ВЫХОД РЯДОМ». И стрелочка, заботливо нарисованная, указывает в сторону центральной площадки автобуса.
Мои губы непроизвольно разъезжаются в улыбке. Как хорошо, что нас любят!