Утро отрезвляет, в особенности, когда ты опьянён тяжёлыми, обременяющими мыслями. Зачастую, эти мысли рождаются в робкой темноте, отчаянной тишине и неоправданном одиночестве, наедине с собой, в безмолвной беседе. Время становится невыносимым удушьем: мы не можем уснуть. Приходится насильно переключаться или от безысходности бросаться в омут с головой здесь и сейчас, чтобы обессиленным и опустошённым сдаться ночи.
Тотт был словно в невесомости: его мысли бросали его от берега к берегу. Когда же причал?! Человека ведь волнует не всякое прошлое из его жизни, а только не переваренное, которое не позволяет ему целостно функционировать в привычном, благоприятном для него режиме. Эти постоянные сбои, расчленение поступков и мыслей выводят из равновесия. Вот откуда эта боль.
Тотт болен последние двенадцать лет, но никакого лечения - сплошное консервирование. А рано или поздно всё это прорывается наружу. Но затем следует очередная консервация. Прошлое должно оставаться ностальгией в жизни человека, а не, извините за выражение, занозой в его заднице.
* * *
Тотт сидел в тени виноградника и пересматривал старый пыльный фотоальбом с пожелтевшими фотографиями. Он подолгу всматривался в каждое фото, будто прокручивал в памяти запечатлённые на нём моменты. Что-то приятно удивляло, что-то наводило тоску, а что-то оживляло улыбку на лице Тотта.
Просмотрев всё, он так и не нашёл ни одного фото Анабель…
Да, очень часто мы сами ищем свою боль, тоскуем без неё, оправдываем ею себя и свои поступки. Когда-то Тотт просто устал от этих мучительных напоминаний и сжёг всё, что каким-либо образом касалось Анабель. Сейчас, казалось Тотту, он бы с удовольствием перечитал её письма, которые были наполнены безудержной и сумасшедшей любовью; пересмотрел их совместные фотографии; прикоснулся к какой-нибудь вещице, принадлежавшей ей, хранившей её тепло. Хотя зачем: ведь он знал наизусть все её письма; помнил каждый изгиб её тела и каждую родинку на нём; аромат её парфюма витал в воздухе, которым он дышал. Дай только волю мыслям и она рядом!
- Я безумно соскучился, - шептал Тотт, закрыв глаза. – Кажется, пролетели миллиарды лет с тех пор, как я тебя видел последний раз, - и всё громче затикали настенные часы.
Эти слова словно мольба упали к ногам беспощадному времени. Но даже оно бессильно перед прошлым. И глупо ждать от времени чудес, особенно, когда у нас ещё есть время на эти чудеса!
- Знаешь, а мои пальцы всё ещё помнят твоё тепло, - напористо оборвал тишину Тотт. - И сердце всё так же бьётся с мыслью о тебе, моя Анабель…
Стены комнаты то ли давили ещё больше, то ли оберегали. Тотт поставил её любимую пластинку и лёг на не заправленную постель. Потерянный взгляд устремился вверх: его глаза замерли будто стеклянные. Играла музыка. Они танцевали.