На детской площадке, за столом под деревянным мухомором Саша угощает Серёжу пивом. Жестяные банки, словно воины в расписных доспехах, выстроились цепью. Перед ними поверженные трупы жёлтых полосатиков и ядра солёного арахиса. Сизый голубь с перебитым крылом внимательно следит за мужчинами. Те, время от времени кидают ему косточки и арахис. Голубь клюет быстро, жадно. Наевшись, начинает копаться, выбирает не спеша.
— Везет тебе, Сашка, – говорит Серёжа, одним глотком допив банку, смяв, откидывает ее в сторону. Берёт другую, разрывая цепь тем самым ломая пивной строй.
— Везет! У тебя своя комната, а я, как беженец, честное слово. Ну, посуди сам, можно ли жить шестерым в двухкомнатной квартире? Эх, был бы такой закон, чтобы каждому гражданину по комнате полагалось. Родился, и сразу на тебе - отдельная комната…
—Фантазёр ты, Серёга. Так только в сказках бывает. Может, тебе ещё в придачу Василису Прекрасную?
—Да я понимаю… А что делать? Заработать на квартиру нереально, хоть сто лет паши. Остаётся лишь мечтать или выгодно жениться.
—Так вроде у тебя подруга с жилплощадью?
—Она не подходит. Слишком добро-жадная…
—То есть как? И жадная, и добрая?
—Именно. Жадная до денег, а добрая с мужиками. Меня не любит, не понимает. Скоро даст коленом под зад, и полечу я, как этот голубь…Гули, гули…
Наевшись, голубь направляется к кустам, волоча перебитое крыло.
—Не расстраивайся, Серега, всё ещё наладится!
—Как же, наладится… Как у птички? Скажи: сколько, по-твоему, этому голубку жить осталось? Доживёт он до зимы или раньше загнётся? Зимой то точно – кранты. Только он этого не знает и поэтому ему сейчас хорошо. А я знаю и жду, каждый день жду…
—Ну, ты вообще, себя с глупой птицей сравнил. У голубя выбора нет, а у тебя есть, значит и выход найдётся. Главное: верить и пить поменьше. Запомни: пьющий человек ничего изменить не может!
—А трезвый? Эх, жизнь моя - жестянка! Выиграть бы в лотерею... Зажить припеваючи – тогда и пить не захочешь!
—Во-во, падки мы, Серёга, на халяву. Хотя, бывает… Некоторым действительно везёт и везёт по-настоящему. К примеру, был такой случай...
Глотнув пива, Саша стал рассказывать.
Двое московских художников-реставраторов получили приглашение поработать на Востоке, в одной из бывших советских республик. Работа сложная, но интересная и денежная. Прибыли они на место. Оценили состояние объекта, поняли, что реставрация займёт минимум полгода. Заселились в караван-сарай, получили весомый аванс. И всё вроде бы хорошо, жить можно, можно, но скучно. Во-первых, никаких тебе развлечений. Во-вторых, отсутствие алкоголя. Местная буза (хмельной напиток из проса) не в счет. А самое главное – женщины! «Без женщин жить нельзя на свете, нет!» Помучились реставраторы, помучились и решили обратиться к старейшине сарая.
Мол, так и так, где тут у вас жрицы любви и как бы узнать местные тарифы на интим услуги? Не смутившись их просьбе, а, возможно, не всё поняв, старик помотал бородой, пощёлкал чётками, поцокал языком. И заверил русских бохадуров (богатырей), что достать можно всё, были бы только таньга (деньги). Пусть уважаемые подробнее объяснять, какие именно девушки достойны усладить ясные взоры достопочтимых господ.
Легко сказать – объяснить. Старик мало-мало по-русски говорит, ещё чего перепутает… В общем, решили так: вместо словесного портрета нарисовать карандашный. Каждый из художников, уединившись, погрузился в мечту, сотворив на бумаге свой персональный секс-символ. Воплощенные в карандаше идеалы желанных возлюбленных передали старейшине. Получив «фотороботы» разыскиваемых, старик хотел что-то уточнить, но его перебил азан (призыв на молитву) и он ушёл.
Текли дни. Наступил месяц сафар. И вот однажды, после куфтана (последняя пятая молитва), когда друзья сидели в ожидании ужина, и запах кебаба на мангале щекотал ноздри, вызывая слюну, неожиданно появился старик. В тюрбане и халате, покрытом пылью дорог, он как див (злой дух) тащил за собой укрытых с головы до ног девушек.
—Две тысща долларов, за каждую! Мой цена!
—Что? - возмутились художники. — В Москве и то дешевле!
Торговаться пришлось долго. Голодные москвичи размахивали руками не хуже восточных купцов. Старик кричал, призывая Аллаха в свидетели, что и так торгует себе в убыток и только из уважения к русским тарханам (господам, освобожденным от налогов). В результате сошлись на тысяче за двух, на всё время командировки.
—Ну, старик, показывай товар! «Гюльчитай, открой личико!»
—Твоя давай таньга, смотри после…
Спрятав деньги в кожаный мешочек, старик ушёл, недовольно шаркая остроносыми туфлями, зло шамкая беззубым ртом.
А под покрывалами оказались прелестные создания! Чёрные глаза с поволокой, тонкие талии, изящные ножки в смешных шароварах и расшитых туфельках. Девушкам было лет по шестнадцать. Лучший возраст для солнечного Востока, где созревают рано. Был и один недостаток – они совершенно, ну совершенно не говорили по-русски, хотя всё понимали…
Реставраторы с головой окунулись в жаркие рабочие дни и знойные ночи любви…
Но, как говорят мудрецы: «Всему есть начало и есть конец». Вот уже и старая мечеть засияла восстановленными красками былого великолепия. Местные чиновники выдали «гастербайтерам» с севера последнее вознаграждение, пожелали долгих лет жизни и счастливого пути восвояси. Настала пора прощаться с милыми наложницами. Москвичи одарили их гилянскими шелками, шиманитскими браслетами, стеклянными бусами и прочей бижутерией.
Увидав, что мужчины пакуют чемоданы, девушки подняли такой вой, что перекричали муэдзина на минарете. Обхватив ноги любимых, крича и причитая, они рыдали в четыре ручья. И каждая слезинка была величиною с горошину. Очень скоро штаны москвичей намокли и потяжелели…
Растерявшиеся от столь бурного прощания, не понимая, что от них хотят, реставраторы обратились за помощью к старику.
—Скажи, что им нужно? Мы не понимаем. Может им дать ещё денег?
—Нэт, уважаемые. Они хотеть ехать с вами, они говорить – ваши жёны!
—Ты, дед, спятил! Какие жёны? Наши жёны дома!
—Они говорить ваши младшие жёны. Вы их купить. Они тэперь ваши.
—Скажи им, мы доплатим. Пускай домой идут.
—В кишлак нэльзя. Шариат вэлит– камнями бить. Они тэпер ваши!
—Послушай, старик, мы и тебе доплатим. Уведи ты их только. Мы же тебя просили женщин на время. Понимаешь, на время, а не навсегда! У нас свой закон, нам нельзя две жены. Ну, что нам с ними делать?
—Вы господа. На них ваше тамге (клеймо). Захотите, с собой бэрите, не хотите – убейте. На время нэльзя – шариат!
К чести художников, они не выгнали девушек под камни тёмной толпы. Пришлось немного задержаться и существенно потратиться. Но в конце концов, восточные красавицы появились в российской столице. Хотя и здесь трудности не закончились. На остаток заработанных денег друзьям пришлось снять девушкам квартиру. Но после этого один заявил, что больше не желает видеть этих девиц.
Ни слёзы эмигранток, ни увещевания друга подождать ещё чуть-чуть, поддержать девушек хотя бы на первое время, ничто не помогло.
—Отстаньте от меня, - кричал он. —Отрекаюсь! У меня своя благоверная плешь проела – где деньги, где деньги? А узнает про этих, так вообще со свету сживёт, рожу расцарапает и из квартиры выгонит, бомжом сделает.
Второй москвич оказался человечней. Он носил девушкам еду, покупал одежду, учил языку, развлекал, как мог (а он мог). И девчата любили и были безмерно благодарны своему единственному господину. Только редко он их навещал, и они скучали… Чтобы скрасить своё затворничество, стали вышивать, и скоро преподнесли ему чудесно вышитую тюбетейку. Как художник, он сразу оценил тонкость узора и сложность работы.
На следующий день отнёс тюбетейку в сувенирный салон, где её сразу же продал за хорошие деньги. На всю эту сумму была закуплена ткань, разноцветные нитки и всё необходимое для вышивания.
Через год мастерицы всё так же плохо говорили по-русски, зато полностью себя содержали и обеспечивали безбедное существование своему повелителю. А он развёлся с женой, ушёл с работы, купил большую квартиру на окраине… Теперь, лёжа не тахте, ест руками плов с серебряного блюда, курит кальян, пьёт шербет, закусывает лукумом. Одним словом - живет как султан, да еще подумывает: не расширить ли свой гарем…
Вот что называется настоящей везухой!
—Спасибо, Сашка!
Лицо Серёги порозовело, глаза увлажнились, губы растянулись в блаженной улыбке.
—За что спасибо?
—Сам знаешь...