Миус-фронт должен был стать, по замыслу гитлеровцев, местом мести за поражение под Сталинградом. К лету 1943 года здесь была готова мощная оборонительная линия. Она состояла из трёх полос. Первая проходила по правому берегу реки Миус и имела глубину до двенадцати километров. Для фортификационных сооружений широко использовались частые скалы, обрывы и доминирующая высота Саур-Могила. Глубина минных полей доходила до двухсот метров.
Вторая линия обороны противника проходила по правому берегу, речек Мокрый Еланчик и Крынка. Третья линия шла по западному берегу Кальмиуса, потом восточнее Сталино, Макеевки и Горловки. Весь огромный район был изрыт окопами, траншеями и противотанковыми рвами.
В составе советских войск действовали 5-я ударная армия, 2-я гвардейская армия, 28-я, 44-я и 51-я общевойсковые армии. Их с воздуха поддерживала 6-я воздушная армия. В шесть часов утра 17 июля артиллерийской подготовкой началось наступление. За первый день войска 5-й ударной после тяжёлых боев продвинулись на несколько километров. 18 июля вышли на рубеж Степановка, Мариновка, севернее Саур-Могилы.
Враг бросил в бой из оперативного резерва новые силы. 31 июля контрудар противника повторился. В сложившейся обстановке войска Южного фронта не смогли прорвать сильно укреплённую оборону врага на Миусе. Они получили приказ отойти на левый берег реки. 13 августа 1943 года, командующий Южным фронтом генерал Толбухин провёл совещание командиров, находящихся у него в подчинении соединений.
- Два раза нам пришлось неудачно прорывать Миус-фронт. Другого пути на Донбасс нет, - сказал он решительно. - Будем прорывать в третий раз.
Главная задача возлагалась на воинов 5-й ударной армии под командованием генерала Цветаева. К исходу дня 18 августа его бойцы прорвали вражескую оборону шириной 16 километров и приблизились к Саур-Могиле. Ночью в прорыв вошёл 4-й гвардейский механизированный корпус под командованием генерала Танасчишина.
Командование фронтом решило провести сложный и смелый маневр, повернуть армию в северо-западном направлении и зайти в тыл врага, который оборонялся в районе Снежного и Красного Луча. 29 августа начался штурм укреплений на легендарной высоте. К подножию Саур-Могилы подошли части 96-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием гвардии полковника Левина.
В результате выхода советских войск за вторую оборонительную линию Миус-фронта она потеряла значение. Теперь наиболее сильно укреплённый рубеж проходил по третьей линии: восточнее Горловки, через Макеевку, восточнее Сталино и далее на юг по реке Кальмиус. 3 сентября части 34-й гвардейской, 40-й гвардейской и 320-й стрелковых дивизий завязали бои за Енакиево.
Начальник штаба Южного фронта генерал-лейтенант Бирюзов сообщил командующему, что 2-я гвардейская армия, перед которой не стояла задача непосредственного участия в освобождении «шахтёрской столицы», направила туда отряд под командованием капитана Ратникова.
- Это даже хорошо, - засмеялся хитрый Толбухин, - ведь всем хочется стать освободителями Донбасса.
Отряд к вечеру седьмого сентября вышел к шахте «Мария», а затем ворвался на восточную окраину города. Рванул в центр, водрузив красное знамя над уцелевшим оперным театром. Ратников выполнял приказ командира 2-й гвардейской армии Захарова, неудовлетворённого, что его бойцам выпала вспомогательная роль.
Они упёрлись в немецкую линию обороны «Черепаха» в тридцати километрах от Сталино, пока соседи прорывались к нему через соседнюю Макеевку. 8 сентября 5-я ударная армия при содействии войск 2-й гвардейской армии полностью овладела городом Сталино. 10 сентября войска Юго-Западного фронта освободили важный центр металлургической промышленности город Мариуполь.
***
После заключительного боя у кровавого полустанка Капище, в котором он получил лёгкое ранение, рядового Сергея Косикова вывезли ночью на скрипучей крестьянской подводе в тыл. Там грубо переложили в фанерный кузов санитарного грузовика, где были устроены двойные дощатые нары для перевозки раненых.
- Считай парень, повезло крепко! - сказал измазанный кровью санитар.
- С чего бы?
- Утром в настоящем госпитале будешь, - ответил усатый водитель, - а то некоторые помирают, сутками ожидая отправки в тыл…
Вместо матрасов на полках санитарного фургона лежала прелая солома и кровавые тряпки. Машина оказалась сильно перегруженной: раненых было чересчур много.
- Дождь что ли идёт? - подумал Сергей через час пути.
Он лежал на нижних нарах и, приходя в себя от толчков на ухабах, ощущал какой-то странный дождь, капавший на него сверху. При разгрузке в госпитале санитары ахнули, увидев его:
- Ты же весь в крови!
- Это кровь не моя… - испуганно признался он.
Соседа сверху, с оторванной по локоть рукой, плохо перевязали, и он умер от потери крови.
… В госпитале Косиков быстро поправился от сквозного ранения в руку и от дизентерии, которую, очевидно, подхватил, напившись из воронки. По мере выздоровления он всё больше мрачнел.
- Что делать? - мучился он над неразрешимой проблемой. - Опять попаду в пехоту, тогда точно погибну!
Спасение пришло с той стороны, откуда он никак не ожидал. Рядом с госпиталем стояла какая-то тыловая часть. Командир роты однажды подозвал рядового Косикова и строго приказал:
- Возьми трёх солдат и оборудуй сортир для офицерской столовой!
- А они умеют строить? - спросил он, с недоверием глядя на азиатов.
- Научишь!
Солдаты оказались узбеками и ни бельмеса не понимали по-русски. Руководить ими было сущим наказанием. Главное, они не понимали цели строительства.
- Я показываю, вы делаете! - прикрикнул на них Сергей.
Всё же часа через три новое чудо архитектуры было готово. Солдаты вырыли яму, положили настил с тремя отверстиями и оплели частокол еловыми ветвями для изоляции кабинета задумчивости. После чего он смог наглядно показать азиатам, что они сооружали.
- Теперь поняли, басурмане? - спросил Косиков.
Узбеки радостно закивали. В благодарность за службу начальник столовой выдал им большой чан с объедками, оставшимися от офицерского завтрака. Узбеки сожрали их с восторгом, несмотря на окурки, изредка попадавшиеся в перловой каше.
- Никогда такой вкусной каши не ел начальник… - признался самый щуплый из них.
- Эх ты нищета…
Когда офицер принимал у Сергея работу, то внимательно посмотрев на него, и спросил:
- Ты парень родом с Дона?
- Так точно товарищ лейтенант! - заученно вытянулся рядовой.
- То-то я слышу наш выговор…
Командир посодействовал, как мог, и его не направили на передовую. Вскоре Косиков прибыл к новому месту службы на Ладожском озере, в роту охраны. Жили они в землянках, и их задачей было охранять спасительную Дорогу Жизни.
- Летом у нас житуха, - ввели новичка в курс дела ветераны, - а зимой сплошная «вешалка».
- До неё дожить надо… - буркнул новичок.
До зимы Сергей действительно не дотянул. Промозглой осенью он тяжело заболел. Начался обширный фурункулёз, распухла нога, и он не мог даже встать с нар.
- Поедешь в Ленинград! - обрадовал его санинструктор.
- Для чего?
- Там умеют лечить такие болезни, - объяснил тот участливо, - а у нас всё больше обычные ранения…
Утром с разбитого бомбами причала нескольких раненых благополучно погрузили на палубу старенького корабля, наспех переделанного в канонерскую лодку. Переход через бурную Ладогу получился спокойным, небо затянуло облаками.
- Хорошо-то как! - скупо сказал капитан. - Большая волна, шторм.
- У моряков всё наоборот… - подумал Косиков.
Из-за плохой погоды немецкие самолёты не прилетали, но и раненые изрядно промёрзли на свирепом ветру. Сергей грелся, прижавшись телом к тёплой дымовой трубе на верхней палубе.
- Может мои нарывы пройдут… - мечтал он вслух.
- Держи карман шире! - откликнулся кто-то.
Со станции Ладожское озеро их повезли в дощатых товарных вагонах на Финляндский вокзал. Ночь они провели в забитом донельзя вагоне, буквально лёжа друг на друге. И это было хорошо, так как ударил крепкий морозец.
- Согреться можно только, прижавшись к соседу, - весело сказал статный красавец моряк.
- Тебе лишь бы к кому прижиматься!
В ленинградском госпитале возле Смольного он пролежал больше месяца. Породистые женщины приносили раненым самодельные бумажные цветы. Приходили стайки бойких ленинградских пионеров, представители от рабочих различных предприятий и даже от творческой интеллигенции.
- Я бы с удовольствием пролежал бы здесь до конца войны… - тайком мечтал Косиков.
Хотя и в госпитале любящая точность смерть настигала своих должников. В декабре умер на соседней койке политрук-блокадник от сердечного приступа. Ночами, особенно от палаты «животиков», доносились раздирающие душу стоны и истошные крики…
- От голода люди истощены и ослаблены! - будто извиняясь, сетовали врачи.
- Блокада… - уважительно сказал тощий как скелет мужчина.
- А как выжили? - спросил заинтригованный красноармеец.
- Благодаря мышам, - ответил блокадник.
- Как это?
- Прошлой зимой, - с видимой болью сказал он, - моя семья почти не выходила из дома. Только отоваривали продовольственные карточки, но хлеба не хватало, и мы слабели всё больше. Первой умерла моя мать, затем младшая дочь…
Ленинградец запнулся, сглотнул нервный ком в горле и продолжил:
- Я оттащил их на Пискарёвское кладбище и с трудом вернулся домой. Жена и вторая дочь лежали без сознания. Я понимал, что они протянут недолго. От отчаянья я ударил по стене кухни и из-под штукатурки потёк ручеёк из ячневого пшена.
- Не понял?! - честно признался Косиков.
- До войны мыши натаскали себе запас, - объяснил курносый блокадник. - Они ушли из квартиры, на улицах хватало мертвецов… Я расковырял их запасник и несколько раз смог накормить семью питательной кашей. Так мы спаслись!
После выздоровления Сергей начал выходить в город. Вдруг мимо него проехал грузовик. Взвыл на повороте, свернул резко, из кузова посыпалось что-то. Солдат посмотрел и понял, что это мёрзлые покойники.
- Они в кузове сложены штабелем, - догадался он, - а по углам два трупа поставлены торчком для упора, чтобы загрузить больше мертвяков...
Косиков бросился за «полуторкой» с криком:
- Стой, гад! Подбирай!
Водитель увидел его в зеркало заднего вида, остановился. Но поняв, в чём дело, заругался:
- Я думал, что-то серьёзное. Некогда мне трупаки собирать, иди в задницу!
- К смерти давно привыкли, - рассуждал Сергей, возвращаясь в госпиталь. - Она больше не вызывает ни слёз, ни смеха.
После выписки его отправили в 864-й стрелковый полк 189-й стрелковой дивизии, которая в начале войны была сформирована из добровольцев Октябрьского района. Он стал бойцом восьмой роты третьего батальона.
- Опять пехота! - огорчился он новому месту службы.
Дивизия обороняла Пулковские высоты, участок от Киевского шоссе до Витебской железной дороги вдоль южных склонов этих высот. С них очень хорошо просматривалась вся местность перед южными окраинами Ленинграда. Поэтому в планах фашистского командования захват этих высот занимал одно из ведущих мест.
- Не одно, так другое! - матюгнулся Косиков, поняв, что снова вляпался в передрягу.
Пополнения шли сюда как в Капище, непрерывным живым потоком. Большинство оставалось лежать тут навсегда и только немногим удавалось вырваться ранеными.
- Добро пожаловать в «аппендицит»! - мрачно сказал старшина Выдрин.
- А почему «аппендицит»?
- Такое анатомическое название он получил потому, что участок немецкой обороны вдавался в территорию, находящуюся в наших руках.
- А захватить нельзя?
- Неоднократно мы врывались туда, но каждый раз нас выбивали.
Полоска земли на стыке Пулковской высоты с насыпью Витебской железной дороги, вдавилась в оборону советских войск подковообразным выступом. Оттуда немцы просматривали всю оборону противника...
- Лучших наших ребят отнял «аппендицит», - признался огорчённый ветеран, - будто вся война сосредоточилась на этом проклятом выступе…
- По-другому нужно попробовать!
- Как только не пытались, - махнул рукой седой старшина. - Штрафники иногда скрытно, бесшумно, под покровом темноты подбирались ближе к объекту атаки. Они без всякого шума, без артподготовки, без пугающих криков врывались в расположение противника. Там орудуя, главным образом, ножом и прикладом, захватывали «аппендицит» и закреплялись на нём. Но ненадолго…
Как только начинало рассветать, немцы разворачивали хищные орудийные стволы Александровской и Пушкинской группировок артиллерии, частично стволы крупных калибров с Урицкого направления и мощным длительным артналётом всё находящееся на «аппендиците» смешивали с землёй.
- После этого немцы занимают важный для них участок, без боя… - понимали красноармейцы.
Через несколько дней операция повторялась в том же духе.
- Чёрт ти шо, а не война! - недоумевали выжившие солдаты.
- Ерунда на постном масле…
Траншейные стратеги не одобряли такую тактику:
- Только людей изводят, - тихо говорили выжившие служивые.
- Когда нас жалели?
- Разве можно всё время бить в лоб, в одну точку?.. Нужно ударить широким фронтом и рассредоточить внимание и огневые средства противника, - рассуждали опытные бойцы.
- И потом продвинуться как можно дальше, чтобы окончательно «срезать аппендицит»! - со знанием дела предложил Сергей.
- Как они там, в штабе не понимают очевидных вещей?
… По ночам регулярно подходили новые советские части. Косиков видел, что в чахлом леске парковались присланные на подмогу танки. Мимо протащили противотанковые пушки для стрельбы прямой наводкой. В долине устанавливали ящики с трофейными миномётами «Иван», с головастыми ракетами, которые поражали большие площади.
- Взрыв их круглой головы, весящей сто килограммов, делает воронку метров десять в диаметре, - глубокомысленно пояснил старшина.
- Ничего себе! - воскликнул Сергей.
- А ты думал…
По признакам наступление должно было начаться. Для штурма «аппендицита» предназначался штрафной батальон.
- Им, как провинившимся, досталась самая трудная задача! - уточнил серьёзный Выдрин. - Они пойдут первыми и своими телами пробьют путь для следующей за ними дивизии.
На этот раз в батальоне были не профессиональные уголовники, дезертиры или самострелы, а разжалованные, проворовавшиеся интенданты, хозяйственники и прочая тыловая сволочь. Они получили по десять, пятнадцать лет тюрьмы, заменённой штрафным батальоном.
- Как же надо было бессовестно воровать, - недоумевал честный Косиков, - чтобы попасться?
Это были дядьки лет сорок, а иногда и старше. С холёными, жирными мордами, двойными подбородками и толстыми животами. Они щеголяли модными, сшитыми на заказ шинелями и красивыми фуражками. Только вместо сапог на них были обычные грубые солдатские ботинки с обмотками.
- Картина, на которую стоит посмотреть! - засмеялся его непосредственный командир Соловьёв.
- Зато теперича побудут «баянистами» …
- Почему «баянистами»?
- ШБ в шутку расшифровывается как «школа баянистов».
***
Румяное летнее солнце неожиданно затянуло грозовыми хмурыми тучами. Небо стремительно потемнело. Природа насторожилась, птицы затихли, лишь сильные порывы ветра, с каждым разом усиливаясь, готовились сорвать листья с встревоженных деревьев.
- Не успеем добежать… - уверенно сказал полковник Шаповалов, командир 178-й танковой бригадой.
- Давай Иван Матвеевич спрячемся под деревьями, - предложил майор Саркисян, начальник штаба бригады.
- Рвём туда! - согласился он.
Полковник с сожалением посмотрел на колонну вверенных ему танков, притаившихся в полукилометре от них, и бодро побежал к небольшой рощице на вершине малорослого холма.
- Успели! - сказал он, отряхивая крупные капли дождя.
- Летний дождь пройдёт скоро… - доброжелательно откликнулся майор.
Первыми залпами ударил несдержанный гром, и тут же, как из ведра, зарядил водопадный ливень. Неба не было видно, лишь частые отблески молний чередовались с трескучими раскатами грома.
- Ишь как разошёлся! - хмыкнул Шаповалов.
Раскидистый клён пока надёжно предохранял советских офицеров от льющейся с небес влаги и командир бригады, с неодобрением поглядывая на небо, спросил:
- Где же находится эта загадочная Ивня?
- Заблудились… - согласился Саргсян.
У него в руках было две карты нужного района - советская и трофейная немецкая. Руководствуясь сначала первой картой, они упёрлись в её окрашенный тёмно-зелёным цветом край.
- Вокруг леса и никакого намёка на существование населённых пунктов… - огляделся вокруг майор.
Он развернул немецкую. Плюнув с досады, увидел, что педантичный германский картограф до войны изобразил на ней не только каждый дом в Ивне, но и, в качестве ориентира, одинокую сгоревшую церковь на пригорке.
- Вон церковь, - обрадовался начштаба. - Значит нам туда…
- Умеют немцы воевать, - согласился полковник, - что там говорить…
Гроза стихла так же неожиданно, как и началась. Небо посветлело, вспышки молний становились реже, раскаты грома ушли в сторону.
- Давайте товарищ полковник поднимемся повыше! - предложил майор. - Где-то здесь должна идти дорога на Ивню.
Когда они перешли на другую сторону холма Иван Матвеевич был шокирован открывшимся видом.
- Сколько техники и людей задором потеряли! - с горечью выдохнул он.
- Очевидно, - вставил Саркисян, - целая танковая бригада легла…
В низине виднелись несколько десятков спаленных ржавых танков, в окружении тысяч разлагавшихся трупов. Они поняли, что немцы запустили в мешок наступающие танки Красной Армии, а потом расстреляли их с окрестных холмов.
- Не надо было быть профессиональным военным, - мрачно заметил полковник, - чтобы понять идиотскую бессмысленность нашей атаки.
- К сожалению ошибки, лучше видны после поражения…
- Теперь нам здесь нужно ожидать появления вражеского танкового клина, - приказал командир бригады.
- Вряд ли они пойдут по опасному участку… - засомневался майор.
- Им деваться некуда, - определил полковник, - слева холмы, справа река.
Он не ошибся. Немецкие танки вскоре пошли в атаку под прикрытием плотного артиллерийского и миномётного огня.
- Сосчитайте, сколько их прёт! - приказал комбриг командирам.
- Десять «Тигров» и двадцать средних танков.
- Точно есть «звери»? - переспросил командир. - Много, чёрт возьми!
- Вот повезло нам, - выругался начштаба, - не могли они рядом пройти…
- В жизни нет ничего случайного, - рассеяно сказал Шаповалов, - всё, что происходит с нами, происходит в нужное время и в правильном месте...
Он нервничал, потому что из-за пыли, поднятой разрывами снарядов и гусеницами вражеских танков, он не видел глубины стального клина.
- По моим наблюдениям, - вставил Саркисян, - вражеские танки идут в атаку медленно, боевая скорость у них не более десяти километров в час.
- Передайте по рации всем танкистам и самоходчикам приказ не обнаруживать себя, а подпускать вражеские танки на дистанцию триста метров и бить без промаха.
По мере приближения свирепых танков к переднему краю его бригады полковнику всё больше тревожила мысль:
- Выдержат ли наши танкисты, смогут ли подпустить их на дистанцию кинжального огня.
Командир беспокоился за 2-й танковый батальон, укомплектованный лёгкими машинами Т-70 с маломощными орудиями, ведь среди атаковавших немецких танков двигались им навстречу неуязвимые для них «тигры».
- Его пушка вышвыривает снаряды со страшной силой и буквально разрывает слабенькую броню! - со злостью сказал Шаповалов.
- А для них «сорокапятка» - как горох об стену…
- Нам бы, хоть один КВ, - сказал командир самоходно-артиллерийского полка подполковник Лебедев. - У меня в сорок первом году случай интересный произошёл. Наш КВ-1 заглох на нейтральной полосе. Немцы долго стучали по броне, предлагали экипажу сдаться, но тот отказался. Тогда немцы зацепили КВ двумя своими лёгкими танками, чтобы оттащить наш танк в своё расположение, и там без помех вскрыть. Расчёт оказался не совсем верным. Когда они начали буксировку, наш танк завёлся.
- Видимо имел место запуск мотора с толкача...
- Быть может, - сказал Лебедев и продолжил: - Он потащил немецкие танки в нашу сторону. Немецкие танкисты были вынуждены оставить танки, и КВ приволок их к нашим позициям.
- В начале войны ему не было равных, - важно подтвердил Саркисян, - а сейчас эти проклятые «тигры» появились…
Лебедев связался по радио с командиром батареи СУ-152 и установил, что все самоходки, стоящие на прямой наводке, получили свои цели и ждали их подхода к намеченным ориентирам.
- Мои орлы готовы стрелять, - доложил он командиру.
Передний край советской обороны и переднюю линию вражеских танков разделяло теперь не более километра. Артиллерийский и миномётный огонь противника усиливался, несколько снарядов разорвалось вблизи наблюдательного пункта Шаповалова.
- Они уже близко! - доложил встревоженный начштаба.
- Не обнаруживать себя! - рявкнул нервничающий полковник.
- Если они подойду слишком близко, их не остановишь.
- Главное выбить у них «тигры», другие снаряды не пробьют их броню…
- Такого в Уставе нет!
- В любви и на войне выигрывает тот, - уточнил Иван Матвеевич, - кто не признаёт никаких правил.
Враждебные танки неумолимо приближались. До ближайшего «тигра» оставалось всего метров четыреста. Какими же долгими казались эти минуты ожидания боя для командира советской части.
- Открыть огонь из самоходок! - резко приказал Шаповалов.
- Огонь! - азартно крикнул в шлемофон подполковник.
Прошло несколько секунд, и один за другим прогремели звучные выстрелы из мощных 152-мм орудий. Иван Матвеевич увидел в бинокль, как башня одного из монстров охватило жадное пламя.
- Попали! - с восторгом крикнул он.
- Готова зверюга… - согласился Саркисян.
Через несколько секунд, когда дым развеялся, танк уже стоял без башни. Командир батареи СУ-152 доложил, что в результате прямых попаданий подбито ещё два «тигра».
- Молодцы! - похвалил комбриг и приказал: - Огонь из всех стволов!
- Беглым пли! - скомандовал начальник штаба.
Точные выстрелы мощных пушек советских самоходок послужили сигналом для плотного огня из всех стволов, находившихся в первой линии.
- Не зря мы их тренировали! - удовлетворённо потирал руки Шаповалов.
- Война лучший тренер, - напомнил довольный Лебедев.
Этот бой оказался скоротечным. После того как первые три «тигра» в течение нескольких секунд были превращены хищными самоходками в стальной лом, остальные вражеские танки, как по команде, развернулись на 180 градусов и ушли на свои исходные позиции.
- И мы научились воевать! - весело сказал Саркисян.
- Главное использовать сильные и скрывать слабые стороны наших танков, - комбриг снова настроился на деловой лад. - Во время боя им так и не удалось подойти к переднему краю обороны 2-го танкового батальона ближе, чем на сто метров. Иначе бы «тигры» перемололи их в труху…
продолжение http://proza.ru/2013/01/02/1449