Книга, которая писала людей

Максим Камердинер
Книга, которая пишет людей
Прекрасный зимний денек выдался в тот день, когда я встретился с тем, о ком и собираюсь сейчас рассказать. Вообще мы редко виделись в последнее время, но друг, он на то и друг, чтобы не забывать. В общем в тот день я выгнал его на прогулку и душевный разговор. Как раз потеплело, посыпал снежок и народу на улице было мало. Еще бы - раннее утро субботы, все как сонные мухи бродят по квартирам в поисках ключей, что зажаты у них в руках, или делают что-то подобное, я уж не знаю.
 - Ты смурной в последнее время. - начал я, поглядывая на товарища. Смурной - мягко сказано. За пару месяцев он постарел на десяток лет. Запавшие глаза, подернутые мутной пеленой, украшенные темными кругами,  глубокие морщины, высохшая кожа, подрагивающие пальцы, сгорбленная спина, шаркающая походка. От его прежнего амплуа непредсказуемо веселоко полусумасшедшего гения не осталось ни следа. Теперь передо мной стоял... старик. Один из тех, разочаровавшихся в жизни на третьем десятке, сломавшихся раньше срока. - Так что случилось? Ты расскажи, легче станет.
 Он хмыкнул.
 - Да все так же, Ром. Все по-старому и все пусто, глупо и нелепо. Бесполезно.
 - Ерунда это. Всегда есть что-то интересное. Смысл жить.
 - Жить. - повторил мой спутник. - Жить, жить, жить, а затем умереть и кормить червей. Я уже пожил немного. В принципе уже понял структуру этого действа. Так что было бы логично пропустить лишние участки.
 Мы пошли пож железной дорогой, по которой грохотали поезда, так что я не стал отвечать сразу. Да и нечего было ответить ему. Не знал я что сказать, ведь любой мой аргумент разбился бы о его броню апатии и депрессии. Он просто не хотел никого слушать кроме себя и своего надуманного горя.
 - Вот смотри. - вдруг продолжил он. - Я вроде как живу. Работаю, учусь... как-то... не важно, в общем. Но работа - скучна до зевоты, однообразна до тошноты и бессмысленна до омерзения. Да и вообще все бессмысленно.
 - И что? Ты же раньше жил с этим как-то. И тебя это не волновало. Я же помню каким ты был.
 - Я раньше писал...
 Я обернулся на него. В его глазах появились эмоции, но это было затаенное горе, горе на грани критического отчаяния. Такого, от какого и рушатся все дамбы в сознании и неукоротимой втекает, заполняя все лишь одна мысль: *А неплохо бы взять... бритву... и провести ею... вдоль вен... говорят, такая смерть совсем безболезненна... как сон...*.
 - А сейчас что?
 Он промолчал
 - Серег, сейчас что? - повторил я более настойчиво.
 - Сейчас...
 Мы вышли к рынку. Сергей огляделся и зашаркал к одной из палаток с сигаретами.
 - Капитан белый есть? - спросил он у продавщицы с оплывшими чертами лица.
 - Да. - кивнула та, глядя несколько подозрительно на моего друга. Её можно понять. Продажа производится по паспорту, покупатель паспорт не собирается предъявлять, однако никто за руку не возьмет, да и выглядит он вполне вправе покупать все что захочет. Но только выглядит. Но берет дорогое курево, видимо со знанием дела, спрашивает естественным голосом... - все это вмиг пролетело на лице женщины цепью вздрагивающих жилок.
 - Будьте добры. - проинес Сергей, протягивая купюру.
 В голове продовщицы, что называется, зажегся зеленый свет. Таможня дала добро и обмен произошел.
 - Будешь? - спросил он, протягиваю вскрытую пачку. Сам он уже зажал в зубах одну из этих *маленьких сигарок* и с заметным раздражением чиркал зажигалкой. Та никак не хотела загораться на холоде.
 - Дава й. Да убери ты эту китайскую чиркалку, у меня спички есть.
 Мы закурили.
 - Так вот. - продолжил Сергей. Черты его лица заметно разгладились, а пальцы перестали дрожать. - Сейчас у меня нет желания писать. Нет идей, нет слов, нет персонажей.
 - Да ну? У тебя же фантазия работает, сложно придумать, что ли?
 - Не совсем придумать. - поморщился он, пропуская дым через нос. - Чтобы персонаж был живее, проще списывать некоторые детали с реальных прототипов. Какие-то характерные жесты, фразы, реакции на внешние раздражители. Тогда персонаж будет органичен.
 - То-то у тебя половина героев между собой нечто общее имели.
 - Я старался разнообразить. - фыркнул Сергей.
 Я затянулся. Потрясающее ощущение. Словно бы у окружающего мира поворачивается ручка резкости.  Активное переферическое зрение расширяется чуть ли не до возможного чисто физически максимума, детали вырисовываются и царапают восприятие резкими очертаниями, тусклый свет, пробивающийся сквозь плотный полог ленивых туч становится ярче. Звуки насыщаются вкусом, цвета раскрашиваются палитрой акварели, а мозги начинают выщелкивать мысли и идеи как целый цех с китайцами - новенькие Айфоны.
 - Ну да. А раньше у тебя еше и отношения были.  А сейчас бабы нет и депрессия из-за этого. - хмыкнул я.
 - Ой, не напоминай. Это было дикой ошибкой. У меня был сложный период и тут подвернулось. Я просто не успел хоть немного подумать. - он тряхнул гривой темных длинных волос, сбивая налипшие снежинки.
 - А потом он ушла. И забрала с собой кусок тебя. - кивнул я. - Ты ведь после этого стал таким пасмурным.
 - Нет. Не тогда. Чуть позже, когда больше не мог ничего написать.
 - И почему не мог?
 - Слишком часто обращался к темным граням своего естества. - улыбнулся Сергей, глягя в небо затуманенными глазами.
 - В смысле?
 Друг грустно посмотрел на сигарету в руках, от которой осталось чуть меньше половины и выбросил в ближайший сугроб.
 - Пытаюсь бросить. - жалобно проворчал он мне. - А насчет темных сторон - я слишком часто злился. Часто бывал раздражителен и гневен. Поэтому и выгорело что-то внутри. Не мог продолжать писать, отвлекался и путал слова. Раньше текст сам лился в голову через крохотную дырочку, что пробивали в черепе две-три первые строчки, а теперь... скажем, мой череп стал толщиной с танковую броню.  И правду говорил Александр Сергеевич - гений и злодейство и в самом деле несовместимы.
 - Да ладно тебе, чувак, - ободрительно хлопнул я его по спине, - все наладится. У нас ведь как говорят?
 Сергей рассмеялся.
 Мы тогда погуляли еще пару часов, переговорили о последних новостях, посмеялись, и вроде бы все немного наладилось. Во всяком случае он  тогда уже не выглядел настолько убитым, как раньше. Видимо ему и надо было всего ничего - выговориться, пожаловаться и получить какую-нибудь поддержку. Но то, что случилось позже...

. . .

 Сличившееся потом описывать трудно и страшно. Потому что тот Сергей и в самом деле умер. Умер почти мгновенно, а место его занял кто-то другой. С таким же характером, с теми же мыслями, с теми же жизненными позициями, увлеченими, вкусами, телом, привычками, но... другой. Его было совсем не понять. Часто его замечали за бессистемным шатанием по окрестностям, свидетели говорят что он все время бормотал про себя какую-то абракадабру и никак не реагировал, когда его окликали. Если же подходить к нему, то он впивался  в твевожащих его беспокойство пристальным и странным донельзя взглядом, но секунд через пять словно бы просыпался от транса, вздрагивал и смущенно улыбаясь просил прощения. В целом - вернулся в амплуа легкого сумасшествия.
 Но не такого, как раньше. Если до всего этого он только делал вид, развлекаясь таким образом и развлекая заодно и окружающих, то на этот раз он взаправду съезжал с катушек. Нормально общается, все так же работает, учится, одна беда - по выходным ходит и бормочет под нос, ходит и бормочет, ходит и бормочет. Через месяц от него начали шарахаться все, кто хоть раз слышал то, что он бормотал. Говорили что от его слов начинает идти кровь из носа, повышается давление и болит голова. Бредят - так я думал. Все в нашем мире сейчас немного сходят с ума. Весна на носу. Все нормально.
 Отнюдь. В середине весны, когда от него разбежались все, кроме пары верных друзей, в числе которых был и я, он начал пропадать за монитором компьютера. Писал. Все была яма творческого кризиса, а с ума сошел и поперло. Совсем как какой-нибудь Гоффман или Керрол.
 И поначалу я радовался за него. Нашел себя, наконец-то, теперь перестанет загоняться со всякой ерундой ненужной и вредной. И прошел еще месяц.
 Сергей перестал вообще выходить из дома. Ни на работу, ни на учебу, даже в магазин не выходил. Сидел круглыми сутками и строчил. Я уже тогда понял, что что-то с этим нечисто. Либо вконец свихнулся от расстройств, либо даже помер от истощения. На звонки не отвечает, в интернете не появляется, дверь не открыват - хоть бери лом и ломай замок, сам тоже не выходит.
 Но тут и у меня начались проблемы, а за ними и радости, новая девушка, гормоны наконец нашли выход, и я начал потихоньку привыкать к затворничеству друга, как вдруг он мне звонит в начале зимы, спустя полгода без малого. В самый, что называется, неподходящий момент. Разумеется, телефон отправился в дальний угол комнаты, не до него было, но Сергей не отстал. Не дозвонившись, он словно бы раздвинул мой мозг и проорал в ту часть, что отвечает за боль:
 - Приходи, есть разговор. Дверь будет открыта. Это срочно.
 Как у него это вышло, я не понял, но тот факт, что я пять минут валялся, скрючившись от дикой мигрени и отпечатавшиеся в сознании три фразы явно говорили, что мне не померещилось. Что поделаешь. Ежу ясно, что в следующий раз он сделает что-то вконец... невообразимое, но обязательно сделает.
 В общем, я помчался к нему. И узнал очень много нового.

 . . .
 
 Погрузившись с головой в сови заботы, я много чего пропустил. Как оказалось, Сергей писал не что-то, а книгу. И не просто книгу, а... живую книгу. Сколько времени прошло, а я все никак не могу понять как же она была устроена, эта книга.
 По сути - набор бессмысленных буквосочетаний на три сотни страниц, разделенные на три части с характерными названиями: *Плоть*, *Разум* и *Дух*. Каждый из разделов был разделен на пять подразделов, так, например в разделе *Плоть*, можно было увидеть нечто вроде *Члены и сочленения* или *Кровь*, в разделе *Разум* - *Безумие* и *Депрессия*, а в разделе *Дух* - *Метания и ложные устремления* или *Порочность*. В каждом подразделе было примерно по полторы сотне слов, не значащих ровным счетом ничего.
 Однако у этого все-таки был смысл. Каждое слово, или словосочетание, вызывало немедленную реакцию организма. Прочитав строчку из первого аздела можно было свалиться от дикой боли в желудке, от строки из второго - сойти с ума, а третий читать вообще нельзя ни в коем случае, потому как от слов, записанных в нем, человек менялся. И тоже моментально.
 С чем это было связано - не знаю. Но это работало. При этом, интересный факт: работало не только на читающем, но и на окружающих, если читать вслух. Сам же читающий, со временем как бы привыкал к реакциям на текст, то есть боль никуда не исчезала, но проходила почти сразу же. В зависимости от *стажа* чтения. Этим начали пользоваться.
 С тем как именно книга вышла в печать - тоже загадка. Единственная рецензия на книгу звучала следующим образом: *Черная книга. Очень реальная.* - которую пробормотал поседевший враз искусствовед. Искуссвовед был известный, и его поняли буквально. Шустрое издательство разрекламировало *новый бестеллер*, привесили название *Черная книга*, и распечатали десятитысячным тиражем. Самосу автору выслали весьма скромный гонорар электронным переводом, и стали ждать барышей.
 Промашку поняли уже на следующий день. Несчастное издательство засудили за массовые случаи загадочных заболеваний, смертей и самоубийств, изменений личности и приступов всех форм маний, фобий и страстей.
 Попытались наехать и на самого Сергея, но... не нашли. Точного его адреса нигде не было, примет тоже, кредитная карта, на которую был сделан перевод из издательства, оказалась сделана на подставное лицо. В общем автора не нашли, и с удвоеной энергией начали грызть идательство.
 Дошло до того, что поднялись народные массы и на законодательном уровне требовали запретить книгу. И её запретили. Большую часть тиража изъяли и уничтожили. Большую, но не всю.
 Нашлись те, кто почуяли свой кусок выгоды в этом поистине дьявольском подарке миру. Еще бы - возможность причинять боль, муки, а то и убивать окружающих, пусть это и связано с личными неудобствами, страшно манила различных фанатиков, оскорбленных и униженных, алчных и жестоких, злобных, хищных и беспринципных.
 Начали появляться подпольные минифабрики, где печали *Черную книгу*. Не глядя. Просто ксерокопировали страницы и распечатывали, ну а вместе с ними - и адепты этого нового явления. Чернокнижники. Очень точное определение, учитывая что и сами себя они звали так же.
 Сначала совсем немного, но за несколько недель, феноменально короткий срок, это движение вылилось в новую субкультуру. Чернокнижники приобрели едва ли не мировую огласку, и за неполный месяц, все и каждый поняли - если ты видишь на улице юношу или девушку в черном балахоне или плаще, с черными волосами, в черных тяжелых ботинках и небольшой книжицей в черном переплете подвешенной к поясу под полой плаща на цепь - надо бежать от такого со всех ног, наплевав на все.
 Потому как такому может придти в голову потребовать у *досточтимой публики* немного денег за *выразительное чтение*, либо, в качестве альтернативы - много денег, но за *выразительное молчание*. Разумеется, любой отдаст последнюю рубашку, только бы избавиться от ощущения расплавленного свинца, медленно втекающего в каждую пору кожи, лопающихся от жара глаз и рвущих внутренности холодных пальцев.
 На чернокнижников пытались устраивать облавы, сначала сам народ, используя старинный и уважаемый (и единственно верный) *суд Линча*. Ничего не вышло. Десяток крепких парней с бейсбольными битами, валяющиеся у ног субтильного паренька-дистрофика с белой кожей от нарушенного кровообращения - вполне нормальная картинка, если учесть что в руках паренька *Черная книга*.
 Нет, кого-то все-таки заставали врасплох, заклеивали рок, ломали руки, пальцы, ребра, но таких случаев было мало. К тому же чернокнижники, способные вслух читать раздел *Плоть*, а также цитировать его по памяти - вообще перестают чувствовать боль, и только смеются над экзекуторами. К тому же они чаще всего ходят группами по два-три человека. Чтобы было веселее.
 Потом за дело взялись правоохранительные органы. Ничего не вышло. И неудивительно, ведь и полицейские, храбрые стражи закона, такие же люди, и также, если даже не сильнее, боятся боли. Единственным выходом было бы убивать чернокнижников на месте, но это делать запрещает Конституция.
 Так что в обществе начал происходить раскол. Все больше появлялось чернокнижников. В основном ими становились молодые юноши и дувушки до тридцати, но бывало что и школьники, и даже старики одевали черные балахоны, красили волосы и вешали на себя книгу на цепи.
 Субкультура систематизировалась. У них появился лидер - Правая Рука Господа Кардинал Вааз. Господом, естественно, стали считать самого автора, а Кардинал начал пользоваться безграничной властью и авторитетом, потому как мог читать не только какую-то часть первого раздела, как большинство чернокнижников, а весь первый и частично - второй.
 Вообще иерархия в среде чернокнижников определялась по количеству страниц, которые может прочитать подряд адепт. Чем больше - тем выше статус, тем ближе адепт к Господу, тем он уважаемее.
 Появилась угроза революции со стороны сторонников *Черной книги*. Прямо об этом никто не говорил, даже наоборот, мож *Зачем засыпать колодец, из которого пьешь?*, но шло все именно к тому, что отряды в черном были готовы все сметающим ураганом пройти через кордоны и заслоны и сместить действующую власть.
 Все это развилось и укрепилось за какие-то три или четыре месяца, как грип, как черная чума, как пандемия оспы. И, казалось, что остановить это уже невозможно.

. . .

 Все это я узнал от самого Сергея, когда пришел к нему домой. Домой. Даже не в квартиру, которая осталась ему от бабушки, а именно домой. Весь семиэтажный дом в четыре подъезда и несколько сотен квартир принадлежал ему. Все соседи просто съехали, оставив то, что не смогли унести на себе с первого раза.
 И вот мы с ним сидели в одной из квартир первого этажа, обставленной *под старину* людьми, вероятнее всего весьма и весьма состоятельными.
 Я пил дорогой чай из чашки китайского фарфора, тонкого, но при этом потрясающе прочного, а бывший друг свистящим шепотом рассказывал мне о том, чему он стал причиной. Другом я бы его не назвал. Это был не тот человек, с которым я общался раньше, и к которому был, по-своему привязан.
 Он высох и побелел. Стал гораздо старее. Волосы превратились в белесый водопад из той гривы темно-каштанового цвета. Зрачки глаз расширились до предела, так, что оставалась только узенькая ниточка бледно-голубой радужки между ним и белком, покрытом тонкими темными прожилками. С тонких губ изрудка слетали клочки высохшей кожи. Пальцы стали напоминать паучьи лапы, и все время поглаживали книгу в черном переплете с ярко-алыми страницами, нервно вздрагивая, как от резкого разряда электрошока.
 Одет он был в просторный свитер и потертые джинсы, и то и другое висело на нем мешком, не скрывая, а скорее подчеркивая дистрофичное тело анарексика.
 Сам он не пил и не ел, только говорил, глядя в окно, да гладил свою книгу, словно бы питаясь от неё той самой темной силой, что и бушевала сейчас во всех городах в большинстве стран, куда просочилась *Черная книга*.
 - Так зачем ты меня позвал? - спросил я, когда Сергей перестал говорить и задумчиво уставился на книгу.
 - Поговорить. - прошелестел ответ. - Мне нужна помощь.
 - Какая? Ты ведь сделал то, о чем мечтал. Ты - основательцелого движения, даже что там, дживения, ты - отец новой расы. Твои люди станут сильнее и приспособленнее,  с более прогрессивной моралью... - с горькой усмешкой пробормотал я.
 - Ты должен мне помочь. И ты мне поможешь. И не знаю к кому еще обратиться.
 - Убить кого-то? Дать денег? Привести семьдесят девствениц?
 - Нет.
 - А что тогда? - я начал срываться на крик. - Я не понимаю тебя! Ты превратился в монстра, в самого дьявола!  И ведешь за собой целые полчища таких же! У каждого книга и никто из них не гнушается ею пользоваться в личных целях. Ты это хотел сделать, когда жаловался на бессмысленность существования? Поздравляю. Твоим смыслом стало превращение Земли в ад, и это тебе удается успешно!
 - Успокойся. Мне действительно нужна твоя помощь. Нужно положить этому всему конец.
 - Да неужели?.. И как же?
 - Сжечь.
 - Тебя?
 - Книгу.
 - Какую их? Твоих книг там - тысячи тысяч.
 - Эту. - и он толкнул ко мне книгу с ярко-алыми страницами.
 - А сам ты...
 - Она не позволяет.
 - Но...
 - Я пытался от неё избавиться. Выбрасывал, забывал, терял, топил, но она возвращается всегда. Я устал.
- И в чем...
- Рукописная. Я собственной рукой написал каждое слово в ней. В ней вся власть. В каждом слове - имя демона. Все они уже призваны и бродят по нашей грешной земле...

. . .

 Закончилось все это быстро. Огонь комфорки, раскрытая книга, трепещущий от жара воздух, вот уже затлели края страниц... чарующий голос, лесть и уговоры, обещания, возможности... власть. Над всем сущим.
 У чернокнижников наконец появился Господь. Он вышел из тени и сказал:
 - Устроим здесь Ад!
Camerdiner