Большинство лотов уже были распроданы, а вырученные суммы намного превышали предсказанные аналитиками. Ведущий Эндрю Брайтон даже позволил себе немного расслабиться. Отпускал шутки, заигрывая с публикой, тихонько посмеивался, находя в описании слова вроде эпитетов «эпохальный» или «легендарный». Больше всего ему нравилось со смаком произносить слово «бесценный» и тут же озвучивать начальную стоимость. Была в этом какая-то абсурдность, которая, впрочем, на торгах звучала вполне естественно.
- Тристадевяностотысячраз, – произносил он в одно слово, и молоточек отрывался от поверхности.
- Триста девяносто тысяч… два, - темп речи замедлялся. Слова произносились более отчетливо, в то время как Эндрю медленно обводил взглядом присутствующих. Молоточек, конечно же, взлетал еще выше.
- Три-ста…девя-но-сто… тысяч… …. Три, - теперь уже выделялся каждый слог, он озвучивал сумму отчетливо, по частям, как произносят сложные слова маленькие дети или общаются с не вполне нормальными людьми. Зависнув на пике, молоток стремительно падал вниз.
Тук.
- Продано!
Каждый раз после того как лот уходил покупателю Эндрю поправлял свои знаменитые усы. За время его более чем тридцатилетней работы они успели стать своеобразной визитной карточкой аукционного дома. Лет десять назад их чуть было не сделали логотипом, но руководство в последний момент решило, что люди уходят и приходят, а дом продолжает существовать. От идеи отказались. Жаль, она принесла бы ему немало бонусов.
Пока помощники возились со следующим лотом, Эндрю попытался прикинуть сумму, которую должны были принести положенные ему проценты с продаж, но, сбившись, бросил это занятие, решив оставить эту работу бухгалтерам. Пусть для него это будет сюрпризом. Получать проценты с продаж он начал не так давно, и сложная схема расчетов пока вызывала определенные трудности. Да и в мраморном зале гостиницы «Королевский лев» собралось много людей, изучение которых показалось ему куда более приятным занятием.
В отличие от предыдущего аукциона, на этот раз присутствовало немало людей, чьи кошельки распирали не купюры с большими цифрами, нет, а стопки золотых и платиновых кредиток солидных банков с громким именем и богатой историей. Ему не были интересны посредники, сидевшие на телефонах, и действующие от чьего-то имени, он разыскивал именно их – владельцев капиталов, присутствующих лично. Надо сказать, их год от года становилось все меньше. А вот посредников, наоборот, все больше. Тенденция была свойственна для всего аукционного бизнеса в целом. Аукционы теряли покупателей. Слава богу, не в прямом, а в переносном смысле. Сначала телефон, потом интернет. Когда из зала исчезнет последний состоятельный джентльмен и его место займет очередной посредник, торги станут другими. Хорошо это или плохо Эндрю так и не определился, но решил, что как только это произойдет, он покинет дом.
Чтобы отогнать от себя дурные мысли и чем-то заняться, он стал играть в «Шерлока», как называли они эту игру с женой. Давным-давно. Это сейчас она довела себя до состояния сварливой старухи, и если не ворчит по поводу политики или погоды, то пилит насчет покупки загородного дома. А тогда… Молодая Эвелин. Красотка Эвелин. Кокетка Эвелин. Он предоставил ей право выбирать жертву и задавать вопросы.
- Кто тот мужчина. Да, этот, преклонных лет с шелковым галстуком?
- Юрист. Наверняка в совете директоров компании или какой-нибудь почетный член. На работу приходит скорее по привычке – делать ему там все равно нечего.
- А вот та дама в строгом сиреневом платье и шляпке?
- Владелица загородного клуба. Несколько старомодна, но знает толк в простых дорогих вещах. Муж умер, оставив ей приличное состояние и приличных размеров загородное поместье. Бизнес идет, скорее всего, неважно, но на ее век хватит. Может и детям что-то останется.
- А этот…
Прости дорогая. Прости, красотка Эвелин, я должен объявить лот. Он быстро отогнал от себе воспоминание о молодой Эвелин.
На экране позади него возникло изображение бутылки французского вина, номер лота и, как всегда, цена в нескольких валютах мира.
- Шато Ламерль, очень редкий миллезим. 1977 год. Магнум. Из частной коллекции. Как раз на пике. Идеальные условия хранения. Превосходное состояние, – Эндрю решил опустить информацию про не очень удачный год и, как следствие, невысокие оценки у критиков. Профессионалы и так все знали, поэтому он сразу озвучил начальную цену. Надо сказать, несколько завышенную.
– Пятьсот фунтов.
В зале поднялось не так много рук. Две, три, а вон четвертая. Еще парочка.
- Шестьсот фунтов.
Можно продолжать.
- Семьсот фунтов.
Еще достаточно много желающих.
- Восемьсот фунтов.
Одна рука опустилась. Поднялись еще две.
- Тысяча фунтов, - ему показалось, что это, пожалуй, чересчур для не очень удачного урожая.
Тот, что в замшевом костюме, скорее всего клерк. Из тех, что разбираются в вине, но не имеют денег, чтобы пить, что захочется. Давятся в основном крю буржуа. Еще парочка – банкир и, скорее всего, какой-то иностранец. Может русский? Они в Лондоне нынче не редкость.
- Тысяча пятьсот фунтов.
В зале осталось всего две руки. Клерк и…может быть сомелье? Вряд ли, ни один профессионал не решился бы выложить столько. 77 год. В нем не было ничего, кроме двух семерок.
- Тысяча семьсот.
Может бывший летчик. Или капитан? Видна выправка.
- Две тысячи.
Не военный. Точно. Солдафонов он терпеть не мог и определял их сразу. Присутствующие в зале начали тихонько перешептываться.
- Три тысячи фунтов.
Эти двое не собирались сдаваться. И Эндрю не верил в то, что сейчас происходило у него на глазах. За свою жизнь он продал тысячи, если не десятки тысяч бутылок вина. Бывали, конечно, случаи, когда за них выкладывали кругленькие суммы, но то были великие миллезимы.
- Три тысячи пятьсот. Фунтов.
Кто же этот второй. Не знаю. Может азиат, сделавший операцию и придавший своему лицу европейские черты? Только азиаты сейчас способны выкидывать такие суммы.
- Пять тысяч фунтов.
Эти двое ему определенно нравились. Клерк и сэр я-не-знаю-чем-вы-занимаетесь. Ученый?
Зал замер и восторженно следил за противостоянием.
- Семь… тысяч… фунтов.
Это было против его правил растягивать слова, озвучивая сумму еще не проданного лота, но он инстинктивно почувствовал, что после того, как он назовет эту сумму останется только один.
Рука клерка против его воли опустилась. Ему эта сумма была явно не по зубам.
Да, он был прав, он угадал. Клерк сдался. Эндрю поспешил опустить молоток. Раздался стук и лот ушел таинственному покупателю.
Продав еще несколько бутылок французского кларета за цену ненамного превышающую ожидаемую и пару ящиков молодой супертосканы, Эндрю объявил торги оконченными.
По дороге домой он все еще размышлял, кем же может оказаться человек, купивший магнум Шато Ламерль 1977 за семь тысяч фунтов стерлингов.
«Безумцем», - наконец пришло ему на ум верное слово, и он перестал размышлять об этом. Красотка Эвелин, что сегодня ты приготовила на ужин старине Эндрю?
Он подошел к нему сразу же по окончании аукциона. Остаться наедине было нетрудно – участники поспешили в гардероб, чтобы избежать очереди и поскорее забрать свою верхнюю одежду. Клерк не торопился.
- Я хотел бы получше узнать своего противника, - произнес с улыбкой Пол. – Надеюсь, вы не отвергнете мое приглашение и составите мне компанию.
Он протянул свою визитную карточку мужчине, с которым еще совсем недавно так ожесточенно сражался. Клерк рассеянно посмотрел на карточку, но брать ее не стал.
- Как никак, вы все-таки заставили меня расстаться с такой кучей денег, - поспешил объяснить Пол.
- Вы американец? – спросил клерк.
- Да. Вчера приехал и сегодня…впрочем неважно. Пол, - представился он, убрал карточку в карман пиджака и протянул руку так, как протягивают ее только американцы. Ладонью вверх.
- Стивен, - мужчина тоже протянул руку, но неохотно, как будто его к этому вынуждали. Впрочем, так оно на самом деле и было.
- Так вы примете мое приглашение? – американец продолжал настаивать.
- Это не совсем удобно.
- Да бросьте…
- Нет, правда, мне надо срочно уехать из города.
- Даже не попробовав этого вина? – искренне удивился Пол, сияя белозубой улыбкой.
Стивен в первый раз позволил себе улыбнуться. Его удивило это предложение.
- Это очень любезно, но…
- Паршивый год был этот семьдесят седьмой, - перебил его американец.
- Не очень удачный, - согласился Стивен. - Весенние заморозки, а после жара в июле. Ранний сбор - иные ягоды и вызреть-то не успели.
- Ого, да вы знаток! Я-то не очень разбираюсь. Так, слышал кое-что…
Стивен почувствовал неловкость.
- Простите, я думал вы о вине, - он сделал шаг в сторону, намереваясь уйти, но американец схватил его за руку.
- Постойте. Мне будет очень приятно, если вы присоединитесь ко мне. Через неделю я уезжаю и, думаю, вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся.
В словах американца, вернее в тоне, которым он их произносил, было что-то такое, что Стивен не смог отказать.
Кэб остановился неподалеку от входа в отель «Башня». Стивен расплатился с водителем и пошел по тротуару ко входу, размышляя, верно ли он поступил, согласившись на эту встречу и не повернуть ли ему назад, выбросив в урну небольшую коробку в оберточной бумаге. Два хрустальных бокала серии Бордо Гран Крю. Самые дорогие, какие он смог обнаружить в специализированном магазине и все равно мелочь, по сравнению с тем, во сколько обошлась бутылка Шато Ламерль 1977.
Дарить подарки ему не нравилось. Впрочем, и получать тоже. Он чувствовал себя при этом как-то неловко, как будто должен произнести слова, которые никогда сказать не мог. Искренние слова.
Швейцар на входе прервал его размышления, распахнув перед ним дверь. Стивен взглянул на часы – почти шесть – и вошел внутрь.
- Пол?
- Я рад, что вы пришли, - американец оторвал голову от газеты и приподнялся с кожаного дивана. Он его уже ждал.
- Все-таки вы, англичане, чертовски пунктуальны, - произнес он, пожимая руку Стивену, который протягивал ему коробку. – Мне?
- Да, это…
- Ну-ка, - Пол со свойственной американцам непосредственностью маленького ребенка уже разрывал оберточную бумагу.
– О, слава богу, вы догадались! А то я уже был готов пить великое вино из пластиковых стаканчиков. Вы ведь знаете, мы, американцы, любим это дело. Как в том фильме…про вино…
- На обочине?
- Точно, - рассмеялся Пол. – Про одержимого…Пино Нуаром. Но мы одержимы семьдесят седьмым, не так ли?
Несмотря на пробки, добраться до London Eye, построенного в угоду туристам и не очень любимого местными жителями, заняло с полчаса. Они взяли капсулу на двоих и, когда она медленно поползла вверх, откупорили магнум и поспешно наполнили бокалы.
Внизу текла жизнь, от которой они предпочли сбежать. В этот день, осенью 2007 года, Лондон перестал для них существовать. У них было всего 30 минут, чтобы из 2007-го перенестись на тридцать лет назад. В 1977 год. Довольно, надо сказать, паршивый год.
Для чего? Возможно, чтобы снова пережить или даже изменить очень личные и, несомненно, очень важные для них события. Им просто необходимо было оказаться в семьдесят седьмом, чтобы попытаться предотвратить то, о чем они не могли забыть, оказавшись в Лондоне на аукционе тридцать лет спустя. При помощи бутылки Шато Ламерль 1977 они хотели вновь поторговаться с историей и, возможно выкупить у нее два события этого года. Авиакатастрофу в небе над Тенерифе и смерть Элвиса Пресли.
Когда служитель заглянул в кабинку, двое мужчин исчезли. Внутри он обнаружил только два бокала со следами вина и недопитую бутылку Шато Ламерль 1977. Как выяснила позже полиция, несколько дней назад этот полуторалитровый магнум был продан на аукционе за семь тысяч фунтов стерлингов. Небывалая сумма для столь неудачного года.
Двоих мужчин обнаружить так и не удалось.