Растущую популярность психологии в наше время многие приветствуют как добрый знак нашего приближения к эпохе которая сможет реализовать дельфийский призыв «Познай самого себя». Несомненно, для подобного оптимизма есть некоторые основания. Идея самопознания глубоко укоренена в греческой и иудео-христианской традиции. Без нее немыслима эпоха Ренессанса. С ней самым тесным образом связаны У. Джеймс и 3. Фрейд, которые помогли адаптировать этот позитивный аспект психологии к нашему времени. Но данный факт не должен толкать нас к игнорированию других аспектов современной психологии, представляющих серьезную деструктивную опасность для духовного развития человека. Именно об этих аспектах и пойдет речь в настоящей главе .
Психологическое знание, или Menschenkenntnis (человеко-знание), приобрело в капиталистическом обществе особую функцию, по смыслу сильно отличающуюся от той, что стоит за словами «Познай самого себя».
Капиталистическое общество строится вокруг рынка -рынка товаров и рынка труда, - где товары и услуги свобод-но обмениваются, независимо от традиций и обычаев, без на-силия и принуждения. Знание потребителя имеет здесь для продавца решающее значение. И если это было спра-ведливо пятьдесят или сто лет назад, то за последние несколько де-сятилетий знание потребителя стало для продавца во сто краг необходимее. С ростом концентрации производства и капитала стало гораздо важнее, чем прежде, знать желания потребителя, и не только знать их, но и уметь влиять на них и манипулировать ими. Крупные инвестиции капитала в масштабах современных промышленных гигантов делаются не по «предчувствию», а после тщательного анализа потребителя и после определенных манипуляций с его сознанием. Помимо изучения потребителя («рыночная психология»), возникло еще одно новое направление в психологии, основанное на желании изучить рабочего и работодателя и манипулировать их взаимоотношениями. Это направление получило название "межчеловеческих взаимоотношений" («human ге1аtions»). Таков логический итог изменения отношений между трудом и капиталом. Помимо непосредственной эксплуатации существует кооперация между гигантами производства и профсоюзной бюрократией, где каждая из сторон давно пришла к выводу, что гораздо выгоднее искать компромисс, чем воевать друг с другом. Кроме того, обнаружили, что удовлетворенный, «счастливый» рабочий трудится более продуктивно и охотнее отдает себя монотонным однообразным операциям, необходимым на крупном современном производстве. Используя популярность психологии, рабочий и работодатель изучаются и управляются с помощью психологов. Что сделал Тейлор для рационализации физической работы, психолога делают для рационализации психического и эмоционального аспектов труда. Рабочий окончательно превращается в вещь. Его изучают и учатся им управлять как вещью. Таким образом, так называемые «human ге1аtions» — это на самом деле бесчеловечные взаимоотношения, так как любые отношения между людьми это знание превращает в отношения «материальные» и отчужденные.
От манипуляции потребителем, рабочим и работодателем интерес психологии постепенно перешел к идее манипуляции всеми, каждым человеком, что нашло свое выражение в политике. Идея демократии первоначально строилась на концепции договора между ясно мыслящими и ответственными гражданами, но на практике демократия все более и более подпадает под влияние методов манипуляции, сформулиро-ванных в области "рыночных исследований" и "human rela-tions".
Но поскольку все это хорошо известно, мне бы хотелось далее рассмотреть другую, более тонкую и сложную пробле-му, связанную с возросшим интересом к индивидуальной психологии особенно - с невероятной популярностью пси-хоанализа. Проблема состоит в следующем: До каких пределов возможна психология (знание о других и о самом себе)? Какие ограничения существуют для психологического познания и какие возникают опасности, если не соблюдать эти ограничения?
Желание знать своих ближних и самих себя, несомненно является глубочайшей потребностью людей. Человек живет в социальном окружении. Он нуждается в общении, в контактах с другими людьми, иначе он сойдет с ума. Человек наделен разумом и воображением. И он сам, и его ближний образуют для него проблему, которую ему не остается ничего другого, как попытаться решить тайну, которую он должен стремиться узнать.
Это стремление понять человека с помощью мышления называется «психологией» — «наукой о душе». Психология в этом смысле пытается понять силы, обусловливающие человеческое поведение, эволюцию характера человека и обстоятельства, влияющие на эту эволюцию. Короче говоря, психология пытается дать рациональное описание интимнейшей сердцевины индивидуальной души человека. Но полное рациональное знание достижимо только в отношении вещей: вещи можно разобрать на составные части, не уничтожив их, ими можно манипулировать без угрозы для них, их можно воспроизвести искусственно. Человек — не вещь: его нельзя «разобрать» на части, не уничтожив, им нельзя манипулировать без угрозы для его внутреннего мира, его нельзя воспроизвести искусственно. Мы знаем своего ближнего и себя -и все же мы не знаем ни его, ни себя, потому что мы - не вещь и наш ближний - не вещь. Чем дальше мы проникаем в глубины собственного существа или существа другого чело-века, тем больше мы удаляемся от цели абсолютного знания о человеке. Однако нам ничего не остается, как снова и снова предпринимать попытки проникнуть в тайники человеческой души, в ядро другого, называемое «он».
Но что такое познание самих себя или познание другого? Если говорить коротко, познание самих себя означает преодоление иллюзий о самих себе; познание своего ближнего означает преодоление «паратаксических искажений» («переноса») в нашем представлении о нем. Мы все, в той или иной степени, страдаем от иллюзий о самих себе. Мы опутаны фантазиями о собственном всемогуществе и всеведении, которые казались нам вполне реальными, когда мы были детьми. Мы рационализируем свои дурные мотивации, оправдывая их благими намерениями, долгом или необходимостью. Мы рационализируем свои слабости и страхи, оправдывая их какими-либо вескими причинами. Мы рационализируем свою неспособность общаться с людьми, объясняя ее неспособностью других людей отвечать нам взаимностью. Нашего ближнего мы искажаем и рационализируем в такой же степени, в какой он делает то же самое в отношении нас. Если нам недостает любви, наш ближний представляется нам враждебным, хотя на самом деле он просто сдержан и застенчив. Наше зависимое положение превращает ближнего в подавляющего все и вся великана, тогда как он просто ведет себя уверенно. Наш страх перед спонтанным проявлением чувств не позволяет видеть в ближнем его непосредственность, тогда как на самом деле он очень непосредственный человек.
Знать больше о самих себе означает отбросить множество покрывал, за которыми спрятано наше «я» и которые не позволяют нам видеть ясно наших ближних. Отбрасывается одно покрывало за другим — и рассеиваются одно за другим искажения в отношении ближнего.
Психология способна показать нам, чем человек не является. Но она не может сказать нам, что такое человек, то есть каждый из нас. Душу человека, уникальную сердцевину каждой человеческой индивидуальности, невозможно ни понять, ни адекватно описать. Ее можно «узнать» только постольку, поскольку мы ее принимаем. Единственная оправданная цель психологии поэтому — негативная, то есть рассеивание искажений и иллюзий, но не позитивная, то есть полное и совершенное знание о том, что такое человек.
Существует, однако, иной путь постижения тайны челове-ка: путь незнания, но любви. Любовь - это активное проник новение во внутренний мир другого человека, при котором страсть к познанию умеряется желанием быть с этим челове-ком единым целым. Это любовь в библейском значении daath, противоположном ahaba. Испытывая единство с дру-гим, я знаю его, я знаю себя, я знаю все и всех - и я не знаю ничего. Я знаю в том смысле, в котором для человека только и возможно знание о другом живом человеке — я знаю в опыте единства, недостижимого для чистой мысли. Единственный путь полного знания о человеке — действенная любовь; она выше мысли, выше любых слов. Она самоотверженное погружение в сущность другого человека — или в свою собственную сущность.
Психологическое знание может быть условием полного знания, достижимого в акте любви. Мне необходимо знать другого человека и самого себя объективно, чтобы видеть их в реальности или, скорее, чтобы преодолеть иллюзии, иррационально искаженную картину, которую я нарисовал сам себе. Если я знаю человека, каков он есть, или, вернее, если я знаю, чем он является, то тогда я смогу путем действенной любви познать его сокровенную сущность.
Любовь — это трудный путь. Но может ли человек, неспособный любить, пытаться проникнуть в тайну своего ближнего? Есть и другой путь проникнуть в тайну человека, на который ступают от отчаяния и безнадежности: это путь полной власти над другим человеком, власти, заставляющей другого делать то, что хочу я, чувствовать то, что хочу я, думать то, что хочу я. Этот путь превращает другого в вещь — в мою вещь, в мою собственность. Крайнее проявление этой тенденции — садизм, то есть желание заставить другого человека страдать, мучить его, силой вынудить его открыть в страданиях свою «тайну» или, в ином случае, уничтожить его. В жажде во что бы то ни стало проникнуть в тайну человека следует искать главные мотивы высокой степени насилия и жестокости в наши дни.
Но хотя насилие и садизм и обусловлены страстью выведать силой тайну человека, основанный на них путь никогда не может привести к цели, к которой они стремятся. Вынуж-дая ближнего страдать, мы расширяем дистанцию между нами и им до степени, где никакое знание уже больше не-возможно. Садизм и насилие — это извращенные, безнадежные, трагические попытки познать человека1.
Проблема познания человека имеет параллели с теологической проблемой познания Бога. Негативная теология утверждает, что никакое позитивное суждение о Боге невозможно. Единственное достижимое знание о Боге — это знание о том, чем Бог не является. По словам Маймонида, чем больше я знаю о том, чем Бог не является, тем больше я знаю о том, что такое Бог. Или, как заметил Майстер Экхарт: «Хотя человек не может знать, что такое Бог, он может иметь ясное представление о том, чем Бог не является». Одно из следствий подобной негативной теологии — мистицизм. Если я не могу достичь полноты знания о Боге в мышлении, если теология может, в лучшем случае, быть лишь негативной, то позитивное знание о Боге будет достигаться только в акте мистического единства с Богом.
Если перенести этот принцип в поле исследования человеческой души, то речь будет идти о «негативной психологии», согласно которой полного знания о человеке с помощью рационального мышления достичь невозможно, и что это «знание» можно обрести только в акте любви. Точно так же, как мистицизм — логическое следствие негативной теологии, любовь — логическое следствие негативной психологии.
Установить пределы психологии означает понять опасность, возникающую вследствие игнорирования этих пределов. Современный человек одинок, парализован страхом и мало способен любить другого. Он хочет быть близким другому человеку, но он слишком удален от него и слишком замкнут на себе, чтобы достичь этой близости. Перед ним от-
______________________________________________________
1 У детей мы часто наблюдаем доминирование этого пути познания над остальными, что вполне нормально для их желания научиться ориентироваться в физическом мире — мире предметов и вещей. Ребенок ломает и разбивает что-либо, желая знать, что это такое и как оно устроено. Так же он поступает и с животными, например, жестоко отрывает у бабочки крылья, желая знать, что это такое и как оно действует, то есть силой выведать тайну бабочки. Это поведение ребенка, кажущееся жестоким, на самом деле обусловлено более глубокими мотивами: он стремится узнать тайну всех вещей в этом мире.
крыто неограниченное количество возможностей маргинальных контактов с другим, и все они легко достижимы в современном обществе, но «главная связь», соединяющая сердца при этом почти невозможна. Ища близости, человек стремит-ся к знанию о другом, и это знание он находит в психологии Психология становится заменителем любви, интимных отношений, единства с другими и с самим собой, прибежищем для одинокого, отчужденного человека, а вовсе не шагом на пути к обретению любви.
Эта функция психологии как суррогата жизни проявляется и в феномене растущей популярности психоанализа. Психоанализ может быть очень полезен в разрушении искажений в восприятии самих себя и своих ближних. Он может последовательно разрушить одну иллюзию за другой и, таким образом, расчистить путь для решительного шага, который мы должны сделать уже сами, без посторонней помощи. Это шаг, исполненный «мужества быть», прыжок в жизнь, акт высшего единства с людьми. Человек после своего физического рождения должен пережить еще несколько «рождений». Выход из материнской утробы — это первое рождение. Отрыв от материнской груди — это второе рождение. Первые самостоятельные шаги без помощи взрослого — это третье рождение. После этого процесс рождений может и остановиться. Человек вполне может стать взрослым и социально активным индивидом, членом общества, оставаясь при этом духовно нерожденным. Но если он хочет развить заложенный в себе человеческий потенциал, ему следует продолжить свои рождения. Так, он должен сперва освободить себя от уз земли и крови. Но после этого акта отделения он должен перейти к следующему акту — акту единения. Оставив мир уютной и защищенной определенности, он должен шагнуть в мир истинной связи с людьми, в мир понимания и любви. В психоанализе часто случается так, что между терапевтом и пациентом заключается своего рода молчаливое соглашение о том, что психоанализ рассматривается просто как метод, с помощью которого можно стать счастливой и зрелой личностью, не совершая при этом решающего шага, связанного с болью разрыва и актом любви. Если даже развивать аналогию решающего шага, то можно сказать, что данная психоаналитичес- кая ситуация напоминает ситуацию с человеком, который хочет научиться плавать, но боится прыгать в воду, думая, что кто-то авторитетный научит его плавать и без этого. Он стоит у кромки воды и слушает наставления учителя о том, какие двмжения нужно совершить в воде, чтобы плыть. Конечно, это гоже необходимо. Но если мы замечаем, что этот человек только слушает наставника и задает вопросы, слушает и за-дает вопросы и больше ничего не делает, то у нас появляется подозрение что это становится для него замещением самого действия, которого он так боится. Никакая точность и глу-бина психологического анализа никогда не заменит реально-го действия, не освободит от обязанности совершил» решающий шаг. Психоанализ может подвести к нему, подготовить его, сделать его возможным. Собственно говоря, в этом и со-стоит функция психоаналитической работы. Но ой не стоит пытаться становиться замещением реального ответственного поступка, действия, без которого невозможны никакие под-линные изменения в душе человека.
Если психоанализ понимать именно в этом смысле, то не-обходимо сказать и о другом условии. Психоаналитику следует преодолеть отчуждение от самого себя и от своего ближ него, которое довлеет над современным человеком. Как я отметил выше, современный человек ощушаст себя вещью, носителем определенных сил и способностей, которые следует прибыльно вложить в рынок. Переживание им другого как вещи способствует осуществлению взаимовыгодного обмена Современная психология, психиатрия и психоанализ вовлечены в этот всеобщий процесс отчуждения. Пациент воспринимается аналитиком как вещь, как нечто, состоящее из частей. Некоторые части сломались и требуют замены, подобно деталям автомобиля. Существуют такие-то и такие-то полом-ки: их называют симптомами. Терапевт считает своей функцией заменить или отремонтировать эти сломанные "детали" Он не рассматривает своего пациента как цельное уникальное единство, которое можно понять полностью только в акте абсолютной связи с ним, в акте сопереживания и любви Чтобы психоанализ смог выполнить свое реальное предна-значение, аналитик должен преодолеть свое собственное отчуждение и стать способным на сердечные связи со своим па-циентом, благодаря которым он обнаружит путь для прояв-ления спонтанного опыта пациента и, таким образом, найдет способ «понимания» его и себя. Психоаналитик не должен смотреть на пациента как на объект или как на «сонаблюда-теля". Он должен стать с ним единым целым и в то же самое время сохранить чувство отстраненности и объективности, чтобы он был в состоянии формулировать, что именно он переживает в акте этого единства. Полное понимание невозможно до конца выразить словами. Это не «интерпретация», описывающая пациента как объект со множеством неисправностей и объясняющая причину их появления. Это интуитивное постижение. Сначала оно возникает у аналитика, а затем, если анализ оказался удачным, и у пациента. Постижение происходит внезапно и сразу. К этому интуитивному акту, конечно, могут подвести многие логические прозрения, но они никогда не смогут его заменить. Если психоанализ будет развиваться в этом направлении, то он даст человечеству неисчерпаемые возможности для духовной трансформации и развития. Если же он останется крепко связанным с социальным пороком отчуждения, то хотя он и сможет исправить ту или иную "поломку" человеческой психики, он будет при этом лишь инструментом по превращению человека в более автоматизированное и в более прилаженное к обществу отчуждения существо.
Пер. с англ. И. Хорьков
(Из сборника Фромм Э. «Догмат о Христе», 1998г.- 416 стр.)