Данный участковый обладал железной волей, тонкой душой и… внушительным бюстом.
Про грудь в данном случае – не ради неприличия или хохмы, а к тому факту, что не заметить его было невозможно. Как в юмореске у «новых русских бабок»: у кого – излишества, а у кого – роскошества!
Так вот у Тамары Петровны Зюкиной - участкового местного полицейского околотка, капитана полиции, грудь колебалась на грани между излишествами и роскошествовами. Но тут уж дело вкуса, как говориться – кому что нравится. Супругу Тамары Петровны женин бюст определенно нравился, причем, с годами, все сильнее. Потому что за десять неполных лет совместной жизни они родили троих детишек, и муж поступил геройски. Когда дочерям-близняшкам исполнилось по пять лет, а супруга выказала большое желание и нешуточное служебное рвение в сфере правоохранительных органов, вдруг выяснилось деликатное обстоятельство. Тамара Петровна вновь оказалась в положении, несколько для себя неожиданно. Потому как на службе, будучи идейным трудоголиком, проводила больше времени, чем дома. И, возвращаясь затемно, ей хватало сил лишь на то, чтобы наскоро проглотить деликатесы от супруга, рухнуть в постель и дать команду «отбой». Муж ее очень даже понимал и нежно жалел. Очень нежно, так, чтобы сон не потревожить…
В общем, излишних вопросов типа «рожать ли», в этом показательном семействе, не стояло. Загвоздка была в другом – кто пойдет в декретный отпуск по уходу за младенцем? И, поскольку супруг Тамары Петровны, повторимся, был человеком понимающим, а так же у него не предвиделось скачка по карьерной лестнице скромного электрика, все хлопоты по прошествии двух месяцев со дня выписки роженицы, он взял на себя. Господь одарил их сыном, и все были счастливы. А на презренные сплетни и смешки Зюкины внимания не обращали – на чужой роток, как говорится, платков не напасешься.
Минуло еще годочка три, дети были пристроены в школу и детский сад, и заботливый отец семейства снова отправился зарабатывать хоть малую денежку, сохранив за собой право на управление домашним хозяйством.
А Тамара Петровна, мощным ледоколом расчищала путь вверенным ей гражданам к покою и справедливости, готовясь узреть после ударных новогодних каникул мерцание майорских звездочек.
И вот – куранты пробили. Народ предельно активизировался. Дежурная часть не успевала регистрировать обращения «телесников». Но все не то, не то…
Однажды, после очередной беспокойной, но бестолковой ночи дежурства, в свете тусклых городских фонарей, Тамара Петровна пробивала в снегу тропу к своей пятиэтажке. Угрюмо поглядывая на окна проштрафившейся дворничихи, она обдумывала меру наказания для виновной. Нет, Тамара Петровна не была занудой или злыдней, просто любила, чтобы все честно исполняли свой долг. А судя по нечищеному в течение целых суток двору, дворничиха обществу слегка задолжала. Хотя в неблагонадежных ранее не числилась. И Тамара Петровна решила на первый раз обойтись профилактической беседой.
Старательно стряхнув налипший на служебные сапоги снег, она вошла в подъезд и решительно надавила на кнопку звонка у двери дворничихи. Звуковой эффект превзошел все ожидания – грянул выстрел. От неожиданности товарищ участковый отпрыгнула в сторону. Прислушалась – тишина. Понимающе усмехнувшись, она нажала на звонок еще раз. Двери резко распахнулись, и чья-то огромная рука схватила Тамару Петровну за грудки и, втащила внутрь. Силы противника настолько явно превосходили физическую подготовку участкового, что она и не подумала сопротивляться.
В темноте чужой прихожей призрачным видением мелькнули у нее перед глазами звездочки на новых погонах… А когда на затылок, защищенный меховой шапкой-ушанкой, обрушился нешуточный удар, и Тамара Петровна, цепляясь и обрывая одежду с вешалки, осела на пол, то последней яркой вспышкой в сознании мелькнули лица ее благовоспитанных любимых детей.
Первое, что она увидела, очнувшись после непродолжительного обморока – бледное лицо дворничихи, тети Жени, которая смотрела на нее остановившимся взглядом.
- Евгения Степановна, Вам плохо? Если не можете говорить, моргните! – забеспокоилась Тамара Петровна, но тут, же почувствовала дискомфорт. Непостижимым образом она оказалась связанной по рукам и ногам, и свалена на пол в углу маленькой комнатки. Тетя Женя пребывала в таком же положении в углу напротив. И судя по ее плачевному виду, давненько. Как раз те сутки, что двор стоял не чищенным.
Все жильцы знали, что выпивала тетя Женя умеренно, исключительно по большим всенародным праздникам. Труд свой исполняла добросовестно, и на глаза посторонним во хмелю никогда не показывалась. А догадывались люди про вышеуказанную слабость по простой причине. Когда случался красный день календаря, всю ночь тетя Женя пела жалобные песни. Голос у нее был не сильный, но она вкладывала в вокал всю душу, и получалось довольно пронзительно. Пару раз кто-то из соседей пожаловался, было, участковому, благо, что в этом же доме живет. Но Тамара Петровна, послушав доносившиеся из-за дворничихиной двери песни, вдруг повела себя не стандартно. Она присела на подоконник между площадками, с трудом сплела руки под двумя высокими холмами и, вздохнув, начала…. подпевать. Глубоким вторым альтом. Стекла в окне сдержанно завибрировали. В течение часа такой спевки жители подъезда осторожно приоткрывали двери и высовывали головы. Чуть-чуть, чтобы убедиться, что в составе дуэта - их личный участковый. А позже пришел из другого подъезда супруг Тамары Петровны, которому кто-то успел позвонить. Он немного посидел рядом с женой, потом обнял ее за поникшие плечи и увел домой, приговаривая: «Пойдем, Томочка, пойдем баиньки». «Ну, надо же, - гудел неделю весь дом – Петрович-то наш (так они за глаза участкового звали) - тоже баба…"
Сейчас же "баба Петрович" не могла поверить в то, что с ней все это происходит на самом деле. Дворничиха, слава Богу, очнулась. Видимо, присутствие представителя правоохранительных органов в лице участкового, придало ей сил. А когда до тети Жени дошло, что ее тайная подруга по спевкам, жива, она возликовала и принялась моргать без остановки. Одним глазом – левым. Правый был сильно подбит.
- Хосподи, Тамарочка Петровна! Что же это… Он Вас ранил?! От изверг! – шепотом запричитала сердобольная тетя Женя, игнорируя собственные увечья. Помимо синяка на скуле, имелись еще - вырванный клок волос, валяющийся неподалеку, и оторванный рукав платья, висящий на ниточке.
- Кто – он? – с места в карьер приступил к допросу участковый полиции Петрович, пытаясь выглянуть из-за съехавшей на глаза ушанки, - что вообще за беспредел здесь творится?! Кто нанес Вам телесные повреждения? Кто стрелял? Вы в Дежурную часть сообщили? Побои сняли?
- Так я, это, Тамарочка… Ой, Тамара Петровна! Не могу я никуда сообщить-то…
- Это еще почему? Злодея покрываете?!
- Так связал он меня,злодей-то, уж все затекло, почти сутки так лежу. Хорошо хоть, в туалет отпускает. Изверг, одним словом!
- А кто он вообще? - вдруг стало проясняться в слегка пришибленном мозгу Тамары Петровны, - Евгения Степановна, кто на Вас, то есть, на нас напал? Это рецидивист? Террорист? Он Вас пытал?! Он же нас в заложники...Что ему нужно – деньги? Боже мой, мои дети… мой муж!
Тамара Петровна побагровела, шумно задышала, и ее глаза стали наливаться слезами. От бушлата в области груди вдруг оторвались две пуговицы и пульнули через комнатку. Очень болел затылок, но сильнее всего была боль, стремительно заполняющая сердце – от страха перед своей беспомощностью, от ужаса за родных, которым, наверняка, грозит страшная опасность. Слишком высокая цена за новые погоны!
- Тамарочка Петровна, - снова зашептала тетя Женя, - только не плачьте и не шумите! Не любит он слез бабских, звереет… Не террорист это, муж мой бывший, из тюрьмы вернулся. Мы давненько уж развелись, детей у нас нет. Вроде была у него краля в другом городе, туда и ездил раньше. Он на свободе-то долго не держится: полгода поживет, опять то в драку влезет, то еще чего… Ну и всё по новой! Я уж и забыла про него, а замуж снова побоялась идти. Кто их знает, мужиков этих… От любви моей одни песни остались. А сейчас - то ли краля ему изменила, то ли еще что. Я, значит, позавчера вечером снег-то почистила, иду домой, глядь – а у меня двери приоткрыты. Не может быть, думаю – как это я могла не закрыть? Только через порог, а там - он! И сразу в глаз мне! И в волосы вцепился, что клещ! Потрепал, значит, потом связал и в угол сунул. Кричать я боюсь, вдруг совсем озвереет. А слез он и раньше не любил. И сейчас посидит на кухне, водки похлещет и идет мне перед носом пистолетом размахивать – только пикни, мол! Я и молчу. Ой, Хосподи, пистолет же у него….
- Ясно, - прервала дворничиху Тамара Петровна, - значит, рецидивист! И что он требует от Вас?
- А ничего и не требует! Все рычит - какие мы, бабы, «хорошие», да как он через нас жисть свою поломал! Всех бы поубивал, говорит… Одна ты, говорит, Женька, тихая была, хоть и дура!
- Таак… Значит, он действительно вооружен! Интересно, из чего палил, я и понять толком не успела, думала – звонок у Вас такой, шутка…
- Да у какие же такие шутки! Он этой штуковиной перед моим носом размахивал! Мне показалось, больно дуло длинное. Это, говорит, Женька, не пукалка какая, это настоящий американец! Кажись, даже сказал, на сколько вольт… Только я, Тамарочка Петровна, не поняла – это что же, пистолет такой электрический, токер кажись, называется?
- Да что Вы несете, Евгения Степа… Каких вольт, какой....А может, он говорил «кольт»?
- Ой, точно! Вот я глупая баба, кольт! Так это что ж… настоящий пистолет у него? Американский?!
- Это смертельное оружие! Откуда он его только и взял… Надо бы Евгения Степановна, поскорее мне как-то руки развязать, а то нам конец. Сейчас я к Вам подползу…
Но тут нервы тети Жени, наконец, не выдержала и она не просто заплакала, а нечаянно громко и жалобно взвыла. Будто собралась запеть о несбывшейся любви… Не успела она и трижды всхлипнуть, как из недр квартиры донесся грозный рык. Дворничиха испуганно смолкла и затряслась, как осина на ветру.
- Я те щас повою, зараза, я вот те щас…
Что-то поехало по полу, потом раздался грохот и звук покатившейся бутылки.
- Ах ты... падла!!! – возня на кухне становилась все оживленнее.
Решив использовать последние минуты жизни с пользой для дела, Тамара Петровна резко зашевелила связанными руками. Пару рывков – и шарф, которым их смотали, оказался на полу за спиной. В прихожей раздались нетвердые шаги. Идущего, видимо, сильно штормило, потому что он то и дело заваливался на пол. Тамара Петровна переключила внимание на свои ноги. С этим дело обстояло хуже – злодей так замотал их скотчем, что быстро освободиться не получалось. Несмотря на жару – она ведь была в теплом зимнем обмундировании, по телу заструился настоящий холодный пот.
Возле самой двери раздалась площадная брань, мужик вызвал из памяти все собирательные образы, что усвоил на нарах…
«Только бы не начал палить, только бы не стрелял через дверь» - лихорадочно пронеслось в мозгу участкового.
- Тетя Женя, - тихо окликнула она оцепеневшую от ужаса дворничиху, - перекатитесь за кресло, быстро!
С неожиданной расторопностью та исполнила приказ. Скотч все не кончался, но Тамара Петровна последним усилием просто выдернула из спеленутых сапог натруженные отекшие ноги.
В тот же миг дверь распахнулась, и в нее ввалилось существо огромного роста с вытянутой вперед трясущейся рукой. Опухшее лицо было страшно, взгляд безумен.
- Я вас всех перестреляю, с… - сипло заорал он, размахивая самым настоящим пистолетом. Понимая, что встать она уже не успеет, Тамара Петровна резко согнула ноги и двинула ими изо всех сил по нижним конечностям злодея. Сил оказалось неожиданно много. Мужик рухнул как подкошенный. Звуковой эффект оправдал наихудшие ожидания – раздался выстрел. Участкового отбросило в проем двери. Схватившись за пылающее плечо, Тамара Петровна в который раз за это злополучное утро, приготовилась потерять сознание.
В комнате благим матом орал рецидивист, одной рукой хватаясь за перешибленную ногу, а другой шаря вокруг в поисках выпавшего оружия. Вдруг ему на голову резко опустилось старое кресло, и он утихомирился. Бесстрашно рыдающая во весь голос дворничиха Евгения Степановна, которая по примеру участкового освободила от пут руки, быстро поползла к своей спасительнице. Дырочка на рукаве бушлата приобретала оттенок пурпурного царского цвета. Тамара Петровна мужественно боролась с обмороком. В дверь колотили соседи, и остатки сил тетя Женя истратила на то, чтобы им отворить...
« За добросовестное исполнение служебных обязанностей… и проявленное мужество… при задержании опасного вооруженного…»
Злодей отправился перед длительным «отпуском» в больничку, на обе ноги ему наложили гипс.
На плечи майора полиции Тамары Петровны Зюкиной заслуженно легли новые погоны с заветными звездочками. Из рук высокого начальства она получила ценный подарок. Несмотря на пережитый страх за маму, дети плазменному телевизору очень обрадовались. А матерью возгордились окончательно и бесповоротно.
- Здравия желаем, Тамара Петровна! – уважительно здороваются с ней не только соседи, но добрая половина города, прочитавшая об этом подвиге в районной газете. А между собой восхищенно восклицают: «Ну, и Петрович! Вот это выдала нам … новогодний детектив! Надо же, на кольт... грудью!»
Дворничиха Евгения Степановна то и дело забегает в соседний подъезд - помочь по хозяйству семейству Зюкиных, с которыми она сроднилась. Дети добрую тетю Женю обожают.
Безропотный супруг Тамары Петровны прервал полет жены по карьерной лестнице внезапно и без рассуждений. Пока его Томочка была на больничном, он исцелял ее нежной любовью. Весьма успешно. Поэтому из кабинета хирурга зарумянившаяся, чуть похудевшая Тамара Петровна отправилась на прием в женскую консультацию. И отсидев законные полтора года в декретном отпуске, сразу вышла на заслуженную для сотрудника правоохранительных органов, пенсию. Она вдохновенно посвящает всю себя детям – близняшкам-дочкам и двум пацанам и частенько готовит мужу его любимые голубцы, наверстывая упущенное.
По праздникам, когда дома все утихомириваются,чмокнув сонного супруга,бывший участковый Петрович сбегает к тете Жене. Осторожно стучится - звонки у дверей с некоторых пор Тамара Петровна не жалует. Спустя некоторое время соседи начинают приоткрывать свои двери. Репертуар у дружного дуэта обновился – песни доносятся сплошь залихватские народные и патриотические. Стекла сдержанно дребезжат. Но заключительная часть концерта – всегда про любовь. Пара домашних собачек, не вынеся прилива лирики, тоненько подтягивают. Но никто не жалуется и не звонит в Дежурную часть.