Путь к Истине. Глава 17

Евгений Резвухин
Вновь взобравшись на холм, Димитрий ненадолго замирает. Взор горестно впивается в вспыхивающие огнем залпы со стены. Всем видом, осунувшейся по волчьи фигуре, он являет горячее желание быть там, в огне и пылу сражения.
- Крепость Антония за пятьдесят километров от города, - экатонтарх озирает товарищей. – Коней не жалеть.
Гладя лошадку по гриве, Юлий тихо нашептывает на ухо.
- Ты уж любушка прости. Постараемся вдвоем для Родины.
Всадники беспощадно пришпоривают коней, мчатся вниз с холма и дальше по дороге. Нагайки хлещут по бокам, животные сдавленно ржут от боли и напряжения. Из-под копыт выбивается гравий, и столп пыли, вокруг лишь развивающиеся плащи экскувиторов, напряженные лица.
Юлий плохо помнит адскую гонку. Как сон или видение. Мчится наперегонки с ветром, не разбирая дороги и лишь следуя за гвардейцами. Пригибается к холке лошади, вдыхая тяжелый запах конского пота, чувствуя ее хриплое дыхание, задыхаясь сам. В голове вертится: некроманты… некроманты… некроманты… три десятка сгинувших лютой смертью гонцов. Не в силах выносить эти удары молотом по сознанию, юноша шепчет молитвы… сбивается, но упорно взывает к Божеству.
Всадники насмерть загоняют коней. Первой не выдерживает заданного ритма Юлина лошадь. Прежде чем рухнуть на каменные плиты дороги с подкосившегося коня, барон слышит хруст сломанных костей. Животное вскрикивает почти как человек.
- Не покалечился? – первый к упавшему подбегает Макс.
- Кажется, нет, - Юлий опирается на подставленное плечо.
Голова раскалывается до искр в глазу, кожа на руках стерта и горит огнем, но это мелочь. Позади гремит выстрел – кто-то добивает конвульсивно дергающуюся лошадь.
- Я так и не попросил прощения, - прогудел тем временем усач.
- Успеется, - Димитрий не дает и рта юноше открыть. – Дальше пешком, коней здесь оставим.
Спешившись, отряд продолжает путь. Юлий тотчас чувствует перемену, более никто не взирает свысока. Экскувиторы тихие, глаза чуть виноватые, но молодому академику не становится легче. Уж лучше бы остаться в дураках. Теперь так мало времени и средств, что бы исправить ошибки.
- Почти пришли, - переведя дух, сказал экатонтарх, указывая на поблескивающие золотом драконы империи. Стены форта теряются среди крестьянских поселений и редких, как волосы на лысой голове, посадок.
- А железки снять можно? – Юлий в доспехе откровенно задыхается.
- Терпи, солдат! – подбадривают его, вовсе без издевок.
- Зайдем за стены, можно будет расслабиться, - придал ложку меда в деготь Димитрий. – А пока прибавим ходу.
Следуя за остальными, не выглядящими столь измотанными, Юлий передвигает уныло ноги. Становится совсем невмоготу.
Долго ли, коротко ли, но путь не может продолжаться вечно. Юный барон начинает более отчетливо замечать ранее неприметные детали, будь-то крытые соломой крыши домов, реденько окружающих грозный деревянный бруствер форта. В бойницах становятся заметны фигуры вооруженных людей.
 – Это и есть крепость Антония? – задает Юлий риторический вопрос.
- Ага, - отзывается Димитрий, затем добавляет, чуть помедлив. – Ставка девятого легиона.
Девятый легион. Где-то он уже слышал номер этой армии. Конечно, приходит радостное воспоминание, это ведь Феофилакт служил в нем егерем! Но вслед за радостью приходит разочарование.
- Я не ослышался? – допытывается он до экатонтарха. – Один единственный легион?
- Да, - отвечают экскувиторы, - но легион это только шесть тысяч тяжелой пехоты и стрелков. Отряды прислуги орудий, вспомогательные войска, большая часть конницы, все не входит в это число.
- А еще врачи, канцелярские рабочие, повара, парикмахеры…
- Так что за стенами нас ждет большее собрание народа.
Но Юлию легче не становится. Воспоминание шествия орд с севера приходят с болью в сердце.
- Все равно мало.
Проходя мимо разбросанных без особой планировки, но построенных умелыми руками домов, пешеходы замечают светловолосых бородачей. Ребята ведут себя нагло, оружие держат на виду.
- Смотри, твоих сородичей расквартировали в деревне, - прошептал один из гвардейцев.
- Какие они мне сородичи – островитяне, - горбоносый дергает щекой. – Федераты. Если сотня другая душ будет и то хорошо.
На экскувиторов, щеголяющих в золоченых доспехах, пялятся во все глаза. Но ни остановить, ни заговорить северные союзники не решаются, и отряд беспрепятственно достигает ворот.
- Да здравствует Август! – стоящий на посту декарх, судя по доспехам из регулярных, вскидывает руку, завидев золота на доспехах.
Пергамент с печатью принца на армейских, что естественно, действует куда лучше ошалелого монашка с Екатеринска. Часовые расступаются, и Юлий оказывается на настоящей широкой улице, слева и справа стройные ряды палаток, разного размера и назначения. У барона глаза разбегаются от красных туник военных, хочется лучше рассмотреть идеальную планировку лагеря, но Димитрий, оставив комментарии, машет рукой, что бы поторапливались.
Быстрым шагом, пройдя по центральной улице, никуда не сворачивая, гвардейцы достигают площади. Димитрий останавливается лишь перед застывшими у входа в палатку главнокомандующих часовыми. Эти разодеты куда богаче экскувиторов и принадлежат, как Юлий узнал гораздо позже, к схолам-палатинам, личной охраны василевса, отряду скорее церемониальному.   
- Срочное донесение Августу, - посланец протягивает сверток.
- Ждите, - бросил один из схолариев, прежде чем исчезнуть в палатке.
Несколько минут ожидания тянутся пыткой, все нервничают. Вскоре часовой возвращается.
- Входите.
Внутри горит свет, освещая дубовый стол с картой империи, напряженные лица присутствующих. Чопорно разодетые стратеги нервно посматривают то на вошедших, то на восседающего во главе стола человека. Димитрий вытягивается и поднимает в армейском салюте руку, щелкнув при этом каблуками. Чуть погодя Юлий повторяет жест.
- Здесь ничего конкретного не сказано, - Август, отбросив лишние церемонии, бросает на стол перед гвардейцами пергамент.
- Мы должны были подтвердить информацию, мой император, было много сомнений, - запинаясь на первых словах, затараторил сотник.
- Человек, о котором пишет мой сын, Юлий, где он?
Барон молчит и его подталкивает вперед экатонтарх.
- Ты экскувитор?
- Нет, мой император, - спешит пояснить Димитрий. – Принц боялся, что он, если выделится, может стать мишенью.
Взгляд пантократора мертвой хваткой цепляется в Юлия. Хочется сбежать и лишь усилием воли юноша заставляет выдержать взор могущественнейшего человека половины мира и не отшатнутся.
- Мой единственный сын бросился неведомо куда и зачем по твоему слову, мальчик. Что, когда и как произошло? Какое ты имеешь к этому отношение?
Сбиваясь, Юлий выкладывает всю историю. Особенно подробно рассказав о бунте Моргана на Западе и смерти Августина (советники недоверчиво гомонят) и главное о передвижении войск севера, о встрече с верховным жрецом Первезом.
- Где? – коротко спрашивает император, когда Юлий обмолвился о обходном маневре.
В очередной раз Юлий находит нужное место на карте. Стратеги и император подаются ближе, едва не толкаясь.
Август переводит взгляд на Димитрия.
- Агиос-Екатеринполис действительно в осаде, мой император, видел собственными глазами. Про некромантов тоже правда, подтвердил комендант.
- Но вас-то маги смерти не достали, - раздалось из рядов советников.
- На свете есть иные силы, кроме магии Тени, - отмахнулся император, погружаясь в дела брани. – А получается все ведь, как по учебнику: сковать резервы противника в одном месте, а главный удар нанести в другом. Классика стратегии, что б его, и ведь попались, попались как неучи. Ладно, нужно передать Кесарю, пусть держит Реку без поддержки девятого…
- Тебе лучше подождать снаружи, - шепнул на ухо рыжеволосый экскувитор. – Только далеко не уходи. Сходи пока, еды возьми и перекуси.
Разузнав, где раздача дневного пайка, Юлий получает мешочек от молчаливого седого солдата. Внутри пахнет свежестью зерна.
- Эй, экскувитор, - барон не сразу соображает, что обращаются к нему, - поди к нам, тут веселее.
Оборачиваясь на голос, юноша замечает весело машущих руками людей, рассевшихся у костра. Семь человек, резко выделяет из общей массы соболевые шапки и охотничьи кожаные куртки. Один подвигается, освобождая место Юлию.
- Что мне делать с этим? – юноша неуверенно теребит мешочек с зерном.
- Да что хош, - отзывается самый старый и заводной. – Обычно варят похлебку или растирают и жарят лепешки. Коль не брезгуешь, бросай к нам в котел.
Недолго думая барон выпоражнивает содержимое мешка. Жижа приятно булькает, а новые знакомые куховарят, подкидывая в только что подстреленную куропатку специи, лук и другие коренья. У костра висит хорошее настроение и веселье, охотники дружелюбно шутят и беседуют с Юлием, заставляя забыть о тревогах. Но только сейчас юноша замечает, что ему скучно без Димитрия, доброго и отзывчивого человека, рядом с которым Юлий чувствовал душевное спокойствие. На какой-то миг ему кажется, что этот воин держит его за воротник, не давая свалится в обрыв уныния.
- Так вы, ребята, егеря?
- Так точно, - шуточно отчеканили «передовики», - если где-то пахнет порохом и магией, там будем первыми мы.
- Глаза и уши армии, - добавляют другие.
- И самые меткие стрелки.
- А у меня знакомый тоже в егерях служил, в этом же приграничном легионе. Монах Феофилакт, правда, я не знаю, как его звали до пострига. Не слышали о таком?
Егеря удивленно переглядываются.
- Девятый никогда не был приграничным. Это ж комитаты – свитские войска. Ты что-то путаешь, пограничники – лимитаты, ну, или аукзилия. Да и мы, егеря, ни к кому не прикреплены. Бродим по лесам и оврагам, как кошки, сами по себе. Сегодня тут, завтра никто не знает, куда буревестник занесет.
Похлебка поспевает и переходит по тарелкам. Только Юлий, зачерпнув два раза, опускает ложку, помня о указе врача.
- Тогда спрячь порцию, - посоветовал старшина, а когда Юлий наивно спросил куда, объяснил. – Да у тебя же котомка на поясе!
Через минуту гомон лагеря перекрывает пронзительное гудение труб. Не произнося больше ни слова, вмиг помрачнев, егеря встают и удаляются. Юлий остается один, недоуменно хлопая глазами. Снующие без дела по лагерю люди оживляются, повсюду крики команд, на армейский манер звучащие по староимперски, беготня.
- Юлий, - позади раздается голос Димитрия. – Я тебя разыскался. Что тут?
- Да егеря…
- А, ясно, - понимающе протянул экскувитор. – Эти вперед пойдут, работа у них такая. Ты трубы слышал? Приказ к сбору, но тебя это не касается. Ты сделала для Родины больше, чем многие из ныне собравшихся. Император просил от своего имени поблагодарить тебя и напомнить, что империя в долгу перед тобой, - Димитрий касается плеч Юлия. – Хотя от себя добавлю, никакие благодарности, награды или почести не сумеют оплатить этот долг.
Юноша смущенно улыбается и молчит. Экатонтарх, впрочем, тактично умалчивает, что оповестить о армии барбаров и сокрушить ее, или хотя бы откинуть, вещи разные.
- Никто более не смеет задерживать тебя, Юлий. Можешь возвращаться домой, мы выделим сопровождение…
- Но ведь у барбаров мой брат и друзья! – вспыхивает от возмущения барон.
Экскувитор некоторое время молчит, забыв даже закрыть рот, изумленный самой возможность вопроса. Но вот лицо его освящает, чуть виноватая, понимающая улыбка.
- Прости, ты прав, нельзя терять надежды. Тогда поторопимся в конюшни, а то влипнем в пробку у ворот.
Димитрию и Юлию выдают двух маститых белоснежных коня, гордо щеголяющих в богатой сбруе. Вдвоем они забираются на небольшой пригорок, стремясь лучше рассмотреть передвижение войск. Ждать долго не приходится и с воем второй трубы, сквозь распахнутые ворота появляется конная гвардия. За ними, громыхая сапогами, тянутся стройные ряды пехоты. Из поклажи и зачехленных щитов самих людей рассмотреть невозможно.
- Мулы, - усмехается экатонтарх. – Вот истинная гордость юга! Ни пороховое оружие, ни даже мы, экскувиторы. Пехоте предстоит марш бросок в тридцать километров и готов положить голову, они преодолеют его до наступления темноты.
- Ну, голова тебе, думаю, еще пригодится.
- Это точно, брат! Ладно, посмотрели и хватит. У меня есть кое что поинтереснее.
Димитрий и следующий за ним Юлий ведут коней, обгоняя марширующую под мелодию барабанов и свирелей пехоту. Император сходу задает бешеный ритм, барон видит, поравнявшись с комитатами, как напряжены лица, набухли вены на шеях.
- Они справятся, - уверяет его Димитрий.
 Оторвавшись, приятели догоняют стоящий поодаль отряд легкой кавалерии. Экатонтарха приветствуют как знакомого, обмениваются рукопожатиями. Даже Юлий замечает, что начинает уверенней чувствовать себя в окружении военных.
- Новобранец? – натягивающий доходящие до локтей перчатки декарх окидывает юношу испытующим взглядом.
- Вроде того, - барон криво улыбается.
- Проводим рекогносцировку местности, - кивок через плечо. – Рад, что вы с нами.
- Что-то связанное с принцем? – голос Димитрия падает до шепота.
Курсор едва заметно дергает щекой.
Прогулку веселой, как рекламировали, не назовешь. Молчание и напряжение витает над отрядом. Курсоры то растекаются по лугам и полям, брошенным крестьянами, то петляют в рощах и посадках, постоянно озираясь, то пришпоривают коней, словно чувствуя смерть на плечах.
Два раза декарх останавливается. Один раз в кустах находят ритуально вырезанную семью, разбитый и разграбленный фургон грудой досок усеивает дорогу. Спустя некоторое время добираются до деревни. Юлий остается ждать у магистрали с двумя молодыми курсорами, но подрагивающие скулы возвращающихся говорят за себя.
Однако очень скоро Юлий убеждается, барбары не до конца хозяйничают на имперской земле. Разведчики натыкаются на одиноких застреленных дикарей.
- Егеря! – удовлетворенно крякнул декарх, осматривая труп.
…Юлий вздрагивает от громыхнувшего выстрела. Димитрий выхватывает второй пистоль, выскочивший краснокожий северянин, едва коснувшись тетивы, падает замертво. Вокруг закипает схватка, так что надежно окруженный согражданами Юлий не успевает, как следует испугаться. Проморгавшие засаду, курсоры перехватывают инициативу, охотник становится дичью. Барбары разбегаются, оставляя в роще с дюжину тел, умирают преследуемые всадниками.
- А ведь проворонили, - усмехаясь, экскувитор набивает порох в пистоль, - и шаман с ними был.
- Был, - декарх снимает шлем и с блаженством чешется. – Ждал, когда ближе подойдем. Разом бы накрыл.
Димитрий не скрывает горделивого вида – его выстрел поверг северного ворожея.
- Пленный! – довольный, раскрасневшийся от чувства собственной важности, курсор волочит молоденького паренька.
Солдаты замолкают. С посеревшим лицом экатонтарх спешивается, барбар бьется в руках курсоров, чем напоминает замученного Подрывщика. Выхватив кинжал, экскувитор отрезает хрипящему как свинье барбару голову. Юлия тошнит.
- Война! –декарх добродушно хлопает задыхающегося барона по спине.
Движение продолжается. Юлий демонстративно молчит, опустить лишенное цвета лицо, в голову волнами идут потоки дурных мыслей. Курсоры и экскувитор поглядывают на потрясенного и замкнувшегося парня, но понимающе не донимают разговорами.
Зверство и барбарство… тысячелетия грабежей и убийств. Он же был совсем еще ребенок… громадная куча тлеющих трупов, женщин, стариков и детей в деревне. Неужели нельзя было просто застрелить… ужас у зиккурата, вереницы бредущих к алтарю жертв. Как могут верующие в Единого поступать подобно язычникам и жрецам Тени… вопль Подрывщика, все еще стоящий в ушах.
Всадники натягивают поводья, кони роют копытами землю, мотая мордами вдоль магистрали и сходящей с нее утоптанной пешеходами и фургонами тропы, покорно ожидая воли хозяев.
- Приехали? –декарх склоняет голову набок.
- Так точно! – Димитрий подмигивает Юлию. – Рад, что проделали путь вместе.
Курсор и гвардеец обмениваются крепким рукопожатием.
- Вы к переправе у Косы? –декарх кивает, взгляд кинжалом впивается в экатонтарха. – Это касается сына Августа?... Тогда остается пожелать удачи.
Вступая на тропу, Димитрий еще долго озирается, силясь рассмотреть в поднятой пыли силуэты солдат. Густой кустарник и деревья закрывают уходящую на запад, к Екатеринску, магистраль.
- Куда мы едем? – губы Юлия движутся, будто разучившись говорить.
- Ах, брат. Это сюрприз! – голос Димитрия звучит весело, трудно сказать, задело ли жуткое убийство струны души воина.
Не проходит и нескольких минут, как деревья расступаются, подобно раскрывающимся ставням, пропуская путников в просторный постоялый двор. Юлий недоверчиво осматривает длинное здание, более смахивающее на бараки. Логичный вопрос, какого лешего перлись, рискуя задницами, в такую даль ради сарая, молодой барон с трудом проглатывает. Только смягчить пылающий гневом и удивлением взгляд не удается. Кажется, еще немного и из ноздрей пар повалит.
- Я знал, что тебе понравится, - реакция юноши веселит Димитрия, в глазах играет ирония. – Вообще обычно тут более людно.
- Ну, еще бы, - выдавливает Юлий, спрыгивая с седла на землю. – А то я думаю, почему они спрятались в такой гуще.
Посмеиваясь, экатонтарх направляется к двери, бесцеремонно вваливаясь внутрь, изрядно натопав на пороге. Вытерев сапоги о тряпку, перепрыгивая через грязь, разведенную приятелем, Юлий оказывается под крышей. Темно, сыро и неуютно. В камине дурно пахнет неубранная зола. Стулья верх тормашками на столах – гостей никто не ждет.
А вот Димитрий в восторге. Чувствуя себя, как дома, он сладко тянется и разминает конечности. Заслышав шум, через дверь вваливается в гостиную низкий лысоватый мужичек, передник засален, одежонка не первой свежести. Хмурые черты лица разглаживаются при виде скалящего в улыбке зубы гвардейца.
- Димитрий. Мальчик мой! – мужик раскидывает руки-лопаты для объятий. – Как же мы рады… ты уж прости, не ожидали такой радости!
- Будет тебе, пан Антоний, - солдат падает на стул, вытягивая ноги. – Найдется для друзей вино и пожрать, а то завтра, если не сегодня, заварушка намечается. Я, в общем ненадолго.
- Олифия! – хозяин хлопает в ладоши. – Цыпленка и вино, только не с подвала, из моих запасов. Поторопись, к нам Димитрий приехал!
- Дима? – до Юлия доносится нежный голос молодой девушки, он замирает, словно прислушиваясь к музыке. – Уже бегу, пап!
Спустя полчаса в гостиной, с дымящимися подносами вплывает дивное создание. Взгляд Юлия цепями прикован к обворожительной красавице, так что он забывает, как неприлично пялиться на незнакомых людей. Ставя тарелки и кружки перед гостями, Олифия отвечает на пристальный взгляд юноши, проходит, быть может, доля секунды или же целая вечность.
Дочь пана Антония уходит, остановившись, что бы бросить улыбку застывшему и немигающему Юлию. Парень продолжает смотреть на опустевшую дверь, словно пытаясь дыру прожечь. Торжествующего лукавства в глазах Димитрия он не замечает.
- Ешь скорее, - экатонтарх впивается в мясо. – Колону желательно перехватить на этой развилке. Нам осталось всего ничего.
- Но ведь до города далеко, - Юлий недоверчиво смотрит на кружку бульона, желудок предательски урчит.
- Так то до города. Август хочет барбаров у переправы перехватить.
- Думаешь, его сын так долго продержался?
Экатонтарх не отвечает. Юлий благоразумно не продолжает болезненную тему – принц Димитрию, можно сказать, как брат родной.
- Ты ведь веришь, что твои друзья живы?
Барон молчит. Дальнейшее время он проводит, наблюдая, как Димитрий облизывает жир с пальцев, обгладывает кости и вяло посмеивается над прибаутками вновь воспрянувшего духом солдата.
- Все! – облизнувшись, экатонтарх отодвигает тарелку.
- Как все! – как по волшебству у столика материализуется взволнованный хозяин. – Я рассчитывал, что вы на ночь останетесь. Я же с дочерью, а тут слухи такие…
- Не могу, пан Антоний, служба, хотя…э-э-э…давайте отойдем на пару слов. А ты, Юлий, пока коней выведи, - и снова лукавая улыбка и заговорщицкий блеск в глазах. – Я мигом.
Жалуясь на судьбу, бывший академик волочит ноги, стараясь не обращать внимания, как болят натертые о седло ляжки и не думать, что еще предстоит вынести. Входя в конюшню, он замирает в ступоре.
- Едешь на войну? – конь смачно хрустит морковкой с ладони Олифии, второй она гладит роскошную гриву.
- Я не экскувитор… и даже не солдат. Просто путешественник.
Девушка оборачивается.
- Но ты ведь вернешься? Ко мне?
- А ты готова ждать? – не отрывая взора от манящих голубых, глаз Юлий принимает поводья из руки девушки, нежно сомкнув ее своей.
- Ты главное вернись.
- Я вернусь.
Вдали раздается свист армейских свирелей и барабанная дробь.
- Поторопись! – кричит ему со двора Димитрий.
Вдвоем, гвардеец и путешественник, покидают постоялый двор. В просветах меж деревьями видны марширующие, едва не бегущие пехотинцы.
- Не переживай за нее, - как бы ненароком бросил экскувитор, когда они поравнялись с колонной. – Сегодня дом Антония будут охранят наши солдаты. Если что, их эвакуируют.
Юлий поднимает взгляд к небу.
- Скоро стемнеет.
- Да уж, вижу. Императора нужно найти.
Димитрий направляет коня, но натягивает поводья, видя как Юлий топчется на месте, пялясь на деревья.
- Они вновь расцветают! – вырывается возглас изумления у юноши. – Белые цветы на деревьях, ты только посмотри на это!
- Тень не всесильна. Есть вещи, которые ей ни понять, ни одолеть.
Приятели присоединяются к колоне, но золотой дракон Августа сверкает едва ли не через минут пятнадцать пути. Димитрий хлопает коня по шее, словно прося сделать последний рывок.
- Осторожно! – вопит кто-то в колоне.
Раздается треск, что-то яркое сверкает, земля в десяти метрах от пехоты встает дыбом, вырывается пламя.
- Ах ты! – экскувитор отчаянно пытается успокоить испуганное животное. – Магией швырнулись. К Августу, живее.
Нахлестывая коней они замечают боковым зрением, как разворачивают пушки многочисленные канониры. За спинами несущихся всадников гремят наперебой выстрелы.
- Что это было! – Юлий замечает восседающего на прекрасном белом жеребце воина в богатых доспехах, лицо скрывает анатомическое забрало.
- Маги, мой император, - без эмоций отвечает опирающийся на мушкет егерь. По всей видимости, шаманы, а может и волхвы речных людей. Мы их немало подстрелили, бьют они наугад, не прицельно. Крысы.
К Августу приближается группа легких кавалеристов. Юлий узнает знакомого декарха. Но, к сожалению, из крепости Антония вышло больше людей. Война, как сказал офицер.
- Есть что-то?
- Холмы и долина занята барбарами. Ближе подойти мы не могли, но переправу они однозначно взяли.
- Я был там, - встрял егерь. – На холмах действительно барбары, но переправка войск через реку продолжается.
- Тело нашли?
- Только обгоревшие доски укреплений и подбитые танки, - егерь умолкает, не в силах выдержать взгляд властелина и, словно пытаясь утешить горечь отца добавляет. – Мы ведь ничего не знаем наверняка, мой император. Будем молиться.
Канонада усиливается, становится трудно слышать голоса окружающих.
- Хорошее же там место для обороны! – Димитрий смотрит вдаль через трубу. – Малый и Большой холмы! Хорошее, но не для барбаров. С нашей стороны спуск почти плоский. Сейчас будет представление, зрителям просьба занять места согласно билетам!
В подтверждение нелепых выкриков раздается голос императора:
- Мне нужны эти холмы.
- Но мой император! – залепетал кто-то из советников. – Войска только с марша.
- Щитоносцев развернуть во фронт, врага опрокинуть, - Август не желает слышать возражений.
- Глянь ка! – Димитрий подносит Юлию трубу.
Темно, да еще все в дыму, только точки загорающихся вспышек и видны.
- Ничего не вижу.
- И правильно, здорово их наша артиллерия накрыла.
Барон переводит обзор на южан. Со столь недалекого расстояния хорошо видны детали вооружения пехоты, причудливы оперенные шапочки поверх шлемов. Однако отряд, видный через трубу, неожиданно исчезает в огне и пепле.
Северяне не успевают переправить полчища через столь узкий брод. Впечатлительный юноша вмиг представляет, какая давка у Косы. Неудивительно, что толкаясь, спеша оказаться на другой стороне реки, на корм рыбе пойдет не одна сотня. Впрочем, факт не умеряет пыла северян и холмы они сдавать уж никак не намерены. Быть может где-то там, вдалеке, вне досягаемости подзорной трубы, стоит Верцын. Тысячи, десятки тысяч воинов ожидают его воли – отступить или драться.
- Дудки вам, - Димитрий потирает руки, довольно посмеиваясь. – Местность не ровная – они не посмеют использовать колесницы. Теперь посмотрим, чем северяне ответят.
И северяне отвечают. Да так, что Юлий покрывается потом от страха. Вовсе не дикари – Тень.
Сунувшиеся в мясорубку разрозненные племена отступают, разбегаются. Скутарии, по новоимперски щитоносцы, напирают на них валом стали, барабанные перепонки еще чуть-чуть и лопнут от канонады и грохота. Шаманы, плюнув несколько раз, забиваются по щелям. По слухам несколько из них успевают попасть в оптический прицел егерей. С них и этого хватает.
Под артобстрелом занявшие было холмы речные люди бегут, тяжелая пехота, растоптав полулюдей, почти занимают долину меж холмами. Тень видит близость краха и в отчаянном порыве бросает самое редкое и дорогое. Гудят рога, гремят копыта, колыхаются на ветру плюмажи на шлемах и стяги за спинами.
Юлий переводит обзор трубы. Кавалерия теневиков напирает, всадники пригибаются, несутся, наставив копья. Грудь их, что нехарактерно для севера, прикрыта нагрудником из бронзовых чешуек, что явно говорит в пользу высокого титула всадников.
Поколения сменяются. Нет более тех, кто помнит войну. Их мечи покрылись ржавчиной, порох отсырел, а плоть истлела. Но память жива. Воины встают утром и тренируются, фехтуют деревяшками, под ор офицеров маршируют на плацу и готовятся, готовятся к этому дню. День встречи Империи и Тени настает. Вот они – аристократы севера, верхом на конях, вот их налитые кровью глаза, рты открыты в диком крике. Вот они – сыны империи, лучшие из лучших, профессионализм и выучка чувствуется в каждом движении, идут нога в ногу, передвигаются ровными шеренгами. Еще немного. Еще чуть-чуть.
- Фулкон! – орут, размахивая мечами офицеры. – Фу-улкон!
Первая линия падает на колено, лес копий устремляется навстречу кавалерии. Причем лес в буквальном смысле – передовые части используют для древков цельные стволы деревьев. Железные наконечники пробивают прикрывающие грудь коней кожаные доспехи, северяне падают, их затаптывают напирающие сзади. Свалка. Вопли.
Скутарии выдерживают, не отступают. Ни единая тагма не дает слабину. Зато не выдерживает конница севера. С их командного центра видят гибель первых рядов, трубят вовсю рога, призывая к отступлению. Большинству из аристократов удается совладать с конями, кажется, потери не столь высоки, едва ли с несколько десятков находят смерть на копьях, или по глупости попав под копыта собратьев. Отступление по всему фронту.
- А теперь раз! – слышится комментарии экатонтарха.
Ряды скутариев расступаются. Пехотинцы образуют множество коридоров.
- И два!
    Повинуясь звукам тубаторесов, в атаку устремляются катафракты. Тяжелая кавалерия юга врезается в нестройные ряды отступающих, мелькают копья и длинные кавалерийские мечи спаты. Не о каком сопротивлении и речи быть не может, северяне гибнут, тела воинов и их лошадей усеивают долину. Повсюду царит смерть и паника. Желание смотреть отпадает.
Вдалеке нарастает гул переходящих в атаку тагм. Дикари визжат с испугом, во многих местах неорганизованные кучи отступают. Ор, боевые кличи и вой труб, лязг оружия и выстрелы – разобрать хоть что-то в темени и свалке невозможно.
- Пошли ка спатки, - Димитрий демонстративно зевает. – Битва завтра.
И тут прятавшийся страх подползает сзади к душе. Все происходящее не более чем стычки и лишь завтра на глазах Юлия разразится настоящее сражение.