(фото из интернета)
В конце повести дана ссылка
на видео в авторском исполнении.
РЫЖУХА
За это произведение автору присвоено звание
СЕРЕБРЯНЫЙ ЛАУРЕАТ в конкурсе ЗОЛОТОЕ ПЕРО РУСИ
в 2015 году. (30 тысяч авторов из 70 стран Мира)
Дед мой по материнской линии Иван
Егорович Козлов армейскую службу нёс в самом
начале двадцатого века в Польше, в Кракове,
в русской кавалерийской части. Был денщиком у ко-
мандира полка. В основном в его обязанности входил
уход за командирской лошадью. Лошадь была рыжая
с белым продолговатым пятном на лбу. Была она
чрезвычайно спокойная и какая то ласковая. Всегда
при виде деда (а он тогда молодым был) тянулась
к нему мордой и норовила, как дед шутил, поцеловать
его. Дед даже своему коню не уделял столько внима-
ния сколько командирской рыжей кобылке. Эту его
любовь и лошадка видно чувствовала и отвечала деду
взаимной лошадиной симпатией. Даже командир
полка замечал взаимную симпатию его лошадки и
Ивана. Смотри Иван, как она тебя любит, так и смотрит
куда ты пошёл туда и она глаза косит и ржёт так
ласково. Я ж ухаживаю за ней, она ж понимает –отвечал
Иван. Но подошёл конец Ивановой службы. Надо
было отбывать из Польши домой в Россию.
Иван во время службы ухаживал за молоденькой
полькой Магдаленой Земцаровской. Она была поварихой
у командира полка. Иван часто заходил по делам к
командиру и встречался с ней. Ему нравилось
называть её Мадленой. Командир благословил
их и Иван с Мадленой поженились. В 1907 году Иван
привёз жену в село Старое Сеславино, Тамбовской
области. Мадлена приняла православную веру, её пере-
крестили и она стала Марией.
Дед сиротой был, жил у своего дяди по материн-
ской линии Чилипанова. Этот дядя, когда Иван ушёл
в армию, продал его родительский дом, купил на вы-
рученные деньги лошадь себе. На вопрос Ивана – Дядя,
а где мой дом то, где я жить то буду? – Дядя ответил –
1
Я ж тебе сапоги покупал, обувку и вопрос замял. Живи
пока у меня.
Так мои дедушка с бабушкой начали жить у дяди
Чилипанова, практически у него в работниках. Бабушка
Мария, теперь уже Козлова Мария Ильинична,
оказалась работящей и деловой женщиной и автома-
тически стала завхозом дома Чилипановых, а Иван
Егорович ездил с извозом – возил на дрогах брёвна
для изготовления срубов для изб. Три года прожили
они у Чилипанова. Дядя нарадоваться не мог на таких
выгодных работников. И когда Иван заикнулся о том,
что ему хочется свой дом иметь, то дядя стал уговари-
вать его не спешить, ведь хорошо мол живёшь.
Но у Ивана и Марьи уже была дочь двух лет (моя
будущая мать – Наталья), поэтому дед постоянно
думал, как устроить свою собственную жизнь. И то
ведь - денег нет, богатства нет, дома нет, земли нет,
лошади своей тоже нет. Голова кругом идёт – с чего
начинать то. А бабушка на дядиной земле рассаду
овощей выращивала и продавала не только своим
селянам, но и в соседние деревни.Кроме того она
пчёл завела, ульи купила на вырученные от продажи
рассады деньги. И это при том, что она декрета не
получала и дочь двухлетнюю на руках имела. Ей так
хотелось на своей земле работать, вольно и ни от кого
не зависеть. Была бы лошадка своя мы бы чего то
придумали – успокаивал Иван свою пани Марьюшку
(так он её называл) всё бы обустроилось.
Однажды Иван приехал домой и и рассказал жене
о том, что он записался на переселение на новые земли.
Куда это? Да тут недалёко, вёрст десять может будет.
В это время начала осуществляться Столыпинская
реформа и около ста десятин земельных угодий от
2
села Спасское, Тамбовской области выделялось для
переселения крестьян из перенаселенных малоземель-
ных сёл. Переселённые крестьяне должны были
организовывать свои крепкие хозяйства. Планиро-
валось, что поедут сильные, способные к переезду
хозяева. Земли выделил из своих угодий спасский
барин Белозёров. Он по своему рассчитал выгоду
от дополнительной рабсилы за счёт приезжих.
А землю всё равно пришлось бы по новому закону
выделять для переезжающих.
Из сёл Тростено, Старое Сеславино записалось
на переезд около пятидесяти крестьянских хозяйств.
в том числе и мои дедушка с бабушкой. В трёх кило-
метрах от села Спасское, Тамбовской области, из
переселенцев образовалась новая деревня – Сеславин-
ские выселки или попросту Сеславино. Всем пересе-
ленцам нарезали по десятине земли (110 соток) и они
начали вести хозяйство на новом месте.
Как обустраивали дедушка с бабушкой своё
хозяйство, об этом особый рассказ. Но к рево-
люции 1917 года был уже и дом и возделанный
земельный участок, надворные постройки, корова,
выращенная за два года из маленькой тёлочки,
десятка два кур, несколько овец и гордость бабушки -
несколько ульев. Чего не было так это лошадки. Дед
работал на арендованных лошадях, за которые должен
был или платить или отрабатывать трудом у хозяев
лошадей. Это постоянная была боль Ивана Егоровича,
ну не мог он без лошадки жить.
Дед часто вспоминал лошадей полка и в
особенности рыжую кобылку полковника.
И вдруг однажды
увидел во время извоза маленького жеребёнка как
две капли воды похожего на лошадку его бывшего
3
командира, только маленького. Жеребёнок оказался
кобылкой и с продолговатым пятнышком на лбу.
рыженький и такой хорошенький, что деду во что бы
то ни стало захотелось его приобрести.
Он успешно сторговался с хозяином жере-
бёнка, но денег у деда не хватало. Но желание купить
было так велико, что дед, как он потом рассказывал,
уже на всё был согласен и в придачу снял с себя сапоги
и отдал хозяину жеребёнка. Рабочую то лошадь деду
купить было невозможно, дорого очень.
Приехал домой счастливый и сияющий. Бабушка
спросила – Что случилось то? – Пойдём на двор покажу.
Увидела бабушка слабенького и маленького жеребё-
ночка и ахнула – Ну что мы с ним делать то будем,
ведь он как ребёнок, его три года до рабочей лошади
растить надо. Но дедушка был непреклонен. Он смас-
терил для жеребёночка специальную соску, чтобы
было удобно выкармливать кобылёночку.
А семья у Ивана и Марии прибавилась – четверо
детей у них уже было. И шёл 1922 год.
Дед шутил – Ну вот пятый ребятёнок у нас появился,
слава тебе Господи и назвал жеребёнка “Рыжуха”.
Он сработал для неё тёплый закуток во дворе, всегда
пол был застелён мягкой соломкой. Кормил самым
лучшим мягким сенцом и действительно ухаживал
за Рыжушкой, как за маленьким ребёнком.
Она стала для деда смыслом жизни. Вся жизнь его
теперь измерялась временем ДО и ПОСЛЕ появления
Рыжушки.
Иван даже детям своим не доверял ухаживать за
ней и строго наказывал им без его ведома ничего
с жеребёнком не делать, не кормить, не убирать,
не поить и вообще не трогать. Но дети есть дети и им
4
всегда хотелось пообщаться с маленькой лошадкой.
А сама лошадка, видимо чувствовала что имеет дело
с маленькими детёнками, вела себя миролюбиво.
Дети могли её погладить, протянуть ей клочок сенца,
и вообще просто смотреть на неё, приговаривая свои
детские ласковые слова. Бабушка ничего плохого
в этом не видела и рассказала деду как трогательно
проходят встречи детей с лошадкой. Дедушка, убедив-
шись что от детей никакой угрозы лошадке нет,
позволил им посещать Рыжушку и присматривать
за ней на лужайке, когда она паслась.
Не оставлял дед без внимания Рыжушку ни днём ни
ночью. Где то услышал, что ласки тревожат лошадей
по ночам, в особенности маленьких жеребят. Не одну
ночь дежурил он, устроившись на ночлег на сеновале
рядом с жеребёнком, охраняя его от неведомой
напасти.
На второй год жизни Рыжушки дед смастерил
для неё мягкую уздечку с длинным поводком и устраи-
вал ей пробежки по два три раза в день, чтоб привы-
кала и здоровой была, объяснял он бабушке. А лошад-
ка и вправду росла стройной, здоровой, а главное
радовала своей красотой и похожестью на ту, коман-
дирскую рыжую кобылку, которую дед частенько
вспоминал и делился этими воспоминаньями с бабуш-
кой. Это обстоятельство и самих Ивана и Марью как
то ещё больше сближало.
Кроме повседневных пробежек на длинном поводке
дед ежедневно водил лошадку по огороду под уздцы.
Чтобы привыкала к огородной обстановке, к будущей
работе, - пояснял дед бабушке. Он каждый день не
по одному разу рассказывал бабушке о настроении
лошадки о том, как она выглядит, весёлая или не весё-
5
лая, понравилась она ему сегодня или не понравилась.
Бабушка всегда была занята - огород, скотина,
пчёлы и иногда не с должным интересом слушала
дедовы байки о лошадке. Дед это замечал и не на
шутку обижался на её невнимание к такому серьёз-
ному делу, как здоровье лошади, необходимой в хо
зяйстве. Он считал такое поведение несерьёзным.
Однако дед понимал, что у Марьюшки дел невпро-
ворот и прощал ей такое непонимание всей лоша-
диной серьёзности.
А время то было очень трудное для тамбовских
крестьян. Замучили поборы продразвёрстки, кресть-
янские волнения из-за неумной политики советской
власти на селе, Антоновское восстание крестьян,
жестокость Тухачевского – расстрелы населения,
травля восставших крестьян отравляющими газами.
Всё это создавало страхи и тяжкие трудности в жизни
Ивана и Марьи, ведь как никак четверо детей – 15-лет,
13-ти, 7-ми и одного года. Их кормить надо, одевать,
обувать. Научить бы грамоте хоть какой. Сам то Иван
мог только расписываться, а Марья была пограмотнее,
но по польски, хорошо читала молитвенник на поль-
ском языке. В селе Спасское была начальная школа и
дети в свободное от крестьянской работы время посе-
щали школу. Постоянно ходить на занятия из-за
труда по хозяйству они не могли.
Переселенцам Сеславино до какой то степени
повезло. Их поселение было на значительном удале-
нии от железной дороги и от крупных городских посе-
лений, сёл и деревень. Поэтому их стороной обошли
и октябрьские революционные дни и последующие
неурядицы борьбы советской власти с кресть-
янами. Но до них доходили всякие страшные слухи
6
о зверствах властей и, конечно, все поселенцы в это
время жили в постоянном страхе за свою жизнь, своё
жизненно важное для их выживания немудрёное доб-
ро. Да ещё засуха 20 года, сильный недород на огоро-
дах, выбивало тружеников из колеи. Но крестьянам
на Руси к трудностям не привыкать. После приобре-
тения Рыжушки дед говорил:-Слава тебе, Господи,
пережили смутные времена. Теперь, Марьюшка,
Бог даст заживём. Успокоилось сеславинское кресть-
янство и жизнь вошла в привычное трудовое русло.
Знали бы крестьяне, что ждёт их впереди, но до нача-
ла тридцатых годов жизнь вроде бы наладилась.
А Иван Егорович искал для своей лошадки сбрую,
седло для верховой езды, хомут, да чтоб он был с
мягкими вкладками к плечам и шее лошади, чтоб
не делал он потёртостей и неудобств коню при работе.
Пока лошадка не выросла, он только присматривался
ко всему этому добру, можно сказать – изучал все,
предлагаемые на базаре товары. Прошло три года и
пора было приобретать это добро . Дед водил в поводке
Рыжуху на базар для примерки седла, хомута, уздечки.
Никак не мог он отыскать что надо. Со знанием дела
выбирал всю “амуницию”как он говорил. Наконец
за несколько походов на базар в Богоявленске в 25
километрах от Сеславино Иван купил всё необходимое
для Рыжухи. А Рыжуха цвет приобрела, настоящая
сказочная красавица. Когда она появлялась на базаре,
у деда сразу объявлялись потенциальные покупатели,
предлагали ему большие деньги за Рыжуху. Но дед с
гордостью отвечал всем – Я для себя её вырастил,
не продаётся она. И то сказать разве можно продать
такую красоту – яркая, медно-рыжая окраска, с пра-
вильной продолговатой чисто белой звездой на лбу,
7
жёлто-розовой густой расчёсанной гривой, с длинным,
и впрямь сказочным жёлто-розовым хвостом и такого
же цвета шерсть на бабках, и на передних и на задних
ногах белые, одинакового размера “носочки". И видно
сразу хорошо ухоженная , хорошего хозяина лошадка.
Дед знал толк в лошадях и понимал, что его Рыжуха
особенная и нигде такой нету. Гордость его перепол-
няла и неуёмная радость от того, что эта лошадь ЕГО,
ОН хозяин, наконец и у него есть собственная лошадь,
да ещё такая хорошая, какой ни у кого в округе нет.
Сначала водил Рыжуху в седле под уздцы, чтоб
привыкала к седлу спокойно, как бы так и надо. Потом
потихоньку сам сел в седло. И надо же лошадка отнес-
лась к этому действительно совершенно спокойно,
как-будто всю жизнь свою лошадиную под седлом
ходила. Недаром дед приучал её исподволь, не торо-
пясь ко всем её будущим лошадиным работам. Даже
бабушка удивлялась спокойствию Рыжухи – Надо же,
так и не бывает. А у меня вот, видишь, бывает –
отвечал ей дед.
И началась у Ивана с Марьей совсем другая жизнь.
Они теперь ЛОШАДНЫЕ крестьяне. Не надо было
идти в наем в извоз, не надо арендовать лошадь у
других хозяев. Они стали сами хозяева своей кресть-
янской судьбы. Ни к кому не обращаясь, пахали свой
земельный надел, выращивали необходимые в хозяйстве
картофель, помидоры, капусту, тыквы, морковь,
свёклу, зерновые – рожь, овёс, горох , коноплю,
которая использовалась для изготовления верёвок, так
необходимых в хозяйстве, ну и для производства
конопляного масла. Сеяли просо для обрушки на пшено.
много табака сажали.
Излишки дедушка возил на базар. Для этого
он сам соорудил лёгкую телегу. Оси и колёса купил
на базаре. Приобрёл плуг однолемешный, до этого
у него только соха была, которую он сам смастерил,
а сошники деревенский кузнец ему сделал. Жизнь
совсем хорошая налаживалась.
Дети, две дочери 17 и 10 лет и сын 15 лет, работали
вместе с матерью и отцом в общем хозяйстве. Свобод-
ного времени ни у кого не было, все были заняты
целыми днями и только по воскресеньям и большим
праздникам был какой то роздых, но неполностью.
Ведь за скотиной надо ухаживать. Корову доить надо
три раза в день, корма готовить поросёнку, кур, овец
кормить. В крестьянском хозяйстве не бывает выход-
ных дней. Но все эти трудности были в порядке вещей
и воспринимались как неизбежность, посланная Богом.
Самое главное Иван с Марьей и их дети были ни
от кого независимы и, имея теперь лошадку, считали,
что у них всё для жизни самое необходимое имеется
и от самих себя зависит их жизнь. Трудись и всё будет-
был главный жизненный принцип всей семьи.
Бабушка вела домашнее хозяйство, дедушка
обустраивал хозяйственные постройки. Для этого
использовались плетни из ивовых прутьев. Около
деревни были заросли кустарниковой ивы, где дед
брал материал для плетней. Около дома устроил
вместительный погреб для хранения солонины в боч-
ках, мочёных яблок, огурцов, помидоров, капусты.
А если учесть, что от содержания кур, овец, коровы
на столе всегда были - мясо, яйца, молоко, сметана.
У бабушки были заготовлены с осени бутылки с расти-
тельным маслом – конопляным и подсолнечным.
Картошку хранили в избе в подполе. Продуктов всегда
хватало и семья деда голодной никогда не была.
9
Все в семье были люди верующие. По праздникам
в церковь ходили в соседнее село Спасское. Ставили
свечки перед иконами за здравие всей семьи. Возвра-
щались и жизнь продолжалась в заведенном порядке.
У Ивана работа вместе с Рыжухой, самая тяжёлая, но
справлялись они с нею исправно. Пахали землицу,
картошку перепахать, выпахать её плугом при уборке,
а сажать приходилось по многу. Не только себе, но
и скотине, поросёнку в особенности. Вывозили
навоз на огород, свозили под навес сено с лугов,
скошенное и высушенное всей семьёй. А это без
малого четыреста пудов, попробуй потаскай это
сено без лошади – раз триста сходить надо за двести-
триста сажен и пешком вязанками на себе перетаскать.
Бывало за день так умаешься, что на утро еле встаёшь,
а всё равно работать то надо пока погода хорошая
стоит. Опять же без Рыжухи за двадцать с лишним
вёрст на базар не съездишь, а ездить приходилось
каждые две недели. Без этого в хозяйстве никак
нельзя. Так и шла налаженная жизнь всей семьи
Ивана и Марьи, трудная, но подвластная им и стабиль-
ная. Мария радовалась , что в Богоявленске на базаре
появилась вощина для пчёл, нэпман один свечной
заводик соорудил и вощину производил и продавал.
Она у него эту вощину покупала на рамки пчёлам
в ульи. И сбор мёда стал более обильным, и себе
хватало и на продажу.
И такая жизнь хорошая пошла, мать, - говорил
Иван однажды за обедом. Он сидел в собственной
избе в красном углу под образами. Перед ним Марья
поставила в чашке горячие наваристые щи. Он отрезал
от ковриги кусок хлеба, испечённого в собственной
печке, из муки, смолотой из его, выращенного им
10
самим зерна, натёр этот кусок чесноком с собственного
огорода, расправил свои пышные усы и добавил,-
Разве без Рыжухи мы с тобой наладили бы такую
жизнь, а мать? Да что тут говорить, отвечала Марья.
Рыжуха была центром их крестьянской жизни.
Без лошади нет на селе труженику ничего хорошего.
И так текло размеренное, сложившееся постоянным
трудом, бытиё семейства Ивана до начала тридцатых
годов. Весной тридцать первого года дед приехал
с базара расстроенный. Что случилось, - спрашивает
бабушка. Что, что, - отвечал дед, какой то закон новый
вышел всем запретили новую политику проводить.
Вот вощину не привёз, свечной завод закрыли, всё
у хозяина отобрали, власть чего то ещё удумала. Что
дальше будет не знаю.
Через неделю в Спасское в церковь поехали на
Рыжухе, праздник был. Но лучше б не ездили, узнали
новость тревожную – колхозы какие то организовы-
вают и, что самое страшное, лошадей отбирают на
общественный колхозный двор. Дед себя успокаивал-
ну какой в нашей деревне общий двор, нету такого.
Куда лошадей то будут ставить? Не отберут Рыжуху.
Ишь чего удумали лошадь собственную отобрать..
Как же без лошади хозяйство вести?
И в работниках в семье убыль – дочь Наталья замуж
вышла в 28 году, а в 31 сын Николай женился. У них
теперь свои семьи, свои заботы. А у Натальи сын
родился, внук (это автор рассказа) в 1929 году. Живёт
у мужа на хуторе полторы версты от посёлка. Не
помощница она уже. Да и Николай, хоть и живёт пока
в общей семье, но тоже избу свою хочет иметь.
Зимой 31 года Нотька, так в семье звали мою мать
Наталью, родила дочь. Крестили её, Марьей назвали,
11
в честь бабушки. Зять Фёдор из хуторского хозяйства
отделился. Ему досталась пятистенная изба, крытая
железом. Эту избу разобрали и перевезли в посёлок.
Был для Фёдора и Натальи деревенским обществом
нарезан земельный надел в размере десятины, как
всем сеславинцам. Участок этот был как раз напротив
участка Марьи и Ивана, родителей Натальи. Ещё, что
особенно оценил дед, Фёдору при дележе хуторского
хозяйства досталась лошадь. Можно и жизнь самосто-
ятельную налаживать. Дед и мой отец, Фёдор, пере-
везли с хутора хуторскую избу. Её деревенские плот-
ники собрали, покрыли. Из соседней деревни печник
удачно сложил русскую печку с загнеткой, в которую
была вделана железная плита с двумя конфорками.
Отцов участок по предложению дедушки засеяли
овсом (на корм лошадям) и рожью. Хлеб он всегда
в цене. В соседних сёлах вовсю шла коллективизация.
В 33-34 годах дошла она и до посёлка Сеславино.
Всех лошадников заставили сдать лошадей. Поднялся
гвалт. Сдавать никто не хотел, лошадей ставить
некуда, конюшен не было. Но уполномоченные из
Старо-Юрьево ( столица района) обязали согласившихся
мужиков наплести плетней, сделать из них стены,
между плетнями, поставленными рядом на расстоянии
три четверти аршина (полметра) насыпали резку
из соломы пополам с глиной, перекрыли столбами
из ив, покрыли соломой, разгородили внутри плетня-
ми. Таким образом получились стойла в конюшне
на сорок – сорок пять лошадей. В деревне насчитыва-
лось к тому времени около тридцати пяти лошадей.
Некоторые предусмотрительные мужики сумели до
этого смутного времени продать своих лошадей.
Дед расстаться со своей Рыжухой просто не мог и не
12
хотел. Он считал, что без лошади жизни на селе нет.
Долго Иван Егорович в единоличниках оставаться
не смог. Огород больше половины отрезали, осталось
пятьдесят соток, вместо ста десяти. Где сено на зиму
косили теперь стало принадлежать колхозу. Там
косить не разрешали. А без сена как скотину кормить?
Пришлось в колхоз вступать, чтоб хоть на корову и
овец запасти, колхозникам то выделяли покос.
Деда уважали и просили стать старшим конюхом
колхозного табуна. Он долго отказывался, но когда
из-за невозможности заготавливать сено и сеять овёс
(огород ополовинили) ему пришлось с тяжёлой душев-
ной болью отвести Рыжуху в колхозную конюшню он
сдался и стал колхозным конюхом.
После отвода Рыжухи у деда такая была тоска,
такая почти физическая боль, что он вправду заболел
и на конюшню не ходил. Прошло около трёх-четырёх
дней как вдруг Рыжуха сама прибежала домой. Отец,-
позвала деда бабушка,- гляди, Рыжуха пришла. Дед
встал, вышел к воротам, у которых стояла лошадь,
она громко заржала, дед открыл ворота и Рыжуха, не
останавливаясь вошла во двор и остановилась возле
своего стойла. Она была грязная, не чищенная и вся
какая то жалкая и неухоженная. Всё,- в сердцах сказал
дед, - Всё, больше я свою лошадь на колхозный двор
не поведу. Но с властями и новыми порядками шутки
плохи. Одну только ночь пробыла Рыжуха дома. Дед
её почистил, помыл тёплой водой из бочки, расчесал
ей хвост и гриву, протёр специальной мягкой попон-
кой. После обеда пришли члены правления колхоза
“Воля Ильича”, так стал называться сеславинский кол-
хоз, и обязали снова отвести Рыжуху в колхоз. Она,
13
Иван Егорч, таперь ни твая,- прокартавил мужичок,
представляющий власть.
С настоящими слезами на глазах отвёл дедушка
Рыжушку в колхозную конюшню. Почистил стойло,
постелил чистой соломки, погладил ласково лошадку,
и на ватных ногах, еле их передвигая, пошёл домой,
на чём свет стоит ругая по дороге всех этих власти-
тельных умников, придумавших такой для крестьян
не умный порядок.
Рыжуха долго ещё и неоднократно прибегала
домой. Видно никак не могла понять умная животина
для чего это люди придумали такое неудобное
конюшее общежитие.
А тут ещё напасть на дедово семейство. Только
собрали Иван с зятем Фёдором избу для Натальи с
Фёдором, как появилась комиссия от властей
раскулачивать их. Да какие ж мы кулаки,- в один голос
закричали Фёдор с Натальей (родители автора
рассказа), мы ведь ещё только год в своём доме
живём. Вы настоящие кулаки, вишь дом какой, жале-
зам крыт, кулаки и есть,- отвечал им представитель
комиссии. Дом сломали, когда снимали кровлю, листы
корёжили, не жалея отрывали ломами. Перевезли в
Ивановку, соседнее село (столицу сельсовета) и сде-
лали из него начальную школу. Хорошо хоть не
пропал дом. Через год на жалобу Фёдора пришёл ответ
о противоправности раскулачивания и рекомендациёй
местным властям вернуть дом Фёдору. Но он уже
завербовался работать на завод АМО и мои мать с
отцом, Фёдор с Натальей , сыном семи лет(мной) и
дочерью пяти лет, переехали жить в Москву и в дерев-
ню приезжали только мы, дети, на каникулы.
14
Шёл 38 год. Приехал Иван Егорович из Старо-Юрь-
ево, из района, и рассказывает бабушке, что знакомых,
с кем он в извозе работал, арестовали, как врагов наро-
да. Удивились оии оба, знали всех арестованных людей,
ну не могут они быть врагами. Небось сболтнули что
лишнее на самоуправство местных властей, вот и поп-
латились за язык. После этого случая всякая ругань
властей в деревне прекратилась. А если и была то
только дома шепотком.
А жизнь шла своим чередом. Однажды в праздник,
на масленицу, дед верхом на Рыжухе домой приехал.
Бабушка вышла, гладит лошадь и приговаривает,-
Соскучилась я по тебе милая. А рыжуха вроде как в
знак согласия головой машет и ржёт потихоньку.
Сели Иван с Марьей за стол. Марья принесла блинов
напечённых,, мёд, сметану, кислое топлёное молоко,
всё на стол поставила. И началась у них празд-
ничная трапеза. Разговорились, вспомнили всё своё
житьё-бытьё, все трудности, что они вместе пережили.
Кабы не смута, да революция с гражданской войной,
власть бы не мешала коллективизацией, раскулачи-
ваньем, отнятием большей части земельных наделов,
совсем другая жизнь была бы. И вспомнили - хоро-
шее было время с 22 по 33 год. Никто не мешал рабо-
тать, дети выросли, помогали по хозяйству, свои семьи
завели. Чтоб так всю жизнь было бы. Нет власть напри-
думывала, намешала, намутила на селе, что сам нечистый
не разберёт. Церкви позакрывали. Хорошо ещё,
что в Спасском (село в 3 км от посёлка) церковь не
тронули, есть хоть куда сходить душу исповедовать,
за себя, за детей и внуков помолиться. Вспоминали
как выхаживали Рыжушку, как радовались, когда она
стала рабочей лошадкой и у них сразу стала такая
15
хорошая жизнь, что лучше и не надо. Они всегда
за это благодарили Бога и счастливей их никого не
было. Всё у них было. И вдруг лошадь ни с того ни сего
отобрали. Порушили всю их размеренную жизнь.
Теперь куда деваться. Надо приспосабливаться
к этим придуманным новым условиям, к другой
новой жизни без привычного и отлаженного уклада,
без незаменимой и родной Рыжушки. Дед иногда
ругал власть за выкрутасы, а бабушка в ответ ему, -
Всякая власть от Бога, Господь знать за грехи наши
такую власть нам дал. Люди Господа забыли, вот он
нас и наказал.
С 1938 года дед и бабушка остались жить втроём,
с сыном Серёжей 17 лет. Остальные дети после совет-
ских преобразований уехали со своими семьями на
работы в Москву.
Дед продолжал работать конюхом, продолжал
больше, чем другим лошадям, уделять внимание своей
Рыжухе, хотя и другие лошади тоже были ухожены
и накормлены. Рыжуха несколько раз жеребилась
и преподнесла деду сюрприз – жеребёнка серого,
который превратился в хорошего серого жеребца с
крупом в яблоках, красивой гривой. Он напоминал
настоящего богатырского коня. Нрав у жеребца был
строптивый и только Иван Егорович мог с ним справ-
ляться, если надо было его запрягать в телегу или сани.
В упряжи он всегда картинно перебирал ногами, не
мог устоять на месте. За что прозвали его Артист.
Дед мало помалу начал привыкать к новой жизни.
На лето приезжали внуки и дети в отпуска. Бабушка
занималась как всегда домашним хозяйством, уходом
за скотиной, огородом, пчёлами Дед всегда мог взять
в колхозе свою Рыжушку для работ на огороде. А съездить
16
на базар лошадей никому не давали. Власть считала
это не выгодным – на целый день работники уезжали
и лошадь для колхозных дел не используется.
А когда лошадь давали то требовалось сразу платить
за её использование деньгами в кассу колхоза. Поэтому
бабушка на базар стала ходить пешком через каждые
две- три недели. Обычно ходила обыдёнкой, то есть
одним днём. Уходила с выгоном стада на пастбище
и приходила, когда стадо с пастбища пригоняли.
Пятьдесят километров в день проходила. Кто сейчас
так сможет. Во истину не привыкать селянам к житей-
ским трудностям. Лишь бы никто не мешал.
Только свыклись с новым укладом жизни Иван да
Марья как грянула Великая Отечественная. Сыновья
в армии, считай сразу на войне. Такая беда навалилась
на людей, что все неурядицы и трудности мирной
жизни оказались такими незначительными, что
невольно сами собой отпали. На них уже никто не об-
ращал внимания.
В 43 году пришла похоронка на Сергея, сына Ивана
и Марьи. Они долго переживали, оба переболели, но
работа то не ждёт, в своём хозяйстве выходных и
прогулов не бывает. На таком фоне отсутствие, отбор,
Рыжухи, отнятие половины земли в колхоз (она потом
никогда не обрабатывалась и заросла бурьяном),
раскулачивание оказались второстепенными и незначительными.
Война это настоящее всенародное бедствие.
Люди так все сплотились и так самозабвенно работали,
что не надо было никого агитировать или заставлять.
все всё без этого понимали. Весь народ был как единая
семья и делали для победы и возможное и невозможное.
Поэтому и победили.
Двух месяцев не дожил Иван Егорович до Победы. К весне 45 –го занемог. Что-то нехорошо мне мать, умираю,- сказал он бабушке. Да подожди ты умирать, отец, война кончается, поживём ещё, подожди. Она не ждёт, - ответил дед. Хоронили его всем посёлком. Отвезти его в село Спасское на кладбище запрягли в сани любимого дедом коня Артиста, сына Рыжухи. Конь норовистый, никому не давался запрягать его, а тут как подменили. Смирный стал такой, сам в оглобли вошёл и все три километра до кладбища с опущенной до самой земли головой шёл. Люди удивлялись, говорили – Как лошадь-то переживает, видно чувствует, что хозяина больше нет. На кладбище приходский священник старичок прочитал положенные молитвы, придал земле тело раба божьего Ивана и упокоила его земля тамбовская, которой отдал он в трудах всю свою сознательную жизнь. Декабрь 2012 года
Можно послушать и посмотреть видео РЫЖУХА, читает автор Валентин Кашлев:
https://youtu.be/HECYReg6j-M
(залить левой мышкой, кликнуть правой и выбрать
левой -ПЕРЕЙТИ...
17