Гости, которых не ждали
В теперь уже далеком девяносто первом году мне довелось по служебной надобности вылетать во Франкфурт-на-Майне. Стоя в длинной очереди на регистрацию в Шереметьево-2 среди добропорядочных «настоящих» немцев и почти добропорядочных, немного подвыпивших немцев «наших», возвращающихся на ПМЖ, на историческую родину, я с удивлением увидел, как возле соседнего терминала стали скапливаться «служивые» с автоматами наперевес. В те годы мы еще не привыкли к откровенному бряцанью оружием в публичных местах, и я поинтересовался у встревоженного таможенника, в чем, собственно, дело.
— Готовится посадка на «вьетнамский» рейс, — зыбко поведя плечами, неохотно пояснил он. Что это значит, я понял в ближайшие полчаса.
Издержки демократии.
«Вьетнамские» рейсы вместе с проблемами первых «гастарбайтеров» появились не вдруг. Просто все это и называлось тогда по-другому, да и выглядело поначалу вполне прилично. В рамках помощи братским народам из не менее братских стран социалистического лагеря мы приглашали болгар, к примеру, поработать на наших стройках (все мы помним легендарное «болгарское» общежитие и «болгарскую» же дискотеку на проспекте Гагарина), одновременно давая им возможность нелегально подзаработать на рекламе европейского ширпотреба в виде джинсов, кроссовок и парфюмерии. С контрабандой у нас, конечно же, боролись, но вяло, не до этого было. Все пользовались возможностями гласности и первыми плодами демократии. Проходили альтернативные выборы, митинговали, ругали власть, партию, прессу и вех, кого могли вспомнить в длинных очередях за маслом, водкой, а кое-где и за солью и спичками.
А менее привередливые тогда «братья наши меньшие», те же самые вьетнамцы, трудились на комбинатах шелковых тканей по всей стране и под шумок вывозили домой наш незатейливый ширпотреб. А в том самом девяносто первом году стали закрываться многие предприятия, сокращаться промышленное производство, и незадачливых иностранных рабочих попросили вернуться домой, поближе к экватору. Так и появились легендарные «вьетнамские» рейсы.
Посадка на трехсотместный «восемьдесят шестой» Ил напоминала нечто среднее между метрополитеном в час пик и приснопамятной Ходынкой. Маленькие и ловкие, вьетнамцы умудрялись протискиваться в посадочный коридор по трое и пятеро, одновременно проталкивая чемодан, набитый под-завязку сковородками, кастрюлями и мясорубками, сквозь досмотровый аппарат. Чемодан, конечно, не пролезал, таможенники судорожно выталкивали его обратно, но находчивые соотечественники из задних рядов, стоящие на подхвате, с энтузиазмом перекидывали его прямо через головы таможенников тем, кто уже прошел досмотр. Тут в дело вступали пограничники и, закинув автоматы за спину, принимали участие в этом импровизированном волейбольном матче, выбрасывая чемодан обратно. Все это сопровождалось гвалтом, сравнимым разве что с ревом трибун Лужников во время футбольного матча между «Спартаком» и ЦСКА.
Рядом с этим побоищем немалая наша очередь напоминала своим порядком парад войск на Красной площади. Тогда происходящее на терминалах Шереметьево было мне непонятно и просто веселило. Был апрель, и до ближайшего путча оставалось еще почти полгода.
А в это время…
А в это время «старушка» Европа, оказывается, уже доживала свои последние спокойные годы. Рухнула легендарная Берлинская Стена, погребя под обломками не только границу между двумя Германиями, но и остатки былого величавого спокойствия немецких бюргеров. Из ощутивших первые демократические послабления стран бывшего соцлагеря хлынул через хилые границы поток не только турецких, но и албанских, югославских, чешских и прочих иммигрантов, как легальных, так и нелегальных. Дворники и разнорабочие на первых «турецких» рынках — прообразах нашего будущего «Локомотива», автомойщики, грузчики в портовых городах — дешевая рабочая сила, так поначалу радовавшая кошелек европейских предпринимателей средней руки, вдруг стала основой этнических преступных и террористических группировок. Выходцы из «стран третьего мира» быстро сообразили, что именно в зажиточных капиталистических странах проще не работать, а воплощать в дело ленинский лозунг об «экспроприации экспроприаторов», то есть — о морально узаконенном грабеже. К тому же именно в спокойной Европе, уже порядком подзабывшей о последних военных потрясениях, оказалось легче всего тешить свои политические амбиции при помощи «банального» терроризма. У нас, правда, тогда тоже постреливали в Нагорном Карабахе и «слегка» бунтовали в Тбилиси и Баку, но это было как бы не в счет. А вот в той же Германии, например…
…Я возвращался в свой уютный отель на берегу Майна, когда заметил непривычное в это время дня затишье на нашей улице. Квартал с обоих концов был перекрыт полицейскими машинами. Среди этого безлюдья выделялся одинокий полицейский перед входом в гостиницу, который вежливо попросил меня не входить и погулять с полчасика поодаль. Не особенно сообразив, в чем может быть дело, я обошел отель кругом и попытался проникнуть внутрь через «черный» ход, но и здесь стоял страж порядка, да еще в бронежилете и с миниатюрным «узи» в лопатообразной ладони. Не дать, не взять — прообраз нашего теперешнего ОМОНа. Этот все же оказался несколько разговорчивее и, отвлекшись от занимательной беседой с симпатичной белокурой девушкой, вежливо пояснил, что отель наш заминировали очень нехорошие люди, но, несомненно, специалисты своего дела, так как бомбу обезвреживают уже два часа, и что мне лучше бы проваливать куда подальше, так как если она все-таки рванет, то от ближайших домов останется только щебень.
Бомбу, конечно, обезвредили, аккуратно вынесли из гостиницы, погрузили в красно-белый полосатый «фольксваген» и увезли куда подальше… А после в газетах сообщили, что ответственность на себя взяла некая арабская террористическая группировка с какими-то уж совсем непонятными мне тогда целями.
А неделей позже та же самая группировка попыталась заминировать и наш родной Ил, и мы почти час мокли под апрельским снегом на поле аэропорта, опознавая свой багаж, выложенный рядком под крылом самолета, и вылетели в Москву только после того, как чья-то «беспризорная» сумка была изъята службой безопасности полетов. Была ли в ней бомба — понятия не имею, но в душе остался какой-то очень неприятный осадок.
До взрывов на Кутузовском и в Волгодонске, терактов в «Норд-Осте» и Беслане оставались еще годы и годы. Мы медленно катились к суверенной России, СНГ и еще какому-то «г», а мировые проблемы нас тогда еще вроде бы лично не касались.
Белые акации, цветы эмиграции
Не помню, какая там по счету волна эмиграции накрыла теперь уже самостоятельную Россию в годах девяностых. Страна с разграбленным хозяйством, разоренными колхозами и нищей наукой была «по самую ватерлинию» перегружена своими великими политическими заботами, и ей не хватало ни времени, ни средств для своих нерадивых детей — рабочих, служащих, ученых, студентов и школьников, короче — тех 150 миллионов, что вдруг оказались на огромной территории, именуемой Российской Федерацией. Впервые не с экранов телевизоров, а воочию мы увидели, что такое безработица и нищета при безумно богатой стране. Из ниоткуда всплыли «олигархи» и тысячи нищих попрошаек, строились и распадались финансовые «пирамиды», конвульсивно пыталась развиваться экономика. А с теперь уже «постсоветского» пространства к нам потянулись наши бывшие же сограждане. Через не то что «прозрачные», а просто условные границы повезли к нам кто дыни, кто сало в обмен на наши пока еще контуженые рубли, которые обретали магическую силу на сопредельных территориях. Из России вывозились последние «мозги», обратно валом потекла контрабанда, наркотики и беженцы, которым невмоготу стал предлагаемый новыми правителями суверенитет пополам с диктатурой. Иммиграционная проблема встала остро, но некому и не на что было ее решать.
И уже появлялись первые привокзальные «восточные» рынки, китайский ширпотреб наводнил прилавки, а первые «гастарбайтеры» из южных республик закладывали первые дворцы-коттеджи для «новых русских». Для этих рабочих Россия тоже стала окном в Европу, «прорубленным», если верить Пушкину, еще Петром Первым. И полезли в окно наше все, кому не лень.
Откровения миллениума
Истинным откровением нового тысячелетия стало резкое смещение акцентов традиционной миграции между Россией и Ближним Зарубежьем. Если раньше к нам на ПМЖ возвращались обычно наши же сограждане-русские, которым по разным причинам стало неуютно в собственных домах в ставшей одномоментно заграницей «малой родине», то теперь валом повалили коренные жители бывших союзных республик: кто подработать, а кто и насовсем, разочаровавшись в родных пенатах. Так или иначе, но миграционная служба стала захлёбываться в этом мутном потоке недокументированного человекаоборота.
А тут ещё и начинающая подниматься с колен экономика потребовала однозначно массовой и дешёвой рабочей сила… да и не сама экономика, по большому счёту в игры стали играть региональные правительства в купе с распоясавшимся неконтролируемым бизнесом, строительным, например. Нанимать на работу стали водителей автобусов и такси, дворниками в Первопрестольной русскому стало вообще не устроиться. Прямая выгода: минимум зарплаты и никаких налогов. Учитывая разницу в котировке «братских» валют и российского рубля, гастарбайтеры (тоже новомодное словечко именно эпохи Миллениума) сезонно обогащались в нашей стране, а в период отпусков вывозили «тоннами» валюту до родных семей.
Из нашей же страны «развитые» государства, кроме природных ресурсов, стали импортировать «мозги» и «попы» — умников-компьютерщиков и дешёвых девчонок для своих борделей. Первые старались оставаться в принимающей стране надолго, по возможности — навсегда. Вторые стремились вернуться, что далеко не всегда удавалось.
В конце концов, Правительство подошло к вопросу со всей серьёзностью, по крайней мере во всём, что касается въезда, определило квоты и порядок временной регистрации. То, что это не всегда контролируется и соблюдается — издержки Системы. Всегда есть Закон и те, кто его нарушает. Правда, до сих пор остаётся загадкой, как при наличии в 2010 году квоты на 61000 иностранных рабочих в Татарстане без работы оставалось примерно такое же количество народу. Причём, и строительных специальностей, в том числе… да и не только в Татарстане. На фоне этих колоссальных цифр просто привела в шок информация о том, что более 600 татарстанских работодателей тогда обратились в Минтруд с просьбой разрешить дополнительно увеличить армию иностранной рабочей силы в Татарстане с 29,9 тыс. человек до рекордных 91,3 тыс. человек. Львиная доля запрашиваемых дополнительных квот приходилась на граждан бывших советских республик, а именно Узбекистана (34 тыс. человек), Таджикистана (20867), Азербайджан (9189) и Кыргызстана (6128). Самая большая доля трудовой силы из дальнего зарубежья приходится на Турцию (13477).
В общем, тогда всё обошлось, в 2011 году квоты сократили вдвое, а в 2012, согласно приказу Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 30 ноября 2011 года №1435н «О распределении по субъектам Российской Федерации утвержденной Правительством Российской Федерации на 2012 год, квоты на выдачу иностранным гражданам приглашений на въезд в Российскую Федерацию в целях осуществления трудовой деятельности» по Республике Татарстан данная квота утверждена в количестве 11815 человек. Зато увеличился до 41 наименования список «востребованных профессий», по которым можно приглашать в страну специалистов вне предполагаемых квот. В Минздравсоцразвития пояснили, что у нас «востребованы инженерные профессии и рабочие специальности, представители которых — россияне — не спешат на работу устраиваться». К тому же, развалившаяся система профтехобразования не готовит больше рабочие кадры.
А в Татарстане, тем временем, стартовал пилотный проект социальной ипотеки для мигрантов, т.е. востребованные специалисты теперь смогут на равных с нашими правах покупать у нас квартиры. Такие вот «пряники» дополнительно для «честных трудовых мигрантов». Интересно, а что тогда остаётся нашим?