Никогда – ни в детстве, ни в школьные годы Ларик не думал стать микробиологом. Сказать по правде, поступая на этот факультет, он весьма смутно понимал, что за наука такая, микробиология, и интересна ли она ему. Оказалось, что очень, и настолько, что случилось то, о чём три-четыре года назад никто, даже он сам, и подумать бы не смел, но, тем не менее, это так: Ларик закончил ВУЗ с отличием! И вот он в элегантном костюме от кутюрье, в том самом, в котором совсем недавно с блеском защитил дипломную работу, самым первым заходит получать распределение.
- О-о! Вот и наша гордость и надежда! – радостно встретил его Профессор и с ходу продолжил, указав пальцем в самый верх списка. – Вот, как специально для вас, Илларион, отличная лаборатория, талантливые ребята! Самые передовые, общегосударственные задачи, соответствующая база и финансирование, а кроме того…
- Я хочу в Дальний Колхоз, скотником, - перебил его Ларик.
- …ближнее Подмосковье, вот тут и тут подписывайте! – Профессор то ли не расслышал, то ли не уловил смысл лариковых слов.
- Я хочу скотником в Дальний Колхоз! – в полной тишине отчеканил Ларик.
- Вот они у нас какие – патриоты! – широко раскинул руки Профессор, обращаясь к комиссии и повернулся к Ларику - Илларион, я вас очень даже понимаю: пройти, так сказать, всю трудовую цепочку, начать с низов, испытать себя, - это весьма и весьма похвально, но вы, Ларик, штучный выпускник, должны заниматься соответсвтвующим делом, а скотников у нас готовят совсем в иных местах, друг мой.
- Вы меня простите, Профессор, но я твёрдо решил распределиться в Дальний Колхоз скотником, - вновь проговорил Ларик.
- Ларион Вячеславович, перестаньте валять дурака! – голос Профессора зазвенел негодованием, - Я, между прочим, тоже слуга Отчизне, и решительно полагаю, что отправлять вас туда, куда вы возжелали – непростительная трата государственных средств и наших научных сил! Или вы полагаете, что если вы с четырёх утра по двенадцать часов ежедневно не метаете лопатой, простите, навоз, так вы и Отечеству не служите!? Выйдите в коридор и зайдите через одного!!!
После этого Ларик заходил через одного ещё три раза. Дело в том, что наряду с другими его качествами, учиться на «отлично» ему помогли его упрямство и терпение. Исключительно благодаря этим свойствам Ларик и был направлен-таки в Дальний Колхоз.
Весть о том, что к ним скотником едет специалист-отличник ведущего микробиологического ВУЗа страны, произвела на дальнеколхозненцев двоякое впечатление. Если простой люд, пошкрябая в затылке, пробурчал, что совсем они там в столице с жиру ёбу дались, и тут же позабыл эту новость за трудовой повседневностью, то Председатель долго не мог успокоиться. Он сам давным-давно на трояках еле выполз из института и теперь искренне не понимал, каким же нужно быть дураком, чтобы добровольно переться в эту глухомань. От этого непонимания в душе Председателя зародилось какое-то недоверие и даже раздражённая злость:
- Всё верно, отличник, скотником… Какого, спрашивается, члена? - в который раз недоумённо произнёс он, вертя лариковы бумаги, и вызвал главбуха. – Знаешь, Зоя, по бумагам-то пусть числится в доме для молодых специалистов, а посели его в ермолаеву халупу. И отправь на старую ферму, там света нет неделю, коровы заброшены, пусть-ка там поразгребает, всё равно сбежит через месяц!
Но Ларик не сбежал ни через месяц, ни через два. С упоительным остервенением он вычистил старый коровник, по ходу внеся там ряд усовершенствований. Кроме того он подметил несколько интересных практических моментов, опираясь на которые можно будет впоследствии провести ряд исследовательских работ с прицелом на будущую диссертацию. После старой фермы его перевели на другую, такую же заброшенную, и Ларик справился и там: ведь он поставил себе цель – за пять лет пройти все ступени от скотника до зоотехника и ветеринара. Он чувствовал себя здесь совершенно не к месту, он ясно понимал, что ему по складу характера более по душе тихая, вдумчивая работа в лаборатории: сопоставлять, анализировать. Поэтому он решил не выделяться, быть как все - перестал бриться, не вылезал из засаленного ватника и матерился чаще и громче всех, но своим всё равно не стал: с ним почти никто не общался, за исключением Маринки из соседней фермы. Та непрерывно старалась попасться ему на глаза и, глядя в рот, задавала смешные и нелепые вопросы. Ларик был этим немало озадачен, не знал, как ему себя с ней вести: ну, ладно, койка, но после неё возникают какие-никакие обязательства общаться, а о чём он с ней сможет разговаривать? Для этого необходимо хотя бы минимальное сходство интересов, равенство кругозора, уровень знаний…
Поэтому Ларик старался никак не отвечать на эти явные знаки внимания к себе с её стороны.
Так в самозабвенном кидании навоза прошло двенадцать месяцев. Он ничего не замечал по сторонам, ему было безразлично, где и как он живёт. Двигаясь в этом узком коридоре утра и до вечера, Ларик старательно тянул свою нелёгкую лямку, делая перерывы лишь для сна. За это время он целиком освоил полный годовой круг своей работы, и началось повторение привычного. Только теперь он смог сделать внутреннюю остановку, сделать глубокий выдох, поднять глаза и оглядеться. То, что он увидел, его не порадовало: также, как и год назад, он находился среди чужих и чуждых ему людей, относившихся к нему с непониманием, настороженно, а кто и с раздражённым недоброжеланием, как Председатель. Маринка, правда, всё также тёрлась возле него, но её в расчёт он не принимал. Придя в очередной раз в свою халупу, Ларик с грустью достал из чемодана свой дипломный костюм и задумался. Он вдруг с тоскливой ясностью осознал, что прошёл год тяжелейшей, отупляющей работы, но это лишь только один год. А впереди ещё четыре точно таких же года, и не будет в его жизни никаких изменений и других работ и специализаций. Единственная ротация, которая его ждёт, это перевод с одной фермы на другую, от одной кучи навоза к ещё большей. Он назвался скотником и им же и будет тут всегда, покуда не уедет. Зоотехниками, ветеринарами, агрономами будут другие, те, кто пусть и не отличники, но назвались своими профессиями, ими стали и своё место не отдадут никому. Лаборатории, опыты, тихие размышления и запальчивые споры и обсуждения, как это было всё далеко! Что ж, он ошибся, это так, и это может быть с каждым. Он, Ларик, справится и всё исправит. Четыре года, так четыре года, они рано или поздно пройдут, а потом в институт, в лабораторию, к настоящей, подлинной работе!
Ларик стиснул зубы, спрятал костюм и в первый раз за всю дальнеколхозную жизнь напился.
* * *
Через четыре года Илларион был свободен и спокоен. Он задумчиво надел свой дипломный, от модельера, костюм и нерешительно подошёл к зеркалу. На него грустным, усталым взором смотрел заросший, бородатый мужик в нелепом и тесноватеньком пиджачке.
«Ну, вот и всё, – подумал Ларик, - вот и воля вольная. Что, вперёд, за науку? Едем в город?»
Он и сам удивился, что ему стало и смешно и неуютно от этих мыслей.
«Да как же тут уедешь, если в четвёртом загоне тёлка второй день напропалую дрищет? Это, @ляь, зоотехник новый! Только из техникума, козёл, тетрадки, конспектики, а животина-то страдает! Чисто по говну видать, что с комбикормом он чё-то не то химичит…
Ну как тут всё бросить и уехать?!»
На другой день Ларион продал костюм уезжающему поступать выпускнику, и, захватив бутылку водки, привычной дорогой направился к Маринке.