В старом домике, в глубоком лесу немолодая женщина рылась в кладовой в заброшенных вещах. Вот оно, - зеркало, нашла. Сколько лет прошло с тех пор, как, поселившись здесь, она запрятала его подальше? Сколько времени она не видела себя? Она не могла вспомнить.
Женщина аккуратно взяла зеркало и понесла в убого обставленную комнату. За окном была глубокая осень, начинало темнеть. Анастасия поставила зеркало на стул, подошла к окну, раздвинула пошире коричневые шторы, впустив в комнату последний свет этого дня.
Анастасия чувствовала, что чем дольше она будет тянуть, тем труднее ей будет встретиться со своим отражением. Резким движением она подошла к зеркалу с зажмуренными глазами и заставила себя открыть их. Напротив неё появилось изображение женщины, одетой в грубые одежды. Она сняла с головы серый платок, расстегнула фуфайку и с трудом начала узнавать себя. Тёмные волосы ещё не поседели, фигура, спрятанная под широкими одеждами не расплылась, заметных морщин не появилось. Неузнаваемым стало только выражение лица. В когда-то искрящихся глазах застыли боль и страх, лежавшие тяжёлой льдиной на её душе.
Анастасия не заметила, как совсем потемнело, она отошла от зеркала, подошла к окну и посмотрела на небо. Оно было такое звёздное в эту ночь, что на мгновение Анастасии показалось, что не было почти пяти лет жизни здесь, в этой хижине. Ей казалось, что она сейчас обернётся и увидит в зеркале себя в пышных шелках, в драгоценностях, с завитыми волосами и радостью в глазах.
Анастасия отошла от окна и зажгла три свечи на маленьком столике у кровати. Она легла, и не раздеваясь стала глядеть на горящие свечи. Что-то наболевшее начало оттаивать внутри. Пламя свечей то уменьшалось, то вырастало ввысь, и снова падало. Лёгкий ветер слегка колыхал его. Свечи горели так, словно старались изо всех сил. Где-то на дне души женщины начинал загораться такой же маленький и старательный огонёк. Холодный ветер последних чувств и событий усердно задувал его, но он не тух, а прорвался здесь, в таком холоде, как полевой цветок, проросший на скале.
Анастасия смотрела на свечи, и думала, какая же разная бывает их функция. Свечи верующих в церкви, торжественные свечи на званых приёмах, романтичные свечи у ложа влюблённых… И, на конец здесь, свечи, дающие свет и тепло тому, кому это нужно. Это не декорация, это источник света и тепла. Анастасия вспомнила те дни своей жизни, когда она сама была декорацией. Красивая женщина – изысканное украшение в обществе, только все любители этого украшения забывают о том, что это ещё и целая судьба, целая жизнь. Они слетаются на яркий свет, как мотыльки, не помня, что это человек, а жизнь – не магазин и не выставка.
Так вышло, что жизнь в скиту оказалась для Анастасии свободой. Свободой от предназначения быть декорацией, усладой, прихотью. Свободой от греха, а это есть высшая свобода. И сейчас, лёжа на жёсткой кровати, в своём маленьком доме в лесу, она чувствовала себя гораздо свободнее, чем когда-то окружённая дешёвым вниманием и роскошью.
Она продолжала с упоением смотреть на колыхающийся огонь свечей, и перед ней вставали разные эпизоды из прошлого, которое казалось таким далёким, словно было не с ней.
Вот день, когда её, совсем юную, мачеха разбудила раньше обычного, и грубо велела одеться празднично, распустить волосы, обычно собранные в тугую, длинную косу.
- По какому поводу? – спросила сонная и удивлённая Настя.
- В город поедем, – всё так же грубо отвечала мачеха. – Поживее давай.
Настя быстро встала, подошла к окну, взглянула на милый сердцу деревенский пейзаж, вдохнула свежего, вкусного воздуха, и нехотя пошла собираться. У неё было какое-то нехорошее предчувствие, хоть она ещё не знала, что это мачехе в голову взбрело.
А дело обстояло так. В прошлый раз, когда они были в городе, случайно встретились с женщиной, которая после оказалась хозяйкой лучшего борделя в городе. Женщина заинтересовалась Настей, ведь она была обладательницей редкой красоты, свежести и юности. И Лидия, так звали эту женщину, сделала Настиной мачехе настолько экономически выгодное предложение, что та не смогла отказаться, ведь жили они бедности. Более того, Лидия заверяла, что для девочки так будет лучше, что это шанс увидеть «красивую» жизнь, встретить достойного мужчину, а не прозябать в деревне.
Из выходных нарядов у Насти было только одно бледно-голубое, скромное платье. Девушка достала его из шкафа, и принялась строго разглядывать. Закрытое, длинное, совсем не подчёркивающее фигуру. А ей так хотелось одеть что-то яркое и нарядное, но в её шкафу ничего такого не было, поэтому она надела платье, расплела тугую косу и подошла к зеркалу. Ни скромность одеяния, ни застенчивость во взгляде, ни робость движений не могли скрыть её редкую красоту.
На мгновение Анастасия оторвалась от воспоминаний, продолжая смотреть на огонь. Она думала, если б только было возможно вернуть время и изменить события того дня, не сделать тот один шаг, который чуть не погубил её жизнь.
Но шаг был сделан, и вот она переступила порог большого дома, внушавшего почему-то неприятные чувства. В обстановке сквозили лесть и притворство дешёвой роскоши. Основным цветом был цвет золота. Золотыми были подсвечники, люстры, ручки и ножки кресел и дивана, а так же там было множество статуэток этого цвета, цвета золота. Ковры, шторы и диван были тёмно-вишнёвого цвета. Всюду царил аромат денег и приторных благовоний. Первый этаж представлял собой один большой зал, на следующие этажи вела широкая мраморная лестница. По этой лестнице грациозной походкой спустилась строго одетая женщина, лет пятидесяти, - это была Лидия. Она подошла к Насте с мачехой, ожидавшим её с волнением. Женщина внимательно посмотрела на Настю, и с одобрением в голосе произнесла:
- Хорошо, очень хорошо.
Потом она предложила мачехе подняться с ней на второй этаж, а девочка осталась стоять среди напускного блеска этого зала, наедине со своими чувствами и мыслями. Ей отчаянно хотелось бежать далеко от этого места, но у дверей стоял швейцар, и она оставалась неподвижной. Время тянулось мучительно долго, но вот в зал снова спустились Лидия с мачехой. Мачеха была смущена и довольна, Лидия, подойдя к Насте, сказала:
- Прощайтесь.
Перепуганная девочка продолжала смотреть вслед мачехе, за которой уже закрыли двери.
- Теперь это твой дом, – строго сказала Лидия, – ты пройдёшь обучение и приступишь к работе.
В первые дни обучения и пребывания в этом доме Насте было всё чуждо, непонятно и внушало страх. Остальные, вновь поступившие девушки были постарше, и, видимо, пришли сюда по собственной воле. Исключением была только одна, такая же юная, как и Настя – Леся, её привёл отец, искренне верующий в то, что делает благо для дочери. Лесю тоже всё угнетало и смущало, это сблизило девушек, и они подружились. Но по прошествию дней Настя начала привыкать ко всему происходящему, перестала пугаться и тосковать. Более того, она начала искренне заинтересовываться тем, к чему их готовили. Никто не говорил им, что они будут заниматься проституцией. Половой акт – это лишь незначительная часть их обязанностей, мужчины могут купить его везде, а здесь они должны найти эмоции и яркие впечатления. Задача девушек – угодить во всём, удовлетворить все тайные желания мужчины, быть на столько изысканно соблазнительной, чтобы затмить всё вокруг, чтобы он забыл обо всём, и пылал огнём ранее неведомой ему страсти. Искусство соблазнения начало увлекать Настю. Она с восхищением смотрела на женщин, которые уже давно работают, и хотела подражать им. Гостями были только очень богатые мужчины, и девушка начала мечтать о власти над ними.
Так, постепенно, Настя стала терять свою скромность и застенчивость, развивать шарм и кокетство. Она стала самой способной ученицей. Леся же, напротив, оставалась робкой и скованной. По прошествии недолгого времени Лидия собрала девушек, чтобы сообщить, кто будет продолжать работать, а кто нет. Лесю отстранили от работы, а Настю наоборот очень хвалили. Этот день был грустным для Насти, так как она привязалась к подруге. Когда они разговаривали, Леся сказала:
- Ты молодец, у тебя всё получается. А я, видишь, не для этого создана, как ни стараюсь, не идёт.
Девушки стояли рядом, и в глаза бросалась разница в том, как они себя держат. Настя впитала в себя всё, чему их учили, и стояла так, словно позировала с искусным артистизмом. Для Леси же, напротив, будто и не было дней учёбы, она сохраняла невинность и скромность в каждом движении.
Анастасия на мгновение оторвалась от воспоминаний, и у неё в голове застряли Лесины слова: «У тебя получается». Как часто в жизни то, что казалось удачей, в последствии становится неудачей, и наоборот. “Если б у меня не получалось” – думала Анастасия, «Если б только не получалось».
Но тогда она была опьянена своим успехом и старалась изо всех сил. Так она начинала заболевать зависимостью от мужского внимания, восторга и трепета.
А Леся вернулась в деревню, сохранив чистоту и внутреннюю красоту. Жизнь оградила её от уродства и фальши, которые царили там, где оставалась её подруга.
Настина же жизнь в тот период была похожа на шумный карнавал. Она блестала и кружилась в, казалось, вечном танце. Как хмельная увлекалась новыми и новыми мужчинами. Она впускала их в свою жизнь без разбора, и так же легко расставалась.
Время пролетало быстро и бессмысленно, но Настя этого не осознавала, и в те дни её сопровождало чувство собственной важности и значимости. Все лучшие клиенты были её. Было в ней что-то, что заставляло мужчин возвращаться к ней снова и снова. Какой-то необъяснимый магнетизм и ярко выраженное женское начало пленяли мужчин. Среди них были заурядные завсегдатаи подобных заведений, которые искали физических удовольствий и лестного сопровождения красивых дам. Они не влюблялись и не привязывались к ней как к личности. Смотрели на неё исключительно, как на усладу их пресной и банальной жизни. Настя тоже оставалась к ним холодна, добросовестно выполняя свои обязанности. Но были и исключения. Люди, которые остаются людьми даже в борделе. Мужчины, которые не теряют уважения к женщине, как таковой даже если она продажная. Это люди, попавшие сюда почти случайно. Что их толкнуло? Кого-то чувство неудовлетворённости собственной жизнью, кого-то глубокое разочарование в любви, а кто-то просто бежит от своих чувств и от себя. Но так или иначе они были птицами высокого полёта на общем фоне. Удивительно, но как и многие женщины, Настя не ценила это хорошее отношение.
Лёжа в своём холодном домике, от воспоминаний о минутах того зыбкого и коварного успеха что-то хмельное и горячее просыпалось внутри, это просыпалась женщина. Забитая, задавленная, но всё же неистребимая женщина. Вдруг стало дико от того, что где-то там вдали, люди как и прежде влюбляются, гуляют за руку по осеннему парку, делятся своим теплом и тайными желаниями, что женщины как и прежде наряжаются, делают макияж и хотят нравиться. В это было трудно поверить, ведь так долго казалось, что всё это в далёком прошлом, а сегодня эти догорающие свечи – единственный источник света и тепла.
Она продолжала лежать, освещаемая бликами свечей и тенями воспоминаний.
Одно по-прежнему оставалось вопросом: «Не уже ли всё это было с ней?». В памяти проносились восхищённые взгляды, приторное заигрывание и какой-то призрачный водоворот событий, лиц и имён. Заманчивые предложения, обещания, подарки, соперницы… Не уже ли эта история про неё?
Когда-то интим был для неё почти искусством, в которое она вкладывала всю душу, а сегодня стал чем-то далёким и чужим. Мужчины были разные, но что-то их всех объединяло, - они все уходили. Они возвращались в свою жизнь, в которой нет места для неё, - Насти. Были, конечно, редкие исключения, когда мужчины влюблялись, теряли голову, даря иллюзию, что всё не напрасно. Один из них, - Борис увлёкся Настей на столько, что предлагал бросить её ремесло, и начать жить с начала, с ним. Обещал всё простить и не в чём не упрекать. Но девушку что-то настораживало, и она предугадывала будущее таких отношений. Сегодня он влюблён, пока она для него неизведанная загадка, ну а для семейного счастья нужно совсем другое.
Она продолжала нестись по жизни с безумной скоростью, словно боялась что-то не успеть. Только круг её движений был так узок. Зеркало, отражённая красота, поклонники, и снова зеркало, несомненная красота и они, - мужчины. Все силы души и тела уходили на интенсивное вращение в этих незамысловатых углах.
Сегодня, лёжа и глядя, как плачут свечи, она понимала, как мелок и зыбок был тот мирок, который казался ей жизнью. Теперь границы её сознания отличались от прежних, как лужа от океана.
Снова возвращаясь в описываемые времена, остановимся на одной встрече. Как то ранним вечером, выйдя из магазина она увидела, как застыв, на неё смотрит интерестный молодой человек. Его внешность была чем-то знакома, и приглядевшись, Настя узнала свою первую любовь. Они были из одного села, жили неподалёку, пока он не уехал в город, изредка навещая родину. Она была влюблена, нет, не сейчас, а тогда, когда видела его почти каждый день, когда они оба жили в скромности и красоте села. Она была так юнна, и так невинна, что, несмотря на её привлекательность и явное расположение, он игнорировал её. Но сейчас… Девушка увидела, как загорелись его глаза. За время работы, она привыкла закрывать своё сердце, а тут его стук участился и какое-то странное желание начало появляться в её сознании. Один шаг, и вот он совсем рядом, взял её руку и поцеловал, неведомое тепло и трепет почувствовали наши гекрои. Она с грустью вспомнила о том, как умела любить. И в этот момент, Настя была готова отдать всё, что приобрела, ради этого чувства, огромного и искреннего, ей отчаянно захотелось любить и гореть, ждать и надеяться. А в последнее время она привыкла с цинизмом относиться к чужим чувствам.
- Привет! Тебя не узнать, ты так похорошела… - с нескрываемым интересом сказал Роман.
- Спасибо, – немного грустно ответила Настя. Грустно от того, что в этот момент она отчётливо понимала, что что-то уже безвозвратно ушло. О том, что она хорошо выглядит, знала и так, но хотела бы привлечь к себе внимание чем-то другим. Роман продолжал осыпать её комплиментами. А она помнила, как сравнительно не так давно он встречал её влюблённый взгляд насмешкой. И поэтому его интерес не радовал.
Они зашли в ближайшее кафе. Прошли в немного прокуренное помещение, выбрали столик у окна. В кафе играла живая музыка, немолодой музыкант исполнял красивую и немного грустную мелодию. В этой музыке было много надежды и отчаянной любви к жизни. На столе стояли цветы, они начинали увядать, и увядание было таким красивым… Это были срезанные цветы, но редкая жажда жизни в них отчётливо звучала. За окном зимний, суетливый город, а внутри тепло, стоят цветы и играет музыка. Подошёл официант.
- Здравствуйте, – сказал он, протягивая меню.
- Мне, пожалуйста, кофе, – сделала заказ Настя.
- Что-нибудь к кофе?
- У вас есть шоколад?
- Да, в ассортименте, – официант раскрыл меню.
- Пожалуйста, чёрный шоколад с орехами.
- Мне, если можно, молочный коктейль, – заказал Роман.
Музыкант заканчивая, начинал снова и снова играть одну и ту же мелодию, и она как ни странно совсем не надоедала, наоборот, проникала глубоко, становилась близкой и понятной. Посетителей было мало, может из-за этого музыкант позволял себе такую вольность.
Настя слушала музыку, отвечала на банальные вопросы. Вдруг ей захотелось вернуться назад, в те дни наивного трепетного чувства. Взглянув на Романа, перед Настей пронеслось всё, что могло бы быть дальше, если продолжать этот разговор, и пытаться что-то создать. Банальный роман. Встречаться, топить друг друга в тайне страсти, расходиться, снова встречаться… Нет, только не с ним. Пусть эта часть жизни останется незапятнанной. В голове ударило осенением: надо останавливаться! Остановиться, и вернуть… светлые чувства, веру… Вернуть себя. Она закончила разговор, сославшись на то, что спешит. Вялые попытки молодого человека назначить свидание, Настя проигнорировала. Они разошлись, а в голове звучало: «Надо останавливаться!».
Она приняла окончательное решение завязать со своим ремеслом.
Наша героиня бродила по серым, холодным улицам, и размышляла, что ей дальше делать, как жить, как найти новый смысл бытия. Обратиться к кому-то из клиентов, чтобы помогли найти работу? В принципе можно попробовать. Возвращаться в родное село невозможно. Нужно идти вперёд, находить силы, стучаться в двери…
Прошёл месяц, девушка уже работала официанткой в небольшом кафе в красивом парке. Казалось бы, дверь в былое ремесло была заперта, но от туда сквозил холодный ветер. Гремучая смесь из чувства вины и злости на саму себя давила тяжёлым камнем. Как она могла это допустить? Как могла докатиться до такого? Тогда ей казалось, что она просто ступает, а каждый маленький шаг незаметно приближал её к пропасти. Что теперь делать, как выбраться из этого водоворота?
Каждый день одно и тоже, она видела людей, они приходили и уходили, как когда-то мужчины. Прошлое тянулось долгой лентой, и ей казалось, что любой, узнавший об этом шлейфе не захочет с ней знаться, не захочет есть еду, принесённую её руками. Часто подворачивался случай броситься в омут, и утопить себя в чужих объятиях. Но она не позволяла себе этого, плотно закрыв дверь в былое, но от туда по-прежнему сквозил холодный ветер. Внутри было совсем холодно, но не пусто. От раскаяния в музыке души появились новые ноты, придававшие силы.
Прошло два года, но она но всё никак не могла избавиться от тяжелых воспоминаний.
В их кафе был один постоянный клиент, иностранец, похоже, что немец. Он приходил один, и часто засиживался допоздна. Настя знала, что нравится ему, и всячески его избегала. Но в один вечер, на ломанном русском он попросил её посидеть с ним. Настя, и не думая, отказала бы, но в его глазах застыла эта просьба, в ней не было ни капли кокетства, лишь отчаянное одиночество. Официантка присела на минуту, и спросила:
- У Вас что-нибудь случилось? Я здесь на работе, и не могу сидеть с клиентом за столиком.
- Когда Вы заканчиваете?
- Через час.
- Я буду Вас ждать, посидим в другом месте. Пожалуйста…
Неожиданно для себя Настя согласилась.
В назначенное время незнакомец проводил её к машине.
- Меня зовут Равик.
- Настя.
- Очень приятно.
Не хотелось слов, какое-то молчаливое понимание возникло между ними. Он включил музыку, заиграла знакомая мелодия.
- Куда бы Вы хотели поехать?
- Мне всё равно, – ответила Настя, вслушиваясь в музыку.
Песня закончилась, он включил её снова.
- Одна из моих любимых, – сказал Равик. – А Вы не боитесь со мной ехать?
Не боюсь ли я? Если б он знал, сколько раз со мной было то, чего, я могла бы бояться по его мнению.
- Нет, я боюсь других вещей.
- Каких?
Вдруг ей как никогда захотелось сказать то, о чём она молчала так долго. Пусть он меня вышвырнет из машины, обругает или изнасилует после такого признания, но я сделаю это.
- Я была проституткой, – быстро выпалила Настя и сама перепугалась своих слов. Ещё ни разу она ни с кем об этом не говорила. Её не покидала мысль о том, что, узнав о таком прошлом, любой приличный человек отвернётся.
Равик продолжал вести машину и молчал, мелодия закончилась. Его молчание казалось вечностью.
- Вы меня презираете? – еле выговорила Настя.
Он остановил машину и робко посмотрен на неё добрыми глазами. Если б он знал, что для неё стоил этот взгляд. Это была соломинка, за которую так хотелось держаться…
- Нет, жалею…
По её лицу покатились слёзы, но их не хотелось вытирать, в них хотелось утонуть, впервые ей тоже стало жалко себя. Слёзы пришлось утереть. С застенчивой улыбкой Настя произнесла:
- Вы спрашивали, куда бы я хотела поехать, теперь знаю, туда, где есть живая музыка, очень хочется музыки, она умеет утешать, волновать, захватывать и уносить далеко-далеко.
- Согласен с Вами, только я не очень хорошо знаю заведения этого города. Может, Вы что-нибудь подскажете?
- Я тоже не знаток в таких делах.
Потом Настя вспомнила кафе, в котором была с Ромой, и сказала:
- Но кое-что я знаю.
Они подъехали к заведению с названием «Цунами»
- Название многообещающее, – отметил Равик.
- Да.
Когда наши герои подошли к гардеробу, Настя заметила, что внутри заведения всё изменилось. Быть может, поменялся хозяин. Другой была не только обстановка, изменилась сама атмосфера. Войдя в зал, Настя пыталась найти глазами запомнившегося музыканта. Как наивно было ждать, что он всё ещё работает здесь. На его месте трое парней играли старый добрый рок-н-ролл.
Когда наши герои сели за столик у окна, Настя произнесла:
- Хорошая музыка…
- Да, только настроение немного другое.
- Если б Вы знали, как я Вам благодарна…
- За что?
- За Вашу реакцию.
- На что?
- На моё признание.
- А, за это, не стоит благодарить. Оно меня совсем не оттолкнуло. А хотите признание за признание?
- Хочу.
- Сравнительно не так давно я был арестован, и приговорён к трём годам лишения свободы, – тут его лицо переменилось, стало напряжённым, и он смотрел в сторону так, словно боялся встретиться глазами с Настей, а может и всем миром. Настя угадала его чувства, и нежно сказала.
- Ещё и часа не прошло, как я сидела перед Вами, так же робея от своего неожиданного для меня самой признания.
Равик набрался сил, поднял глаза, и в глазах напротив встретил лишь понимание и доброту.
- Как ценен этот взгляд.
- Вы помните, как сказали мне, что жалеете меня?
- Да.
- Теперь попробуйте так же пожалеть себя. Мы, два раскаявшихся грешника, подали друг другу руку поддержки. А это большая удача в такое трудное время.
- А как Вы поняли, что и я раскаявшийся?
- Почувствовала.
Они долго смотрели друг на друга, а потом начали рассказывать каждый свою историю.
Равик продолжал:
- Вот теперь я вроде, свободен, а чувствую себя узником. Самое больное – расставание с семьёй. Я же деньги мешками в дом приносил, а когда меня арестовали, и жена узнала, что это были за деньги, сразу подала на развод, и запретила общаться с сыном.
- Нужно научиться жить заново.
- Да, я даже уехал, но пока не помогло.
- Так быстро и просто ничего не происходит.
- Давай на «ты»?
- Давай.
- Ты права, быстро не получится, главное найти свою дорогу, которая поможет выбраться из тёмного леса воспоминаний и сожалений.
- Я тоже её ищу.
- Мне как-то один молодой священник, дал совет пожить в скиту, где-нибудь на лоне природы, наедине с самим собой. Но я сказал, что пока не готов.
- Это было на исповеди?
- Нет, я сидел, и плакал на скамейке возле церкви, священник подошел ко мне, утешил без слов, выслушал и дал такой совет.
Настя напряжённо слушала:
- Мне кажется, для меня этот совет - то, что надо.
Равик только сейчас заметил, сколько боли и страха было в её глазах.
- Если хочешь, можем найти его, он предлагал помочь всё обустроить.
- Ты думаешь у меня получится?
- Ну, я вот не решился до сих пор, а ты так сразу откликнулась. Попробуй.
- Попробовать… А можно ли вообще смыть грязь, утешить боль, растопить обиду?
- Можно, надо только верить.
- Я поверю тебе.
- Боюсь, я этого не заслуживаю.
- А этого и не надо заслуживать, это просто есть.
Вот так вышло, что Анастасия уже пятый год жила в этой хижине.
Когда она открыла глаза, уже было светло. Анастасия не заметила, как уснула, и незаметно подкралось утро. Свечи догорели, вмести с ними растаяло что-то тяжёлое. Может это была тяжесть трудных воспоминаний. За окном стоял лес в белом, только выпавшем снегу, снежинки пролетали, унося с собой всё то, что наболело.
Зеркало стояло посредине комнаты, оно больше не казалось живым, просто предмет, такой же как стол, стул и кровать, Анастасия спокойно подошла к нему, дотронулась, и не почувствовала ни боли, ни страха, увидев свою робкую, пугливую улыбку. На душе было спокойно и тепло. Анастасия подумала, что только теперь она готова вернуться к людям.