Мона и цветок.
Они уже 13 лет жили вместе, Мона и мама. Маму звали мать-одиночка, а Мону – сиротой. Жили дружно, весело вставали каждое утро, мама бежала на работу, а Мона прыгала обратно под одеяло, чтобы успеть в школу на второй урок. Вечером они встречались на кухне. Роль кухонного стола играла старая зингеровская ножная швейная машинка. На левом фланге орудовала и колдовала мама, пытаясь приготовить еду, на правом сидела, поджав колени, Мона. Она грызла вместо науки карандаш и подготавливала маму к очередному родительскому собранию. Они так бы дружно сосуществовали, если б не звонок маминой подруги.
Она, как всегда звонила «вовремя», т.е. когда мама под мониными доводами соглашалась, что школьное образование – проза, а вот школа жизни - это наука, а Мона в ней дока. И на родительское собрание ходить не стоит… Мамина подруга разрушила все мостики содружества.
. - Она из тебя веревки вьёт! У нее прогулов больше, чем дней в году! Куда она пойдет после восьмого класса?!
Мона вставляла:
- В ПТУ на маляра.
Подруга из трубки:
- Там одни проститутки! Стоит столько денег тратить на репетиторов, чтоб махать кисточкой целый день!
С этим доводом Мона скрепя сердце согласилась и опять понеслась душа в ад. Подругу несло: «Кто еврея видел с лопатой?!»
И т.д. и т.п. Ну, просто симитка глубинки…
Мама, слушая дискуссию двух любящих сердец, массировала левую грудь от боли сердца. Мона, еще больше ненавидя за это мамину подругу, сдавалась, уже со всем соглашалась. - Ходить в школу, чему-то даже учиться, поступить на юрфак, выйти замуж за Мойшу, родить кучу вундеркиндов, и умереть в один день со всеми!! - Она молящим взглядом просила маму бросить трубку. Мама распрощалась с лжепророчицей, но осталась сидеть у телефона.
Мам, сердце?- падая на колени, шептала Мона. Мамочка, да не слушай эту кошёлку! Она от зависти, у нее две дочки, а пакеты сама тягает. А меня просить не надо. Я всё в доме - и белю, и крашу. И учителя плохо не говорят. Только редко видят. В общем золото, а не ребенок!
Мама гладила голову Моны и плакала.
– Мона, детка, пощупай на моей груди, вот здесь. Есть что-нибудь? Мона прикасалась к горошинке, нет - к фасолинке, нет, к сливке…Что это - обе догадались. На той неделе Монина одноклассница похоронила маму: рак груди.
Мама стала звонить врачам, родственникам, а Мона присела на кресло и утонула в свой мир мыслей, грызя ногти. Страха и горечи не ощущалось. Просто жизнь перевернулась. Все сломал этот вонючий рак. Набегут родственнички, начнут давать советы, будто онкология - насморк… Врачи - ставить эксперименты, няньки - брать шоколадки, чтоб отчетливее слышать слово «судно»… И – понеслось…
Мона смотрела на маму и удивлялась - в кого мама такая нерешительная, мнительная. Нет своей точки зрения, паника в глазах, а еще главный экономист. Наверно в цифрах копаться просто. Все точно как 2 х 2 = 4! Ну горошинка в сиське , и хай сидит, раз влезла. Вот не гнали б её хирургическим варварским способом, удаляя всю грудь, может и ушла откуда пришла, а так конечно война… но как Моне это маме сказать, подумает еще, что смеюсь над ней,- девушка еще раз взглянула на мать и взяла бразды правления в свои руки.
. Вначале Мона уставала от очередей к врачам, от бесконечных разговоров в коридорах о целительных грибах, о печени акулы и, поверьте, еще множества способов, чтобы прогнать эту ненавистную опухоль.
. Но, как это не кощунственно слышать, она из этой горошинки имела выгоду. Что перекрывало неудобства - это деньги. Теперь их не считали, не экономили. Они своим звоном ласкали слух. Деньги пёрли, лекарства - маме, Моне сигареты – пачками. Холодильник забит икрой, семгой, шоколадом, гранатовым соком, баночками с перетертым изюмом и с медом. Мама начала носить новое с кружевами нижнее белье (не для себя - для врачей), а тропинка, по которой раньше прохаживалась ученица в школу, заросла бурьяном.
Горошинка навела столько ужаса на учителей, что про Мону забыли. она борзела на глазах и часто вспоминала стишок Чуковского «Тараканище». Но, как в природе заведено, не все Моне масленица. Мама ложилась в больницу на изгнание горошинки вместе с символом женского счастья левой груди, а Мона должна была переселиться жить (мягко сказано) к маминой подруге - к мухинскому изваянию «Колхозница и рабочий» в одном лице. Мама не успела и подумать, а за Моной приехала подруга, схватила портфель (и нашла ж его, сука!), потрошки монины, - и уволокла к себе на предмет превращения обезьянего отродья в достойного обществу гомосапиенс…
Мона почувствовала себя кроликом перед удавом. Всю дорогу девочка вспоминала мать (мать свою и вашу!..) Одно блаженное тело мучилось на операционном столе, второе корчилось от боли в душе: предала Мону мама, а ведь обещала, что дома Моночка останется! Ведь, как с врачами договариваться да взятки распихивать по карманам - она взрослая, а одной среди людей находиться - еще мала…
Смирившись с неизбежностью, Мона просила у Всевышнего терпения себе ,здоровья матушке. Существование в семье маминой подруги протянулось вечностью в виде месяца. За это мучительное время она оказалось неплохой ученицей. Мало того, что получала оценки, она с энтузиазмом влилась в школьную непростую жизнь, лишь бы оттянуть время общения с подругой мамы и ее неземным интеллектом! И, конечно, Мона каждый день посещала маму в больнице - носила ей бульоны, фрукты, икру и много чего ещё, вот только мама плохо ела, и все на следующий день немного скисшее уходило в желудок собакам.
Мону не пугали случаи ухода в мир иной маминых сокамерниц… Она знала, что не вина горошинки в этом. А просто одну дома, кроме мужа-алкаша никто не ждал. Другая не вынесла дележки ее квартиры детьми. А вот третий уход Моне показался просто нелепым: пациентку съели опьяневшие микробы! Они как в угаре вынесли ее заспиртованное тело долой на свежий воздух, поближе к березкам. Как бы сильно Монина мама не изменилась, девочка твердо знала, что скоро они вернутся домой.
Конечно, у Моны кроме мамы и ее подруги были друзья. Они были везде: во дворе, в школе, на любом месте, где находилась Мона. Часто Мону сопровождали друзья мужского пола. Она их воспринимала как неизбежность дарвинской эволюции - отросток позвонка в виде неотпавшего хвоста. Поэтому радужных эмоций отростки в романтической душе Моны не вызывали. Толи дело женщины-подруги. Они были разного возраста , одноклашки. С ними Мона веселилась, правильнее сказать, бесилась: напивалась , спорила до хрипоты. Были спортивные подруги. Мона с ними ездила на соревнования. Слаженно проводили игру до победного финала, в раздевалке «мочили» дружненько соперниц и умиротворенные расходились до следующих тренировок. Но были у Моны и душевные подруги. Они были старше Моны, умнее, красивее… Она их выбирала из толпы повседневной жизни, как дегустатор вина. Чем руководствовалась Мона при встрече с душевной подругой? - Сердце перестраивалось на другой ритм , Мона ощущала себя легко, весело, а главное - появлялось огромное желание жить, дышать полной грудью. Такие станции стимуляции организма находились везде. На работе у мамы - сослуживица Фрида. Мона встретилась с ней в туалете. Фрида курила у окна. Мона встретилась взглядом с ней и утонула в ее глазах. Мона часто пользовалась подзарядкой… В школе тоже был аккумулятор счастья - учительница биологии. Мона обратила внимание на кисти рук учительницы. Желание любоваться ими приводило Мону на занятия. Вот и в больнице Мона наткнулась на зарядное устройство в виде главврача химиотерапии. Мона, услышав этот голос, определила её в самую душевную подругу.
Маму готовили к выписке. Мона сидела на
койке и собирала пожитки. Соседка, что второй день лежала после операции, застонала. Мона за месяц наловчилась санитарным навыкам: немного наклонив больную, вытянула утку и пошла по коридору в туалет, гордо неся перед собою медизобретение… «Мона, зайдите ко мне!»- раздался чарующий голос за спиной. От неожиданности утка чуть не выпорхнула из рук Моны. Через секунду Мона, окрылённая, стояла в кабинете главврача.
-Мона, что вы собираетесь делать после восьмого класса?
-Пойду в ПТУ на маляра,- ответила Мона, чуть не теряя сознания от вибрации голоса главврача (если монолог еще секунду продлится - Мона точно сгорит от счастья прямо в кабинете!..)
-Мона, я наблюдала за тобою… думаю, помочь поступить тебе в медучилище…
- О, Боже! Когда ты замолчишь?!- умоляюще подумала Мона, а вслух произнесла: Меня радует ваша наблюдательность, но не думаю, что тягать какашки - мое призвание! Главврач оторопела от Мониной искренности. - Но почему – какашки?..
-Да потому что я этим здесь только и занималась. А что - по тому, как несут утку, можно определить будет толк в медицине или нет?!
Главврач села за стол и стала молча писать что-то в карточке. Мона облегченно вздохнула: «Заткнулась, слава Богу!»
Протягивая Моне карточку с выпиской главврач опять стала сладко вибрировать своим голосом: «Я хотела как лучше…»
- «Если как лучше,- отпарировала Мона,- пойдемте в кафе, мороженное покушаем». Главврач опять села за стол и уставилась на Мону. –« Вот и хорошо,- одобряюще кивнула Мона,- завтра возле центрального в 20…». Мона медленно потянула из рук врача карточку.
- До свидания! - и только хлопок двери вывел врача из оцепенения: «Во малолетка даёт! Люди 1000 баксов платят, чтоб поступить! А этой - какашки не призвание!.. Потом еще долго главврач бормотала под нос слова «мороженное», «какашки», но, тем временем, счастливая семья возвращалась домой. Мама приятно заметила, что дома было чисто. На зингеровской машинке стояли ромашки. Мона взрослела. «Ну и пусть, что взбалмошная, но она хорошая и надежная»- подумала мама.
Потом мать-одиночка с сиротой долго еще жаловались на судьбу друг другу. Обливаясь слезами, пообещали, что Мона больше не будет жить у маминой подруги, а мама – болеть… А потом шел дождь…
Пришел день, а дождь не утихал. Врач стояла у окна, наблюдая, как ручьи несли потоки грязи. «Вот так метостазы: мчатся по организму, унося последние силы, размывая чьи-то надежды, мечты…». Она обернулась на часы: « 20-30. Неужели малолетка ждет ее возле кафе? Чушь какашкина»- она сплюнула, закурив сигарету. Про себя подумала, что слово какашка засело в мозгу: она коллегу назвала этим словом, потом раз десять послала туда же… Сигарета сменялась сигаретой. Она думала о малолетке Моне.
Мониных слез никто не видел. Дождь смывал следы обиды. Мона тупо стояла под дождем, не понимая, как жестоко с ней обошлись. Простояв до 21 часа, побрела к своей закадычной подруге. Она не напрягала расспросами, а молча подливала Моне вино. она пила, курила и думала о главвраче. Что не держит на нее зла. Смешно представить – как вдвоём гуляют по парку , едят эскимо. Словно влюбленные…Мона опять вздохнула и умчалась с подружками в вакханалию… А потом была ночь в обнимку с унитазом ,и теплилась надежда: в хрупком одиночестве настанет день и все пройдет. Детство облизало голые пятки и утонуло…
2 глава
Мона шла по аллее парка. Были сумерки. Фонари, понурив головы сопровождали ее своим слабым светом, а по бокам аллеи стояли на полусогнутых ножках лавочки, приглашая посетителей скоротать свое одиночество. Мона шла навстречу к своей судьбе и несла ей розу. "Судьба" всегда опаздывала…
Прошло четыре года, как маме сделали операцию. Мона, как и обещала, достойно закончила школу, получив среднее образование, сразу устроилась на завод, где мама уже работала 25 лет. И в первый свой рабочий день встретилась со своей "судьбой". Она сидела на складе , принимала заказы. Увидев Мону «судьба» сразу захомутала пить кофе, потом кушать мороженое, при этом рот ее не закрывался. Узнав, что они живут по-соседству, быстро приволокла свои вещички к Моне в комнату, обьяснив, что пока поживет у Моны, так как ее «маман» завела очередного любовника и попросила на время «судьбу» удалиться на все четыре стороны.
"Судьба» стремительно залезла в Монину душу. Расковыряла своими ноготками Монино сердце. У Моны выросли крылья, а на ногах появились кандалы… За год, что они были знакомы, Мона по уши влюбилась в "судьбу", а "судьба", присев на кровать к Моне рассказывала о своих похождениях с очередным воздыхателем. В один из вечеров, когда собралась веселая компания, Мона изрядно напилась, а причиной была ее"судьба", которая, подцепив очередного хахаля, удалилась с ним в соседнюю комнату. Мона, сгорая от ревности, пила все подряд, чтоб притупить боль в сердце, которое разорвалось, когда из комнаты вылезла разгорячённая "судьба". Мона схватила нож и стала полосовать себе руку. Прошел год, руки зажили, но рана на сердце зияла алым пятном и вот, наконец, друзья уговорили "судьбу" встретиться с Моной поговорить.
Мона дошла до последней лавочки. Её "судьба» уже ждала.
Останься.- умоляла Мона.- Вернись, мне тяжело и очень одиноко. Я люблю тебя! Люблю!- уже в спину Судьбе прошептала Мона. Смерть пришла тихо, ласково обняла Мону, шепча на ушко затягивала узел веревки на шее , качнула качели, Мона увидела качающийся оскал, затем – поле ромашек, которое плавно перешло в белое облако. Облако раскачивалось, издавало запах нашатыря. «Помилуй, разве «дурка» лечит? Она ж ребенок и это из- за меня перенервничала. Я – онкологичка,- шептались в облаке, которое затем пошатнулось, и из него показался огромный ус. Он медленно притянул бородавку, она сидела на плюхе с глазками, из отверстия выпал кислый запах, а потом – вздох….
-Хорошо. Только очень ответственно, конечно. Конечно, - и плюшка на двух ножках под бумажное шуршание скрылась.
Мона смотрела в потолок, где торчали два провода. Перехватив Монин взгляд, мама заторопилась.
-Завтра придет электрик и повесит лампочку.
-Всё будет хорошо, доченька.
-Все есть хорошо, - вторил внутренний голос Моне. « Все будет – зашибись! Теперь не Моночка будет умирать. За все получат… за мои страдания… - продолжал щекотать Монин внутренний голос. Мона улыбнулась и закрыла глаза.Только слеза осталась сохнуть на щеке, не имея сил скатиться. Мама, глядя на счастливое лицо дочери, подумала,- «Теперь действительно у Моньки настала новая жизнь!»
Мона сидела на правом «берегу» швейного стола, поджав ноги, а мама, как всегда, - на левом пыталась состряпать еду под классическую мелодию. За окном падал первый снег, Мона ловила взглядом снежинку и сопровождала до тех пор пока она не исчезала из виду. Тогда она опять ловила взглядом новую снежинку и опять наблюдала ее путь. Одной удавалось пролететь ровно, другая, наоборот, извиваясь, пританцовывая, кружилась на одном месте, а третья, не успев долететь до середины окна, резко влипала в стекло и в виде мокрой кашицы сползала вниз.
-Ма, а вот странно снежинки падают. Из одного облака, летят в одинаковом климатическом поясе, а поведение и судьба разная… Почему, как у людей - одинаково стругают… потом из одного места вылазят, да среда обитания не сильно отличается… А судьбы – разные! Что-то есть главное, что управляет нами… не мы сами, или мысли руководят нами, но тогда почему они разные?
Моночка, это наверно гены, наследственность…- заумничала мама бросая жменю нарезанной морковки в кастрюлю.
-Я уйду с твоего завода, мам, я вообще буду делать, что хочу, отрезала Мона.
- Хорошо, хорошо, Моночка,- заквохтала «сама мудрость».
Мона привстала со стула – «ты боишься, что я вешаться опять буду?»
Мону несло: «Не называй меня «моночка», не называй «дочечка»! Ты стала так говорить со мной после этого случая!..И вообще - не бойся за меня! Бояться смерти смешно, а вот жизни - надо бояться! Как живем, с кем живем, зачем живем…
Мама, слушая Мону, приостановила поле деятельности, села на стул, уперев рукой голову,
- Я не хочу тупо ходить на работу от звонка до звонка. Но это не значит, что я буду бездельничать. Хотя, если это мне пойдет в усладу, то почему нет?
- Но, Моночка… - попыталась встрять мама.
- Я ж просила ,- взмолилась Мона. Называй тогда – дурочка!
Мама прикрыла лицо руками, пытаясь начать выдавливать слезы.- Это ОНА виновата! ОНА тебя чуть не убила. Теперь этот бред я ей не прощу! Я ведь видела, как она унижала тебя, как ноги вытирала, а ты все цветочки тягала ей, как собачка ходила, прислуживала, раны зализывала, после неудачной случки…- сказав последние слова, мама резко остановилась. Зажмурила глаза: сейчас будет буря! Но было тихо. Мама прищурила веки: подглядеть в чем дело. Мона улыбалась. Потом протянула руку навстречу маминой и крепко сжала.
-Ма, я благодарю судьбу, что меня свела с ней! Благодаря ей я многое открыла. Я теперь могу читать книгу жизни, а не только созерцать! Я люблю ее, но сейчас это что-то другое. Я еще не могу обьяснить все свои ощущения словами, но, поверь: я счастлива, что использовала этот шанс, не испугалась. Теперь буду читать. Главное, не бояться это делать. Тебе ведь может тоже был знак в виде горошинки - все изменить…Изменить свои мысли, чувства, поступки. А твой страх, даже не твой, а общественный, страх толпы - он тебя парализовал. Ты вообще перестала видеть себя, тебя понесло: страх толпы, её - «конечности отрезать», хотя все и те же врачи знают уже конец этой истории. Но ты, как и все ваши видимые попытки спастись, уже заранее обречена на провал, так почему тебе не услышать себя в начале, если и так все ясно, зачем тебе физическая хирургия, если от душевной ты вся сжалась?.. Твои мысли о смерти, - парализовали тебя совсем. А ведь наша жизнь намного мучительнее: чтоб хорошо жить - надо много работать. Работая мы истощаем организм, теряем близких, потенцию… А природа заложила в наш организм тягу к удовольствиям. И что мы делаем? Начинаем расслабляться алкоголем, наркотиками, бездушно заниматься сексом… А перед уходом в мир иной, высохшие морально и физически, обвиняем всех и вся, недовольные этой жизнью. Вот парадокс!- топнув ногой Мона нагнулась к обескураженной маман. - Пойдем погуляем в парк, можешь свою подругу пригласить, я ее уже не боюсь.
Мона ушла с работы. Начальник еврей, значит родственник, пытался поделиться своей мудростью: куда пойдешь, посмотри что кругом творится – безработица. А тут все свои, если что – прикроем… Через годик добавим зарплату. Смотри, мать твоя 26-ой год работает и что - плохо? И пенсия повышенная…
Ой, как все хорошо! - Ласково обнимая начальника еврея журчала Моня. - 25лет жрем и готовим за швейной машинкой, ходим в заштопанных носках… При этих словах еврей поглубже затолкал свои ноги под стол,- …А пенсия? - дожить бы до нее!- эхом отдалось в ушах старого еврея.
3 глава
Моне сбривали последние локоны на висках. Приятно щекотала боль от пирсинга над бровью. Разрезанные джинсы… разрисованная футболка…свобода! – Ох, как холодный душ!.. Красота! Столько свободного времени, столько встреч, презентаций… Мона купила краски. Хотя ее творчество мама не поняла, в кругу молодых художников Мону звали авангардисткой. Моне нравилось это слово и она старалась изобразить еще красочнее свои полотна. По обьявлению взяла работу на дом. И, умело организовав соседских детишек, быстро, за неделю заработала месячную зарплату. Поэтому влезла в еще два кооператива. Однажды в гости завалила мамина подруга. Естественно, увидев Мону, опрокинулась на диван и застонала. «Что-то не так?»- Подбоченилась Мона. «Вот,- грозя кривым пальчиком в Мону, проскрипела подруга .-«Я тебя предупреждала, что гены то вылезут наружу. Я говорила - уж лучше одной, чем кота в мешке брать!..». Тут сзади что-то грохнуло. Мона вскрикнула, увидев маму на полу. «Вон пошла!- отпихивая подругу от мамы, истерила Мона. «Оставь нас в покое! Я убью тебя, тварь!.. Тварь!» Мона задыхалась, ее бил озноб, а она всё орала в открытые двери. «Мона, детка, не кричи. Прошу, успокойся. Со мной всё хорошо.»
«Всё хорошо… ничего хорошего!»- через неделю слушала приговор у врача Мона. Держа рентгеновский снимок, врач тыкал в лицо Моне: «Говорили: нельзя падать! Все ушибы провоцируют метастазы. А у вашей мамы запущенная форма…»
Вздохнув, врач сел к столу, устало протер лоб. «Ей даже химиотерапия не поможет…». «Сколько?»- прохрипела Мона. «Что- сколько?» - растерялся врач. «Осталось времени»,- поправилась Мона. «Полгода, если сердце хорошее, а так –месяц, два… Я дам вам направление…». «На тот свет»- усмехнулась Мона. «Детка, вы не правы, мы пытаемся помочь, облегчить страдания, боль…». Мона взяла листок, собрав силы, вышла в коридор… с ухмылкой . «Что, Мона?- умоляюще спросила мама. «Что доктор сказал?». «Всё стабильно. Только в больничке полежать придётся. Прокапают. Ушиб спины. Гематома большая».
«Ой, спина ноет страшно, и сидеть больно…»
В этот день вечером Мона пила у своей подруги. Слёз не было. Гремучая лава ненависти резала огнём все внутренности. Мона пила и в такт музыке покачивалась.
«Моня, может пыхнем? У меня убойная… да отпустит маленько…»
«А, давай!»- махнула безнадежно Монька.
Время остановилось. Ушли губительные мысли. На смену им плясал жирный кот. Он говорил «Опля!», надевал мешок на голову. «Опля!»- и вновь снимал. Что было в этом смешного?- Только Мона каталась, со смеху держась за живот, вот только в конце видения она увидела в мешке маленькую девочку. В ней она узнала себя. Девочка нахмурилась и медленно исчезла. Мона ясно вдруг поняла намеки маминой подруги. По прокуренной комнате разнесся истошный крик…
4глава
«Унылая пора, очей очарованье…». Мона брела по аллее в сторону излюбленной больнички. «Вот моя деревня, вот мой дом родной…»- пошутила Мона, входя в кабинет главврача. «Здрасьте, я ваша тётя, буду у вас жить… не прекращая сарказма плюхнулась в кресло Мона. Врач резко привстала.
-Что здесь за клоунада?
-Вам, мадам, какашкин доктор на работу не нужен?
Мона провела рукой реверанс.
Мона, это ты? - Просияла врач. – Боже, тебя не узнать!
При этом доставая из шкафчика шоколад и начатую бутылку вина… «Спиваемся…»- заметила Мона.
- Прекрати язвить. Я действительно рада видеть.
Врач положила руку на плечо Моне.
-Часто думала о тебе.
Ну да, - скинув руку, процедила Мона. - Как малолетку кинули, развели…
Врач медленно подошла к окну, шел дождь.
-Тогда тоже шел дождь,- тихо стала говорить врач. - И я тогда приняла, как детский розыгрыш. –Прости, если обидела…
- Да ничего…
Мона вдруг опять начала испытывать приятную вибрацию в теле. Врач молча налила вино по одноразовым стаканам. Присев на стол напротив Моны, протянула стакан: «За встречу, Мона. За тебя». Мона медленно пила, глядя на врача… «Блин,- подумала Мона,- а она красивая. Глаза… да, глаза…»
Врач пересела на свое место.
-Как мама?
Продолжая разговор Мона молча протянула пакет справок, снимков… Врач, читая, нервно закурила.
- Мона,- начала она.
- Не надо,- перебила Мона. - Я всё знаю. Её просто положить надо, она-то надеется…
- Послушай, Моночка, здесь просто не лежат, здесь лечат, проводят химию, твоя мама ее не выдержит… А просто делать видимость…Здесь очередь на месяц. Ждут люди, у которых есть надежда прожить,- возвращая папку обратно, врач отвернулась спиной к Моне.- Я не бог. В палатах всё забито, а в коридорах нельзя: радиация. Мона, прости, но только через месяц… А ты знаешь - она не протянет… Всё очень плохо, Мона,- добавила еще вина врач, обернулась, Мона протянула ей стакан. – Знаешь, я хочу выпить за тебя. И - стоя.
Мона встала, одним махом осушила стакан: «А потом мы еще побеседуем… но у меня огромное желание задушить тебя. и хрен его знает, пройдет это чувство или нет, так что молитесь Дездемона!.
Дайте даме папироску! - скомандовала Мона. Врач протянула пачку. Мона опять села в кресло. Не глядя на врача Мона начала исповедь.
- У меня был случай неудачного суицида - у здоровой молодой девки! Я не очень достойный член общества. Можно даже сказать – паразит. Но моя мама не заслуживает того, что мы тут сидим и обсуждаем ее жизнь, протянет она или не протянет, вся в метастазах…
Тут Мона пошла на повышенный тон, вставая и подойдя вплотную к врачу: «На помойку»- процедила Мона. «Вы - врачи рукава засучили, ремонтиком занялись, а сейчас в кусты? Просто так уже не лечите? Интерес пропал? А мне что делать?! - Мона стучала себя в грудь.- «Что я ей скажу – бесперспективная?!» - Мона выдохлась, схватилась за бутылку, из горла выжрала остатки вина. Врач подскочила к Моне, вырвала из рук бутылку швырнула Мону на диван. Опьяневшая Мона не сопротивлялась. Ей уже было все равно.
-Слушай, ты мне судилище не устраивай! Если ты думаешь, что я получаю от всего этого удовольствие, то лучше иди хотя бы последние дни побудь с ней. Не перекладывай свою участь на других. Ищи в себе: может, это ты ее довела ...
Тут врач запнулась, а Мона, услышав последние слова, крутя пальцем у виска, пьяным голосом сказала: «Ты чё, вообще?»
Врач присела на диван: «Я могу договориться, чтоб ее положили в другую больницу.»
«Спасибо,»- вдруг протрезвев, ответила Мона. Она обхватила голову руками,- «ты прости, что я вот так… мне не с кем посоветоваться, поговорить… Мои друзья, они слишком беззаботны. Нет, они очень уважают мою маму, и переживают, но почему-то я не могу им раскрыться. А мамины друзья, они только дают советы… Ты мне никто, и я хочу выговориться. Я устала успокаивать, играть, врать… Хотя обе чувствуем, что лжем…Устала от запахов, слышать стоны, а самое страшное -наблюдать и ничего нельзя сделать… я жду конца… мне очень хочется тишины. И никому ничего не доказывать, быть одной…» «Мон!»- ласково обратилась врач.-«Я одна, а счастливой себя не считаю. Хочется быть кому-то нужной. Устала от тишины».
Мона повернулась к врачу: « Ты мне нужна! Ты мне нужна не как врач, как человек!».
Мона направилась к двери.
- Пока!
- Мон!- .приостановила врач, - Мы еще встретимся?
Ну да,- с ухмылкой ответила Мона.- Чтоб удушить…
5 глава
Шёл мокрый снег. На похоронах был почти весь коллектив завода. Была и мамина подруга. Она рыдала и просила, стоя у гроба, прощения. Но Моне было уже всё равно. Она знала, что все кончено, что началась новая жизнь. где не будет больных, дурных… Она сама будет всё делать и никого не слушать, кроме своего внутреннего голоса. Мону подтолкнули к гробу, услужливо шепча: попрощайся, поцелуй… «Мёртвых пусть целуют мёртвые»,- сказала Мона, последний раз взглянув на мамину подругу .А завтра наступал Новый год. Мона во дворе жгла всё прошлое, всё, что могло причинить боль или воспоминания… Это были все личные мамины вещи: фото, где вместе - значит. все фотографии, диван, на котором спала мама. Больше жечь нечего было: швейный стол забрал старый мастер, которого звали раз в год смазать машинку. Стоя в коридоре и разбирая машинку, по-родственному кряхтел: «Ви можете хоть пять рублей возьмёте…это ж грабеж с моей стороны…» Обведя глазами пустую квартирку, вздыхал: «Милочка, ви – молода. И
я вам таки скажу: бегите медленно в Израиль. Этоки надо, чтоб похороны сделали вас бедной.» Мона нежно выпихивала мастера, приговаривая- «Що эта машинка слишком дорога, а значит бесценна! И пусть будет память об одной бедной еврейке!»
Брызги шампанского, крики, танцы, дурной смех…- Мона была везде и со всеми. В компании закадычной подруги были и новые члены общества. Мона зацепила взглядом мужичонку. Он бросал ей похотливый взгляд, часто танцевал с нею, в общем, клеил Мону. Мона пытала у закадычной подруги - шо за кент и вообще… «Ой, Моночка,- радовалась подруга. -Он с приисков вернулся. Богат, свободен, в общем, кадри его Монка. Он уже о тебе пытал, и мужик нормальный. Бабы у него, конечно, были но не гуляка. Ищет принцессу». Мона курила сигарету и слушала свой внутренний голос: «Мона, вот и первая ступенька твоей жизни. Пробуй. Конечно, хочешь по любви… Так ты ж баб любишь… Они тебя игнорируют. Вот и проживешь без оргазму. Попробуешь. Ты переживаешь, что наверно, фригидна… Так проверь: он мужик взрослый, всё поймет. Давай!».- Толкал Мону внутренний голос. Мона так и сделала. Дала. После ночки она пила с закадычной подружкой кофе и они ржали до слез. «Ну, Моня, за твою целку! - И чокались кружками . «Я не поняла - почему все кричат и закатывают глаза. Я сама и то лучше делаю. В общем лежала, как бревно, он порхал, всю облизал, а когда понял, что я девственница- сделал предложение». Допив кофе Мона, отдышавшись от смеха сказала: «Подружка! Все хорошо. Но не для меня. Без любви это не то».
- Да где ты ее найдешь, Маня? Да еще с твоей ориентацией!
- А я уже нашла,- ответила Мона.
- И будешь как с «судьбой» год сопли жевать?
- Нет, дорогуша! Теперь все будет, как я хочу.
Какие испытывает чувства человек только что родившийся? Мы не знаем, потому что не помним.. А Мона познала. - Это много света, тепла, так как родилась летом… О таких подарках в т о й жизни она только грезила. А в этой жизни она хорошо поработала, чтоб сначала купить права на вождение. Потом были - пара удачных сделок при продаже квартиры отъезжающих евреев и продажа всех ювелирных изделий, что лежали мёртвым грузом от предков. Машину Мона купила у хороших людей. Главное – они относились к машине, как члену семьи, и научили Мону заводить и трогаться с места. Так Мона и прикатила на ней на второй скорости к своему подъезду. Соседи со всего двора учили Мону ездить. Когда Мона выезжала - все дружно гадали: приедет она обратно или привезут…Но Мона всегда возвращалась под дружное улюлюканье.
Сегодня Мона решила свое совершеннолетие отпраздновать с той, о которой не прекращала думать и при мысли о ней по телу проходили теплые волны… Она мчалась навстречу своей любви, теперь – живой, настоящей и взаимной. Мона знала, что врач ее ждет, каждый день, каждую минуту. Мона купила ромашки, много спиртного и деликатесной закуски . Отдраила свою машинку "одуванчик" и терпеливо стала ждать возле больничного корпуса. Наступали сумерки. Мона нервничала. Выкурив сигарету зашла в корпус.
Вы куда, молодой человек?- окликнула санитарка.
- Я к врачу.
Ой, простите, улыбнулась санитарка. – А врач – на больничном…
- А вы не знаете, где живёт?
Да тут, рядышком.
6 глава
Возле двери Мона прислушалась: вроде тихо. Только сердце стучало предательски громко - она нажала на звонок.- Словно выстрел раздался! Ну все, Монка! На пороге стояла о н а, в домашнем халатике, вся такая хрупкая. Мона не отводила глаз от нее .
-.Мона! Боже, ты пришла. Я думала, что больше не увидимся… Врач пятилась назад. Непонятно… или Мона ее толкала или она затягивала ее за рукав? Мона бросила сумку с ухажерскими пожитками. Ромашки были зажаты между ними словно токоотвод…
- Моночка, я все знаю, прости меня!- врач обхватила Монино лицо руками. Вдруг у Моны что-то лопнуло внутри, или от жалости к себе - от боли, которую маскировала, или от глубокой искренности в голосе врача. Мона рыдала.
-Деточка, прости меня!- Врач притянула послушную бедную Мону и стала утешительно целовать в глаза. Её слезы проникали ей в губы, сладко соленные… Она, словно жаждущая влаги, стала открывать рот, ловя их, собирая по лицу…
Мона прошептала сквозь слезы- я хочу быть с тобой…
- А я тебя никуда не отпущу,- согласилась врач, снимая с Моны ветровку. Ромашки посыпались из рук. Откуда ты знаешь, что я люблю ромашки?- спросила врач любовно подбирая их .
-Это я их люблю,- шморгая носом, ответила Мона.
А что ты еще любишь?- подтрунила доктор «сердец». Врачиху,- уже снимая кроссовки ответила – Мона
…Мда…- и кто такая эта несчастная?- Поддержала игру сама невинность. Мона приостановилась - «Это она была несчастна, а теперь...»
Что теперь?- испытывающе спросила врач, обхватив Мону за голову двумя руками.
-А теперь она умрет от счастья!- при последних словах у Моны все закружилось, сладко заныло внизу живота. Она обхватила врача обеими руками за талию, и их губы соединились. Сначала неумело: каждая хотела взять первенство, покусывая губы и ища язык, потом пробежала дрожь, одновременно у обеих, и немного выдохшись, врач уступила молодости: немного расслабилась и впустила Мону к себе всю без остатка. Кружась в любовном танце, они упали на облака, мягко окутанные туманной дымкой. Каждое движение их тел, слова, которыми они осыпали друг друга словно бисером, говорили о неудержимой страсти, которая, как магма вырвалась наружу и обволакивала их ....
Время остановилось… и вдруг замерли их тела. Мона тихо посапывала на плече у умиротоворенной врачихи. Чтоб не потревожить Мону, она аккуратно дотянулась до сигарет, и жадно затянулась. Глядя на потолок она словно искала ответ происшедшему там. Неужели эта малолетка смогла взять власть над ней? Она растоптала все ее стереотипы, вывернула ее наизнанку, но, не смотря на все это, ей очень хорошо! Все тело было натянуто, как струна: только прикоснись, и вновь польются звуки страсти. Ей не хотелось шевелиться, но жутко захотелось есть. Она попыталась выскользнуть из под Моны, но Мона крепче прижалась всем телом и промурлыкала: -Лежи, я сама приготовлю пожрать, ведь это мой день.
А ты пока придумай, как нам выкарабкаться из этого аморального поступка,- перелаза сказала Мона, и крепко поцеловала в губы врача.
- Сумасшедшая,- только услышала в ответ Мона. Подбодренная этими словами Мона стала колдовать из провианта эротические блюда. Её несло: ей хотелось охватить за этот день все о чем грезила и думала столько лет!. Ей бы напиться… Мона, постукивая ножом, пела любимую песню: « ромашки спрятались, поникли лютики…». Врач, еле волоча ноги, пристроилась на табуретке поджав одну ногу и наблюдая за Мониным творчеством: -Ты еще и поешь,- с улыбкой констатировала врач.
Я пою и играю на нервах -утвердилась Мона опять чмокнув врача в губы. Врач запоздало отмахнулась – «Ты – ненасытная!»
-Так, мадам, я почти пять лет ждала этой минуты! Угрожающе помахивая ножом, Мона продолжила: « При растущем то молодом организме гормоны не спрашивают, они долбят мозг»
Ты хочешь сказать, что до меня у тебя ни с кем не было? -Хитро прищурилась врач.
- Нет. Мона открыто и серьезно посмотрела на врача
- Ой ли? Где ж ты всему научилась?
- А разве этому можно научиться?
Мона завершила сервировку стола
- Я думаю, это умение, информация заложены у каждой живущей твари, но у людей наделенных еще и душей, это происходит намного красочней. Заметьте, не у всех, а только с душой!
Повторяя Мона присела возле врача, облокотившись на колено. «Ты не жалеешь, что со мной связалась? - Спросила Мона. - - Нет, я даже не могу обьяснить свои ощущения, Мона. Я - это не я.
Врач опять обхватила Мону за голову.
Я схожу с ума. Ты рядом, а я уже скучаю по тебе, твоим ласкам, Моночка. - Нежно шептала врач, прикасаясь языком к уху, плавно переходя к губам Моны. Они опять сошлись в каком-то обреченном порыве нежности. Наконец Мона вырвалась и задыхаясь сказала: «Если я сейчас не пожру и не выпью - я сдохну с голоду!»
- А хотелось бы от оргазма,- продолжила усмехаясь врач.
Они неделю не вылазили из постели. Мона отключила телефон. А врач сама себе продлила больничный еще на неделю, хотя в душе подумала, что согласна на бессрочную забастовку, лишь бы сил хватило на Монькину напористость. А Монька, окрылённая, летала из постели в магазин, за едой и выпивкой, и обратно – в постель. За трапезой они говорили обо всём, кроме прошлого.
О книгах, фильмах, даже прохаживались по соседским костям…и во всём они были единодушны. Когда врач обсуждала увиденную телепрограмму, Мона, слушая, одобрительно кивала вместе с куриным крылышком во рту. Врач вдруг чувствовала во всей этой картине удивительную гармонию почти небытия, чувствуя, как лопается от счастья сердце, хватала Мону в охапку и неслась в постель, чтоб там ей сообщить какая она счастливая! Мона была более сдержанной. Она могла долго наблюдать, сидя, поджав под себя коленку, как врач делает себе маникюр и испытывая внутреннюю дрожь от движения кистей рук, от вида опущенных ресниц и морщинок в углу рта, неожиданно спросить – много ли душ и тел ласкали эти руки… Ответ вылетал из уст милосердия превращаясь в стрелу ревности: «Считать – не пересчитать!». Тогда Мона вскакивала и улыбаясь, кричала: - «Больничная подстилка, умри!» - и опять кувыркались в постели. Врач после телесных процедур гладила Мону по голове.
- У тебя, хоть и ёжик, а волосы мягкие…
Это значит . мягкий характер, - продолжала Мона,
- Но непослушные, торчат во все стороны…
-Угу, и я – во все стороны…- заканчивала Мона, целуя выставленный кулак врача.
…но настало утро повседневности. Мона по телефону договаривалась о перевозке груза из пункта «А» в пункт «Б», а врач стояла и наводила макиж.
- Мне кажется, за эту неделю я похудела и помолодела, - резюмировала врач.
Мона пристроила сзади свою не менее привлекательную мордашку:
- Мда, счастье с людьми делает чудеса… - И они дружно чмокнулись.
- Мона, а где ты работаешь? – поинтересовалась врач.
- Я немного курьер, вожу торгашей на базы а вечерами – таксую…
- Вечерами?- ужаснулась врач. – А как же я?..
- Мадам, мы что-нибудь придумаем, но надо ж как-то на жизнь зарабатывать…
- Хорошо, - согласилась врач.- вечером мы вернёмся к нашему разговору.
Мона подвезла свою спутницу жизни к больничному корпусу, в душе проклиная её работу. И помчалась удовлетворять своих заждавшихся клиентов. Работы накопилось много и Мона просто физически не успевала к «вечернему разговору».И только в 24-00 врач услышала стук двери подъезда.
- Сейчас я ей покажу, - разогналась врач, но осеклась, когда увидела свою родненькую Моньку.
- Кушать будешь?
- Не-а, я с торгашами отужинала в кабаке…
Тут врач не выдержала и настало долгожданное выяснение отношений. Мона, слушая ревнивый бред своей половины, допила бутылку вина, потом подошла к врачу, поцеловала в щеку и направилась к двери. – Мне надо побыть одной, да и поезд в три ночи… Мне в Киев – отвезти документы. Потом договорим. – И хлопок по самолюбию закрыл двери.
7 глава
Мона сидела у закадычной подруги. Они разрабатывали план поисков биологической мамы: знакомая из архива откопала, что Мону удочерили из Дома малютки под Киевом, и только там уже надо продолжать поиски. Мона была одержима- собрав быстро пожитки, помчалась сквозь ночную мглу навстречу своей новой судьбе.
Врач стояла у окна. В эту ночь она особо ощущала, что без Моны её жизнь вдруг стала однотонной еще - монотонно тягучей. Раньше её это не огорчало. Наоборот. Был интерес в работе – спасать людей. Но сейчас она стала осознавать, что так никого не спасла. А наоборот, чувствовала себя посредником в дьявольском заговоре – с сознанием дела раздавать билетики не на бал-маскарад, а на сеанс нечеловеческих страданий, где итог – смерть, даже как-то сознательно лишая своих пациентов выбора…Для себя она уже решила, что больше никогда не будет устраивать сцены ревности. Уволиться с работы… Только б дождаться возвращения Моны… Прошли три мучительных для обеих дня. Врач, написав заявление об уходу по собственному желанию, привела в движение весь онкоцентр. Всем хотелось узнать, а в особенности – посмотреть – на сошедшую с ума врачиху. Когда надоело загадочно улыбаться, пришлось придумать легенду о загадочном принце на белом коне. Конечно, в это мало кто поверил, но с расспросами отстали. Две недели отработать придётся…- Она с нетерпением ждала Мону и знала, что эта новость обрадует её и загладит их размолвку. Вечерами врач прислушивалась к звукам подъезжающих машин. Наконец сердце забилось бешено и трепетно…Она распахнула дверь не дожидаясь звонка… Они вцепились друг в друга: не надышаться, не нацеловаться…Вот счастье разлуки, пусть временной, это время даётся для осмысления – чтоб понять – твой ли это человек или другой, мимоходом зацепив тебя, может смазать всё что было… Немного насытившись друг другом они перешли на кухню. Мона сидела поджав ногу и грызла ногти.
Почему ты нервничаешь?- спросила врач.
Я думаю о поездке. Ведь я не только по работе ездила, - Мона обернулась к врачу. – Я прошу только выслушать. Я хочу, чтоб ты знала, но не отговаривала меня от этой затеи – я всё равно не отступлюсь…- Я ищу свою биомать. Я узнала об этом чисто случайно. Но тогда мама уже сильно болела и я не могла поговорить с ней об этом. А после её смерти я начала поиски. В общем, все пути ведут в Дом малютки под Киевом. Я была там. За вознаграждение мне быстро нашли женщину, которая якобы меня родила, а через два дня сдала в Дом малютки…
Мона встала, налила бокал вина, выпив залпом, продолжила: Так жутко быть рядом с разгадкой. И в итоге отдалиться или точнее – просто всё оборвалось…
Врач прижала Мону к себе. Мона продолжала: - Я нашла, где живёт эта женщина. – Тут Мона отстранилась от врача.
И знаешь, кто моя мать? – Алкоголичка? -Хуже,- наркоманка, у которой еще есть двое детей умственно и физически отсталых..А сама мамаша скончалась от передоза семь лет назад. - Мона плюхнулась на стул. – Это не может быть моей, пусть даже био – мамой, не может, - стучала Мона себя по груди.
Врач спохватилась.- Мы не выбираем родителей…
Мона прыснула.
Не говори!, - кричала Мона,- мне этих ваших профессорских умозаключений… Есть чувства, или интуиция…не могла я такой родиться у этой наркоманки!.. сидела б 8 сейчас и слюни пускала, как те двое несчастных, которых вы, гуманные врачи, оставили жить…вот только – для кого?..
Мона закурила. Врач тихо сообщила: «Я уволилась с работы.»
Мона ничуть не удивившись, поздравила и поблагодарила «высший разум, что иногда наделяет людей умом…».
- Есть еще много нестыковок, но мне нужно время всё обдумать и я нарою в этом человеческом дерьме истину!..
Мона схватила врача за руку: «Поверь, я чувствую, что она – живая, и я найду её!»
- Монка! Я хочу тебе тоже сказать о своём секрете…
Врач села.
- Я никому не говорила. Мне больно об этом вспоминать. 18 лет тому назад я родила ребёнка, но потом сказали, что девочка умерла…
Врач плакала.
-Я не верила. Просила, чтобы вернули мою дочь. После этого сильно болела. Ну, а потом ушла с головой в учёбу. И вот результат: у меня нет детей, теперь – и работы…
Мона присела возле врача
- Я у тебя есть!
Прижав ладони к губам, моляще попросила: « Прости, что тебе нагрубила!..»
Врач улыбнулась сквозь слёзы. – Моя дочь была б сейчас, как ты…
Врач налила в пустые бокалы вина – Мона, а зачем ты её ищешь? Ведь она тебя оставила.
Мона аж поперхнулась от вопроса.
- На это есть уйма причин.- И Мона стала загибать пальцы. – Первая: любопытство. Вторая: сказать спасибо, что выносила, не проткнула спицей, не закопала… и т.д. Третья причина – по которой меня отдали…Вообщем я послезавтра еду опять туда. Только в роддом. Там я познакомилась с одной – из архива. Она обещала помочь.
Полная оптимизма Мона решила сходить в магазин и купить шампанского по случаю увольнения врача с работы.
Провожая Мону в магазин, врач подошла к окну. Вдруг нахлынули воспоминания. О юности, первой любви…Где сейчас этот юноша? Узнав о беременности, сбежал, оставив её одну объясняться с родителями. Сколько унижений она услышала в свой адрес, но с гордо поднятой головой она носила своего ребёнка. Как сложилась бы её судьба?...
-Фу, мадам, вы курите, как сапожник, - прервала грустные мысли Мона, держа в обеих руках по бутылке шампанского. – Я хочу сегодня с тобой напиться, поэтому мы едем в ресторанчик, где играют мои друзья-музыканты, и там я тебе буду петь… «Серенады»,- продолжила врач.- « Обижаете, только рок!»
Хорошая гулянка у серьёзных людей всегда переходит в титанический труд, ведь только ударный труд мог выбить алкоголь из организма…
Мона чмокнула врача и сообщила, что вернётся с победой. А врач жила воспоминаниями о прошедшей вечеринке. Она не ожидала, что может петь, да еще во всё горло! Да и отплясывала не хуже, чем ансамбль Моисеева. «Ох, и Монка! - тепло подумала врач.- Что еще выкинет это чудо?». Мона опять упорхнула на свою странную работу к торгашам, которые хотели, чтобы «только Моночка» их возила. Мона всегда была не только водителем, но и другом: помогала носить челночные сумки, в опасный момент могла заступиться, а самое главное – она умела слушать, и, узнав сокровенное, никому и никогда не рассказывала. И за это её ценили и даже любили. Моне везло. У неё появился новый клиент: бизнес-леди шила зимние куртки и раз в неделю ездила в Киев – подарить столичному жителю шикарный ширпотреб, а взамен купить фурнитуру для новых изделий, и опять внедрить это в массы. Поэтому у не богатой, но щедрой Моны появилась возможность «копать» о своём прошлом, и глубоко копать, так как были средства. Отправив свою «торгашку» на столичный рынок, внедрять план партии – обуть и одеть население, Мона помчалась в пригород на встречу со служащей архива роддома. Мона проторчала всю ночь в картотеке, но, увы, кроме подтверждений того, что она, как и все, произошла от обезьяны, ничего не нашла. Ей надо было погасить своё возмущение и несогласие с тем, что она откопала в картотеке. Мона сидела в кабаке и наблюдала за скучным танцем стриптизёрши, глотая теккилу. Вдруг к её столику подвалила немного выпившая дама. Но по её виду Мона поняла, что до кондиции той было ещё далеко…
-Я могу присесть?
- Вы не местная?
-Да. Командировка. А что?
Да все от меня отмахиваются. А не угостите меня алкоголем?
- Да без проблем! – И Мона заказала бутылку водки и холодной закуски…
О чём Мона говорила с новой знакомой и сколько было выпито, но то, что узнала Мона из пьяного бреда, - протрезвило её и она опять мчалась домой, благодаря Создателя за помощь.
7глава
Мона вбежала в подъезд. Она знала, что любимая ждёт её. Она обхватила врача и, целуя её глаза, приговаривала: «Я так счастлива, что у меня есть ты!». Они забежали на кухню. Мона прыгнула на стул, одной рукой закуривая, другой наливая вино.
- Ну, не томи,- разогревая жаркое, причитала врач.
Мона горела от желания. Врач нежно отстранила её.
- Мончик, ну? – выжидающе встала в позу врач, и Мона стала рассказывать.
- Я же чувствовала, что наткнулась на человеческое дерьмо. Это ж надо! Откуда у людей столько подлости?!
Мона, нельзя всех людей одной гребёнкой причёсывать. – возмутилась врач.
- Да ты послушай, какую я историю раскопала! Можно писать, и роман, «Санта-Барбара» отдыхает. Но главное – та женщина – не моя мать! Ладно!- выдохнула Мона, заглотнув винца. Значит, так…
- поудобней уселась – Провела меня одна санитарка в хранилище, а сама на дежурство пошла. В общем, нашла я год и стала читать истории всех рожениц. Нашла свою псевдомамашу читаю, что вынашивала она очень сложно: угроза выкидыша , плод по-научному как-то – неправильно развивался. В общем, чтобы спасти эту мамашу стали вызывать роды. У плода не прослушивалось сердцебиение.
Мона вскочила.
- Тут идёт чудесное превращение. Через день она рожает меня – здоровенькую, розовощёкую – 3.800 и 54 см. Которую через два дня она оставляет в Доме малютки. Я решила перелистать всех рожениц, что в этот день рожали и обнаружила вот что. Появилась вдруг роженица, которая была не местной. Девчонка – 16 лет. Вот она и родила мёртвого ребенка…
Мона закурила, а врач, сев на диван, спросила.
- Мона, а какого числа ты родилась?
- 7 августа, но я думаю – 5-го. – Ответила Мона. Врач еще тише спросила: «А этот городишко как называется?».
-Да, Барышевка. 20 км от Киева. Тут врач заикаясь, поросила Мону принести аптечку. Мона поправила: «Может, винца?»
-Нет, что-то сердце кольнуло…
Мона запереживала.- «Ты о своём вспомнила? Если хочешь, я не буду пока…»
-Нет, нет, продолжай, - дрожащим голосом взмолилась врач.
-Я вообще запуталась в этих картотеках, а тут санитарка прибежала прогонять, якобы кто-то приезжает, кому-то плохо…Вообщем, выперла меня за дверь. Я стою на улице, темень, в голове каша. Решила в кабак сходить. Сижу за столиком , скучаю. Тут ко мне и подсела эта тётенька, вроде интеллигентная, но спивается… Она там завсегдатаев просит, чтобы выпивкой угощали. Я взяла водки и стали общаться. В общем так – о жизни, а, когда она немного опьянела, к нам подошёл официант и попросил её убраться. Я ему объяснила, что она со мной, а она стала на него орать: «Щенок, я тебя в роддоме принимала, а ты как со мной говоришь?»
Я, когда услышала, что она врачом роддома была, да и каким! –заказала еще водки и закуски. И мы вновь выпили за хороших людей, за неё, потом - за врачей, что спасают людей. А она, услышав этот тост, наотрез отказалась его пить, как-то сникла вдруг, потекли слюни – она била себя в грудь и твердила. Что на её совести две убиенные судьбы. Что этот грех она несёт, потому спилась, не видит смысла жизни. Я же ей предложила покаяться. Ей понравился мой совет. Выпив «за покаяние» она стала несвязно рассказывать. Что много лет назад работала врачом-акушером и всё хорошо складывалось, пока к ней из Киева не приехала коллега, профессор медицинских наук, светило, и стала умолять о сделке. Когда она услышала, что просила эта врач-мать…в общем она предлагала ей принять роды у её дочери…
- В чём же криминал, - спросила Монка.
- Да в том, чтоб утаить плод, сказав, что ребёнок помер.
- Ты понимаешь?! – обрадовано выкрикнула Мона, уставившись на врача.
Врач, оперев голову, монотонно курила. Мона, как заворожённая, продолжала.
- Моя соседка не соглашалась. Но под натиском – деньги, карьера, и просто услышав, что бедную дочурку обесчестили и бросили, а у неё вся жизнь начинается, и кому нужна мать-одиночка, без образования и т.д. и т. П. – всё свершилось. Девчонку накачали, привезли в роддом и обменяли детей.
Всё сходится! – пританцовывала Мона вокруг врача. – Вот какая в жопу интеллигенция. Свою дочь так обмануть. Но Бог – всё видит.
Я спросила, - продолжала Мона, - что дальше стало с девчонкой, а пьянчужка и говорит, что та профессор через три года от сердечного приступа скончалась. Девчонка, вроде не пережив смерти младенца, в дурке оказалась, а наша акушерка спилась.
Мона, окончив рассказ оперлась на колени врача.
- Теперь мне осталось найти эту девчонку и я её найду!
Тут врач схватила Мону за рукав.
- Прошу тебя, если я тебе дорога, не копайся больше в этом грязном белье. Они всё получили. Давай жить настоящим. Я прошу тебя, Моночка! – разрыдалась врач.
-Здрасьте! – вскочила Мона. – Ты что – боишься, что я найду её и забуду тебя? Нет же, нет! Но если она в дурке, больна, я должна её вытащить!Помочь! Ведь уж она в этой истории самая невинно пострадавшая! Как я жить буду, зная, что она где-то одна, страдает…
Врач хотела возразить, но осеклась.
- Да. Конечно надо помочь…
Налив полный бокал вина и залпом выпив его, посмотрела на Мону осоловевшими глазами и улыбнулась.
- Странная штука – жизнь. Не знаешь – где найдешь, а где потеряешь.
Мона чмокнула врача.
- Да всё отлично. Я смогу вас всех прокормить. Ты не знаешь – если у меня есть стимул – я ух какие бабки могу зарабатывать1
Тут Моне позвонили. Слушая, она хмурилась, но соглашалась.
-Вот чёрт, - сказала Мона, бросая трубку. – Надо отвезти бандероль в Одессу.
Врач, узнав, что Мона не останется на ночь, обрадовалась: Ну раз надо…
Мона же, собираясь в дорогу, сообщила: «Нет уж, милая, уйду я из этой конторы, хотя она досталась мне таким трудом…но я не намерена больше срываться среди ночи…
Прощаясь, Мона попыталась поцеловать врача в губы, но та вежливо отстранилась, подставив щеку.
-Ладно, я обещаю, что послезавтра утром буду и все-все ночи будут – наши! – Сбегая уже по лестнице прокричала Мона.
Шел дождь. Словно дворник поливая из шланга водой смывая следы неудавшейся жизни. Ах, если бы можно было прокрутить фильм жизни назад и хотя бы нажать «стоп экран!». Но увы, мы, как дождинки, падаем кто куда – не угадать.
Мона распахнула дверь, Но в квартире было тихо. Мона обошла все комнаты.
- Где же ты? Ведь 5 утра!
Мона не на шутку распсиховалась.
-Ах, нет, вот записка; «
Я – на работе. Срочный вызов».
Какой срочный вызов на этой долбанной работе? – комкая на ходу записку, сбегала по лестнице Мона. Через 30 минут она бежала по больничному корпусу. Кабинет был открыт. Куча врачей столпилась. Кто-то что-то кричал…
Мона спросила: «Где врач?»
Всё вдруг затихло. Закружилось у Моны перед глазами. – Что с ней? – Мона теребила мужика. – Несчастный случай… получила большую дозу радиации…авария…облучение… Она жива, да, но туда нельзя… Всё было как в замедленном кадре. Мона, расталкивая людей бежала по коридору. Она знала дорогу в кабинет химтерапию. Всё замерло. Мона, тяжело дыша, подходила к огромному стеклу. За ним лежала она – единственная, закрыв глаза, но живая. Мона знала, что еще живая. Мона била по стеклу. Крича ей, но ни звук, ни воздух не проходили… Мона, обессилив, рыдала, как тогда стоя возле кафе, обманутая надеждами. Врач приоткрыла глаза, посмотрела на Мону и прошептала: «Я счастлива».
Шел снег. Мона пила кофе с закадычной подругой. В дверь позвонили.
- Вам заказное письмо.
Мона стала читать вслух.
-…по прошествии шести месяцев Вы являетесь наследницей квартиры и загородного дома в Барышевке, Киевская область.