Глава вторая.
Невзирая на юный и нежный свой возраст Карина Трошкина была настоящей мастерицей своего дела, умела ублажить мужиков и брала за свои неутомимые старания и радения и деньгами, и вещами, и даже натуральными продуктами. И кстати комбинированная форма оплаты больше всего грела девушке душу. Карина могла к примеру успешно выпросить у очередного щедрого кавалера денежки на "шикарную кофточку со стразами и блестками", которую будто ей предложила со значительной скидкой знакомая продавщица из новомодного бутика. И тут же забрать с разрешения хозяина в придачу к деньгам еще и несколько попавшихся ей случайно на глаза банок со сгущенным молоком или даже рулон хорошей, узорчатой, приятно и свежо пахнущей, многослойной туалетной бумаги.
Больше того, будучи до крайности охочей до чужих вещей и ценностей, Карина всегда готова была и без всякого спроса, и без малейшего зазрения совести в любую минуту присвоить и прикарманить всё, что можно было прикарманить безнаказанно.
Но конечно же в свои неполные еще семнадцать лет Карина никоим образом не являлась и не числилась нигде ни профессиональной проституткой, ни опытной воровкой. Вне всякого сомнения она сейчас же залилась бы густой краской стыда, если б кто-то обозвал ее в лицо этими обидными словечками. И однако же присущие Карине простота, наивность и известная даже стыдливость нисколько не мешали ей при первой же удобной возможности приторговывать своим телом, ловко выпрашивая в качестве оплаты за предоставляемые ею по сути дела интимные услуги всевозможные подарки и подачки.
В большой город Н., являющийся областным центром, где сейчас Карина и жила на постоянной основе, она приехала из небольшой полузаброшенной и практически опустевшей и лишившейся всякой молодежи деревеньки Г., находящейся в нескольких часах езды от Н., и случился этот роковой в судьбе девушки переезд недавно, а точнее в начале лета текущего на момент нашего повествования года. Раннюю часть своей жизни Карина провела и воспитывалась в домике у бабушки в вышеупомянутой родной деревне Г. Мать свою Карина будучи малым ребенком видела редко. И забрала ее мать жить к себе в дом, находящийся в той же деревеньке, только уже после того как Карине исполнилось 13 лет. Об отце своем у Карины не было никаких сведений, и только и знала она со слов матери тО, что отец ее был нехорошим и непутевым человеком и давно сгинул неведомо где и как.
Осевшая наконец после долгих лет отсутствия на постоянное жительство в родной деревне мать Карины появилась неизвестно откуда, неизвестно на что она потом жила и неизвестно чем занималась. Отношения дочери с матерью не ладились никогда и не сложились во время совместного житья-бытья. Мать зло и больно била дочку за малейшие провинности, и Карина твердо уверилась в том, что мать у нее сумасшедшая, и что по ней давно уже доктора плачут и слезы горючие льют.
И так уж получилось в жизни Карины, что бабушка была единственным человеком на всем белом свете, которого она искренне любила. И даже сейчас по истечении нескольких уже месяцев, как Карина стала городской жительницей (пусть и обретающейся в Н. пока еще на птичьих правах), эти нежные родственные чувства к бабуле не иссякли и нисколько не остыли в душе юной девушки. Бабушка была старенькая и нуждалась в помощи внучки; поэтому несколько раз в месяц Карина исправно ездила гостить к бабушке, помогала ей по хозяйству, массировала и растирала больные ноги бабушки, купала ее и окружала всяческой заботой. И сама конечно между делом отдыхала и набиралась сил в доме у любимой бабули, перед тем как вернуться и снова окунуться с головой в такую интересную и завлекательную, но и неприветливую и нелюбезную городскую жизнь.
Ездить из Н. к бабушке в гости можно было междугородними автобусами, регулярно отходящими с раннего утра и вплоть до обеденного времени с центрального автовокзала. Но утреннее время было не самым удобным для нашей юной полуночницы. И чаще всего ездила Карина к бабушке пассажирским поездом дальнего следования №**, который дважды в неделю согласно расписанию проезжал в позднее вечернее время через Н., и направляясь в конечный пункт своего назначения, делал по пути также и очень короткую остановку на полустанке в деревне Г. Притом обычно Карина садилась на этот поезд не с большого просторного и многолюдного железнодорожного вокзала, находящегося практически в центре Н., а отправлялась с территориально близкой ей, но маленькой и безлюдной станции, располагающейся на окраине или точнее говоря уже на самом выезде из областной столицы.
В первую во время своей городской уже взрослой жизни поездку в деревню к бабушке Карина добралась до нужной ей железнодорожной станции на такси, но это оказалось по мнению перебивающейся случайными заработками девушки слишком расточительным; да и к тому же поездка на автомашине до станции отправления получалась существенно дольше и по времени и по расстоянию; чтоб доехать до самой станции автомобилем нужно было делать большой почти 15-километровый крюк по окружной дороге. Между тем наличествовал и более простой и сподручный для Карины способ: можно было добраться до станции по другой значительно более короткой дороге; для этого сначала надо было доехать городским общественным транспортом до конечной остановки в районе железнодорожной станции, а дальше пройти пешком последний отрезок пути через небольшой участок леса по хорошо протоптанной, пусть и не очень оживленной тропинке, и дойдя быстро до полустанка, спокойно уже дожидаться там своего поезда.
Привыкшая экономить на всем Карина была чрезвычайно рада такому недорогому способу путешествия. Выросшая в глухой деревне Карина была привычна к безлюдной пустынной местности, поэтому ни темнота, ни лес ее особо и не страшили. "Да и чего мне бояться!?,- успокаивала Карина себя, - ведь и станция, и лесок в черте города! И слыханное ли это дело, чтоб человек по городу боялся гулять?!"
Обычно Карина подбирала какую-нибудь случайно подвернувшуюся ей под ноги увесистую палку, чтоб в случае чего было б чем отогнать бродячих собак, кои водились в немалых количествах на городских окраинах, и шепотом напевая для смелости себе под нос какую-нибудь веселую и ритмичную песенку, бодрым энергичным пружинящим шагом направлялась через лесок к станции. Да собственно говоря и расстояние от конечной остановки городского автобуса до железнодорожной станции было смехотворно малым, пожалуй и полукилометра не составило бы, и никаких проблем у Карины никогда не возникало и никаких оснований для страхов не было.
Правда однажды, летом еще, в одну из первых поездок в деревню, Карину до смерти напугал какой-то пожилой мужчина, который чуть ли не в буквальном смысле слова совершенно неожиданно вырос из-под земли и загородил ей почти всю лесную тропинку своим массивным, угловатым и крупным телом. Словно не было никого рядом, и мгновения даже не прошло после обозрения картины пустоты и безлюдья, царившей вокруг, и вдруг нА тебе!, вот он есть и стоит перед ней во весь свой рост, этот широкий в теле, здоровенный немолодой мужик. Карина сначала оторопела от неожиданности, сердце у нее забилось со страшной силой, готовое вырваться из грудной клетки, но незнакомец никакой агрессии не выказывал, да и вообще никаких действий не предпринимал, лишь тупо и остолбенело глядел на Карину, словно не меньше ее ошеломленный и изумленный неожиданной встречей. Карина трусихой не была, скорее была отчаянной девахой, стыдящейся своего малодушия; она быстро взяла себя в руки и расчетливо сторонясь лобового столкновения с незнакомцем, стоявшим на ее пути, и готовая пуститься наутек при малейшем подозрительном шорохе и телодвижении с его стороны, внимательно приглянулась и заметила, что тяжелая грузная фигура мужика была втиснута в какую-то темного цвета рабочую робу со светлыми круговыми полосами на рукавах. Наверное путеец, работник при станции, сообразила она, ну конечно же, кому еще быть рядом с железнодорожной станцией, и ей нечего опасаться этого рабочего человека. И с трудом унимая нервную дрожь, Карина набравшись смелости, быстро прошмыгнула мимо застывшего на месте старика, и пошла уже, чуть не побежала к станции. Больше Карина пожилого мужчину этого ни разу не видела, а спустя месяц-другой, она и думать почти забыла про незадачливого путейского работника, так некстати в неурочный час появившегося на ее пути.
Мужик же в темной рабочей спецодежде запомнил Карину очень хорошо и крепко, словно врезалась она намертво ему в память и не собиралась уже никогда ее покидать.
В деревне у бабушки конечно было и хорошо, и уютно, и сытно и тепло, но Карину безумно тянуло в город. Каждый раз спустя уже несколько часов после прибытия в деревню Карину охватывало невыразимо острое и непередаваемое словами чувство непреодолимой, душащей ее тоски от осознания того, что настоящая жизнь кипит и бурлит где-то далеко и проходит мимо нее. И даже за каких-нибудь пару денечков, проведенных вдали от города, юная девушка смертельно уставала от ненавистной ей деревенской скуки и уже невыносимо мучилась ощущением того, что прозябает она в глуши и чуть ли не заживо там похоронена, что старится она понапрасну, что годы уходят ее лучшие, молодые и цветущие, что живет она словно у злой мачехи сиротинушка - лишняя и никому ненужная в этом мире, что никогда уже не поспеет на многолюдный красочный и богатый праздник жизни, куда так рвется истосковавшееся по любви и вниманию сердечко ее. И не было уже в такую минуту никакой мочи у девушки совладать с точившей ее изнутри тайной грустью и печалью. Поэтому Карина и не задерживалась в деревне надолго. Тепло и душевно прощалась девушка с любимой бабулей и возвращалась в город, который завораживал и манил ее своими ночными огнями и соблазнами, как мотылька манит далекий костёр.
Очутившись в первый раз в городе в начале июня с перспективой и желанием остаться тут надолго, Карина весьма смутно представляла себе тО, чем она будет заниматься в своей новой жизни. Где-то в неясных и туманных видениях и мечтаниях присутствовало у юной девушки желание поступить в какое-нибудь учебное заведение и стать одной из тех веселых и беззаботных, гуляющих стайками, городских студенток, на которых уроженка деревни смотрела с нескрываемой завистью. Многое бы дала Карина, чтобы попасть в этот студенческий мир, который казался ей чудесным и сказочным, а обитатели его представлялись ей высшими и неземными, счастливыми и небожительствующими существами.
Но по правде говоря Каринино желание учиться было чистой воды фантазией, хотя бы уже потому что из-за крайней безалаберности ее матушки, да и самой девушки, у нее даже аттестат об окончании средней школы не был выправлен! Не говоря конечно уже и о полном отсутствии мало-мальских знаний из школьной программы в изящной головушке юной девицы. Ведь не понукаемая никем к учебе, Карина умудрилась за все годы, проведенные в маленькой деревенской школе, сохранить содержимое своей головы почти в первозданном виде, и были мозги у нее, можно сказать без преувеличения, чистым листом aka tabula rasa и непаханной целиной.
Да что там аттестат зрелости! Уже одно то, что Карина хотя бы имела общегражданский паспорт, не могло не вызывать удивления у знающих семейные обстоятельства Карины людей. И наличие столь важного и нужного в городе документа по сути дела являлось неслыханной удачей для девушки, почти чудом, и чудо это целиком могло быть записано в реестр заслуг старой сердобольной паспортистки, соседки-односельчанки в деревне Г.
Мечтала часто Карина и том, чтобы устроиться в городе на постоянную работу. Правда конкретики никакой в этих мыслях о работе никогда не было, и даже неясен был характер предполагаемой, желаемой работы, но зато всегда присутствовал в таких мечтаниях некий добрейшей души человек - начальник-мужчина и покровитель Карины. И всегда этот начальник, будучи по-отечески добрым, бескорыстным и невероятно щедрым, души в юной своей работнице не чаял, на руках носил её, угождал ей во всем, и абсолютно ничевошеньки не требуя взамен от девушки, выплачивал ей на зависть всем огромную, неслыханно высокую зарплату.
Но конечно же и мечта о хорошей и высокооплачиваемой работе была досужей и несбыточной, не имеющей никаких шансов воплотиться в жизнь фантазией, даже бОльшей, чем мечта об учебе. Ведь ни специальности, ни образования, ни даже умения грамотно говорить и писать, да и никаких иных талантов и полезных навыков для умственной высокооплачиваемой работы у Карины не водилось и в помине.
Одним словом радужные мечты и надежды Карины были несовместимы с реальным ее бытием, и небесные эмпиреи, где порой витала вчерашняя школьница, расходились радикально с практической ее жизнью. Мрачная действительность с гнетущей регулярностью напоминала о себе, низвергала Карину с безоблачных высей ее фантазий, грубо сшибала оземь, образуя перед девушкой на пути к ее мечте и счастью зияющую, глубочайшую и непроходимую пропасть. С первого же дня пребывания в городе юной девушке пришлось бороться за существование, выживать в буквальном смысле слова; и никто и ничто не давали ей ни малейших скидок ни на возраст, ни на отсутствие жизненного опыта, не спускали и не извиняли ей даже невиннейших ошибок, не щадили и не прощали промахов.
Сначала Карина поселилась на съемной квартире у Веры, землячки по родной деревне. Верка будучи всего лишь на два года старше Каринки, уже целый год как постигала премудрости взрослой жизни в Н. И хоть перебивалась пока еще Вера случайными заработками, но довольно уже преуспела в становлении независимой и самодостаточной жизни в городе.
Землячка-то, приютившая временно Карину, и провела первоначальный ликбез и ввела простодушную, недавнюю еще деревенскую жительницу в курс городской жизни, приобщила ее к тайнам и секретам выживания в незнакомом взрослом мире. Впрочем недолго присматривалась к новой жизни Карина, довольствуясь скромным куском хозяйского хлеба у Верки. На лету схватывающая простые житейские мудрости, не гнушающаяся никаким прибытком, не отказывающаяся ни от какой даже самой пыльной и непрестижной, разовой и случайной работенки, да и явно не обделенная похотливым мужским вниманием, вчерашняя деревенская жительница вскоре уже сама арендовала себе комнату-гостинку, смело перейдя на вольные хлеба.
Казалось, мало было радости во всей этой новой жизни, мать её перемать! Ведь Карина попала в довольно недружелюбный, почти жестокий мир. И в этом мире господствовала своя мораль и свои законы, часто, особенно вначале недоступные и непонятные юной девушке. Уж очень отличалось всё в городе от жизни в родной деревне Г., где у Карины была какая-никакая, но собственная крыша над головой, да и куском хлеба, пусть порой и скудным, но всегда она была обеспечена.
Особенно Карину поразили жители города, реакция которых на вновь прибывшую к ним девушку отражала весь потенциальный спектр возможного негатива, существующего в отношениях между людьми - от отчужденности, полного безразличия и бездушия до откровенной, почти ничем не прикрытой и никак не спровоцированной враждебности. "Мда,- размышляла порой Карина, задумчиво покусывая нежную свою губу, - подарков здесь ни от кого не жди! И не то что пирожка, стакана воды тут никто не подаст!" (Впрочем в скобках надо отметить, что была всё же одна неравнодушная и не враждебная, и не такая пожалуй малочисленная категория городских обитателей, которые взирали на молоденькую и свеженькую, очевидно глупенькую и недалекую девицу с интересом и плотоядным вожделением, но юная выходица из деревни не сразу ведь и не в первые же дни сообразила, что тут у нее может быть прямая корысть.)
Однако Карина не смущалась никакими трудностями; не из того теста была слеплена наша героиня, чтоб легко отчаиваться и сдаваться; выросшая в деревне, привычная к неприхотливой и трудной жизни, вышколенная грубым и неласковым материнским воспитанием, была Карина девушкой далеко не из робких и пугливых, не отличалась особо чутким и ранимым сердцем, и беззаветно, наперекор всему верила в свою счастливую звезду. Да и рискованная игра, которую она затеяла, пустившись в самостоятельное плавание в незнакомом житейском море, будоражила, волновала ей кровь и однозначно стоила свеч; новоявленная горожанка готова была сжать кулачки, стиснуть зубы, и не жалея сил, приноравливаться и приспосабливаться к новой жизни, воевать со всей своей девичьей натуги, сражаться и бороться, выгрызать себе место под солнцем.
И Карина твердо знала и верила в то, что она справится. "Живы будем, не помрем!",- часто и лихо приговаривала девушка, ободряя себя особенно полюбившимися ей сейчас словами своей бабули. Ведь путь обратный в деревню был заказан и наглухо закрыт для Карины! Она скорее бы удавилась, нежели признала бы свое поражение в городе, вернувшись восвояси домой в деревню.
И очень скоро Карина пришла к выводу и решила, притом решила не столько сухим разумом даже, а сколько в безотчетном порыве молодыми своими чувствами и эмоциями, и не из какого-либо чрезмерного себялюбия или безнравственности, а скорее по горькой и печальной необходимости, что в мире, в котором она очутилась, оправданным и моральным будет всё, что поможет ей выжить, всё, что поможет обеспечить ей свое существование. Ведь всё по сути дела просто и элементарно, как божий день! Разве имеет что-либо значение в том случае, если не суждено будет ей, юной девушке, выжить и обрести свое счастье на этой земле, притом счастье именно такое и именно в том виде, в каком она его понимает и хочет?! Разве нужна будет кому-нибудь её душа, если не приведи Господь, зачахнет и иссохнет, сгинет и истлеет, станет кормом для червей жаждущее утех и радостей юное её тело. Да пропади оно всё пропадом! Да гори оно всё синим пламенем, если всем хотелкам её, горячим и ненасытным, не суждено будет сбыться!
И не нашлось бы пожалуй на всей Земле такого философа и ученого, пусть даже самого авторитетного, пусть даже выступающего с самыми мудрыми и наставительными речами, который смог бы внушить юной девушке какую-либо иную, менее эгоцентричную и хоть сколько-нибудь альтруистическую концепцию морали, какое-нибудь иное и возвышенное жизненное кредо. "Не учите меня жить, - ответствовала бы обожающая всякие шаблонные и банальные поговорки и присказки Карина на такие душеспасительные проповеди и увещевания, - лучше помогите материально!" А скорее всего с лукавой и обворожительной улыбкой бросила бы она в лицо незваному философу и моралисту любимую свою провокационную фразу, употребляемую ею в общении с мужчинами чуть ли не поминутно, к месту и не к месту, по поводу и без повода: "У вас денег не хватит!"
Но даже самый эгоизм юной девушки был столь прямодушен и искренен, корыстолюбие её было столь наивно и откровенно, все поступки её и слова были столь непосредственны, бесхитростны и уморительны, что всё это как будто и не вызывало у окружающих мужиков особого неприятия и возмущения. По сути ведь никогда Карина не ходила "садами и огородами", а всегда прямо шла к цели с открытым забралом! И даже обманные и бесчестные действия ее, насквозь прозрачные и шитые белыми нитками, были так легко читаемы и прогнозируемы, что порой даже как будто поощрялись окружающими мужчинами, да и преследуемая девушкой добыча, чаще всего материальная, была обычно столь ничтожной, что иному представителю противоположного пола, хоть сколько-нибудь благородному, щедрому и великодушному, даже забавно и приятно было быть "обманутым", стать жертвой "хитроумных планов" юной комбинаторши, на которую по-настоящему рассердиться не было никакой мочи.
Словом, с какой стороны ни посмотри, было что-то веселое, радующее глаз и душу, в этой безбашенной, отчаянной и сумасшедшей, бойкой и бесшабашной девчушке. И как ни крути ни верти, но было что-то в этой юной лолитке такое, что несло улыбку, позитив и праздник окружающим, наскученным и утомленным жизнью, мужчинам.
Ко времени нашего повествования на дворе стояла уже поздняя и унылая осень. Казалось и сам город Н. словно подменили, и не выглядел он уже таким заразительно веселым и беззаботным. Мысли о неумолимо надвигающейся зиме не давали Карине покоя, пугали и ужасали её. Горе юной девушки было в том, что не было у нее верхней теплой зимней одежды. Ей как воздух нужна была хоть какая-нибудь шубейка на зиму, пусть даже самая легонькая, но обязательно моднючая. И эти мысли о шубе по мере приближения зимней поры всё сильнее занимали изящную головушку Карины, убирали улыбку с милого личика, морщили ей лоб и наполняли грустинкой глаза, мучили ее постоянно и неотвязно. Если б речь шла о какой-нибудь блузке или кофточке, о джинсиках или туфельках, девушка не волновалась бы так сильно. Выпросить подарочек, накружить денежек на такую мелочь она сумела бы без особых трудностей, но для шубы ей положительно нужен был серьезный инвестор.
С тех пор как Карина поселилась в городе, две страшные силы - голод и холод - пугали девушку больше всего в её новой жизни. За еду и тепло готова была идти Карина на бой и нести большие жертвы.
Как мало в сущности нужно было Карине в этом неласковом городе, если не для полного счастья, то хотя бы для обретения душевного спокойствия, - всего-навсего быть обеспеченной едой и теплом, но Господь Всемогущий, Создатель Миров, не всегда утешал Карину в этой ничтожной её нужде, не всегда вселял надежду и уверенность в ее сердечко, и даже, о ужас!, мог в этой пустячной малости ей совсем отказать!
Впрочем, голод пугал Карину меньше, чем холод. Голод всегда можно было обмануть и побороть, с голодом легче было справиться и утолить его было проще. Несмотря на свой здоровый, поистине волчий аппетит, Карина могла целыми днями ничего не есть, правда и дорвавшись до любых продуктов питания, поглощала уже их в невероятных количествах. "Едок!",- часто уважительно хлопали Карину по хрупким плечам и спине разные мужики, с удивлением наблюдающие, как стройная и худенькая, чуть ли не прозрачная, девица уминает пищу в немереных объемах, тщательно счищая напоследок хлебушком все остатки её с тарелок и доводя посуду до зеркального блеска.
Словом, голод был серьезной-таки проблемой, но всё же управляемой, manageable, как сказали бы англичане. Карина не без улыбки вспоминала, как однажды после вечерней гулянки перекантовалась она на ночь к Тане, одной из новых своих городских подружек, а на утро подвалили еще знакомые бездельницы. И собралась эдаким импровизированным девишником чисто своя, женская компания без всякого постороннего мужского общества. Все сидели в тот раз голодные, без маковой росинки во рту с утра, да еще и с пустыми карманами, без копейки денег, просаженных без остатка, спущенных и прогулянных за ночь. В холодильнике также было пусто хоть шаром покати, да и во всей квартире ничего съедобного не наблюдалось и не обнаруживалось, и Танюша, гостеприимная хозяйка пустого обиталища, словно размышляя вслух и подытоживая свои невеселые думы, вдруг произнесла в тишине, наступившей после всеобщих, горьких и жалобных сетований на голод: "Сейчас за жареную курицу целому взводу отдалась бы!". Потешная эта фраза вызвала тогда общий хохот, и судя по раздавшимся со всех сторон одобрительным возгласам, встретила в девичьем коллективе полное и единодушное понимание. И Карина тоже очень хорошо понимала Танюшку и принимала такой инструментарий решения насущных проблем, конечно как вынужденный, но уместный и эффективный, с одной лишь правда мысленной оговоркой: отдаться-то можно и нужно, но лишь бы не продешевить! Ведь одна серьезная городская девочка (которую Карина знала в общем-то весьма поверхностно и издалека, всего лишь сидела с ней пару-тройку раз за общим столом) считала тех простушек, кто отдаются мужчинам задешево или тем более задаром, лохушками и б**дьми! Карина ценила очень и прислушивалась к мнению этой важной девочки, потому что та была очень эффектной, всегда стильно одевалась, но в особенности еще и потому что та разъезжала на собственном джипе. И Карина ни в коем случае не хотела прослыть ни лохушкой, ни тем более б**дью! Если и заставит когда-нибудь жизнь отдаться кому-нибудь задешево, решила про себя юная наша героиня, то держать это постыдное обстоятельство надо будет в тайне и за семью печатями!
Правда в данный момент жизненная ситуация у Карины в связи с надвигающейся зимой складывалась весьма и весьма непросто, и задача, стоящая перед девушкой, не сводилась к тому, чтобы просто набить себе брюхо до отвала. Ведь нужна была нашей героине вовсе не какая-нибудь завалящая, легко доступная и дешевенькая жареная курица, а целая и дорогущая шуба, о которой можно было только мечтать! И мысленно перефразируя Танюшу, Карина подумала, что за шубу готова она отдаться не то что целому взводу, а... и осекшись, и подбирая нужное слово, и будучи не вполне сведущей в военной терминологии и в названиях разных там рот, батальонов, полков, дивизий и прочих подразделений, Карина лихо перешла на целую армию. Да, точно! Именно так! За шубу готова она была отдаться целой армии! "От меня же не убудет в конце концов", - подумала она про себя, тряхнув капризно головой и топнув непроизвольно ножкой, словно возражая невидимым оппонентам! И столь желанна и нужна была Карине шуба, что казалось уже и не имело для нее ровно никакого значения, вражеская это будет армия, нагрянувшая внезапно издалека, или своя отечественная, доморощенная, давно пустившая корни на родной земле.
Словом, Карина знала хорошо, что ей нужно было от мужчин, и даже имела собственную, самостоятельно выработанную философию на этот счет.
Уже с 14 лет, с той самой поры, когда наша героиня начала плотно дружить с некоторыми деревенскими мальчиками, она пришла к выводу, что ей в одно и то же время для постоянных длительных отношений нужны два разных мальчика - один для души, и другой для тела. И сейчас новоявленная горожанка придерживалась того же мнения и имела тот же самый подход к противоположному полу. Один единичный мужчина явно не мог дать Карине всё то, чего она хотела; и Карина даже мысли не допускала о том, что можно совместить в одном мужском лице два желанных ей образа; подобное совмещение априори представлялось ей невозможным и невероятным. И хотя юная девушка пожалуй и не смогла бы передать своими словами и внятно расшифровать смысл этих несколько туманных и расплывчатых формулировок и толком объяснить, что означает мужчина "для души", и чем он собственно говоря должен отличаться от мужчины "для тела", но безошибочным женским инстинктом и чутьем она легко, как заправский ученый схоласт, подразделяла соискателей своей благосклонности на категории, раскладывая всех своих воздыхателей словно предметы по нужным полочкам. И дело вовсе не было даже в том легко напрашивающемся и казалось интуитивно очевидном и понятном, но по сути ошибочном представлении о том, что "мужчина для тела" будто предназначался Карине для плотских утех, а "мужчина для души" - для возвышенных и чистых отношений. Скорее и главным образом нет. Дело было просто в том, что Карина в одну минуту мечтала стать неприступной богиней для любимого мужчины, предметом его слепого обожания и поклонения, высящимся и сияющим на небесном пьедестале, а в следующую минуту она же жаждала быть доверенной товаркой своему избраннику во всех его делах и дотошной советчицей, верной, преданной и самоотверженной подругой и ученицей, страстной и разнузданной любовницей. И было совершенно ясно и очевидно что нельзя и невозможно ей быть для одного и того же человека и богиней, и бесстыжей подругой, и не мог один и тот же мужчина быть для нее и коленопреклоненным обожателем, и авторитетным и многоопытным боевым товарищем.
Но теперь неумолимо и беспощадно надвигающаяся зима вносила свои коррективы в эту лирико-философскую, ясную и понятную картину мироустройства, давно сложившуюся в изящной головушке Карины, и обуславливающую и определяющую до сей поры ее взаимоотношения с противоположным полом. Неотступно преследующие, ставшие навязчивой идеей, мысли о шубе не давали теперь девушке покоя. И явственно уже временами ощущаемое леденящее дыхание неотвратимо наступающей зимы и ожидаемые свирепые холода, с одной стороны ужасали сердечко Карины, бросая ее в дрожь и в трепет, а с другой стороны настраивали юную девушку на лихорадочно бойкий, деятельный, поистине революционный лад. Как ни крути, ни верти, но бытие определяет сознание! И Карина готова была легко отринуть и ниспровергнуть свое отжившее мировоззрение, мешающее приобретению шубы; и она оперативно пересмотрела и обогатила свои прежние, устоявшиеся и сформированные в прошлой еще деревенской жизни, взгляды. Ведь Карине было уже совершенно очевидно, что ей кроме мужчины "для души", который бы боготворил ее, и мужчины "для тела", который стискивал бы ее в страстных объятиях, щедро награждая поцелуями, покусами, щипками и хлопками, теперь еще и нужен был третий мужчина, которого Карина мысленно окрестила мужчиной "для шубы", чья самая полезная функция как раз и заключалась бы в покупке столь желанного предмета одежды. Впрочем искомый мужчина вовсе не рисовался в воображении девушки чем-то используемым лишь единоразово, сезонно и конкретно-ситуативно. Отнюдь! Не настолько же глупа была Карина! (Как ты мог только подумать так, читатель?!) Требуемый "шубный" мужчина вполне мог сгодиться для приобретения и каких-либо иных необходимых предметов одежды и обихода. Карина вовсе не собиралась и не планировала ограничивать инициативы своего страстно ожидаемого кавалера третьего типа в его щедрых и разнообразных покупках для нее; при этом конечно в потаенных мыслях своих юная фантазерка мечтательно делала упор в первую голову на покупки не какие-нибудь пустячные, копеечные и безделушные. Карина полагала приличествующими для "шубного" мужчины приобретения, носящие долговременный, высокостоимостной и крупногабаритный характер, включающий в себя что-нибудь даже и из движимого и недвижимого имущественного спектра, назойливо рекламируемого в модных журналах и по телевизору, притом под движимым имуществом Карина по простоте душевной понимала исключительно что-нибудь блестящее и четырехколесное. Но то всё были пока лишь радужные мечты, а сейчас, в преддверии зимы надо было начать с решения задачи-минимум - с приобретения шубы, ставшего бы отправной точкой в бесконечной цепи, сладостной веренице предвкушаемых с замиранием сердца покупок. Весь огромный, утонувший в беспредельном космическом пространстве, материально-вещественный мир, вся окружающая вселенная сводились для Карины лишь к перечню предметов, которые она хотела бы купить и которыми она хотела бы обладать. Всё остальное, что не входило в список желаемых покупок, не имело значения и словно не существовало вовсе.
И теперь, когда цель в лице "шубного" мужчины была поставлена Кариной и объявлена в розыск, уже сознание девушки стало определять ее бытие, идеи ее превращались в материальную силу, служили и догмой, и руководством к действию!
С раннего утра и до позднего вечера Карина в поисках потенциального дарителя шубы бессистемно шныряла, бродила и рыскала по Н. Метеором проносилась из центра города на самую периферию и снова мчалась обратно в центральные районы, лихорадочно бросалась из одной стороны в другую, тО металась бешено как загнанный зверь туда и сюда, тО околачивалась лениво там и сям, поворачивала без определенного маршрута направо и налево и разворачивалась обратно, заглядывала в центральные светлые многолюдные проспекты с широкими тротуарами и захаживала в окраинные пустынные темные и грязные закоулки, заскакивала смело в разные заведения, не пропуская дорогие рестораны и отели с бейджиконосными сотрудниками, стоящими вместо ливрейных швейцаров у входных дверей, где внимательно и беззастенчиво всматривалась в физиономии явно денежных и преуспевающих завсегдатаев, и не обходила и не брезговала дешевыми и отвратного вида забегаловками и тошниловками с соответствующим же контингентом посетителей, где уверенно крутилась среди быдляков и прочего сброда. Ведь не знаешь, где найдешь, и где потеряешь! А случалось еще и хлебнув разливного пивасика в центральном парке культуры и отдыха Н. и закусив скудным морепродуктом, ходила Карина по городу уже совсем наглой девкой и социопаткой, и чуть ли не задирала всех встречных и поперечных, и любимой фишкой дерзко фланирующей по улицам девицы было уже высунуть изо рта и показать язычок, еще и бесстыже и дразняще вибрируя им, какому-нибудь чванливому обладателю крутой, блестящей, дорогой и большой иномарки.
Везде и всюду, словно проводя тщательную селекционную работу, косилась Карина сначала тайком, исподлобья и воровато, на встреченных мужиков, постоянно держа их в поле своего периферического зрения, напряженного, пристального и оценивающего (купит шубу или не купит, купит, не купит, купит, не купит...), а потом уже перспективным из них отчаянно строила глазки, то горделивой великовозрастной бальзаковской аристократкой одаривая их попеременно снисходительными, ироническими улыбками и презрительными усмешками, то страстной юной вакхической пастушкой буквально пронзала их горящими и ждущими взорами, то неприступной и спесивой недотрогой уничтожала испепеляющими взглядами, и порой доводила себя наша героиня уже до такого исступления, что с какой-то отчаянной решимостью обреченного человека почти уже готова она была схватить за руку какого-нибудь состоятельного на вид мужчину и силой потащить его в магазин верхней зимней одежды и не давая своей жертве ни опешить, ни опомниться, ни перевести дух, ни возмутиться или взбрыкнуться, заставить его даже против собственной воли сделать столь нужную ей покупку. "Купи же шубу, гад!, - мысленно хватала Карина за шкирку каждого, заподозренного в обладании достаточного количества наличных денег, мужика и трясла его, чуть не вышибала душу, с остервенением тыча ему в пузо кулачком и награждая мысленными же подзатыльниками, - Купи шубу, кому я сказала?!" Ах, как яростно Карина ненавидела мужчин, этих тупых, безучастных и недогадливых созданий!
Десятки и сотни, и тысячи раз на день произносила Карину мысленно одну и ту же злосчастную фразу, проговаривала ее в разных интонациях, в разном ритме и тембре, повторяла ее как заунывное заклинание шамана, исторгала ее из груди как горячую молитву, возносимую верующим к небу в минуту смертельной опасности, шептала ее едва слышно дрожащими губами как шепчет имя любимой томящийся в жару и бреду отверженный любовник, твердила ее как сокровенную мантру дзен-буддиста, впавшего в состояние транса: "Мне нужна шуба! Мне нужна шуба! Мне нужна шуба!..", - и наконец кажется Карине крупно повезло, наконец, удача ей улыбнулась, наконец она вытянула свой счастливый лотерейный билет, наконец кажется Господь Всемогущий услышал ее страстные молитвы!..
Карина познакомилась с Пашей. Случилось это радостное судьбоносное событие на одной из выложенных затейливой плиткой пешеходных аллеек городского парка. Наружность Паши конечно совершенно не была во вкусе Карины. Ей нравились упитанные, солидно выглядящие мужчины, с округлыми и гладкими чертами лица и мягкими манерами, желательно лысоватые и с наметившимся брюшком. Паша же внешне был полной противоположностью мужскому идеалу Карины. Худой как черт, крепкий, жилистый, с мускулами рельефно проступающими даже сквозь спортивный костюм, с резковатыми чертами лица и с густой хотя и коротко стриженной шевелюрой. Но выбирать Карине не приходилось. Шуба сейчас была важнее всего, а Паша внушал-таки определенные надежды! Ведь больше всего Карина боялась в этих случайных знакомствах на улице, в парках и в разных общепитовских и злачных, питейных и увеселительных заведениях, нарваться на какого-нибудь безденежного голодранца. Карина хорошо помнила с каким нескрываемым презрением и даже брезгливостью говорила о безденежных мужиках та разъезжающая на собственном джипе, серьезная и эффектная, очень продвинутая и авторитетная городская девочка, Каринина шапочная знакомка, мнением которой наша юная героиня очень дорожила. Позорнее и постыднее ничего нельзя было себе вообразить на белом свете, чем мужчина без денег, и Карина панически боялась оказаться даже случайно рядом с таким ходячим несчастьем, потому как безденежный мужик только уже своим с ней соприсутствием на одном пятачке земли мог запятнать ее саму и навлечь на нее часть своего несмываемого позора; словом остерегалась Карина неудачников с дырявыми карманами и бежала от них похлестче, чем черт от ладана. Поэтому и в первые минуты знакомства с Пашей Карина жадно пыталась понять, мучительно задавалась вопросом, гнетущим ее почти до физического ощущения боли, денежный ли мужик ее новый собеседник или это очередной жалкий позорник и горлопан с хорошо подвешенным языком, но с голой задницей и без копейки денег за душой. И лишь когда она наконец заприметила как сверкнул на запястье у Паши увесистый золотой браслет, сердечко у Карины радостно ёкнуло: "Есть у него деньги! Есть!", тяжелый камень свалился у нее с души, и чуть не пустилась она в безумный, лихой, веселый и бесшабашный пляс там же на аллее парка! Душа Карины ликовала, девушка была несказанно, неописуемо рада и счастлива! Она нашла своего третьего мужчину! Она нашла своего мужчину для покупки шубы. И не беда, что первых двух мужчин, "для тела" и "для души", не было еще рядом с Кариной. "Пусть эти двое пока погодят, - думала Карина, - их время тоже ведь когда-нибудь наступит, но не сейчас. Сейчас есть вещи и поважнее!"
Конец второй главы.
Продолжение следует.