В предыдущих главах: владея потусторонней магией, жена наместника Бриэль Бешеная вызнала всё, что желала. Принцесса Тиса Горная помимо воли рассказала ей и о встрече с магом Илионом Занудой и опасениях горного короля, и о негласном расследовании, и том, о чём предпочла бы и вовсе не думать. Попутно Бриэль сообщает воспитаннице, что недавняя ссора местной знати и окружения Валери Янтарной - неудачная попытка убийства главнокомандующей. Показав принцессе свою вторую натуру, холодную, безжалостную, Бриэль отдаёт ей волшебную утварь: кольцо сокрытого и обучает навыкам потусторонней магии. Встретив старого приятеля из числа Вшивого братства, она узнаёт, что в тоннелях завелась тварь, убивающая детей. Но сообщить о ней Тиса не успевает.Новые убийства вызывают мятеж в квартале беженцев, бывших когда-то воинственными кочевниками. Квартал оцепляют, но на переговоры наместник отправляет горного короля, несмотря на опасность быть убитым.
Бунта удалось избежать, хотя по дневному рынку ходили слухи о драке со стражниками. Впрочем, дурная слава беженцев оказала добрую услугу: слухи остались слухами. Как именно горный король убедил людей прекратить беспорядки знал ограниченный круг лиц и уж будьте покойны, они ни словечком не обмолвились. Моран Колун, позднее, в частных беседах, лестно отзывался о ныне здравствующем короле Хогане IV, что о многом говорило.
От имени шуадье к старшине квартала преподнесли письмо, полное самых горячих излияний и обещаний, которое он едва ли мог осилить, так плохо знал грамоту, и новые шахтёрские лампы, что встретили с одобрением. В последнее время пользовались масляными светильниками, и открытый огонь в них мог вызвать взрыв горючего пара. Однако, перед отправкой пресловутого письма, в одном из залов дома Купеческого Совета в неспешной, но жёсткой беседе шуадье прошёлся скверным словом и по знаниям городских дознавателей, и по надёжности стражи. Выходило так, что в короткие сроки требовалось сыскать злодея, иначе гарда и старшего дознавателя Полесья отправят в свинопасы и никуда более.
Попытки донести до сведения шуадье весть о том, что злодей может быть колдовской тварью, должного действия не возымели. Периш Златоносец пребывал в самом скверном расположении духа: слышать ничего не желал о Надзоре, что это – их дело. По его разумению выходило, что за убийствами, чем бы оно ни было совершено, стоят люди, пусть и колдуны, и их следует найти. Но держать домыслы о колдовстве в секрете, дабы ещё более не напугать людей. Надзор же – вещь, какую не следует произносить вслух.
Действительно, никто никогда не видел членов таинственного и, соответственно, тайного сообщества. Даже легендарное посольство Фаракка было занесено в Писание очевидцами, и загадочных заветных мастеров, морв, видели люди собственными глазами. Как с досадой заметил о себе гард Моран Колун: повис меж молотом и наковальней. Пойдёшь искать колдовскую штуку – от Надзора не поздоровится; будешь сидеть, сложа руки, – погубит шуадье.
Эдар Клык, выросший среди уличных мальчишек, сам знался со Вшивым братством. Он не зря был в милости гарда, так как обладая нужными знакомствами, мог расслышать купленное задёшево слово и найти нужного человека. Его-то и обязали вращаться в их обществе, искать и расспрашивать наушников. Использовать иные подлые средства – аресты, допросы – ныне бы обошлись дорого. Появляться нескольким стражникам в квартале бесправных, явно или тайно, было очень опасно. Зато конные разъезды едва ли не окружали злополучный квартал и днём, и ночью.
Тиса могла бы посочувствовать дядюшке, но с ночи первого дежурства разъезда едва ворочала языком. Пресловутый доклад Валери Янтарной составил сам Симон Змея, несколько присмиревший после памятного вечера, когда получил плюху от принцессы. Впрочем, он и не понадобился. К главнокомандующей каждое утро поступали кипы докладных записок. Приписанные к спешно собираемому войску писцы, из числа молодых законоучителей, трудились день и ночь, приводя делопроизводство в должный вид.
В обязанности майтр-гард входило обучение конного войска, о котором принцесса, к ужасу своему, едва знала. Замену мэтру Дину, слывшему хорошим коноводом, так и не нашли. Он и сам возвращался через четверть едины. До того момента Тиса выполняла обязанности лишь косно. Но и без этого ей солоно пришлось. Помимо присутствия на совещаниях в доме Купеческого Совета, она была судьёй в бесконечных спорах в казармах. Через день выполняла обязанность кавалера конного разъезда. Ночь, данная для роздыха, часто прерывалась, когда мальчишки принимали припозднившегося гуляку за злодея. Принцесса, сонно хлопая глазами, натягивала сапоги, укутывалась в плащ и шла на разбор. Поначалу пробовала мягко обходиться в спорах горожан и подчинённых, но после нескольких тревожных ночей взялась за палку. Но более чем ударить пару раз для острастки её не хватало.
Неимоверно умножали усталость свидания с Бриэль Бешеной. Вновь и вновь она заставляла надевать заклятое кольцо и ни мольба, ни чувственная лихорадка, какой страдала Тиса в скверные для любой женщины дни, не могли разжалобить суровую конт-майтру. Впрочем, даже яростные выходки, какие позволяла себе принцесса, не находили отклика: наказание, разговор на повышенных тонах. Неимоверная внутренняя сила в этой хрупкой майтре пугала и заставляла подчиняться не только слову, но и равнодушному взгляду.
В последнюю встречу, изнемогая, Тиса не просто обессилила, а почувствовала в пустоте не только призрачного червя, к слову слабого существа, а нечто по-настоящему пугающее. Это не была тень или чудище из страшных сказок. Принцесса не видела глазом, видела извне и не могла объяснить как. Тиса, ни жива ни мертва, видела со стороны себя, слабую и беззащитную, сотканную из бледного до синевы света конт-майтру, а над ней – тьму. Только так можно было понять речение из Писания: да будет свет мерилом тьмы, к коему тянется человек. Тиса прильнула к ногам Бриэль, но та с неожиданной силой подняла её как котёнка, потянула подбородок и заговорила, не открывая уста:
«Гляди, гляди. Вот оно – сердце любого волшебства. Не научишься править им, оно пожрёт тебя изнутри».
Тису хватило лишь на то, чтобы коснуться потусторонней тьмы, почувствовать как в груди кольнула жгучая игла, за которой лишь врата Книгочея Судьбы. Принцесса была близка к обмороку, когда Бриэль сама отняла заклятое кольцо. Конт-майтра баюкала заплаканную девушку и та впервые заметила в её глазах торжество.
– Ты не просто дочь горного народа, потомков слуг Звездочёта. Очень похоже, что сам Владыка коснулся тебя. Талантлива, талантлива.
Холодные пальцы Бриэль играли с тесьмой сорочки, оголяя грудь, а губы искали ответных ласк. Тисе эти прикосновения стали неприятны, но она никогда бы не посмела отвергнуть любовь властной женщины. Потому, шмыгнув носом, постаралась отвлечь её ум невинным без всякого умысла вопросом:
– Звездочёт. Что это – сказки Звездочёта?
Казалось, удар пришёлся кстати: женщина с досадой оттолкнула полуобнажённую принцессу от себя на шкуры, которыми покрывали полы.
– Волшебные сказки, – надменно произнесла она, – пусть рассказывают волшебники, – и добавила, растопив лёд голоса. – А человекам остаётся человеческое.
Она лишь коснулась своей одежды и та пала к ногам; Бриэль склонилась над сжавшейся девушкой.
Неудивительно, что свидания вытягивали силы духовные и телесные. И радовало и угнетало то, что магия ей поддалась. На последних встречах конт-майтра давала выпить вытяжку снадобья, от которого мутился разум, но откуда-то извне ей удавалось найти Бриэль Бешеную и говорить с ней, бессвязно, как во сне. От потустороннего свидания виски ломило, будто от крепкого вина.
Явившийся после нескольких дней отсутствия почерневший Моран Колун посоветовал по малым вопросам отдать власть командиру «Забияк». Несмотря на трения с претендентом, причину которых Тиса объяснить не могла, она послушалась дядюшкиного совета. Симон Змея без слов принял предложение майтр-гард, и та вздохнула с облегчением. В чём, в чём, а в искусстве подчинять сыну шахтовладельца равных не было. Шалые, ленивые, пустословы начали переводиться в авангарде. Мало кому хотелось отведать положенных розг, которые выдавал Симон Змея за любой серьёзный проступок, начиная от скверных речей о майтр-гард. Узнав об этом, Тиса, внутри густо раскрасневшись, решилась поговорить с дядюшкой. Он всё же, иной раз, мог прилечь на кровати.
В один из свободных вечеров, когда в каморке гарда потрескивал очаг, Тиса решительно постучалась в дверь.
– Чтоб вас в пламя! – развязно рявкнул гард. – Убирайтесь кто бы там ни был!
В иное время Тиса бы юркнула к себе, но пообтесавшись в казарменной жизни, глухо, но твёрдо отозвалась:
– Здесь майтр-гард Тиса Горная!
– А, Иса, – спохватился Моран Колун, мучаясь от жуткой одышки.
Каморка гарда усилиями казарменных слуг, которых редко увидишь, не менялась день ото дня. Лишь батарея глиняных бутылок выстроилась у пустого очага. Моран Колун ещё более постарел. Запавшие глаза, мятое лицо, делали его похожим на почившего деда. Сходство придавали подрагивающие пальцы неверно хватающие горлышко бутылки. Когда Тиса вошла, он вытряхивал последние тяжёлые чёрные капли в полную кружку, но лишь обильно кропил дощатый стол.
– Всё плохо?
Тиса без приглашения уселась напротив гарда. Тот бессмысленными глазками из-под вспухших лиловых век уставился на принцессу. Будто что-то вспомнив, бессвязно пробормотал в ответ.
– Пусто, дочка, – наконец, старательно выдавил со слезой Моран Колун, чья внушительная фигура вдруг сморщилась, как вяленый фрукт. – Я бы поспал, да сон не идёт. Не найти нам убийцу-то, – обречённо заключил он.
Тиса молчала. Она достаточно повидала, чтобы заключить, что обычно молчаливый, суровый воин во хмелю готов рассказать всё, о чём следовало молчать.
– За контом разве поставишь кого следить – донесут. Как, тварь горская, смеешь! Не шуадье его ставил, но Купеческий совет. Выходит, нет у нас королевского слова. Шуадье своё мутит, конт – своё, конт-майтра – своё, Надзор, будь он проклят…
– Дядюшка, – ахнула принцесса, потянувшись ладонью прикрыть его рот.
– Думаешь, следят за нами, – ухмыльнулся Моран Колун. – Охота им на мертвецов деньги тратить, чтобы за каждым следить. Не знаешь про мертвецов, разве? – заметив недоумение на лице принцессы, осведомился он. – Колдовство-то запрещено, но Надзору-то закон не писан. Страшное, чёрное колдовство. Человеку такое не осилить. И лишь колдуны, самые опытные и сильные, могут видеть их. Заклятиями, зельями призывают морёные души и заставляют следить за неугодными, а бывает, и убивать. Что им, теням… этим теням…
– Живая тень! – отшатнулась Тиса и мелкими шажками отступила от гарда.
– Вот я старый дурень, – сокрушённо покачал головой Моран Колун. Всмотрелся в остатки вина в кружке, выплеснул на пол и с выражением сказал ему:
– Пойло проклятое. Ты, дочка, поменьше об этом болтай. Об этом многие знают, рано или поздно и ты услышала бы. Отец ваш, король, очень не хочет вмешивать дочерей в королевские дрязги. Вы уж не выдавайте старика.
– Но ведь я не колдун, – жалко выдавила из себя Тиса. – Я видела тень.
– О, это сильное колдовство. Мертвецы обретают пусть и потустороннюю, но плоть. От теней могут и не помочь обереги, если только они не сделаны сильным колдуном. Думаю в свете последних событий ваш отец, король, изменит мнение и раскошелится хоть на один такой.
Тиса не обратила внимание на вольную развязность по отношению к горному королю. Она вдруг вспомнила утро в охотничьем домике, как чародей Илион Зануда увидел нечто невидимое и как испугалась того сама принцесса. Стало ясно, или по крайней мере появилось понимание, как за ней следили извне и отец, и Бриэль Бешеная.
– А много ли таких колдунов в городе? И отчего за ними не приходят из Надзора? – недоумевала Тиса.
– Колдовать запрещено, – пожал плечами гард, – но кому под силу, чтобы волшебство исчезло. Конечно, колдуны не кричат о себе на каждом углу, кроме одного, ты знаешь. Но, повторюсь, услуги их очень дороги и иной раз лучше найти наушника в том же Вшивом братстве.
«Одного такого» Тиса отлично знала, но мысли в голову о нём, будто по велению волшебства, не шли. Мэтр Дюран Тану и жизнь его, полная приключений, должно быть известна от северных гор до плавучих островов. Сказки о хитроумном волшебнике, даже если не называли имени, были о мэтре Дюране. Вот отчего, того волшебника едва ли возможно сравнить с нынешним: пусть главным, но всего лишь писцом в интендантстве. Впрочем, никто и шепотком не посмел усомниться в правоте слов волшебника, который назвался Дюраном Тану лет пятьдесят назад, когда поселился на улице Мост-над-Плющом и зажил по-тихому в предгорной глухомани. Кто-то из братства клялся, что наушничал на него, но разговоры, полные бахвальства, прекратились, когда у хвастунов, а после и большей части вшивцев, схватило животы и они едва не умерли от болезненной горячки.
– Собаки, – тихо произнёс гард.
Тиса приготовилась выслушать очередной поток брани, но Моран Колун повторил ещё раз:
– Собаки рудознатцев – отличные, их трудно обмануть. По молодости лет мы охотились в лесах шуадье. А чтобы егеря не травили зверями, мы мазали тело и одежду особым настоем. Нюх отбивал на раз. Я, как горец, в простой одежде, намедни был у последнего старшины по своим делам. Намазался этой дрянью. Так собаки кочевников и то заволновались. Я, дочка, думал что за тварь такая, которую не чуют псы. Мнится: тварь-то неживая, вроде куклы.
– Отлично сказано, мэтр.
Оба одновременно вздрогнули и оглянулись. Как по мановению волшебства за их спинами стоял молодой Эдар Клык. И как ни старался с трудом сдерживал самодовольную улыбку.
– Совсем старый стал, – делано покаялся Тисе гард, но быстро, как не ожидают от старика, встал и, оказавшись вплотную к помощнику, не шутя, воскликнул:
– А тумаки от меня еще те же! С чем явился?
– Мэтр, мэтр, – примирительно и заискивающе пролепетал Эдар Клык, – я просто проверил комнаты вокруг. Одно дело ваш могущественный оберег, другое – шпионы. И подтверждаю: скорее всего, наш убийца – не живой.
– Говори.
Хмеля в могучем гарде как не бывало. Он подбросил в тлеющий камин дров и из запасов выудил бутылку, как оказалось, с дорогой в этих краях тростниковой водкой, которую Тисе не предложили.
За владениями конта всё-таки крепко следили: отчасти – городская стража, отчасти – дознаватели Храма Сынов. Не надеясь более на могущественный Надзор, посулами ли или задушевными разговорами, но шуадье убедил служителей храма, что кто бы ни стоял за убийствами, он посягает не столько на устои власти, но и устои веры. Убийство колдовством – вещь кощунственная и неугодная покровителю храма – Премудрому Отцу, согласно Писанию, отвращающему людей от колдовства. Настоятелю Храма ничего не оставалось делать, как использовать в деле своих людей и деньги. Власть купцов сыграла с шуадье злую шутку: в соседнем королевстве служители Храма могут арестовать даже конта, если обвинение достаточно серьёзно. Обстоятельства тем более умножали досаду Периша Златоносца, что с ночи волнений убийца ничем себя не выдал.
Однако Эдар Клык выяснил, что маленькие бродяжки не спешат возвращаться в богатые северные районы. Чудовище видели в подземных каналах ещё несколько раз.
– Как бы оно ни было бесшумно, дом конта обложили со всех сторон, – подытожил, переводя дух, Эдар Клык. – Скорее всего, оно и вовсе не покидало подземелья. Оно убивало детишек, но не питалось ими. Добавлю ещё, – простите за подробности, принцесса – кочевники не пользуются отводами нечистот и на грязь в комнатах старшин не обратили внимания. Я видел там следы, но подумал, что тащили чего-то.
– Кукла! – встрепенулся Моран Колун и быстро заходил по комнате. – Деревянная кукла или что-то похожее. Помнишь того колдуна из уличного балагана?
Эдар наморщил лоб, припоминая.
– Все удивлялись его искусству так управляться с куклами. А оказалось, что вместо ниток, он пользовался колдовством, волшебным кольцом. Дескать, получил его в наследство от папаши. Потому-то куклы и двигались как живые.
– А где он сейчас? – попыталась вмешаться в разговор Тиса.
– Это-то тут при чём? – с досадой воскликнул Моран Колун. – Арестовали его, а потом он сгинул где-то, может в рудниках. У конта запросто может оказаться такое кольцо. Или колдун. Такоб Искра! Вот оно как.
Он торжествующе оглядел молодых людей. Но Эдар Клык покачал головой:
– Складно-то складно. И обвинений давно хватило, будь это не конт, а хотя бы мелкий купец. И Такоба Искру пригласил не абы кто, а сам шуадье. И колдун он или нет – не тот интерес, мэтр. Знаю, вам это понравится, но здесь не только сторона конта.
– Всё равно уже, – потерянно махнул рукой Моран Колун и прикончил бутылку.
– Владения конта – летний домик с садом близ поместья – избрала для себя маршал Валери Янтарная и её свита. Первые гости к конту прибыли аккурат в Жницеву едину. Помните злополучную троицу горцев – торговка, кожевенник и подмастерье? Об их убийстве начали разносить слух вшивцы за деньги того же человека, что и требовал пускать слухи о старшинах. Ну, то есть тот человек или нет, не знаю, но приходил он из дома конта. Не походит на совпадения. Сторона – конта, сторона – бабы. Простите, мэтр, мысль сбивается, я пьян.
Моран Колун, отмахиваясь от помощи Тисы, после нескольких попыток встал, пробормотал, что нужно на двор и, шатаясь, вышел вон.
Эдар Клык одолел остатки водки, отчего пошёл пятнами и опьянел до мути в глазах. Тиса, очнувшись от разговора, всплеснула руками. Путного она ничего не сказала, и удел ей остался – женский. Не дождавшись гарда, принцесса отыскала тяжёлый чугунный чайник, наполнила застоялой водой из бадьи, поставила на огонь. Затем занялась стражником. Расшнуровала куртку и, отбросив в сторону, на мгновение замерла над пегой дурно пахнущей сорочкой. Эдар сонно нащупал шов сорочки, распутал тесьму, но запутался в её полах. Тиса, мысленно сплюнув, поднатужившись, сорвала её с потной липкой спины, покрытой цыпками и причудливыми следами опрелости, будто начавшейся коростой.
Вода нагрелась нескоро, а Морана Колуна всё не было. Тиса выглядывала наружу, вдыхая холодную вечернюю морось, разглядывала огни факелов, слушала неспешные неразборчивые беседы внизу. В конце концов, даже во хмелю старому гарду вряд ли что грозило. Уж скорее он уснул в нужном чулане, и вытаскивать его придётся другим людям.
Принцесса наполнила ведро тёплой водой и унесла его в купальню, приготовила оставшийся кусок мыла и чистые тряпки, служившие полотенцами.
Довести Эдара до лохани и вовсе оказалось легко. Полупьяный, жалкий, больной, он плёлся под ручку с принцессой, как послушный бычок.
Мыло и горячая вода сотворили маленькое чудо. Стражник заметно посвежевший, покойный, по-прежнему позволил довести себя на лавку. Пока Эдар кутался в ворох тряпья, Тиса, по-хозяйски распорядилась съестными припасами из комода, к слову совсем скудными. Каменной крепости ржаной хлеб, ломоть бледного овечьего сыра. Вину она предпочла травяной отвар.
Эдар послушно пережёвывал хлеб и сыр. Время от времени он робко поднимал на неё карие глаза и снова принимался за еду. Тиса, недоуменно морщилась в ответ, но эта семейная идиллия до томности в груди доставляла ей удовольствие.
– Родинка, – произнёс молодой стражник. – Родинка на вашей шее теперь скрыта под волосами.
– И что? –вздрогнув телом, задохнулась от неуместных слов принцесса.
Тот ли это суровый бесчувственный мэтр, или всё-таки дружок по играм?
– Вы, принцесса, говорили: когда мои волосы скроют родинку – поцелуй Премудрой Матери, – вы подарите мне его.
Тиса оторопело уставилась на стражника.
– Ты по сию пору пьян! – выпалила она, привстав. Расплескивая, сцедила в кружку отвар. – Как…
Эдар мягко перехватил её запястье. От этого ком застрял в горле. От затруднённости дыхания хотелось рвануть на себе тесьму воротника. В глазах молодого стражника можно было прочитать обоюдное желание. Но не такого ждут юные девушки: оказаться в объятиях пьяного дружка. Семья – это что-то далёкое и серьёзное и в случае с титулом, скорее всего, лишь подневольно и на выгодных условиях. Тиса вырвала руку и, строго взглянув на стражника, выговорила ему:
– Как ты смеешь?! Только хмель извиняет тебя.
– Да, – глядя перед собой невидящими глазами, угрюмо произнёс Эдар Клык. – Пьян. Спать пойду.
Пал ничком на стол, захрапел. Тиса некоторое время вглядывалась в дружка – не шутит ли? – и только после этого перевала дух.
Она и не заметила, как повзрослела в последнее время. И дело не в том, что покинула родительский дом, не в том, что не скучает по старым, оставленным в покоях сестёр, куклам. Она думает иначе: взвешенно, всерьёз.
Чтобы отвлечься, она быстро вышла вон и, облокотившись о деревянные перила, свесилась вниз. Скупо потрескивая, плясали на стенах масляные факелы, в стойлах ещё похрапывали лошади, то тут то там вспыхивали огоньки трубочек, и вкупе с тяжелым звериным запахом всюду курился сладкий дым табака. Хочешь не хочешь – пора вытаскивать старого гарда. Тиса не спеша спустилась во двор, подошла к группке шушукающихся мальчишек.
– Эй, видели почтенного мэтра Морана Колуна?
– Да-да, майтр-гард, – услужливо вразнобой заговорили гвардейцы, – он немного походил по двору и вышел за стены.
– Куда? Куда за стены?
– Мы ему в подмогу снарядились, – ответил ей, судя по говору, деревенский парень. – Да он только побранился и тудыть в город.
– Куда он обычно ходит ночью? – озабоченно осведомилась принцесса.
– Да кудыть мужик ночами шляется выпимши. Известное дело: в бражный дом и по ба…
На него зашикали, заткнули, дали подзатыльник и отвечал уже иной мальчик:
– Простите, майтр-гард, но если мэтр приходил вечером, он покидал казармы под утро. Раньше за почтенным Мораном Колуном такого не замечали.
На сердце и вовсе стало тревожно. Немудрено в свете последних дней. До сегодняшнего вечера она вовсе не задавалась вопросом, где пропадает дядюшка день деньской. Он, в отличие от деда, не любил сиживать в бражном доме или околачиваться близ распревесёлых домов и купален Холёной улицы, утопающих в пестрых зарослях глицинии, скрывающих блуд. Не манил его свет азартных комнат, сон опиумных почивален, многочисленные балы и званые вечера – какое-никакое, но высшее общество. Он как истовый воин из сказок ласкал колун или иной клинок, пил в одиночестве и всего себя отдал служению шуадье. Тиса знала наперечёт насмешки и как могла, пресекала их, но даже отец, король, иной раз говорил: ни дум, ни веры, ни сомнений и готов на дурь, когда хватит лишку.
– В какую сторону он ушёл? – на ходу спросила Тиса. – Кто видел?
– Стража у ворот подскажет, – быстро отчеканил мальчишка. – Но майтр-гард не следует ходить одной. У нас есть осёдланные лошади для разъездов.
На этот раз Тиса послушалась. Ей отдали чужую гнедую кобылу, в сопровождение отрядили того самого деревенского парня, сына конюха, уверив, что тот управится с обеими лошадьми, если те забалуют.
Выехав из Дома всадников неспешной рысью, они повели лошадей в направлении, куда торопливо – так сказала стража – ушёл Моран Колун. Быстро темнело, и гнать не имело смысла. Ночные улочки рассеивал свет фонарей, которые им дали в дорогу, но и разглядеть редкого прохожего мешали. Когда улица оборвалась распутьем, – кривым переулком в ремесленные кварталы и утоптанной, заросшей по краям извилистым можжевельником, дорожкой, ведущей к горной реке и мосту, – Тиса рассталась с провожатым. Хотя тот и поворчал, но спорить не посмел, выбрав себе более беспокойный, как он считал, переулок. Принцесса пустила лошадь галопом и скоро вышла на мощёный Мост-над-Плющом, давший название улице. Она заканчивалась кривыми тропками в скальные разломы, куда ходить ночью – самоубийство; но если свернуть вниз, под мост, можно дойти до небольшого озерца и рыбацких лачуг. Здесь же на мосту, помимо изваяний взлетающих соколов, так любимых неистовым охотником шуадье, укрылись за густо-зелёным покровом плюща с дюжину вырубленных в скале домиков. Они появились в городе одними из первых и их, говорят, помогали строить морвы, отчего спрос на них со временем упал. Но это не помешало занять удобные жилища врачевателям, нескольким купцам средней руки и иноземцам, иной раз гостившим в городе.
Летом, когда не спадал зной, сюда любили приходить горожане, наслаждаться видом едва слышимого грохочущего далеко внизу потока воды, впадающего в голубое озеро, причудливо изрезанным скалам и прохладой; вопреки холодам, зимой с гор опускался тёплый пар, и можно было вовсе сбросить тяжёлую одежду. Отчаянные храбрецы ходили купаться в горячие источники то появляющиеся, то исчезающие за ночь. Славные жители Горилеса связывали эти причуды с одним из обитателей улицы Мост-над-Плющом – мэтром Дюраном Тану. Но несмотря на страх перед колдовством желающих прийти на мост меньше не становилось.
Здесь дома не лепились друг на дружку, и ночные светила пускали на мостовую серебряный полоз. По мощёному полотну размашисто шагал человек, которого в городе трудно спутать с кем-то другим. Тиса дала шенкелей.
Моран Колун обернулся всем телом, изготовился к схватке. Когда принцесса приблизилась, он прищурился на свет фонаря и грязно ругнулся.
– Король! С ним?.. – выдохнул он, но разглядев недоумение на лице Тисы, растеряно пробормотал:
– Принцессе не нужно за меня беспокоиться. Хотел рассеять хмель.
И отчего она вдруг решила, что с прославленным горцем, воином должно что-то произойти.
– Тогда идём обратно, – пылко потребовала Тиса, но прочитала в глазах гарда непреклонность. – Куда ты идёшь на самом деле? Почему что-то должно случиться с отцом?
– Не отстанешь, – позволив вольный тон, вместо ответов подытожил Моран Колун. – Я иду в дом мэтра Дюрана.
– На ночь глядя? – недоверчиво изогнула бровь принцесса. – И к волшебнику.
– Волшебная кукла, значит, к волшебнику, – нетерпеливо объяснил гард. – Мне любое промедление сейчас – хуже каторги. Езжайте в казармы, принцесса. Вы одни сюда добрались?
Моран Колун взял лошадь под уздцы и развернул к можжевеловой роще.
– Со мной провожатый, мы разделились, – оглядываясь на заросли плюща, деловито объяснила принцесса. Посетить дом колдуна она вовсе не прочь, но зайти просто на огонёк – увольте. А с силачом гардом нужен только повод; приказ титулованной особы он вовсе не послушает, так как назвался «дядюшкой».
– Я пойду с вами, мэтр, – вспомнила слова конт-майтры Тиса. – С волшебниками о волшебном. Мне нужно спросить о сказках Звездочтеца.
Она не заметила, как вздрогнув немалым своим телом, замер Моран Колун и недобро осведомился:
– Зачем это вам?
– Я вам кое-чего не говорила, – закусив губу, виновато проговорила Тиса. – Но и вы умолчали о чём-то. Кажется, всё началось, когда меня впервые спросили об этих сказках.
Она наскоро поведала о памятной ссылке в охотничий домик, о чародее Илионе Зануде. Но едва она окончила рассказ, как Моран Колун разразился страшными ругательствами.
– Проклятие! – неистовствовал гард, когда исчерпал поток брани. – Проклятие на эти сказки. И отчего я не сжёг их, тупая башка, – и с неистовой мольбой обратился к испуганной девушке:
– Ради себя, ради семьи вашей, прошу, нет, заклинаю, никогда не знайтесь со Звездочётом. Нет, нет, не страшитесь, – воскликнул он с горячностью, когда Тиса потянула поводья, желая вырваться, – Я не крови для вас… Как дочку родную люблю. Это всё король, старый король, чтобы пусто ему было!
Взволнованная неожиданной вспышкой ярости дядюшки, обычно тихого в обращении с домашними, Тиса пропустила мимо ушей нелестные слова о родиче. Моран Колун изменился и лицом, став страшным, с выпученными глазами, полными безумия. Единственно, что желала она: припустить лошадь вскачь. Когда гард попытался силой повалить кобылу, та от боли, всхрапнув, брыкнула. Неверная рука Морана Колуна отпустила уздцы. Лошадь понесла, заваливая голову вниз. Мгновение безудержной скачки, буря в голове и Тиса почувствовала, что вот-вот свалится. На счастье, кобыла перешла на рысь и принцесса кое-как покинула седло, упала, пребольно ушибив плечо о выступ парадного.
Еще не осознав себя, невидящими глазами уставилась на мост. В полутьме, в развевающемся плаще, бегущий великан Моран Колун походил на живую тень. Всхлипнув, Тиса искала спасение хоть в малом горящем огарке. С лихорадочным лицом она искала живительный свет, и медный трепет в щели открытой двери вызвал магнетическое действие. Неистовый вопль за спиной лишь подстегнул к решению войти.
Тиса, едва передвигая ногами, буквально ввалилась в небольшую переднюю, распахивающую тесный холл; большую его часть занимала уходящая винтом лестница. Пузатый книжный шкаф буквально выталкивал небольшую конторку, за которой, не растеряв спокойствия от неожиданного вторжения, восседал сухонький благообразный старичок. Такими безобидными добряками изображают законоучителей на праздничных картинках и, вкупе с покоем старика, Тисе почудилось, что всё происходящее – странный сон в комнатке Дома всадников.
– Проклятый колдун! – с ненавистью до омерзения прошипел Моран Колун, вбегая следом.
Его штыри-пальцы сжимали и разжимали незримое топорище колуна. Будь так, Тиса ни капли не сомневалась, что старичок уже лежал бы зарубленным в месиве своей плоти.
– Ты! Это ты подстроил! Погибели хочешь!
– Мне-э, – проблеял волшебник, отрываясь от чтения и с прищуром разглядывая незваных гостей сквозь толстенное стекло железных очков. – Я вас, з-звал?
Морщины, изрезавшие его лицо, придавали добродушие, а очки на мясистом носу – потешный вид. Грубо выделанный суконный берет с медной фибулой норовил сползти, если бы его не поддерживали оттопыренный, заросшие клочковатыми, походившими на шерсть, волосами. Одетый в заношенную дешёвого серебряного атласа мантию, маг зябко передёрнул плечами, отчего в гостиной сами собой вспыхнули с десяток свечей. Загудело пламя в камине, прогоняя по деревянным стыкам стен горячий ветер. Волшебство – что же это ещё! – привело Тису в чувство и позволило прошептать несколько слов:
– Простите, мэтр Дюран. Мы сейчас уйдём.
Тиса, неловко встав, мелкими шажками отступила к великану; тот, ещё не веря такой удаче, заслоняя принцессу, настойчиво выталкивал её вон. Волшебно, что она, принцесса, вошла именно в тот дом, в какой хотела. И перед целью своей вдруг обессилила. Бравада переросшая в смущение.
– Да-да, дети г-гор так любопытны, – добродушно, слегка заикаясь, укорил её волшебник. – А уж члены к-королевской крови, м-м-м… Знавал я одного т-такого из ваших…
– И ты его погубил! – как раненный медведь заревел гард и, не шутя, качнулся к старичку.
Тиса повисла на руке, прилагая все усилия лишь на то, чтобы Моран Колун оглянулся на неё. Шутка ли: схватится с волшебником.
– Молодой г-горец, – будто в старческом полусне, с дымкой в глазах, продолжил мэтр Дюран. – Молодой подгард интересовался зельями, магией, со страстью желал учиться, лишь бы оградить неумного своего п-повелителя от опасных поступков. Он полагал, что в теле его течёт волшебная к-кровь, но горец ошибся. И всё же такая живость ума в сильном теле тем удивительна, что к старости он оказался во власти б-безумия. Но, тем не менее, кое-чему я его обучил. Это натолкнуло меня… а впрочем, п-простите, увлёкся.
По мере сказанного пыл силача гарда иссяк настолько, что Тисе без особого труда, как большого послушного ребёнка, удалось увести его обратно в прихожую. Принцесса пришла в себя настолько, что с изумлением всмотрелась в дядюшку. Тайны, тайны, будто вихрь знакомых с танцем пар кружил её и лишь одна принцесса в ужасном парадном платье переминается с ноги на ногу.
– Звездочёт, – дерзко, как могла лишь в запальчивости, от кипения горской крови, спросила, вглядываясь в глаза волшебника, Тиса, – сказки Звездочёта – что это?
Гордый, честный взгляд, за который не раз попадало от законоучителей, не пересёкся с глазами волшебника. Он не прятал их, лишь задумчиво глядел сквозь человека.
– Да, да, об этом меня спрашивали несколько ч-человек. Но им, как и вашему деду, я могу сказать немногое. По чёрным книгам их даровал людям один из Владык – Звездочёт. Уж не пойму отчего, но считается, что в них заключена д-древняя неимоверная сила. Люди обычно забывают что священное Писание так же даровано б-богами. Его читают, но силы не прибавляется.
– Вы говорите ересь, – с горячностью прервала его Тиса, – вас покарает Надзор.
– О чём-то подобном, – добродушно улыбаясь, подхватил волшебник, – я говорил вашему д-деду. Но где-то он сказки раздобыл. Ничего чудесного я в них не разглядел. Обычные ч-чернила. Бумага. Горская тайнопись, – перечислил, сгибая пальцы, мэтр Дюран. – Разделил их среди верных людей. Насколько знаю, потом две из них украли, одну передали кому-то из старшин к-кочевников, одна досталась досточтимому гарду.
– Или нет, – в мягком приятном на слух голосе мэтра Дюрана прорезались незнакомые сразу пугающие нотки. Волшебник глянул из-под очков в сторону дрожащего Морана Колуна. – Верзила отдал её к-королю. Что вы задумали, детишки? Чувствую зелье, – потянул он воздух немалым своим носом. – Сообщил. И? А король-то, д-дурак, ушёл ловить крупную рыбу.
Тиса, разинув рот, уставилась на мэтра Дюрана: не каждый день видишь волшебника либо за работой, либо в приступе старческого слабоумия. Но под невнятное бормотание великан гард задрожал всем телом. Его превращений за одну ночь достаточно, чтобы сбить Тису с толку; она уже и задумалась: тот ли это ещё, знакомый ей, суровый, но простоватый воин и надёжный приятель? То он пытается скрыть тайны, то им овладевает безумие, то он дрожит от страха.
– Что вы видели? – заикаясь, вытаращился на волшебника Моран Колун. – Что с королём?
– Извольте выйти вон, – отмахнулся от вопросов мэтр Дюран, вновь углубляясь в чтение. – Я-то ждал г-гостей, а пришли дознаватели.
– Что с отцом? О чём говорите? – переводя испуганный взгляд от одного к другому, допытывалась принцесса.
– Подите п-прочь, – изогнул косматую бровь маг и стены дома угрожающе сдвинулись, выталкивая за порог незваных гостей. Эхом в голове осталось разлитое волшебником брюзжание:
– И чего говорить, коли это случилось. Было бы грядущее – другой разговор.
На улице пусто, несмотря на истошные крики великана гарда. Никто не проснулся, не зажёг огарок, полюбопытствовать из-за ставней – тихо, сонно. Тиса и сама будто ото сна: невидящими глазами оглядела влажный от ночной мороси камень, точёный недвижимый плющ. Взгляд задержался в мягкой мантии света, укрывающей пару гнедых, да того самого деревенского парня, ласкающего лошадиные гривы.
Тиса очнулась, погрузившись в мгновение ока в бурю страстей. Первым делом она влепила Морану Колуну несколько пощёчин.
– Очнись, очнись, – надсадно приговаривала она, – Король в опасности, да? Ещё не поздно? Куда нам ехать?
Почтенный гард покорно снося удары, шевелил обкусанными губами и, заикаясь не хуже мэтра Дюрана, наконец, сказал:
– Дом конта. Там он, не иначе. Я его предупредил, погубил.
Тиса не жалела шенкелей, не думала, что лошадь поскользнётся на мокрых камнях и она наверняка не соберёт костей; редкий гуляка сыпал в её сторону проклятия. К особняку конта принцесса ворвалась через сад. Лошадь топтала ухоженные цветы и не осилив преграду из остриженного кустарника заволновалась на месте. В иное время ночью она взбаламутила бы и сторожей, и прислугу, но двор особняка был полон огня и снующих стражников. Тиса, немало оцарапавшись, пробралась через колючую ограду и едва не бегом приблизилась к парадному. Она ещё не сообразила, о чём будет спрашивать, отчего говорит о короле. Страх гнал в пустоту.
Никто не препятствовал ей, все уступали дорогу, с удивлением разглядывая почерневшее от горя девичье лицо. Принцесса, горская принцесса, девка из полковников, противно кололи шепотки за спиной, но Тиса едва их замечала.
По просторной зале сновали в ночных рубашках слуги, жгли свечи, масляные светильники. Бегали явно без дела из одного угла в другой, вовсе по кругу, лишь бы не попадаться под горячую руку хозяина.
Его неприятный визгливый голос, в излияниях которого едва ли различишь связанную речь, глухими раскатами доносился из соседней залы. Тиса затравленно огляделась, но слуги поторопились прочь. Лишь сгорбленный ленивый дед, сидевший на стульчике и утиравший батистовым платочком плешь, вздохнул, с кряхтением поднялся и бесстрашно вошёл в зал. На мгновение показался долговязый конт, размахивающий руками. Вскоре животный визг прекратился, будто клинком отсекли. Дверь залы распахнулась и на пороге, порядком успокоившись, появился сам конт – высокий, нескладный мэтр из тех людей, что непомерно дорогими нарядами скрывают рябое лицо, впалые щёки и вечно мутные пьяные глаза. За ручку его вёл тот самый дед, нашёптывая на ухо.
– О, майтра. Принцесса, – заискивающе проговорил конт, распахивая длинные руки для объятий. – В тех обстоятельствах, что вынуждают меня встречаться с вами и умножают… такую прекрасную…
Он окончательно умолк, вперив в неё глупые глаза. Ещё несколько лет назад он едва ли замечал её на званых вечерах, а заметив, воротил нос. Что изменилось? Уж не начали ли мужчины замечать в ней плод своей похоти и страсти?
– Мой отец, король, – выдохнула она, желая и не желая оказаться в глупом положении.
– Да, его величество, – скорбно качнул головой Крин Ржавый, – наш гость пострадал…
Свет померк, и девушка без сил опустилась на пол. В чувство её привел хлопками по щекам всё тот же дед – комнатный слуга, из тех что служат сначала отцу, затем по наследству сыну и имеют на последних влияние старшего родича. Представившись Сомом, он, махнув на конта рукой, отвел её вверх по лестнице в личные покои Крина Ржавого.
На роскошной, с вырезанными из ясеня журавлями, поддерживающими отделанный атласом и парчой полог, но болезненного розового оттенка кровати, обложенный подушками, возлежал горный король. Рядом, бормоча о врачебных мерах, высился ремедин в наглухо застёгнутом тёмно-фиолетовом камзоле и того же оттенка бриджах, непомерно длинными пальцами суетливо делал примочки на его голове. Под глазом короля красовался лиловый распухший до скулы синяк, словно кусок гнилого сырого мяса приложили. Когда ввели обмершую Тису, она через мгновение с рыданиями бросилась к отцу. Но у неё хватило разума понять, отчего ремедин говорит, что больному требуется покой и обезболивающие микстуры. Она готова была снести все колотушки, лишь бы отец подтвердил её чаяния: король останется жив.
Хоган IV действительно отодвинул в сторону ворчащего ремедина, попытался строго взглянуть на дочь, но суровость его сменилась гримасой страданий.
– Отец, отец, – заливаясь слезами, целовала его ладонь Тиса.
Ремедин, поймав взгляд венценосной особы, нехотя проговорил, что оставит их ненадолго, но только потом займётся больным по всем правилам врачебной науки.
– Дочь моя, я так виноват пред тобой, – хрипло выдавил из себя король и притянул к себе ближе.
– Это сказки Звездочёта, да? – едва слышно прошептала принцесса.
– Тайное становится явным, – кисло осклабился король. – Я всего-то хотел скрыть от вас опасность. Понёс эту сказку конту. А он-то и впрямь дурак, оказался не при чём.
Принцесса вымученно улыбнулась. Несвойственный королю тон её ещё более обескуражил.
– Ныне ещё более запуталось дело, – закрыл глаза он и поморщился.
Тиса вручила отца ремедину, попросившего немедленно выйти вон. Оказавшись за дверью, Тиса прокусила губу до крови, так хотелось наказать себя. Она неистово кляла себя, что не разузнала о сказках Звездочёта ранее. Зная, она могла хоть как-то обезопасить семью, принять удар на себя. Успокоившись, Тиса вновь дала волю слезам, рассудив, что уж если мэтр Дюран едва ли знает о них, что говорить о бедной девушке.
Режущая слух площадная ругань Крина Ржавого заставила поморщиться. Тиса с неудовольствием спустилась вниз, глянуть на кого обрушился гнев. С непонятной для себя толикой злорадства она увидела названного дядюшку.
Моран Колун молча сносил скверные по его службе речи хозяина особняка.
А выходило так, что конта, исполняющего обязанности казначея наместника, вседержителя ключей, оставили без стражи. Каждый человек, умеющий обращаться с оружием, был брошен на ночные разъезды. Собственно, уже два поколения работой стражи при контах-казначеях были сон, и игра в кости. Не раз на городском совете предлагалось упразднить стражу, но нынешний конт, Крин Ржавый, необычайно мнительный страдающий желчью человек, пользующийся доверием шуадье, потребовал не заводить об этом разговоры. Сейчас он мог всласть изругать начальника Полесской стражи – страхи конта оправдались.
Собственно, никто и не пытался выкрасть ключи под покровом ночи. Конт и его почтенный гость король Хоган IV, засиделись допоздна. За трубочками, хорошим вином, как говорится, беседа слаще и незаметней. Истошные вопли служанок вызвали недовольство конта, не более. Он сам вызвался открывать двери в покои. Возможно, это и спасло его. Вылетевшая из петель дверь сбила его с ног и скрыла из виду. Зато король сполна познакомился с непрошеным гостем. Закутанное в бесформенный, словно масляное зловонное тряпьё, балдахин, оно тем не менее искусно и легко владело топорами с литыми рукоятями. И гибель короля была бы неминуема, будь на его месте иной мэтр. Но королю, по скромному признанию, кое-что перепало от батюшкиных знаний, который слыл не только забиякой, но и искусным воином. Отбиваясь, чем придётся, король не давал противнику развернуться. А завладев булавой предков конта, которую он сам, славы ради – знали об этом, закиснув от смеха, очень многие – выкупил из рухляди одного из сельских кузнецов, и вовсе заставил злодея отступать. На визгливые женские крики конта сбежались служки с дубьём. Непрошеный гость, подобрав топоры, пробил ставни, выпрыгнул в сад и был таков.
– Он ушёл через водосток! – заверял всех Крин Ржавый, выбежавший много позже в сад во главе – лучше сказать позади – служек.
Подоспевшая стража с огнём осмотрела водосток и по приходу Морана Колуна, шепнула ему об истинности слов конта. Кто-то из служанок, работавших на кухне, сообщали, что накануне нападения слышали странные, шаркающие звуки оттуда. Злодей появился, будто ниоткуда и также незаметно исчез. Конт потребовал собрать всю имеющуюся стражу на поиски лиходея.
Начальник горилесской стражи стоически выносил поношение, но увидев принцессу, лицо его исказила гримаса страдания, совсем как у отца. Ехидство сменилось жалостью, и Тиса подбодрила старика улыбкой.
– Это заговор, заговор, – достиг пика и голоса, и подъёма душевных сил Крин Ржавый и в тот самый миг, не хуже Тисы, упал в обморок.
Его подхватил насмерть перепуганный Сом, клича всех докторов города; слуги забегали вдвое быстрее, в холл даже заглянули несколько стражников. Пара крепко сбитых служанок, едва не сбив принцессу с ног, вбежали наверх, разыскали ремедина и силком, чуть не на руках, доставили к конту.
Тиса, оставшись в стороне, только руками развела, растерялась. Зато Моран Колун, оставшись не у дел, быстро подошёл к племяннице, бесцеремонно взял за руку и увёл в покои Крина Ржавого. Там он бросился на колени возле кровати задремавшего короля, облобызал руку и бессвязно бормотал о прощении. Король очнулся, с недоумением вгляделся в подданного, похлопал по плечу, сказал что-то ободряющее.
Принцесса же решительно прикрыла двери, подошла к мужчинам и решительно – медлить она не более не могла – вполголоса проговорила:
– Прошу прощения у его величества и гарда Полесья, но пришла пора объясниться. И не нужно бояться чужих ушей, вряд ли стража упустит затаившегося вшивца.
– Дочь выросла, она понимает, – умиротворённо сказал король и, вздохнув совсем по-стариковски, нехотя, но всё ещё шёпотом начал рассказ:
– Последний горный король наш, ваш дед, покинул отчую землю вынужденно. Великое колдовство – белый огонь, который предок будто бы выкрал у небес и победил зверолюдов – угас. При первом Хогане королевство достигло наивысшего расцвета. Силу дал этот огонь: народу прибавилось, и бед уменьшилось. Неясно откуда колдовство и неясно куда оно делось. Может (голос короля стал едва слышимым), происки Надзора. Мутные людишки из низовий не раз заглядывали в гостеприимные горные деревни, расспрашивали, разнюхивали. А только угас огонь, и по народу прошла неведомая хворь, земли пустели. Не за заслуги шуадье во владения горцев пустил, не за то, что горцы нерушимым заслоном стояли на пути зверолюдов, а отдал король богатый золотой рудник. Не деньги его прельщали, но народ свой. Где ещё такого правителя сыщешь – как в сказке.
Король перевёл дух. Тиса встала на колени рядом с Мораном Колуном и преданно, но нетерпеливо, понукая неслышно одними губами, вглядывалась в отца. Тот продолжил, неведомо откуда беря силы на долгую размеренную речь.
– Он так и не оставил попыток вернуть былое величие и могущество королевства. Одна страсть – вы, дочь моя, названная в честь моей прабабки Тиссарии, Ледяной королевы, чьей власти жаждали и боялись от Горилеса до Весёлого Пляса. Говорят, была колдуньей с огромной силой. Надзора не боялась и прожила долгую жизнь, хоть и не в пример меньшую, чем мэтр Дюран Тану ныне здравствующий. Старый король верил, что в вас сокрыта сила.
– Магия? – со страхом прошептала девушка, дрожа всем телом и нет-нет, да и поглядывала на дверь: ворвутся люди из Надзора и дело с концом.
– Называй как хочешь, – поморщился король, будто и не было за ним многолетней боязни и недомолвок. – Сила эта проявляется по малости во всех людях – талант, мастерство, острый ум, предчувствия да вещие сны, – не всех же Надзору карать. Именно магии я за вами не замечал, но матушка ваша прятала за строгостью нечто постыдное для нас – страх. Она любит вас и боится и это внушил ей старый король.
Тиса горько раскаялась, что потребовала правды. Будь матушка, хоть какой строгой и требовательной, но чтобы бояться своей крови и плоти – немыслимо. Но девушке хватило сил подбодрить и себя, и отца кивком головы.
– Другая страсть – поиски могущества. Старый король участвовал в двухгодичной охоте молодого шуадье и, вернее всего, в Старограде, то бишь в Риваже, нашёл сведения о пресловутых сказках. Все он нашёл или нет, но до старости пытался разгадать их секрет. Вы дочь моя, едва ли замечали, но старый король страдал чрезвычайной мнительностью, не хуже нашего конта. Его вдруг перестал волновать горный народ, его родная семья и мысли о могуществе захватили разум. Истинно смерть его – лишь избавление от мук земных. Сказки так и оставались сказками, если бы недавно не объявился человек, разыскивающий их. Я был готов разыскать их владельцев и отдать их от греха подальше. Но владельцев убили и сказки выкрали.
– А кто ими владел? – навострила уши Тиса.
Король перевёл дух и заметно устал, потому с молчаливого согласия продолжил гард Полесья.
– Тут прости дочка, но был указ его величества. Те верные люди, кому раздал сказки старый король – Седа Кожистая, дочь ключницы и Рион Пустомеля, сын смотрителя горных врат, тех самых, за которыми ещё видели зверолюдов после битвы с людьми. Их-то и убили. Ещё одна сказка была у меня и провались я на этом месте, если за эту едину дважды избежал смерти. Сказку-то я носил при себе (он похлопал по перевязи) до последнего момента, но два дня назад король потребовал её себе.
Тиса вопросительно уставилась на отца, но тот мирно не притворно спал.
– Слышала как мэтр Дюран говорил о молодом подгарде. Я сам думал, что во мне магия, потому просил об учении. Хоть и дурак я, а научился с помощью зелья связываться с королём и ещё кое с кем. Узнал сегодня о том, кому нужны сказки и сообщил королю. Но я думал, что дождётся меня. А пока я к мэтру Дюрану шёл за советом.
Тиса слушала в молчании, подтыкая одеяло отцу, чтобы не замёрз. Камин ещё не топили и дров не занесли, в покоях ощущался неприятный холодок. Объяснения гарда слушала вполуха, но отметила фальшь в голосе как и всегда, когда старик торопился говорить. Было искушение начать суровенький допрос, но её прервал неделикатный конт. Он ворвался в покои в сопровождении Сома, суетливого ремедина и заплаканной служанки.
– Пламя вас пожри, скоты! – гремел Крин Ржавый. – Я всем задам!
– Мэтр, королю требуется покой!
Сердитый шёпот поразил присутствующих. То, что требовалось говорить трусоватому ремедину, сказала принцесса. Она не смутилась в том числе и под тяжёлым взглядом хозяина особняка, не привыкшего, что над ним верховодят. Однако лишь соблюдая приличия, смягчила тон:
– Прошу вас.
– Как будет угодно, юная майтра, – едва скрывая желчь, склонил голову Крин Ржавый и продолжил свистящим от возбуждения шёпотом: – Я лишь хотел сказать, что помимо всех бед пропал ценный подарок, который желал преподнести мне ваш отец. Это чудовище ворвалось и порушило чудный риважский стол, а на нём лежал свиток. Остался поломанный футляр.
Конт с обиженным по-детски лицом протягивал слушателям разбитый в щепы короб.
– С чего вы взяли, что это – чудовище? – быстро спросила Тиса. – Вас придавило дверьми.
– Ну-у, – замялся Крин Ржавый, в смущении доламывая короб так, что в руках осталась лишь железная его часть, служившая, скорее, орнаментом. – Девки мне сказали, что чудище это, не иначе. И отчего я перед девкой распинаюсь.
Он в сердцах бросил на ковёр остатки футляра и, ворча под нос бранные слова, удалился в сопровождении слуг и ремедина. Вряд ли принесут дров, вздохнула про себя Тиса, опускаясь перед щепой. Железное украшение приглянулось ей, впрочем, как и всё красиво сделанное можно нашить затем на одежду и щеголять в народе. Это была искусно вырезанная звезда о шести концах. При должном умении – настоящая фибула к плащу.
– Оно унесло сказку, – донёсся до неё сдавленный шёпот короля. – Я видел.
Тиса подхватила вещицу и подошла к кровати.
– Осталась последняя сказка, – бесцветным голосом произнёс король, – в руках старшины кочевников. Пусть отдаст тебе, Моран Колун. Найди способ отдать им и убийства прекратятся. Пусть с ними разбирается Надзор.
– Я сделаю это, ваше величество, – смиренно произнёс старый гард и склонил перед королём голову.
– Не беспокойтесь, ваше величество, – вновь поправляя одеяло, вставила слово принцесса. – Я потребую почитания, и принесут дров, будет тепло.
– Отправляйтесь на покой, – сонно пробормотал король, – завтра трудный день. Остальное сделают слуги.
Конт не посмел возражать и по распоряжению Сома принесли дрова и жарко натопили камин. Сам Крин Ржавый уселся в гостиной с бутылкой дорогого вина и заявил, что будет писать жалобу шуадье. Моран Колун велел собрать стражу и ещё раз хорошенько прочесать округу. Тису, несмотря на возражения, отправили в Дом всадников отсыпаться.
Её отправили под присмотром двух стражников, которые были, скорее, надзирателями, но не попутчиками: нарочито суровые, надменные, молчаливые. И если была мысль тишком пробраться назад в особняк, то её подавили одним видом безмолвные усачи.
Оглядываясь в последний раз на особняк, близ аллеи старых лип в свете пожарных факелов она заметила конных. В одном из них она узнала своего маршала. Когда принцесса с провожатыми приблизилась настолько, что можно было разглядеть тяжёлую медную косу, спадающую на плащ Валери Янтарной, новоиспечённый полковник поклонилась женщине. Но та, едва покосившись на подчинённую, развернула коня и потрусила вглубь аллеи к летнему домику конта.
Тиса вспомнила недавние слова Эдара Клыка о ещё одной заинтересованной стороне. Наблюдая за исчезающим светом пожарных факелов, под отсвет которых на лёгком ветру колыхались охровые плащи, Тиса задумалась. Недобрые предчувствия закрались в душу. Прав отец: завтра тяжёлый день решений.