Секретик
«Нет ничего тайного, что не сделалось бы
явным; и ничего не бывает потаённого,
чтоб не вышло бы наружу».
Библия от Марка.4:22
Ехали мы, как всегда, долго и по плохой дороге, а когда добрались до нашего дачного поселка, мама остановила автомобиль и сказала:
- Мить, погуляй пока: в доме краску выветрить надо.
- Перекусить бы...
- Потерпи маленько, я что-нибудь приготовлю. Через часик. Хорошо?
- Ладно.
Я посмотрел на свои наручные часы - было десять утра - и пошёл по тротуару вниз, к реке. Солнце начинало припекать, и на лицах дачников уже виднелся его красный отпечаток. Но вдали, над старой башней,висели серые тучи - предвестницы грозы.
На берегу было безлюдно и тихо, и лишь чайки раздражали утреннюю тишину редкими пронзительными криками. Раскидистая старая ива, одинокая спутница речного берега, склонив ветки до самой земли, плакала белыми слезами. Лёгкое дыхание ветра осторожно касалось её листьев, будто священной тайны, которую скрывала в тени дерева сама природа. Речка ещё не прогрелась, и я, так и не решив искупаться, отошёл от воды. Недалеко от ивы стояла скамейка, я присел на неё, и перед моим взором опять оказалась башня.
"Видимо, - подумал я, - эта древняя постройка – местная знаменитость: помнится, мама говорила, что в стене башни есть какой-то красный камень, и если до него дотронуться и загадать заветное желание, то оно вскоре обязательно сбудется.Обязательно схожу туда завтра».
Но вдруг ход моих мыслей прервало чьё-то тихое сопение, и я понял, что на берегу есть ещё кто-то кроме меня. Этот кто-то неторопливо пробирался сквозь заросли ивняка, и уже через несколько секунд ожидания я увидел того, кто прятался в густой листве.
К моему большому удивлению, это была девочка с огромной лопатой в руке. Она медленно приближалась спиной ко мне. Судя по ее осторожным движениям, девочка только что совершила какое-то важное таинство, видимо, полагая, что здесь её никто не видит.
- Ну всё, теперь точно не найдут, теперь он спрятан надёжно! - смеясь, сказала она и остановилась, чтобы поправить спутавшиеся льняные волосы. - Ни один глупый мальчишка не додумается здесь искать…
Я осторожно коснулся рукой её плеча и спросил:
- А кого они хотят найти?
Девочка быстро обернулась, и я увидел её испачканное лицо и большие голубые глаза, в которых застыл испуг. Она была похожа на смешного чертёнка из мультика. Это зрелище произвело на меня такое сильное впечатление, что я рассмеялся.
- Не кого, а что, - сердито поправила меня девочка, деловито подтягивая гольфы, - а что именно - не скажу. Ты кто такой?
С трудом уняв смех, я протянул ей руку:
- Дмитрий. Можно Митя.
Девочка положила свой инвентарь на песок и, вытерев перепачканные землёй ладошки о платье, пожала мою руку сразу двумя своими.
Я опять рассмеялся и сквозь смех спросил:
- Ты что, здороваться не умеешь? Здороваются одной рукой, правой.
- Извини, - сказала девочка, протянув мне правую руку, и улыбнулась, - Катя.
- И всё-таки, что ты там делала? – кивнул я на заросли, из которых она только что выбралась.
- А ты никому не скажешь?
- Никому.
- Точно? Поклянись!
- Клянусь!
Она огляделась по сторонам,подошла ко мне ближе и на ухо прошептала:
- Секретик закапывала.
- Что? – не понял я.
- Секретик. Ты что, - удивилась Катя, - никогда не видел секретиков?
- Нет…
- Ну ты даёшь! А наши мальчишки только и делают, что разоряют их. Нет такого места, где они не нашли бы секретик. Вот я и подумала: может, здесь не найдут, под ивой? Это далеко от наших домов.
- А где твой дом?
- Я живу вон там, - Катя махнула рукой в направлении деревни.
- Где башня? – уточнил я.
- Да, рядом с башней. Синенький домик. Там живу я с мамой, братиком и отчимом.
- Ты живёшь с отчимом? – неприятно удивился я.
- Да, мой папа бросил нас, когда мне было два годика, а дядя Володя нам помогал, и мама вышла за него замуж. А потом родился Виталька. Он такой хорошенький! Ему полгодика всего, а он такой крепыш! Хочешь, пойдём к нам в гости?
- Не, я к себе… мама ждёт.
- А ты где живёшь?
- Мама купила недавно дом. Видишь, рядом с красным кирпичным деревянный стоит? Это наш…
- Ты дачник? – спросила Катя. - Там, где твой дом – это уже дачный посёлок.
Я пожал плечами:
- Ну, если можно так выразиться, то дачник.
- А дачники все такие: приезжают, уезжают… Ты тоже скоро уезжаешь?
- Да, завтра вечером.
- Ну вот, я была права, - вздохнула Катя.
Она подошла к речке, зачерпнула рукой воды, умылась, потом взяла лопату, помахала рукой и убежала в сторону дома. Я тоже отправился к себе.
Дома стол был уже накрыт, и я с аппетитом приступил к обеду. Я ел и улыбался сам себе, потому что глупая девчонка с лопатой не выходила у меня из головы.
- Что тебя так смешит?- спросила мама.
- Да так, с девчонкой одной познакомился на берегу. Катей зовут. Смешная такая!
- Что же в ней смешного?
- Она - малявка, лет восемь, а ходит с большой садовой лопатой - секретики закапывает в тайных местах, чтоб никто не нашёл. А я её подкараулил… Если бы ты видела её лицо!
- Не разорил секретик? – прищурилась мама.
От неожиданности я захлопал глазами.
- И ты знаешь про секретики?
- Ещё бы! – рассмеялась мама. - Сама в детстве делала, а соседский мальчишка Ванька Фролов вечно раскапывал и ломал.
- Я не в том возрасте, чтобы разорять какие-то секретики, - нахмурился я.
- Да, ты прав: в тринадцать лет в секретики уже не играют… А твоих сверстников в поселке нет?
- Пока не видел.
- Ну ничего, успеешь ещё с кем-нибудь познакомиться. А теперь, сын, пойдем-ка полоть: работы невпроворот!
Мы направились в огород и часа три добросовестно и плодотворно трудились на грядках. День был жарким и душным, но к вечеру тучи, которые висели над башней, разрослись, и грозовое крыло очутилось прямо над нами. Сверкнула молния, прогремел гром, начался дождь. И мы с мамой поспешили укрыться в доме. Я снял мокрую одежду, закутался в плед и сел на диван.
«Странно, - думал я, - отчим… Как можно жить с отчимом? Мой отец умер давно, но потом у мамы никого не было, и нам никто не помогал: она всегда сама справлялась… Нет, я бы так не смог - жить в одном доме с чужим человеком. Лучше сам помогать матери буду. Вот завтра возьму и прополю всё один. Пусть мама отдыхает… Только отчимов пусть не заводит».
Но на следующий день я проснулся поздно, без четверти одиннадцать. Погода стояла пасмурная, снова шёл дождь, и прополка отменилась. Мама вешала лампу в коридоре, а я настраивал телевизор – единственное развлечение во всём доме.
- Мам, тут случайно антенны нигде нет? - спросил я из комнаты.
- Митя, к тебе пришли! - отозвалась мама.
- Кто? - удисвился я.
- Катя.
«Она пришла… зачем?» - подумал я и вышел в коридор. Передо мной стояла Катя, вся мокрая от дождя, и загадочно улыбалась.
- Привет, - начала она, - я тут подумала: можно я у тебя во дворе секретик закопаю? Тот, под ивой, уже разорён.
- Давай, - согласился я.
- Спасибо! Я быстро!
Катя выбежала в огород, выкопала там ямку, что-то туда вложила, засыпала землей и вернулась ко мне.
- Всё, готово! Никого сюда не пускай! Если кто из мальчишек и придёт, говори, что меня тут не было.
Она смотрела на меня голубыми, как небо, глазами, обрамлёнными чёрным бархатом густых ресниц; по волосам стекали капли дождя, Катины губы напоминали бутон нераспустившейся розы, а на щеках, чуть ниже скул, горел румянец. Её тоненькие ручки выглядывали из-под старенького серого плаща, который ей был явно велик, впрочем, как и резиновые калоши, обутые на босу ногу.
Меня вдруг охватило непонятное чувство. Жалость? Сочувствие? Я не знал, что это было, и совсем не слышал, что она говорит: сердце замерло.
- Договорились? - спросила Катя.
- Да.., - кивнул я неуверенно.
Она пожала мне руку и опять убежала.
- Это и есть та Катя, которая секретики делает?- спросила мама.
- Да.
- Что на ней за плащ? Она что - из бедной семьи?
- Наверное, - пожал я плечами.
- Надо будет у тёти Люды спросить, не осталась ли какая одежда от Лизки. Ну что это такое: ребенок ходит во взрослом плаще! На следующих выходных обязательно привезем ей что-нибудь.
И эта мысль меня обрадовала. Но я всё равно целый день ходил сам не свой, будто в тумане: что-то не давало мне покоя. А вечером мы уехали.
Всю неделю шёл дождь; распогодилось лишь к вечеру пятницы, когда выглянуло солнце. Тетя Люда отдала маме целый мешок вещей для Кати. Мама загрузила его в багажник, и мы отправились на дачу. Всю дорогу я мечтал ещё раз посмотреть в прекрасные Катины глаза и сказать, что её секретик на месте, что его никто не разорил, и отдать ей вещи, представляя себе, как она обрадуется. Наконец, когда мы приехали, я с нетерпением выскочил из машины, забрал вещи из багажника и побежал в деревню. Но на полпути я вспомнил о секретике, и решил вернуться, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке. Но, к моему большому сожалению, секретик был разорён: на его месте лежало стеклышко, а рядом - мёртвая бабочка, белые крылышки которой были оторваны и вдавлены в грязь.
«Кто же это сделал? - подумал я, - Вот найду его и надеру уши! И так Кате и скажу: пусть знают, что теперь есть кому за неё заступиться!»
Я шёл и искал тот синий дом, где она жила. Но когда нашёл, то долго стоял у ворот, не решаясь войти. Наконец, я открыл калитку, которая оказалась не запертой, и вошёл во двор. Во дворе никого не было, а множество детских вещей, развешенных перед входом в дом, мешали зайти внутрь. Вещи пришлось раздвигать руками, чтобы попасть в сени. Но вот и входная дверь; я перевёл дух и уже прикоснулся к ручке двери, чтобы открыть её, как вдруг услышал сначала тихий плач и жалобные стоны, а потом и тонкий голосок Кати.
- Дядя Володя, не надо, пожалуйста!
- Последний разик, Катюш, последний разик…
- Ну пожалуйста…
- Я не сделаю тебе больно… обними меня ручками… вот так…
Я хотел приоткрыть дверь, но она оказалась закрытой. Холодный ужас вдруг охватил меня: я словно остолбенел и не мог сдвинуться с места – просто молча стоял у двери и слышал жалобные стоны Кати и чьё-то похотливое дыхание…
Не чуя под собой ног, я выбежал из дома и подкрался к окну; держась за подоконник, я забрался на стену и через небрежно занавешенное стекло увидел мерзкую сцену: огромный мужик склонялся над беспомощной Катей и сжимал её хрупкое тело своими жёлтыми руками.
Слёзы сами собой потекли по моим горящим щекам. Я спрыгнул, схватил камень и кинул его в окно; стекло разбилось, и я бросился бежать. Я бежал, сам не зная куда: ужасная картина стояла у меня перед глазами, и мне совсем не хотелось возвращаться домой.
В себя я пришёл, лишь очутившись возле старой башни. Я забежал во внутрь, сел на землю и долго рыдал в голос. Мне хотелось порвать это чудовище на куски!
«Вот кто оторвал бабочке крылья! - думал я. Вот кто втоптал их в грязь! Вот кто закапывает самые страшные секреты!»
Когда рыдать не осталось больше сил, и возбуждение сменилось исступлением, я вдруг вспомнил про красный камень.
- Где же этот камень.., - произнес я вслух.
- Вот он.., - услышал я тихий голосок.
Я резко обернулся и увидел Катю: она стояла напротив меня, спокойная и странно повзрослевшая. Она взяла мою руку и положила на что-то холодное: это был тот самый камень, о котором говорила мама.
- Загадывай желание, - сказала Катя.
- А ты?
- И я…
И так мы стояли несколько секунд, глядя друг другу в глаза.
Я ничего не смог загадать: в моей жизни больше не было желаний.
- Я сразу выбежала из дома и увидела тебя, - сказала Катя. - Нет, не бойся: отчим тебя не заметил - он побоялся выйти.
- Он - мразь! – крикнул я, не сдержавшись.
- Да, - медленно кивнула Катя.
- И давно… это продолжается? – спросил я осторожно.
Она кивнула опять.
- Ты маме говорила?
Катя потупилась и помотала головой:
- Нет, - едва слышно ответила она.
- Почему?!
Катя подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Взгляд её прекрасных голубых глаз был спокойным и серьёзным.
- А зачем? – спросила она. - Витальку жалко, да и маму: останется опять с ребёнком одна, а помочь ей некому… Но не всё так плохо, ты не переживай: в четверг за мной бабушка приезжает, я с ней в Краснодар поеду.
- Насовсем? – испугался я.
- Нет, на каникулы буду домой приезжать…
Пауза затянулась ещё на несколько секунд.
- Прости меня, Катя.., - выдавил я из себя, отводя глаза от её лица.
- За что? – удивилась она. – Это тебе спасибо: ты меня спас. А стекло отчим новое поставит.
Мы снова замолчали, и это молчание, казалось, длилось вечность.
- Секретик! – вдруг вспомнил я. – Я же шёл сказать тебе, что его больше нет!
- Лучше пусть то, что сегодня случилось, будет нашим секретом, - попросила Катя. - И ты, Митя, никогда никому об этом не расскажешь. Ради меня. Хорошо?
- Обещаю! – ответил я решительно.
- Ты вот что: выходи первый, - сказала Катя. – И лучше иди не мимо нашего дома, а по берегу, чтобы отчим тебя не увидел и ничего не заподозрил.
Я вышел на берег и быстрым шагом направился к своему дачному домику, где меня уже ждала мама.
- Ты где так долго был? – спросила она строго. - Отдал Кате вещи?.. Митя, да что ты как в воду опущенный? Что случилось?
- Всё в порядке, мам, - ответил я, стараясь не смотреть в мамины глаза, и попросил: - Можно я побуду один? Пожалуйста...
Мама внимательно посмотрела на меня и молча кивнула.
Я зашёл в дом и закрылся в комнате, чтобы уберечься от её расспросов. Но мама в тот день ни о чём меня больше не спрашивала, хотя и ходила по дому настороженно, и я отчётливо это чувствовал. Было так тихо, что я не мог дать волю эмоциям: меня душили слезы, но я не плакал - не хотел показывать свои слёзы маме, потому что не мог рассказать ей об их причине. Не имел права. И не хотел.
Я лежал на старом скрипучем диване и смотрел в потолок.
«За что ей это всё? – думал я. - Ей одной – маленькой, хрупкой деревенской девочке, которая должна нести на своих детских плечиках непосильный груз боли и страданий? Груз чужих ошибок и чьей-то мерзости? За что ей это? За что?!»
И опять я ехал долго, и снова по той же плохой дороге, а в окне мелькали деревья, фигуры людей, дома… Но вот, наконец, и старое деревенское кладбище. С каждым годом оно становится всё больше, а жителей в деревне - всё меньше… Я оставил свой автомобиль у ворот кладбища и, прежде чем пройти через них, на минуту остановился: там, где человек обретает своё последнее пристанище, можно – и нужно – хотя бы немного подумать о вечном.
Уходит человек из этого мира, а что остаётся после него? Ничего, кроме памяти. Но ведь и память может быть разной: об одном скажут: хороший был человек, а о другом - просто промолчат.
Я всегда старался жить в ладу со своей совестью – так, чтобы мои дети могли мною гордиться. Кажется, у меня это получилось…
Каждый раз, приезжая сюда и обходя могилки, я всегда иду к одной-единственной, где со старенькой фотокарточки на покосившемся кресте смотрят на меня голубые глаза той девочки, у которой я научился любить, терпеть и сострадать. Несмотря ни на что. И потом учился у неё этому всю свою жизнь…
Бабушка за Катей тогда так и не приехала. А через пять месяцев Катя заболела воспалением легких и умерла.
С тех пор прошло много лет…
- Ну, здравствуй, Катя… Знай, что я помню о тебе всегда, и в самые трудные минуты моей жизни я приезжаю сюда, и ты поддерживаешь меня… Я вижу твоё лицо и понимаю, что всё в жизни проходит: и боль, и страдания… И только любовь остается в наших сердцах навечно…
Как всегда, я кладу на могилку букет полевых цветов, потом сажусь в машину и уезжаю. Но каждый раз, покидая деревню, я вижу тот синий дом, где когда-то, теперь уже давным-давно, жила голубоглазая девочка с чудным и светлым именем Катя.
Нет уже в живых ни матери Кати, ни её отчима. Виталька вырос и покинул этот край. В их старом доме никто не живёт - он давно заброшен, этот дом.
Дом, который жил жизнью маленькой девочки с большим сердцем.
Дом, где вместо стекла - картонка…