Мы все еще удивляемся, почему одни люди укравшие миллионы живут безнаказанно, а другие люди, что бы не умереть от голода, вынужденные воровать кусок хлеба, претерпевают насилие и отбывают длительное наказание. Мы поражаемся, как очевидный для всех преступник, убийца человека, освобождается от наказания судом, и ответственность за содеянное перекладывается на неумолимую силу обстоятельств. И мы возмущаемся, когда нас, как заложников используют в темную, прикрываясь нами, как живым щитом, что бы реализовать какие то одним им известные планы. Все это так диссонирует в нашем сознание и является жутким противоречием логике и человеческому здравому смыслу.
Но все становится куда более простым и ясным, если понять, что все происходящее вполне типично для азиатской деспотии, где главными атрибутами являются маккиавелизм и деспотизм, клановость и тейповость. И тогда сразу становится очевидным причинность кастовости общества, коррупции, его разрозненности и нацизма, терроризма и жуткого средневекового беззакония.
Можно конечно же предположить, что это все временно и внезапно в одночасье вдруг пройдет. Да, можно надеются на это. И как правило, люди верят, что завтра может быть да станет лучше, но лишь бы не хуже! Завтра., может быть... а может быть и нет.
А что было еще вчера там, где жили наши предки? На этой исторической ниве есть прекрасные работы Чаадаева, Радищева, Гумилева и многих других наших соотечественников, указывающих на стойкую тенденцию господства восточно-азиатской деспотии. И вот недавно, на глаза мне попался замечательный и редкий труд, немецкого экономиста и историка Карла Каутского (1854—1938) , в котором он анализируя сравнивает класс рабочих России и США, а заодно рассказывает откуда растут ноги российского капитализма, и что собою Россия представляет. Я не буду делать никаких выводов — оставляют это право делать вас, уважаемый читатель.
Российский капитализм.
Капитализм в России вырос на совершенно другой почве, чем в Западной Европе. В последней городская буржуазия развилась еще до упрочения королевского абсолютизма; королевская власть в своей борьбе с феодальным дворянством и духовенство вынуждена была опираться на сословие горожан; оба союзника усиливали друг друга. Монархи, аристократия и духовенство не могли поглощать всего излишка, который производили трудящиеся классы и который, по мере развития товарного производства, все более и более принимал форму прибавочной стоимости; часть этого излишка они вынуждены были предоставить городской буржуазии. Все, что попадалось в руки монархов и аристократов, проматывалось ими на военные предприятия и безумную роскошь. Та часть прибавочной стоимости, которую присваивало духовенство, поскольку она не тратилась на непосредственное потребление, накоплялась в виде сбережений. Буржуазия же выпадавшую на ее долю часть прибавочной стоимости превращала в капитал, который все больше и больше нарастал. Чем слабее была власть монархов, аристократов и духовенства, тем быстрее, при прочих равных условиях, шло накопление капитала. С другой стороны, чем быстрее шло накопление капитала, там больше — до известного, впрочем, предела — возрастала численность и, во всяком случае, могущество класса капиталистов не только по отношению к неимущим, угнетенным классам населения, но и по отношению к другим некапиталистическим, хотя и имущим и господствующим общественным группам, тем больше росло их влияние в государстве.
Иначе происходило развитие в России. Здесь царская власть развивалась не одновременно с сильной буржуазией, и уж ни в коем случае не вследствие развития этого класса. Россия, будучи страной еще чисто земледельнической, с патриархальным деспотическим строем восточного государства, вступила в тесное соприкосновение с Западной Европой как раз к тому времени, как там абсолютизм уже торжествовал победу над духовенством и дворянством, когда он уже успел создать свои органы самодержавной власти — постоянное войско и бюрократию — и вызвал к себе недоверие, даже вражду со стороны развившейся буржуазии. Представители русского деспотизма сразу поняли, каким неоценимым орудием господства является постоянная армия и бюрократия - это изобретение западно-европейского абсолютизма, и не замедлили ввести их у себя. К этому времени, главным образом, и свелась пресловутая цивилизаторская деятельность Петра Великого.
Французы, а в особенности немцы, явились первыми и лучшими насадителями царского деспотизма, которые, при помощи могущественных средств капиталистической цивилизации, укрепили и подняли его до уровня западно-европейского самодержавия. В России это означало то, что цари получили возможность в гораздо большем размере присваивать от трудящихся классов излишки их производства; это означало увеличение непроизводительных затрат — на войско и чиновничество.
Первым делом Петра Великого было увеличение налогов в пять раз. Насаждение в России ''цивилизации'' означало только усиление средств расхищения народного добра, а не увеличение капитала, по примеру Западной Европы. При таких условиях не мог создаться класс капиталистов, который обладал такой же силой, как на Западе.
Экономическое развитие страны было благодаря этому значительно замедленно, а между тем, по мере роста ее ''цивилизации'' и по мере укрепления ее связи с Западной Европой, росло участие царя в международной политике европейских держав. Страна должна была поддерживать свое военное могущество на одном уровне с развитыми, экономически процветающими государствами, между тем как в своем хозяйственном развитии она все больше и больше от них отставала. Последствия такой политики сказались уже в 18 столетии в виде небывалого финансового кризиса. Самым широким образом были использованы оба испытанных способа добывания денег, к которым обыкновенно прибегают правительства капиталистических государств, - внешние займы и фальсификация денег, или, что то же самое, выпуск кредитных бумажек, не покрытых соответствующим металлическим фондом. Если кредит был мал, денег никто не давал, машинка для печатания денег пускалась в ход; если находились охотники давать в кредит, - фабрикация фальшивых денег могла на некоторое время приостановиться. Если уже никак нельзя было помочь делу, то прибегали к маленькому государственному банкротству, как это случилось в 1843 г., когда старые кредитки обьявлены вне курса и обменены на новые с тою только разницей, что за бумажку в3,5 рубля выдавали рублевую.
Задолжность государства росла при этом непрерывно. Конечно, постоянное увеличение государственного долга не составляет исключительной особенности России, и находятся даже буржуазные экономисты, которые утверждают, что большая задолжность государства является чуть ли не залогом его преуспевания.
В известном смысле это положение содержит в себе долю истины. Проценты, которые государство платит по своим долгам, составляют вечную дань, собираемую государством в пользу капитала. Это значит, что государство обирает производительные классы и передает свою добычу капиталистам. Увеличение армии пролетариата, с одной стороны, и накопление капитала с другой, вот что означает рост государственных долгов. Если капиталисты-кредиторы живут в том самом государстве, которое им задолжало, то государственная задолжность может способствовать развитию капиталистического производства, необходимые элементы которого — труд и средства производства — приобретаются на деньги, уплачиваемые государством в виде процентов. Трудящиеся классы при этом беднеют, но капиталисты богатеют, и капиталистическое производство развивается.
Но к совершенно иным результатам приводит государственная задолжность, когда заимодавцами являются иностранные капиталисты. В этом случае уплата процентов по государственным займам означает непрерывный отток денег за границу. Эти проценты, накопляясь в виде капитала, обогащают иноземное государство; задолжавшая же страна, наоборот, беднеет. В этом случае государство плодит внутри страны только пролетариев, - капиталистов же оно создает не у себя, а за границей. Так обстоит дело в Турции, не лучше и в России.
Однако между этими двумя государствами есть большая разница. Турция уже дошла до такой степени беспомощности, что она, волей-неволей, должна подчиняться предписаниям европейских держав. Своим существованием в качестве самостоятельного государства она обязана только взаимному соперничеству различных государств, из которых ни одно не хочет уступить добычу другому. Только в одном отношении великой державы действуют единодушно: все грабят несчастную страну, навязывают ей свои продукты, препятствуя, таким образом, развитию туземной промышленности. Таким образом турецкое государственное хозяйство, подобно российскому, ведет к прогрессивному упадку сельского хозяйства и пролетаризации народных масс. Только в Турции пролетариат не находит приложения своих сил капиталистического производства: наиболее инертная, обнищавшая часть народа занимается попрошайничеством, другая, более энергичная, образует шайки грабителей и повстанцев, которые не переводятся в Турции, сколько бы их не расстреливали.
До такой степени беспомощности Россия еще не дошла. Как только русское правительство заметило, какой могущественной силой является капиталистическая промышленность, оно стало насаждать ее и у себя. В пролетариях недостатка не было.
Миллионы нищих и ищущих заработка крестьян бродили по всей России. Но откуда было взять необходимый для производства капитал? В самой России можно было найти лишь небольшое количество свободного капитала. Опять пришлось привлекать капитал из-за границы для постройки железных дорог, разработки рудников, сооружения доменных печей, прядильных и ткацких фабрик, сахарных заводов и т. д. А в Западной Европе избыток капитала, т. е. прибавочной стоимости, выжимаемой из отечественных и иноземных пролетариев начиная с 80-х г.г., возрос до того, что у себя на родине не находил больше достаточного приложения и, несмотря на большой риск, уплывал за границу, в Португалию, Грецию, Турцию, Венесуэлу, - почему же бы ему было не направиться и в Россию? Так, благодаря, главным образом, иностранному капиталу, в России возникла крупная промышленность, которая быстро пошла в гору, особенно в последние два десятилетия. Вместе с тем огромная часть российского пролетариата из босяков и маломощных крестьян стала превращаться в наемных рабочих, из робких и забитых попрошаек — в энергичных революционных борцов. Но этому быстрому подьему сознательного и борющегося пролетариата не соответствовало такое же развитие соответственного класса русских капиталистов.
Это то обстоятельство и придает классовой борьбе пролетариата в царской России совершенно особый характер.
Когда российский пролетариат борется с капиталом, то это большей частью борьба против иностранцев, против тех заграничных эксплуататоров, которые высасывают все соки из России и обессиливают ее, присваивая всю прибавочную стоимость этой страны.
Пролетариат становится, таким образом, передовым борцом за интересы всего русского общества.
С другой стороны, монарх со всем правительственным механизмом, со своими солдатами, казаками и чиновничеством выступает защитником интереса чужеземных эксплуататоров России. Вообще все современные правительства являются прислужниками капитала, но русское правительство является по преимуществу приказчиком иностранного капитала. Оно защищает интересы европейских финансистов против своего народа, который оно грабит и разоряет для того, чтобы львиную долю своей добычи послушно отдавать иностранным хищникам.
На этом, в известной степени, покоится и сила современного русского правительства. Так как международная ростовщическая банда знает, какого услужливого защитника своих интересов она имеет в лице российского абсолютизма, поэтому поддерживает его всеми силами, несмотря на то, что она вполне осведомлена о шаткости его существования.
Но это же приводит политически мыслящую часть русского общества к сознанию того, что только свержение самодержавия может приостановить прогрессирующее обеднение страны.
Так как сильно развитой капиталистической буржуазии, которая могла бы бороться с разрушительной политикой правительства, в России нет, то роль передового борца за общие интересы всего народа выпадает на долю единственно существующего в этой стране сильного и организованного класса — класса промышленного пролетариата. Вот почему последний имеет такое огромное политическое влияние в стране; вот почему в России борьба за освобождение народа от гидры абсолютизма принимает характер единоборства между правительством и промышленным пролетариатом, - единоборства, в котором крестьянство может играть крупную вспомогательную, но ни в каком случае не руководящую роль.
Карл Каутский
Американский и русский рабочий.
_________
Москва
26 декабря
2012 год
_________