О ночных визитах и упрямстве
Злосчастная книга оказалась толстенным фолиантом альбомного формата. Тисненая белая кожаная обложка, угольно-черные страницы с белыми буквами - вещь, достойная полки коллекционера.
К сожалению, Вилетте погружаться в созерцание было некогда.
Обещанный "алфавит" представлял собой полноценную грамматику иностранного языка, смутно смахивающего на греческий. Не сказать чтобы девушка была языковым гением или полиглотом, но отсутствие иных занятий и ни на миг не ослабевающее беспокойство за Лютера, затмевающее даже злость и вину, делало свое дело: девушка продвигалась достаточно быстро. По крайней мере, через пару дней уже различала части речи и несколько десятков базовых слов.
Но, не смотря на все старания, суть текста ускользала от нее. По большей части, как ей казалось, это был сплошной набор слов, а некоторые абзацы и вовсе состояли из одних только повторений.
Каким бы важным ни было это послание, когда пять листов оказались полностью прочитанными, никаких перемен внутри себя Вилетта не ощутила.
Через три дня после своеобразного побега, к ней пришел посетитель, которого она, пожалуй, не ожидала – Кристофер.
Юноша, получивший разрешение на прием, нерешительно вошел внутрь, принеся с собой целую охапку тюльпанов (и где только достал?), которые тут же взялась разместить у кровати одна из медсестер.
- Привет, - немного натянуто улыбнулась Вилетта. - Спасибо за цветы.
- Да, особо и не за что, - не смотря на все прошлое, скованности в нем не ощущалось и, пройдя к кровати, парень развернул стул и сел, сложив руки на спинку. – Как себя чувствуешь? По академии так и ползут слухи о твоих выходках.
- Четырнадцать человек за три недели, - повторила слова Стоуна Ветта, отложив книгу и грамматику на тумбу. - Еще бы они не поползли. Честно говоря, я удивлена, что ты пришел - теперь у тебя куда больше поводов злиться.
- Ну, - юноша пожал плечами, почесал слегка проступающую щетину и вздохнул, уделив внимание своим ногтям, - мы же друзья. У всех бывают ошибки. Тем более, пока я еще не инквизитор.
- А был бы? Впрочем нет, не хочу этого знать... что новенького? Как там Том?
Он пожал плечами, - гуляет где-то, наверное. По крайней мере я его еще ни разу не встречал. А как твоя грудина?
- Никак, я на обезболивающих. Мне сейчас можно руку оторвать - почти ничего не почувствую.
- Ну, надеюсь, хоть это проверять не будешь?
Юноша покрутил шеей, заметно выражая свою неловкость почти в каждом действии, начиная с того, что не смотрел Ветте прямо в глаза, заканчивая попытками сфокусировать свое внимание на объектах окружения.
- Меня ненадолго впустили, так что, наверное, я уже пойду, да и занятия скоро начнутся.
Вилетта тоже отвела взгляд.
- Да, наверное. Передавай Изольде привет. И заходи почаще. Я тут одна с ума схожу.
- Жди меня вечером, - охотно согласился Кристофер, слишком импульсивно поднимаясь со стула, - Ярлу тоже привет передам. С объятиями и поцелуями.
Когда дверь за ним закрылась, в палате вновь наступила тишина. Единственными развлечениями были телевизор и вид из окна, к сожалению, смотрящий прямо на небо. Ни деревьев, ни площади, только облака, из которых сейчас, как безумный, сыпался снег.
Ветта посмотрела было на книгу, но один только ее вид вызывал уныние. Возобновлять чтение не было ни малейших сил.
Может, все напрасно? И в самом деле - понадеялась на тварь и на себя, ни черта не смыслящую в эзотерике, залезла в самую жопу... и как теперь выбираться? Может, действительно стоит вернуться в Штаты. И уехать в Город. Уж оттуда-то ее проклятие никого не достанет.
- Мысль не плохая, очень даже дельная, - голос из-ниоткуда во второй раз разнесся по комнате, но на этот раз его обладатель не заставил себя долго ждать, появившись прямо из стены.
Точнее, первым, что вышло из бетонных недр, была рука в белой перчатке, крепко сжимающая темную лакированную трость, а уж затем появился и обладатель всего этого – высокий и крепкий мужчина, не младше тридцати-тридцати пяти лет, с длинными вьющимися волосами, тронутые узкой речкой седины с одной стороны, в темных круглых очках, в темном костюме-тройке, отглаженным брюках, строчки на которых, казалось, могли порезать, но самым странным был цилиндр с повязанной алой лентой.
- Ну здравствуйте, беглец.
Вилетта окинула его подозрительным взглядом.
- Вы еще кто такой?
Окончательно освободившись, незнакомец подошел к подножию кровати, оперев обе руки на трость, - мужчина, изрядно наслышавшийся о ваших подвигах, мисс Яснржевская. Даже больше, чем сам бы этого хотел, - его голос обволакивал девушку, будто бы снова окуная в сон, пришедший к ней перед дверью кабинета Освальда, - и, скажем так, решивший воочию убедиться в вашем существовании. Вы же знаете, слухам верить нельзя.
- Ну вот вы и убедились, - Ветта села на кровати и зыркнула в сторону кнопки вызова медсестры. Успеет или нет в случае чего?
- Не советую, - озвучил ответ на ее мысли мужчина, - не успеете. А так же не советую вам делиться подробностями этой встречи с кем-либо еще и, внемлите мне, дорогая, это отнюдь не угрозы, а лишь призыв к благоразумию. Вы и я – взрослые… люди, пусть будет так, а взрослые люди не делают из личных бесед общественное достояние.
- И какова же цель вашего визита? - тоном "зачем приперся" уточнила Ветта.
- Ее я уже обозначил: увидеть вас, поговорить, узнать что вы за человек, поинтересоваться здоровьем давно не навещаемых родственников. Мало ли у нас с вами тем для разговоров?
- Ни одной.
Тонкие губы мужчины изогнулись в мягкой, практически дружеской улыбке, - как долго вы собираетесь бегать, дорогая? Поезд ждет, все пассажиры уже на своих местах, а вы все задерживаете и задерживаете отправление в долгий путь навстречу приключениям.
- Ему придется ждать еще очень долго. Я не отправлюсь в Город.
Мужчина чуть опустил голову, рассматривая Ветту поверх очков, глаза у гостя оказались приятного оттенка виски, - и что же вас удерживает здесь? Любовник, сомнительное будущее и обозленная родня?
- Жизнь.
- Вам кто-то сказал, что вас там ожидает лишь смерть?
- В таком месте ничего другого быть не может.
- «В таком месте», - постарался повторить ее интонации мужчина, распрямившись и подходя к краю кровати, противоположному тому, где сидит девушка, - а что вы знаете об этом месте, кроме украдкой увиденным моментов?
- Оттуда не возвращаются. Разве что тварями вроде тех, что за мной охотились. Или вас, уже не человека, как вы сами сказали.
- Однако, вы и сами сильно изменились с последнего сентября, не так ли? – уголки губ поднялись чуточку выше, - да и не спроста вы начали свой путь. Кажется… мисс Зиммерман, да?
Вилетта промолчала, внимательно следя за незваным гостем взглядом.
- Да, Аннеке Зиммерман, я припоминаю эту даму. Жизнеспособная девица, должен сказать… была. Или есть. Увы, не уточнял. Хотите с ней встретиться?
- Хотела. До того как все началось.
Мужчина понимающе кивнул, отходя к окну, - все началось лишь из-за того, что вы заартачились ехать. И нет бы, просто проигнорировать билет, вы начали лезть в вещи, недоступные вашему разумению. Так удивительно ли в таком случае, что пробив брешь в подводной лодке, вы начали тонуть?
- Я искала способ спастись. И я его найду.
- Ищите, конечно. Силком затаскивать я вас не стану. Право личного выбора и ответственности никто не отменял. Только будьте готовы к тому, что брешь будет постепенно расти. Вспоминайте о своих друзьях и близких почаще и не делайте ошибок. Вам за них придется платить с троицей.
Развернувшись на невысоких каблуках, мужчина коснулся кончиками пальцев цилиндра, - aut cum scuto, aut in scuto.
- Qui venit ad gladium, gladio peribunt, - огрызнулась Ветта.
- Ну, посмотрим, - обнажил белые зубы он, - успехов, дорогая Вилетта Яснржевская.
Еще раз коснувшись головного убора, незнакомец шагнул в стену.
Проводив его взглядом, Вилетта взяла с тумбы книгу и грамматику. Желание жалеть себя и предаваться безделью у нее отбило напрочь.
***
Она читала до самого заката, когда серое небо ненадолго окрасилось в алый, грязно-оранжевый и блекло-золотой. Читала и после, когда через прорехи на небе появились редкие звезды. Пять-шесть, не более – все, что могла увидеть Ветта через окно.
За дни, проведенные здесь, девушка привыкла и к распорядку дня, и навострилась подыгрывать медсестрам в том, что скоро ляжет спать, и, даже, перестала обращать внимание на больничный запах, прочно укоренившийся в палате даже не смотря на то, что каких-то особых медикаментов она здесь не видела.
Книга, присланная Интересующимися, продолжала оставаться загадкой даже после того, как Вилетта худо-бедно поняла грамматику чужого языка. Ни на пятой, ни на шестой странице текст не выстраивался во что-то понятное, представляя собой бессмысленную абракадабру.
На то, чтобы все это уместилось в голове, уходило немало сил и каждая прочитанная страница утяжеляла голову, казалось, на пару десятков килограмм, но, что удивительно, запоминалось все – и начало, и конец, и середина текста, впрочем даже это не помогало уяснить сути.
За почти что сутки было прочитано тридцать две страницы, а чувствовала она себя, будто бы ее заставили наизусть выучить первый том «Войны и Мира».
Через еще две страницы Ветта поняла, что чисто физически не сможет больше ничего прочесть. Ее слегка мутило от такого количества информации, а обед, состоявший из жиденькой диетической каши и слабого переслащенного чая, не столько утолил голод, сколько дал организму понять, что надежды на что-то более толковое нет. Вилетта с радостью бы съела сейчас что-нибудь вредное, жирное, например, сочный стейк или целое ведро куриных крылышек... мечты о мясе постепенно вытесняли из головы уныние от отсутствия понимания проклятой книги, и девушка задремала.
Во сне она видела свой старый дом в Польше. Стояла зима и тяжелые удары холодного ветра скакали галопом по улицам, раскидывая по сторонам колючки мелкого снега. Почему-то город был пуст – ни людей, ни отдаленных голосов, ни звуков жизни города.
Ноги несли девушку куда-то вперед.
Кто-то шел рядом, но Вилетта знала, что смотреть на него нельзя, поэтому спутник казался ей размытой тенью.
Шепотки. Она услышала их, когда приблизилась к двери. Рука потянулась к ручке и холодные металл обжег пальцы. За дверью кто-то стоял. Не видя его, Вилетта ощущала его взор через преграду. Взор, сбивающий все маски и мысли, взор, проникающий в душу и наполняющий ее жгучим теплом, столь желанным в такой холод, взором, изгонявшим сомнения и страхи.
Шепотки звучали яснее и отчетливее под ним.
Дом исчез. Осталась лишь она и дверь, стоящие в пустоте снегопада.
«Открой глаза. Прими. Услышь. Поверь. Полюби. Открой…» - наперебой скользили они в ее сознании, вытесняя и волю, и ее саму, ломая выстроенные за последние месяцы баррикады и разрушая защиту, - «откройпримиуслыш», - сливались голоса в единое целое и вот пальцы крепче сжали ручку, кисть повернулась…
Вилетта проснулась, подкинувшись на кровати так, словно в спину ее ударила пружина. Тело вспотело и больничная накидка неприятно липла к телу.
«Откройпримиуслыш», - будто бы снова произнесли голоса, но в комнате никого не было. Лишь раннее солнце, поднимаясь на горизонте, разгоняло тени.
Вилетта дрожала, как осиновый лист, страшно хотелось есть, пить и принять ванную. Да, обязательно ванную, горячую, с целым облаком душистой пены... и чтобы никаких голосов, никаких книг, только музыка на всю катушку, чтобы эхо отражалось от стен, заглушая даже собственные мысли.
Девушка зябко повела плечами и нажала кнопку вызова медсестры.
Маргари – полная мексиканка, появилась, как всегда, незамедлительно.
С завтраком разобраться удалось сразу, а вот с ванной и даже душем вышел облом - по настоянию врача постельный режим Вилетте был обеспечен еще минимум на полторы недели. Девушка с содроганием представляла себе, сколько придется нагонять после выхода, особенно по чертовой математике, будь она трижды проклята.
Беспомощность. Смешно, но Ветта, кажется, начинала привыкать к подобному состоянию, не говоря уж о жесткой постели, пропахших отбеливателем простынях и безвкусию больничной еды. Рана чесалась и ныла под бинтами, в голове беспокойным роем метались мысли о недавнем сне и проклятой книге.
Вилетте не понравилось то, что она увидела. Ни отсутствие контроля над собственным телом, ни запреты, смыла которых никто не собирался ей объяснять... с другой стороны, она была там, где хотела быть, и это тепло...
…тепло, распространяющееся по телу волнами, уходящее в глубины. Даже закрыть глаза и представить это было приятно. Одни лишь мысли об этом заставляли руки слегка дрожать, а уж о тяжелом коме, уходящем к низу живота и говорить нечего.
Но что звало ее? Кто звал?
Не видя этих глаз, она, однако, могла вспомнить их почти до мельчайших деталей и, в то же время, стоило представить их полностью, как картинка расплывалась в воображении, превращаясь то в желанный стейк, то в нежеланного Ярла, то в мечты о ванной.
Темно-янтарные. Это она знала точно. Глаза его, или ее, были темно-янтарного цвета.
Повалявшись немного, Ветта снова взялась за чтение, уже внимательнее прислушиваясь к ощущениям.
Так, периодически отвлекаясь от занудного чтения, наполняющего ее, словно сосуд, усталостью, она провела время до вечера.
Воспоминания о сне отходили на второй план, занимая место за кулисами. На сцене же сейчас играли свои роли усталость, волнение и опустошенность.
Ничего нового, но как-то по-другому, что ли.
Время до выписки шло медленно и большая часть вины в этом была как раз у книги. Если бы Интересующиеся хотя бы сначала объяснил, зачем ей эти муки, было бы легче, но таинственная цель – «пробудить Адсардоса», не дающая никаких видимых преимуществ, превращала задачу в пытку.
Выпустили ее в начале февраля. Снег в тот день порошил особенно сильно, и никто не выходил на улицу, а на верхних этажах заканчивали починку крыши, в остальном ремонт закончили во всем здании.
На удивление, большинство студентов даже не обратили на нее внимания, а те, что заметили, не смотрели как на диковинное чудовище, как было после нападения на Академию.
Перед самым выходом из палаты, когда окрыленная тем, что наконец-то расстанется с больничными благовониями, девушку вернул на землю мистер Сандерс, сказавший, что теперь он – ее новый куратор и напомнивший о вынужденном переезде из восьмого номера. Новая комната Вилетты находилась совсем в ином крыле здания, чем та, где они жила до этого и, как ни странно, номера не имела, хотя удобствами не уступала предыдущей, разве что комнат было всего две.
Занятия начались для нее на следующий же день после возвращения. И, как некстати, первыми парами шла математика, на которой Ярл в очередной (наверное, уде десятитысячный?) раз доказал, что никто в группе, кроме старосты – бледноликого и седовласого парнишки, не понравившегося ей с первого дня знакомства, и братьев-близнецов ничего в математике не понимает.
Хотя, стоит отдать ему должное, Ветте двойку за блиц опрос Ярл не поставил. Но о дополнительных занятиях, обещанных ректором, не забыл, предложив девушке самой выбрать два дня из недели.
Пересечься с Изольдой или Кристофером не получалось. Второй семестр выдался для них чрезвычайно сложным, а по вечерам выходить из комнаты Вилетте запретили, поэтому связь удавалось держать только благодаря их сокурсникам и телефону.
Так проходили дни. Недели. Январь закончился, уступив место холодному и ветреному февралю, слухи насчет Вилетты более-менее улеглись, но относиться к ней менее подозрительно не стали. Девушка стала агрессивной, замкнутой и окончательно забила на непрофильные предметы. Если бы не навязанные занятия по математике, у нее были бы все шансы вылететь еще до начала весны.
Интересующиеся все не появлялся. Ни наяву, ни в снах. Лишь изредка что-то в отдалении, перед самым моментом, когда ты еще лежишь и осознаешь реальность вокруг себя, но вот-вот провалишься, мелькало нечто неясное, на краешке сознания, однако вместо Интересующихся ей снились то деревья, охватывающие ветвями планеты, то безликий обладатель янтарных глаз, исчезавший, стоило попытаться его рассмотреть. Последние сны были самыми приятными, приносящими тепло и, даже не смотря на то, что после них она просыпалась вся в поту, бурные ощущения в низу живота компенсировали эти недостатки.
Стоило бы, конечно, рассказать об этом Освальду, но за последний месяц девушка встретилась с ним всего дважды и то – один раз случайно, второй – на паре, когда он объявлял результаты контрольной вместо заболевшего преподавателя истории.
Занятия – книга. Жизнь превращалась в ежедневную рутину, а каждый вечер – в испытание стойкости.
«Читать, читать, читать» - слова, словно молитва, поддерживающая каждый раз, когда раскрывался белый фолиант.
Приближаясь к концу последней сотни, Веттта чувствовала себя, как выжатый лимон. На девятое февраля у нее осталось лишь две последние страницы... и она не могла заставить себя снова открыть книгу.
После пар девушка валялась на кровати в наушниках, пытаясь заглушить бешеным ритмом Slayer собственные мысли и сомнения в том, стоит ли доводить дело до конца.
С одной стороны – за ее плечами пройденный путь, длиною в почти семь сотен страниц, с другой – за все то время, что она одна его преодолевала, никаких изменений в себе она не ощутила. Может быть, если бы все те, кто направлял ее, не исчезли, было бы проще. Однако, не зря же она целых три дня горланила матерные частушки в медблоке, не зря тогда бежала, рискуя уже больше никогда не открыть глаза, умереть в луже собственной крови, опустившись в густую, горячую и липкую влагу, манившую ее перед тем, как она потеряла сознание. Впустую ли?
Внутри все молчало. Ни предчувствий, ни ощущений, ничего, что могло бы навести на правильное решение.
"I saw them all around today
They don't stop they won't go away
They love the darkness in my eyes
Help me find a way out when I'm lost within myself"
- тихо подпевала Ветта, слепо таращась в потолок и машинально отбивая ритм пальцами. Какая чертовски подходящая песня. Только если у героя лишь семь лиц, сколько увидит Вилетта? И что именно позволит увидеть этот проклятый черный свет?
Может, и впрямь имеет смысл позвонить Освальду? Или...
Девушка села на кровати и посмотрела в окно.
Сухой снег тихонько ударялся о стекло и падал на карниз, отбивая свою мелодию. Мелодию зимы.
Вилетта выключила плеер и неторопливо смотала шнур.
Сфотографировать последнюю страницу и положить телефон рядом на кровать. Ненужную уже грамматику - в ящик стола. Нужно прочесть все, кроме последних двух строк, и тогда уже звонить Освальду, а если он слишком занят... что ж, всегда можно выбраться в окно на карниз, а оттуда уже спуститься по водосточной трубе и уйти так далеко, как только получится без верхней одежды и теплой обуви.
Приготовления успокаивали, отдаляя момент решающих действий. Все постепенно, последовательно и неспешно – словно маленький транс, который закончился слишком быстро, чтобы успеть достаточно погрузиться.
Книга манила и отталкивала, тянула к себе, но, в то же время, не приносила ничего, кроме опустошенности, усталости и головной боли, мешающей заснуть по ночам.
Снег продолжал стучать свой мотив, в то время, как Ветта настраивалась на свой.
Сесть. Положить книгу на колени, раскрыть, долистать до нужного места, усилить свет...
… слова, несвязные и непонятные сплетались в неровную, некрасивую плеть предложений и смысл по-прежнему ускользал. Уже под конец первой страницы дышать стало тяжелее, а в голове не оставалось ничего, кроме слов.
Глаза бежали по строчкам, в то время как Вилетта старалась не забыть, что нужно не дочитать до конца.
Не до конца.
Еще немного.
Белые буквы на черных листах. От усилия в голове вспыхнула боль – гораздо раньше, чем обычно.
Девушка вскрикнула и, отбросив книгу, стиснула виски. В этот раз ей удалось остановиться лишь в последний момент - когда до конца оставалось не две строчки, а не то пять, не то шесть слов. Только более-менее отдышавшись, Ветта потянулась за телефоном и набрала номер декана.
Ответа пришлось ждать недолго, даже несмотря на то, что час был не ранний:
- Освальд Стоун на проводе, - голос мужчины звучал не то чтобы бодро, но намного лучше, чем в прошлый раз, когда им удалось перекинуться парой слов без свидетелей – еще до объявления оценок на истории, - кто звонит?
- Это Вилетта Яснржевская. Не слишком отвлекаю?
- Не слишком, - на фоне мужского голоса бутылка стукнулась о край стакана, - у вас все в порядке? Стоит кого-то прислать?
- Вдобавок к вашим питбулям, стерегущим меня круглые сутки? Нет, не нужно. Но вы сказали, что мне не следует принимать помощь от потусторонних тварей, поэтому я и звоню. Помните белую книгу?
- Помню, конечно, - немного погодя, ответил он, - а что с ней?
Девушка раздраженно вздохнула. Чудненько. Как раз, когда Освальд ей так нужен, он умудрился надраться в хлам!
- Эта книга - ритуал, и я его почти завершила. Мне нужно защищенное помещение и желательно присутствие старшего экзорциста... на случай, если что-то пойдет не так.
- Хм. А что должно пойти «так»?
- Я могу стать одержимой.
- Отличная новость, - бутыль вновь ударилась о стакан, - что ж, подходите в мой кабинет, а «питбулям» передайте-ка трубочку.