***
Размышления о свободе неизбежно приводят меня к навязчивым мыслям о Питере Пэне. Сказка о мальчике, вечно хотевшем быть мальчиком, сейчас является для меня не просто сказкой о детстве и страхе перед ответственностью, как атрибутом взрослой жизни.
Главный герой наделен способностью летать. Он уводит за собой детей в страну Никогданию (Neverland), где сбываются мечты. Летающий мальчик привязал их к себе, отняв их память, поскольку собственной памяти у Питера Пэна тоже нет. Его способность к полету, как метонимия абсолютной свободы – следствие отсутствия памяти. Нет памяти, нет воли, а нет воли, нет ответственности. Летай себе с феей.
Противник Пэна – капитан Джеймс Хук, одинокий пират, отрезанный от Никогдании Крокодильим заливом.
-Когда они все вернутся домой, – говорит капитан о детях-друзьях Питера, – ты станешь одинок, как и я.
- Куда он туда и я – говорит Питер о Капитане Крюке.
Пират не просто олицетворяет страх «взрослого одиночества», преследующий Пэна Джеймс Хук, по сути своей и есть Питер Пэн, захотевший повзрослеть. Он, разучившееся летать Альтер Эго вечного мальчишки, его Другой, навеки лишённый безответственной свободы (крокодилий залив), подобно тому, как сам Пэн лишён возможности повзрослеть. Летающий озорник сражается сам с собой. Мы помним, как часто в сказке от него сбегает собственная тень, которую Венди помогает пришить к её владельцу суровой ниткой. Это обстоятельство снова свидетельствует если не в пользу явной раздвоенности, то уж точно в пользу неполноты личности персонажа.
С пресловутых фрейдистских позиций (извините, я не устоял перед этим соблазном!) Питер и Джеймс представляют собой классический пример отца и сына.
- Ты и прежде встречал меня старик, и кое-что знаешь обо мне.
- Больше, чем ты думаешь, маленький наглец!
Эдипов диалог, не правда ли? Более того, «Сын» одерживает победу над «Стариком-отцом», которого глотает крокодил. В Ниле по поверьям египтян обитало чудовище Амт (лев с головой крокодила), пасть которого была вратами ада для душ грешников. Ау, капитан Джеймс Хук, вы уже там?
Когда вспоминаешь о любимых сказках Питера Пэна: о Золушке, Белоснежке, пересказанных Венди, разумеется, то про себя отмечаешь, что смысл этих «женских» историй коренится в мгновении взросления, кульминацией которого является влюбленность и свадьба. Словом, зерно этих сказок – шаг во взрослую жизнь равно ненавистно и любопытно летающему мальчику, как все недоступное.
Карл Густав Юнг описывает детскую игру, в которой принц-солдатик, спасший принцессу куклу, внезапно, не по сценарию, отказывается её целовать.
Подобно истории с этим солдатиком, важным табу в жизни Питера Пена является секс (чувственность пол и гендер). Разумеется, «поцелуи и хождения за руку – это скучные взрослые дела», но свобода от сознательной взрослой жизни дает свободу и от этого. На предложение Венди вернутся с ней к обычной жизни «ходить в школу, на работу, стать взрослым мужчиной» Питер, влюбленный в Венди яростно отрицает лишь одну возможность: «Стать мужчиной? Нет уж! Я никогда, ни за что, не стану мужчиной!» - интересно, чего в этом возгласе больше: желания свободы или искренней досады?
Инфантилизм – не просто комплекс, не раковина и не барьер. Это плата за вечную жизнь без памяти и воли. «Ты будешь рассказывать обо мне своим детям, а они своим» - говорит Питер.
Если и есть место, сравнимое со сказочной Никогданией, то это созданная Астрид Лингрен, лежащая «по другую сторону звёзд» страна Нангияле. В нее дети, умершие «раньше срока» попадают после смерти. В этой волшебной стране, где «время костров и сказок», а приключения случаются «с утра до вечера и ночью тоже». Там каждый может делать всё, что захочет. Кроме явных параллелей со «взрослым раем» для воинов-викингов (Валхаллой) отличие ещё и в том, что из Нангияле, в отличии от Никогдании, нет возврата. Не даром в Швеции фраза «Увидимся в Нангияле» иногда употребляется в некрологах.
«Вечные мальчики бессмертны» - говорит Юнатан, герой Лингрен, и тут с ним и с Питером Пеном трудно спорить.
Радость это или беда? – вопрос всегда остающийся «за скобками».