Где-то вдали раздается раскат грома. Отдаленный, но от того не менее внезапный он заставляет вздрогнуть, превращая мысли, еще мгновение назад кажущиеся фундаментальными в пыль, унося, как ветер уносит песок. Первые капли срываются с небес. Своеобразная барабанная дробь, совсем как на плацу. Не смешно ли? Он возможно этого и хотел, пусть и представлял в иных красках. Гром заменяет грохот салюта, а дождь… способен ли он заменить слезы?
Старое кладбище. Перекошенные, рассыпающиеся могилки. На крестах и памятниках потемневшие лики, стерты имена. Во многих местах сквозь гранит и камень прорастают стебли травы и одичавших цветов. Не ирония ли? Даже здесь, в вотчине смерти, для лика которой равны землепашцы и фюреры, насильники-педофилы и дряхлые монахи схимники, жизнь находит путь наверх сквозь смерть. Что ж, если нет заботы о живых, будет ли она о мертвых? Или наоборот, люди начинают думать о убранстве и пышности бесполезной могилы, словно вычеркивая из памяти лед и безмолвие прошлого. Так или иначе, кладбище приходит в запустенье. Пусть минуту назад здесь можно было услышать поспешное бубнение молитв, стояли люди, но дождь завершает дело. Кладбище вновь пустеет. Стоящий невдалеке Человек видит, как один за другим люди покидают обитель мертвых. Провожая их краем глаза, он то и дело слышит обрывки фраз:
- Как все же глупо. Такой молодой и так резко. Что в мире творится…
- И что с ними всеми происходит? В голове не укладывается.
- А та девушка так и не пришла?
- Неужели на этом свет клином сошелся?
Родители вопреки классике Голливудского жанра тоже уходят, кутаясь в плащи. Человек видит их лица, мокрые от дождя, но не от слез. Любили ли они странного человека, что звался их сыном? Любили, наверное. По своему, разумеется, но любили. Любили, хоть он не был близок им, не любил открываться, да они и не стремились проникнуть в мир его души. Быть может от того, что боялись заглянуть внутрь. Однако, что бы не дремало там сон не мог продолжаться вечно, и оно проснулось в ужасном великолепии кошмара. Хотел ли он тех так и не сорвавшихся с глаз слез? Спроси его прямо, и он бы изобразил гордеца, смеющегося над слабостью, презирающего слезы. Но кому знать, что же скрывалось под слоем масок, что он носил и стен, какими отгораживался от мира и себя? И знал ли он сам ответ на этот вопрос, что так часто терзал его, когда солнце скрывалось, и наступала тьма? Кто он? Или что он?
Последним от могилы отходит брат, оставляя трубку и табак. Красивый, путь и банальный жест, не говоря слово «бессмысленный». Оставшись в одиночестве Человек опытными руками, не смотря на дождь и ветер, раскуривает трубку.
- Прости, приятель, там она тебе точно не пригодится.
Человек выпускает струю дыма, блаженно прикрыв глаза. Всегда смешили слова некурящих, что курится, видимо с отвращением и через силу. Взор падает на лицо паренька. Лицо, как лицо. Уголки рта слегка приподняты в таинственной полуулыбке и лишь в глазах можно увидеть прячущуюся скорбь.
- Как же он молод, - проговаривает Человек. – А ведь сколько еще мог сделать? Сколько идей пропало. Какие мечты так и не появятся. Как же несправедлива смерть.
И отвечает ему Смерть тихим голосом:
- Где ты был, дитя, когда раздался крик новорожденного Денницы? Слышал ли ты, как впервые в небесных чертогах зазвучал хор Ангелов? Мог ли видеть ты падение Зари с небосвода? Мог ли видеть ты, как мир обретает краски? Как среди первых облаков первый орел раскрыл крылья для полета? Так тебе ли судить о поступках моих? Как можешь судить о том, чего не увидеть, ни почувствовать, не проникнуть в мысли?
Девушка. Стан ее так хрупок и невинен, что кажется девическим. С ног до пят свисают темные одежды и лишь тонкие пальцы мастерицы, подрагивающие, словно прядущие нити, видны из-под балахона.
- Мы можем не видеть скульптора, не знать писателя, но смотря на статую и читая книги, мы познаем их труды, а значит и их самих. Так почему же я не могу судить о тебе, по твоим трудам? Посмотри на этого человека. Он так молод. С его смертью не просто угасла свеча жизни. Если облечь в книгу мысли человека не хватит мира, чтобы вместить ее. Но теперь он мертв и книга никогда не будет написана.
Смерть издает легкий смешок, прикрывая уста ладонью. Она подходит к могиле и проводит рукой по фотографии умершего, смахивая капли дождя. Изящные пальцы проводят по губам и касаются глаз, будто пытаясь их закрыть.
- Едва уста Евы коснулись того злополучного плода как я открыла глаз и взглянула на мир. Меня уже тогда передернуло от зловонья ваших мыслей. Ты говоришь, что книга мыслей этого человека покрыла бы мир? – Смерть на время умолкает, не отрывая взгляда от фотографии. – И что же книга это была? Что покрыло бы мир? Вы лишь оболочки. Даже ваши поступки – оболочки, ничто, пустые куклы. Но мысли, о мысли это вы и есть. Ты так отчаянно защищаешь его, но мысли. Заходя в метро, он за секунду был способен перетрахать всех женщин в купе. Ночью он обращался в волка и перегрызал горло тем, кого ненавидел, - Смерть поворачивает голову к Человеку. На ее устах все еще играет улыбка, но в ней скорбь. – Мне продолжать?
- Нет, - на мгновение Человек опускает взгляд, но затем резко вскидывает голову, в глазах играет огонь. – Но ведь было же и другое? Было же хорошее?
- О да, было, - легко соглашается Смерть. – Но слышал ли ты притчу о малом квасе? А у него чуть того, чуть сего. Взрывоопасная смесь выходит. Да и о нем ли речь? Не такие ли же все остальные?
Смерть подходит к Человеку, бесшумными легкими шагами. Как же она прекрасна, успевает подумать Человек. Прекрасна, как Луна, что сияет среди звезд, хоть и способна лишь отражать свет Солнца.
- Да, я прервала его мечты. Порой такие прекрасные, что найдись безумец воплотивший их и мир засиял бы дотоле неведомыми красками. Он и доброго мог много совершить или, - Смерть вдруг срывается на хохот, - не доброго. Откуда тебе знать, что было и что будет? Я смерть великих и малых. Я прервала добро, что уже не будет. Но думал ли ты о зле? Сколько греха родилось бы? Вы совокупляетесь со своими мыслями и плод этого – грех. Так что я лишь прервала эту бесконечную череду. Я не бич человечества, я его спаситель. Способен ли ты понять это? Способен ли ты принять это? – Смерть заглядывает в глаза Человека и внезапно плачет – Прости. Я забрала тебя, ты больше не можешь мечтать, но на самом деле я дала тебе свободу больше не грешить.
Но Человек лишь улыбается и протягивает Смерти руку.
- Вы танцуете?