(В соавторстве с somesin)
Грязь, отливающая жирным блеском, моментально налипла на колеса, стоило только кэбу покинуть мостовые города N. Цоканье копыт, визгливый скрип рессор, шлепки глинистых комьев, - тотчас утонули в вязком чреве разбитой дороги, когда серые тучи, цепляющиеся за кроны придорожных тополей, разродились потоками стылой воды. Ночь наступила раньше, чем рассчитывал Уильям. Оставалось надеяться лишь на сноровку хмурого кучера, лица которого так и не удалось рассмотреть; да еще на прочность брума, подпрыгивающего на ухабах, будто остервенелый мул.
В мутном стекле изредка появлялись тусклые отсветы керосиновой лампы, коротко освещая водопад дождевых струй. Время окончательно растворилось в горячечном танце теней, когда экипаж неожиданно остановился и три глухих удара по крыше кэба возвестили, что поездка окончена.
Натянув капюшон поглубже, Уильям уж было коснулся ручки двери, как вдруг по спине и затылку пробежала волна мерзкой дрожи. Черные глазницы окон смотрели на пассажира угрожающе, холодно выжидая, когда он откроет дверь, вверяя свою судьбу бездушной мгле. Новый нетерпеливый удар кэбмена заставил Уильяма вздрогнуть всем телом и, не раздумывая более, шагнуть в темноту. Снаружи юноша тут же увидел замок. Рискуя промокнуть до нитки, гость поднял голову, рассматривая очертания башен и стен – в ненастной тьме казавшиеся исключительно грубыми и неприветливыми. Ухоженная дорожка привела визитера к массивной дубовой двери с надписью «Facilis descensus Averni». «Легок ли?», - подумал он, постучав тяжелой скобой в виде уробороса. Дверь открылась немедленно – будто гостя ждали на пороге.
За тяжелой портьерой, обрамленной золотыми кистями, скрывался просторный, хорошо освещенный и ошеломительно тихий зал. Уильям нервно оглядел ровный круг игорных столов, от которых доносились только редкие реплики-ставки, вердикты крупье и тарахтенье шариков. Даже усилия взмокших музыкантов на возвышении в дальнем углу не нарушали впечатления не то храма, не то серьезной конторы. Никто не спешил отвлекаться на нового посетителя, никто не приветствовал и уж тем более не протянул руки, пока Уильям двигался к облюбованному месту за центральной рулеткой.
Мягкий свет, шуршание тканей и щелчки шарика, мечущегося между красным и черным, давно уже не удивляли юношу, хоть и волновали, конечно. Однако тут невозможно было не ощутить неловкости: взгляд и слух напрасно искали следов азарта, криков, искаженных лиц. Царившая бесстрастность напоминала, скорее, музей. Воздух был восковым, полупрозрачным, насыщенным запахом алоэ, дымом сигар и ароматами духов.
- Доброй игры. Должно быть, впервые здесь? – услышал Уильям и, смутившись, осознал, что оказался предметом внимания седого джентльмена рядом.
- Да, - откашлявшись, ответил Уильям, - благодарю.
Легко перебирая фишки холеными руками, седовласый представился:
- Франсуа Бланк.
- Уильям Голдмен, к вашим услугам, - отозвался гость, доставая портмоне с деньгами. - Дайте мне жетонов, по высшей ставке, - попросил он, подавая крупье увесистую пачку банкнот. – На все.
- О, юность – не помеха ценителю игры, как я вижу? - одобрительно заметил Франсуа Бланк. - Впрочем, и игра здесь не чета иным.
- Как я и слышал, - в тон собеседнику ответил гость.
Мужчины переглянулись и, не сговариваясь, заказали выпивку. Крупье пододвинул к юноше шкатулку темного дерева с гравированной крышкой.
- Обычное дело. Такие шкатулки у всех присутствующих. Эпатаж, причуда хозяина казино, не более того, - успокоил насторожившегося Уильяма мистер Бланк, - в конце концов, это весьма респектабельное заведение, и некие изыски вполне приличествуют.
Юноша, поколебавшись, открыл свою шкатулку, с интересом разглядывая жетоны. Судя по всему, костяные, причем каждый снабжен особым интальо. Приглядевшись, он ощутил, каким шершавым сделался язык, словно распухший в пересохшем рту. Заметалось сердце, строгие безгласные лица игроков подернулись муаровой дымкой… Уильям скрипнул зубами, напомнив себе, что сегодня и так собрался поставить на кон все до последнего пенни.
- Ну же! – услышал он отчего-то издалека. - Игра обещает быть весьма интересной. Вы ведь игрок, мистер Голдмен?
Вскинув глаза, юноша посмотрел на крупье, потом на мистера Бланка, ободряюще покачивавшего крупной головой.
- Вам непременно повезет, сэр, - добавил другой, безликий голос, и Уильям решительно достал одну фишку. Провел пальцем по миниатюрке славного щекастого мальчугана, прикрыл глаза – и поставил на «черное». Мгновение спустя он потерял из виду ставку среди прочих – кроме, разве что, изящной фишки Бланка с грудным младенцем, легшей на «красное».
Рулетка завертелась. Голдмен наблюдал за полоской, в которую превратился шарик, и неожиданно обнаружил в центре кольца то самое детское лицо. Мальчуган повернулся к Уильяму, широко усмехаясь и протягивая крепкую ладонь. Парнишка неслышно тараторил, указывая себе за спину, потрясал духовым ружьем, и юноше на доли секунды стало уютно, словно вернулся домой. В тот дом, которого уже долгие годы не знал. В дом, где его ждут и еще не полагают низким и бесчестным.
Шарик гулко ударился о поверхность отражателя, и лицо мальчика начало меняться. Стиснулись зубы, заиграли желваки на щеках, глаза постепенно загорелись настоящим, памятным гневом.
Сыграло «двенадцать красное», но Уильям почти и не заметил этого, с тоской глядя вслед брату, стремительными шагами уходившего прочь. Вновь. Навсегда.
- Никто не любит проигрывать, - заметил над ухом мистер Бланк, - но некоторые боятся поражений больше других. Не расстраивайтесь, молодой человек, еще выиграете!
В воздухе до сих пор пахло сыростью и моченой корой. Пахло розгами. Впрочем, запах отдалялся, и Уильям, наконец, выдохнул свободно. Потянувшись к шкатулке, он провел рукой по фишкам. По портретам родителей, по крохотной дагерротипии поместья, по рисунку гончей с забавной кличкой Шмель…
- Коль скоро вы здесь, стало быть, готовы рисковать всем, не так ли? – подмигнул седовласый мужчина, ставя на кон фишку с тонким абрисом высокой дамы.
- Я выбираю этого улыбающегося юношу, он принесет мне удачу, - уклончиво сказал Уильям, осторожно проведя по чуть шершавой поверхности жетона подушечкой большого пальца.
От прикосновения кожу нестерпимо зажгло. Палец сначала покраснел, затем стал пунцовым. Молодой человек смотрел, как тонкие струйки крови, прорываясь сквозь поры, стали заполнять по кругу узор, запечатленный на руке с рождения, приближаясь к изогнутой петле в центре. Когда кровавый ручеек достиг цели, мистер Голдмен увидел лицо своего лучшего друга Генри. Тот смеялся, смеялся пьяно, надрывно, обвиняя Уильяма в предательстве и лицемерии.
- У вас впереди вся жизнь, - сказал мистер Бланк, получая причитающийся выигрыш. – Еще повезет.
- Я в порядке, просто на миг показалось…
- Ничего страшного, привыкнете. Дальше будет легче, – седовласый джентльмен прищурился, и Уильям подумал, что сказано было не только об игре.
Игра же пошла в полный рост.
Уильям все меньше обращал внимания на замысловатые ставки Франсуа Бланка, сосредоточившись на недрах собственной шкатулки. Он снова вдыхал пыль дорог и чадный смрад дешевых харчевен, слышал холодные приветствия и горькие упреки, ощущал рукопожатия и пощечины, чувствовал тоску и скорбь, смотрел в глаза былым изменам и подлостям. Каждый новый проигрыш присаживался рядом, обнимал за плечи, за шею, лез в уши склизким шепотком. Выигрыши же случались нечасто и оборачивались тем худшими потерями. Юноша взмок и побледнел. Вздрогнув, он отодвинулся от стола и попытался встать. К этой минуте у него не осталось даже сожалений о решении прийти сюда – только глухая боль и пронзительная усталость. И тут зазвучал приятный, мелодичный смех.
Мистер Бланк с веселыми прибаутками ставил на кон очередной, почти неразличимый жетон, приглашая молодого гостя не оставаться в стороне.
Уильям, содрогнувшись, поставил также, - не глядя. На этот раз попался жетон с изображением юной красавицы, немедля привлекшей его взгляд. И теперь уже ее темные волосы колыхнулись в неверном отсвете свечи. Платье из легкой ткани затрепетало, ниспадая к тонким лодыжкам, а лицо окрасилось нежным румянцем, когда девушка повернула голову и посмотрела прямо в глаза игроку.
- Мэри, - прошептал Уильям, зажмурившись от знакомого до боли аромата лаванды. – Не делай этого, Мэри, - попросил он, ощущая на запястье тонкие горячие пальцы. Мгновение спустя негромко застонал, когда пальцы сделались влажными и мертвенно-ледяными, и нежный запах сменился затхлой вонью разложения.
Молодой человек покачнулся, открыл глаза – и увидел только партнера, и больше никакой Мэри.
- Наша с вами игра, молодой человек, определенно свернула в нежелательное русло, - задумчиво проводил взглядом все ставки, забранные крупье, мистер Бланк, - мне кажется, или вы почему-то опасаетесь решиться на подлинный риск? Не доверяете крупье?
Уильям запнулся, подыскивая слова. Длинные пальцы его жили загадочной жизнью, болезненно танцуя по столешнице.
- Я... – юноша помолчал. Страх быть обманутым, обыгранным, страх ошибки и неверного шага сковал его, как сковывал каждый день и час. – Ну почему же? Доверяю, конечно! Дело в шарике, - бледно усмехнулся парень. – Ему достаточно трудно поверить, не правда ли?
- Ах, вот оно что… - медленно произнес мистер Бланк, пристально взирая на гостя. – Игра наверняка, риск по маленькой – это тоже, знаете ли, знакомо. И, что немаловажно, поправимо! Стоит лишь сделать достойную ставку…
Он приблизил тонкие губы к уху Уильяма.
- Поищите хорошенько в шкатулке, мой юный друг. Уверен, там есть что-то более ценное.
Уильям перебирал пальцами фишки, которых все еще было слишком много для одного вечера – и для одной жизни, вероятно, тоже. Наконец у него на ладони оказалась одна, показавшаяся куда тяжелее прочих. На ней был незнакомый, довольно миловидный юнец, правда, с несколько неприятным ртом – широковатым, с узкими бледными губами.
Уильям поглядел на мистера Бланка. Тот кивнул:
- Возможно, ты проиграешь, но потеряешь свою опасливость и алчность. Возможно – ты выиграешь и тогда…
Юноша в мимолетном порыве, в агонии, не раздумывая, сделал ставку, и, спустя недолгие секунды, ощутил, как внутри что-то ворочается ледяной глыбой – проигранная фишка мягко скользнула по столу к рукам мистера Бланка.
Улыбнувшись, Голдмен вынул оставшиеся жетоны и выстроил их столбцом на «зеро». Гулко зажужжал шарик, беспристрастно выбирая место падения…
- Не спешите, мой друг, вы уверены, что не хотите отыграться? - журчал ласковый голос седовласого джентльмена, в холеных руках которого мелькнул знакомый портрет, - ведь выигрыш можно ставить дальше. Снова и снова! Умножать в двадцать, сто, тысячу раз! Это Игра, а Игра бесконечна, как Вселенная.
Уильям отрывисто поблагодарил нового знакомого – и отказался. Внутри начинало тихонько петь предчувствие возможности исправить ошибки, жить по-новому, в полную силу. Безумство закончилось, болезненная страсть поймала себя за хвост, проиграв ему свою алчную сущность.
Дверь захлопнулась за гостем с легким стуком, и он остался один в тишине влажного сада, отдыхающего после дождя. С наслаждением вдохнув, молодой человек едва успел услышать легкий шорох за спиной, как следом за ним последовал другой звук – глухой и безжизненный звук падающего тела. Его тела. Тела мистера Уильяма Голдмена. Из рассеченного бритвой горла с мягким бульканьем хлынула кровь. Быстрые руки грабителя пробежались по карманам жертвы, полностью облегчив их. Перед тем, как сознание покинуло молодого человека, он увидел перед собой последний проигранный жетон. И вспомнил, где видел нарисованного юношу.
В зеркале в прихожей.
Убийца подошел к массивной дубовой двери и требовательно постучал.
…За тяжелой портьерой, обрамленной золотыми кистями, открылся просторный, хорошо освещенный и ошеломительно тихий зал. Новичок оглядел ровный круг игорных столов и двинулся к тому, что посредине. Никто не спешил отвлекаться на вновь прибывшего, никто не поприветствовал и уж тем более не протянул руки. Даже игрок, восседавший по левую руку от приятного седовласого джентльмена, - юноша с некрасивым тонкогубым ртом.