Недописанная повесть. Гл. 10

Людмила Волкова
                10


                С  Ильей Юльевичем можно было говорить о чем угодно. Его эрудиции хватало на поддержание любой темы. Но когда он заговаривал о политике, я пугалась искренне. Ему казалось, что все вокруг настроены так же критически и потому стоят доверия.
                Страной правили больные старики, уходящие на тот свет один за другим. Андропов управлял страной из Кремлевской больницы, подключенный к аппарату  искусственной почки. Я помню, как гудели все заводы и пароходы в день  его смерти, и мы не работали четыре дня!      
                А потом  «не приходя в сознание, приступил к обязанностям Генерального секретаря КПСС», как шутили тогда,  73 летний старик Черненко.
                – Слышала новый анекдот? – спросил как-то  муж после работы. – Весь завод смеется. –«Почему Черненко выступает перед тремя микрофонами? – За один он держится, по другому ему передают кислород, а в третий ему шепчут,что говорить».
                Утром девятого марта нас разбудили гудки.
                – Мама, что это? – испугался наш отрок Денис.
                – Кто-то из членов политбюро копыта откинул, – пошутил  его папа, Витя.
                Оказалось – Черненко.
                – Опять праздничный траур на три дня объявят, – скааал  мой ехидный супруг. И угадал.
                Но страна не плакала, а шутила. Свежие анекдоты появились через  час после объявления траура. Позвонил коллега мужа, сказал весело:
                – Слушайте анекдот:  по телевизору начинается программа «Время». Диктор траурным голосом произносит: «Товарищи! Вы, наверное, будете смеяться, но нас снова постигла тяжёлая утрата».
                – Ура! В школу не надо идти! – крикнул наш несознательный сынок
                Все мы хорошо отдохнули за эти праздники, плавно перешедшие в траур. Я побывала в гостях у сестры и папы, потом к нам приезжала  Ирочка с  мужем и внуком,  Женькой.
                Я успела даже соскучиться по своим подружкам. Приехала в университет умиротворенная, из головы вылетела даже причина такого щедрого по времени передыха.
                Села в лифт, поздоровалась с немкой, назовем ее Надеждой. Блеклая такая особа, я с нею и двух слов не обронила за полгода работы. Она у нас была новенькой.
                Стою, о своем думаю, вспомнила потешного своего Женечку, трехлетнего внука, похожего на ангела без крылышек, но такого подвижного, что за ним невозможно было уследить. Улыбнулась, наверное. И тут слышу:
                – Вы почему смеетесь? Такое горе в стране, а вы…улыбаетесь!
                – Какое горе? – не сразу врубилась я. – Неужели снова кто-то умер?
                – Как вы можете?! –взвизгнула Надежда. – Черненко умер! Вы что – не знаете?!
                И на глазах у нее слезы! Натуральные!
                – Господи, – вздохнула я с облегчением. – А я испугалась, думала – на курсах кто-то…
                Лифт остановился, и возмущенная Надежда пулей вылетела из него.
                В нашем предбаннике было не протолкнуться. Осталось пять минут до звонка.
                – Здрасьте, – услышала за спиной голос  приехавшего следом за нами Ильи Юльевича. – А хотите анекдот?
                – Тише вы, – прошипела я, прикладывая палец к губам и кивая в сторону Надежды.
                – А что? – удивился этот наивный недотепа. – Нас слышит генерал?
                Бледная немка с заплаканным лицом метнула в нас  гневный взгляд.
                К своим аудиториям  я шла вместе с Ильей Юльевичем и удивлялась:
                – Нет, почему до сих пор вы на свободе?
                –  Да бросьте, все всё понимают! – улыбнулся он. Слышали? ««Радиокомментатор на похоронах Андропова: Все Политбюро в полном составе идет к могиле!...»
                – Не актуально. Этому анекдоту не меньше года.
                – Какая разница? Смешно.
                Я рассказала о встрече с Надеждой.
                – Быть не может! Она что – дура? Прямо плакала?
                До чего мне симпатичен этот человек! Я люблю таких – эмоциональных, искренних, немножко инфантильных в быту, но очень надежных в трудную минуту. Душевная неиспорченность лежит в основе  подобных натур. Им везло на хороших людей, их не травмировало неожиданное предательство, но они прекрасно ориентируются в общественных проблемах.
                Я знаю, что Илья Юльевич – хороший муж и отец,  да и просто человек, и везде, где он работает, умудрился не  нажить врагов.Основная его деятельность – учителем истории в школе. Слышала от других, что его любят  дети, потому что не злопамятен, как многие учителя,  и справедлив.
                Из рассказов Доротти Львовны  узнала, как тяжело далась ему борьба с ее директрисой.. Он ведь сердечник, и после завершения  той истории угодил в больницу  в предынфарктном состоянии.
                Сюрприз ожидал меня после первой же пары. Я вошла в учительскую поменять журнал и увидела генерала. Тот стоял в дверях своего кабинета, блестя стеклами очков. Выражение глаз в этом случае не угадывалось. Я поздоровалась, он кивнул  и жестом пригласил к себе.
                – Скажите,  Людмила Евсеевна, почему вы ушли из школы? – спросил, усаживаясь за стол, словно у нас было время для беседы.
                – Это имеет отношение к моей нынешней работе?
                – Я спрашиваю, вы – отвечаете. Согласны?
                – Вопрос странный. Мне его не задавали, когда сюда принимали. Это было  пять с половиной лет назад. У меня нет судимостей, я не была за границей в капстранах, на оккупированной территории тоже не была.
                Говорила и улыбалась, а щеки генерала медленно наливались краской.
                – У меня другие сведения.
                – Вы шутите?
                – Об этом – позднее. Но вы скрыли, что ушли из школы после крупного конфликта с дирекцией.
                –Конфликт был не крупный, форму скандала не принимал, я просто ушла, не желая мириться с методами работы нового начальства. Я не люблю нравственную тиранию.
                – Сильно сказано. – Генерал улыбнулся чуть ли не ласково. – У вас скверный характер? Вы не любите строгих начальников?
                – Характер у меня не мед. Я не люблю глупых начальников, а не строгих.
                Генерал смотрел  мне в лицо тяжелым взглядом,  а я своих глаз не опускала.
                После продолжительных гляделок  мы одновременно отвели глаза и громко вздохнули. Это было бы смешно, если бы товарищ генерал обладал чувством юмора, но он явно не страдал его излишками. Правда, имел ту каплю, которая удерживала ситуацию на краю.
                – Идите, мы еще встретимся.
                Прозвучало угрозой. И почему-то я связала этот разговор с тем, что генерал видел меня рядом с Бурланом. Очевидно, он знал историю увольнения  директрисы.
                По дороге домой мои девушки, Валя и Нина Ивановна,  расспрашивали о визите к генералу. Я рассказала.
                – Не понимаю, чего он в тебя вцепился? – задумчиво спросила Валентина.
                – Ой, девочки, не будем о грустном, – сказала Нина Ивановна. – Вы слышите – весной уже пахнет, а вы про этого пня старого!
                Мы принюхались: весной не пахло. Слякоть под ногами, сырой воздух, в небе ни звездочки…
                Стали по очереди вспоминать прошедшие дни – кто что делал и куда ходил. Но мои мысли крутились возле генерала, черт бы его побрал! И Валя без особого энтузиазма говорила о семье. Она вообще – скрытная особа, подробности не сообщает, и я только догадываюсь, что супруг ее, военный в прошлом,  характерец имеет нелегкий.
                – Ладно,  признаюсь, девочки, как однажды, еще в начале года, генерал   устроил мне допрос.
                У Вали есть актерский дар. Рассказывая, она старается изображать всех персонажей в лицах. И сейчас она приготовилась, вошла в образ, заговорила голосом генерала. Это было не похоже, но все равно смешно.
                – От таких, как вы, Валентина Федоровна, зависит идеологическая атмосфера в коллективе. Вы же ветеран курсов, а еще историк. Первый вопрос: почему вы не вступили в ряды Коммунистической партии? – Валя поменяла голос на свой,. – Заметьте, девочки: не сказал просто – в партию, а – в ряды Коммунистической партии Советского Союза! Я ему отвечаю: не предложили вступить. Кто я такая? Чем, дескать, заслужила? А он: это мы исправим. А потом давай прочесывать мою биографию. Но там все чисто, к его сожалению. Узнал, что мой муж тоже военный в отставке, майор, даже улыбнулся. А потом...  вот тут начинается самое интересное! Давай расспрашивать о других историках. Особенно его заинтересовал наш Илюша Бурлан. Я говорю, что плохо знаю коллегу, так как он работает в школе, а у нас имеет всего одну группу. Считается хорошим специалистом... А вы не слышали, спрашивает меня товарищ генерал, не собирается ли  этот школьный учитель в следующем учебном году остаться в своей школе? И  вам тогда, Валентина Федоровна, останется больше часов!
                Я только вздохнула. Не буду же рассказывать, как он  с моей помощью пытался  избавиться от Нины Ивановны!
                Лучше бы на этом наш разговор и оборвался. Но подошел трамвай Валентина заторопилась домой, а Нина Ивановна еще горела желанием поболтать со мной.
                – Ты что мне посоветуешь из внеклассного чтения для моей группы? Надо же сочинение писать на вольную тему.  А я современную поэзию… не очень.
                – Я советую Евтушенко, из сборника «Поэт в России больше, чем поэт». У него есть замечательные мысли, хотя … есть  и неровные вещи. Иногда – проблемы с рифмой.
                – Мне больше Рождественский нравится.
                – Хороший поэт, но Евтушенко как гражданин – острее. Меня лично он заводит. Евтушенко надо читать между строк.
                – А  тебе не кажется, что он просто держит нос по ветру? Сейчас модно критиковать, он и старается...
                – Не кажется.
                – А я, честно признаюсь,  недолюбливаю твоего Евтушенко. Ты читала в «Литературке», какие гадости он про Сталина написал?
                Я даже споткнулась на ровном месте.
                – А что,  вы тоже думаете, как все сейчас, что Сталин достоин реабилитации?
                – Это великий человек, даже если он… ошибался. Обожаю его.
                – Та-ак, приехали.
                Мне захотелось тут же развернуться и удрать от этой слепой курицы. Или она идиотка? Обожать Сталина после всего, что открылось?! 
                – Ладно, не будем, – сказала я, с трудом сдерживая эмоции. – Мы как были рабами, так ими и остались.
                Она испугалась. Нина Ивановна совсем не хочет со мною  ссориться.
                – Вон ваш трамвай, – сказала я сухо.
                – Ты обиделась? Из-за этого…
                – Я возвращаюсь к троллейбусу. До свиданья.
                Я бежала от этой женщины, чтобы не наговорить ей гадостей.
Оттого, что я так и не выпустила пар, на душе стало совсем паршиво. Для меня Сталин и Гитлер уже давно стоят рядышком.
                В троллейбусе ехала, никого и ничего не слыша и не видя. Хотелось плакать от обиды. Всякое уважение к Нине Ивановне вмиг растаяло – вместе с симпатией...Не хотелось верить, что начитанная, интеллигентная женщина может рассуждать как безграмотный пролетарий, которому заморочили голову навсегда.
                За ужином выложила все   мужу. Тот выслушал,  пожал плечами:
                –  Она всегда была дурой, уж извини. Еще и жеманной. Но ты ради комплиментов, которыми она тебя закормила,  словно ослепла.Все ей прощаешь.
                Вот это уже было обидно, потому что несправедливо, и мы поссорились. Спать я ложилась уже совсем расстроенная. Даже всплакнула. Ну почему, почему меня не понимает самый близкий человек?!
               
продолжениеhttp://www.proza.ru/2012/12/27/1218