Однажды была весна. Прекрасная весна с пением птиц, теплыми дождями и зеленым чаем. Когда даже привычные листья на деревьях выглядят по-особенному. Была теплая весна. И были улыбки, было счастье, была искренность. Все вокруг цвело, пахло, а душа пела, мечты оживали вокруг, создавая реальные образы будущего. И мир вокруг казался сплошной бесконечной сказкой, которую однажды седой старик превратит в стихи и пронесет сквозь года и поколения.
А потом пришло лето. Ласковое, маняще-игривое лето. Пришли бессонные ночи и шум морской волны, омывавшей душу, танцы на прибрежном песке в алых лучах восходящего солнца. И казалось, что вот он уже, этот старец, сидит поодаль на камне и, пристально наблюдая, пишет свою песнь. Манящее тепло придавало сил и каждое движение было словно парящим. Хотелось верить, что лето будет вечным, что птицы уже никогда больше не улетят на юг, а музыка никогда не смолкнет.
Но настала осень. Обманчиво-красива, предательски переменчива. Мы стали сами песчинками того морского берега, ведь осень показала нам, что пока мы вместе – мы сильны и можем с ней бороться, но порознь мы не значим ничего, ровным счетом ничего. И осень разрушила все воздушные замки, мертвецким золотом укрыла мечты, что оказались погребены под ее павшей листвой, а колючий ветер унес в горы стариковскую песнь, чтоб затерялась она среди скалистых вершин.
Победоносная осень почтенно уступила свой трон зиме. Пронизывающей, морозной зиме, укрывшей плотным слоем все дороги к лету и счастью. Она окончательно разметала по миру воспоминания о той весне и о тех мечтах, которым уже не суждено больше сбыться. И не бродит по миру старик, ведь не сумеет отыскать он дороги, потому забылись все те танцы в волнах и музыка, что звучала не смолкая, улетели на юга перепуганные птицы, оставив свое щебетание в прошлом, под толстым шаром белесых одеяний. И не мог мир оттаять, ведь не в силах были обогреть его ни улыбки, ни счастье, ни искренность.
Долго господствовала зима… Она порабощает, перевоплощает, перерождает, она ломает сильных и душит слабых, зима оставляет лишь подчинившихся пленных… Но не подарила она им новой весны, не привела нового лета и даже не пустила на порог осень. Зима была рядом и пристально наблюдала.
А вослед ей пришла совершенно другая зима. Она пахла горячим какао, она обогревала пледом и вела до утра разговоры под дымящийся глинтвейн. Эта зима была доброй, она знавала улыбки, была знакома со счастьем и так хотела искренности. Но костерок, что разгорался где-то в глубинах души, жаждал весны, жаждал песен, музыки и летних птиц. Костерок породил надежду, но надежда была с примесью режущего подозрения, что цепкими когтями навечно вцепилось в сердце. Надежда была дитем лета, а подозрение было плодом зимы. И не могли ужиться они в одной душе, они спорили и разрывали ее на части, делили и кромсали.
У израненной, кровоточащей души не осталось сил на борьбу за возвращение мечтаний, улетевших на юга с перелетными птицами. Временами в полумраке она замечала тень старца, но не способна ослабленная душа услышать стихов ночной тени.
Осталась душа в вечной колыбели зимы, обогревавшей ее пряным горячим вином и медом, укрылась она под покровом снегов и с тех пор знавала лишь призрачное летнее тепло от обманчивого зимнего пледа. Она научилась уживаться с зимой и даже научилась ее любить, а былые сказочные образы стали лишь призрачным туманом где-то вдали. Старик навечно без песен, душа навеки ограждена пиками заснеженных гор и лишь перелетные молчаливые птицы где-то на юге хранят воспоминания о теплой солнечной радости. Как жаль, она не в сила они поведать ее миру и освободить несчастную душу о ее ледяных оков.
© 24.12.2012