«Синяя птица».
В фойе театра на дневном сеансе в выходной день царило весёлое оживление. Ставшие уже привычными продавцы мороженным, сладкой ватой, мелкими игрушками, воздушными шарами и прочей ерундой, привлекали, как могли внимание маленьких посетителей, причём делали это очень изысканными способами.
Одни надували гелием воздушные шары самых невероятных расцветок, форм и размеров, другие заводили всевозможные трещотки, крутили в руках различные мигалки, пищалки, волшебные шарики и браслеты, да ещё много другой всячины. Продавец мороженным вообще ничего не говорил, только успевал передавать в руки малышей хрустящие, наполненные таинственным вкусом и заставляющие трепетать от предвкушения вот уже многие поколения, пакеты с мороженым. Попутно он лихо отсчитывал сдачу и отвечал на вопросы покупателей: «Да, это клубничное….Простите, что? Нет, только пломбир…. Есть ещё карамельный и ванильный вкусы ».
Была здесь ещё пара клоунов из той породы массовиков-затейников, которых родители теперешних малышей помнят по курортным развлекательным мероприятиям. Они заигрывали с детьми и пытались шутить каждый на свой манер, попутно предлагалось взрослым сфотографировать ребёночка в компании артиста театра за определённую и весьма не дешёвую сумму. Под артистами театра подразумевали, конечно же, себя.
Вся эта круговерть производила на юных театралов неизгладимое впечатление. Кое-где слышался рёв, от невыполненной просьбы купить чего-нибудь, другие с завистью смотрели на счастливчиков, которым всё-таки повезло, и они были одарены щедрыми родителями порцией мороженного или шумной игрушкой. Третьи жалобно канючили около коробейников, убеждая родителей, что именно о такой игрушке они мечтали всю свою жизнь. Были и весельчаки, которые смирились с подобным изобилием и теперь носились по залу очертя голову. Имелись даже пострадавшие от беготни и перестрелок и родители терпеливо успокаивали плачущих детей. Последние потирали ушибленные места, и тут же, пользуясь удобным моментом, требовали утешительный приз.
Но вот последний звонок расставил всё на свои места. Кому было положено – отправились в зрительный зал, оставшиеся принялись наводить порядок в своих торговых рядах, чтобы в антракте продолжить свой нехитрый бизнес под ненавидящие взгляды родителей и к восторгу их чад.
Мы расселись на свои места и вот – занавес поднят, представление началось. Показывали мою любимую с детства сказку Метерлинка «Синяя птица». Пожилая актриса рассказала либретто под тихую музыку, был дан свет на декорации. После первых 10 минут спектакля, мой сын поинтересовался, когда же герои представления начнут говорить и о чём вообще сказка. Я объяснила, что это балет, и что говорить не будут, и вообще – надо было слушать, что говорила тётя в начале спектакля. Вздох разочарования. Пришлось ещё раз коротко рассказать - кто есть кто и что происходит. Прекрасная и таинственная музыка очаровывала и завораживала. Под неё дети в зале угомонились, теперь их взгляды были устремлены на сцену. Вот вышли Тиль-Тиль и Митиль, сказка началась. Появились другие действующие лица – Хлеб, Вода, Сахар, Свет, Ночь, Собака и Кошка. Вдруг, совершенно недалеко от нас, может быть ряда два назад, раздался радостный детский крик: «Браво! Браво!», сопровождаемый такими аплодисментами, которые кричащий мог себе позволить, стараясь изо всех сил. Мы оглянулись. Это был мальчик лет пяти, имеющий довольно здоровый вид - розовые щёки, блестящие глаза под коротко стриженой чёлкой и крепкое телосложение - ладошек своих он не жалел. Рядом сидела, по-видимому, его бабушка, она улыбалась и не очень настойчиво пыталась его успокоить. Многие люди неодобрительно покачали головами, а сидевшая рядом со мной старушка недовольно пробубнила своей внучке: «Какой невоспитанный ребёнок, воспитанные дети так себя в театре не ведут». Наконец восторженный малыш успокоился, действие продолжалось. Всюду искрило волшебство – на стенах подрагивали и играли блики от блестящих больших украшений, подвешенных к потолку, на сцене одна за другой менялись декорации, и действие переносилось то в лес, то в ночь, то в день. Были исполнены танцевальные композиции действующих героев – Хлеба, Воды, Сахара и других. Танцевала и Кошка, грациозно, изящно. Было видно, что это лукавая, хитрая Кошка – предательница. Дети, внимательно следящие за действием, негодовали, вдруг, опять из того самого места совершенно невпопад сорвались крики: «Браво! Браво!». Малыш ликовал – весь подался вперёд, щёки раскраснелись, он даже подпрыгивал на месте. Бабушка зашептала ему на ухо, но всё напрасно – мальчик продолжал аплодировать. Кто-то из зрителей язвительно сказал: «Надо же, как ребёнка подучили». Другие неодобрительно и даже осуждающе покачивали головами. Мы тоже были недовольны и выразительно посмотрели в сторону бабушки. Но было поздно успокаиваться, начинался антракт. Занавес был опущен, все дружно двинулись в фойе. Кое- кто бежал, наступая всем на ноги – боялся, наверное, опоздать в буфет. Около выхода образовалась пробка. Мы вышли в коридор и принялись рассматривать портреты на стенах, после мы перешли в фойе – там шла бойкая торговля, затем двинулись в буфет – очередь была в три яруса. Никита спросил: «Мам, почему тот мальчик всё время кричал и мешал смотреть спектакль?» Я не нашлась что ответить и пожала плечами, но Никита – мой рассудительный ребёнок – уже сам себе отвечал: «Он просто невоспитанный ». Медленно двигалась очередь, даже появилась мысль уйти из неё совсем, но, во первых – ужас как люблю перекусывать в общественных местах, во вторых – сын уже дважды просил пить и в третьих – лучше в буфете в очереди, чем в фойе под прицелом коробейников. Прозвенел первый звонок, очередь зашевелилась быстрее, мы продвинулись на порядочное расстояние, однако до цели было ещё далеко. Вдруг, я услышала знакомый голос: «Ну где же она? Где?», и, обернувшись, увидела уже знакомого ребёнка, так бурно аплодировавшего во время спектакля. Бабушка терпеливо ему что то объясняла, он слушал, казалось, в пол уха и озирался по сторонам. На буфет и игрушки ему было наплевать, он кого-то искал и явно был встревожен, бабушка опять наклонилась и что-то сказала мальчику, на этот раз он кивнул ей в ответ, видимо успокоился и, взявшись за руки, бабушка и внук отправились в зрительный зал. Наша очередь подошла, прозвенел второй звонок, мы купили что хотели и двинулись на свои места. Я осторожно посмотрела на места, где должны были сидеть мальчик с бабушкой – все были на своих местах – мальчик сидел смирно и не сводил глаз с занавеса. Прозвенел третий звонок, последние зрители уселись, и свет погас. Действие спектакля увлекало и завораживало. Огни сменялись тенями, было то таинственно, то наоборот – всё явно, постепенно игра актёров переросла в один общий танец, от которого невозможно было отвести глаз. И вот - финал, наконец всё встало на свои места, Птица Счастья найдена и поймана, её по закону жанра определили в нужные руки. Все выводы сделаны правильно, восторг выразился аплодисментами и радостными криками детей, дети постарше даже свистели. Конец действия, артисты выходят на поклон, опять аплодисменты вперемешку с восторженными криками, и, чтобы подчеркнуть торжество момента, действующие лица представления решили пройти заключительным шествием между рядами, неся впереди совершенно прелестную актрису, исполнявшую роль Синей Птицы. Артисты улыбались детям, некоторых увлекали за собой, взяв за руки. И тут, я опять услышала знакомое: «Браво! Браво!» Признаться, я уже позабыла про этого мальчика, и тем более любопытно было наблюдать за ним. Малыш был счастлив, он хлопал изо всех сил, улыбка не сходила с его лица. В тот момент, когда труппа поравнялась с его местом, мальчик замахал руками и закричал: «Я здесь, мама, я здесь!» Далее было ещё интереснее – Кошка, поискала глазами в толпе и, увидев мальчика, послала ему воздушный поцелуй. Тот, кому он предназначался, был на вершине блаженства, бабушка, стоящая рядом, счастливо улыбалась, она не пыталась сдержать восторг внука, только продолжала аплодировать. Надо ли говорить, что и мне, и остальным свидетелям этой сцены было стыдно, ведь мы плохо подумали про ребёнка, который от всей души на протяжении всего спектакля аплодировал своей матери, едва её увидев. Никита тоже всё видел и понял, он, в отличие от меня, стыда не испытывал, только сказал: «Мальчик то хороший, вон как маму любит». Мне стало радостно, в хорошем настроении мы покидали театр.