Рабочий день в отделе сенатора Виктора Алексеевича Рогозина начинается рано. Так решил сам начальник этого отдела. Рогозин всегда рано просыпался, и все его естество требовало труда. Люди, которые работали на него, отбирались сенатором именно по критерию выносливости, а человеку, который отлынивал, спал, занимался личными делами в то время, когда необходимо решать проблемы народа, не было места в его отделе. Рогозин так говорил: «Мы – полуоппозиция, поэтому нам нудно уметь воевать на два фронта – с правыми и левыми. Так скорее найдешь справедливость».
Про самого Рогозина иногда шутили, что в его заднице где-то спрятана невидимая батарейка, оттого-то он так быстро двигается. В народе его прозвали электровеником за оперативность, а высшие чины Федерации называли его блохой, потому что «далеко прыгает и постоянно зудит». Но не смотря на все прозвища – шутливые или обидные – все, кто знал его лично, имел честь общаться с ним, любили его и ценили его благосклонное отношение к себе. Те, кто ненавидел его, уважали его, как сильного и опасного соперника. В любом случае сам Рогозин знал, что, если о тебе говорят – это первый признак успеха, поэтому всеми способами подогревал интерес толпы к своей персоне.
Нет ничего странного, что в своем отделе, вне зависимости от должности, которую занимал Рогозин, он появлялся раньше всех, на что его начальство не смогло не обратить внимания. К тому же, обладая недюжинным умом и проницательностью, большей работоспособностью, он брался за самые безнадежные дела и решал их с успехом. Юный помощник сенатора вскоре сделал головокружительную карьеру, взлетев вверх по ранговой лестнице, словно Меркурий с крыльями на ногах. Переломом в его жизни стал конфликт с сенатором, на которого работал Виктор Алексеевич. Так всегда бывает – успехи одного из подчиненных, окруженные уважением окружающих, дают понять начальнику собственную ничтожность. Так Рогозин впервые узнал, что такое предательство. Однако там, где один сдается и отступает, Виктор был стоек, как оловянный солдатик. В короткое время он сумел собрать вокруг себя кружок преданных его делу людей и выдвинул свою кандидатуру на ближайших выборах. Схватки на дебатах, в которых принимал участие Рогозин, были яростны, привлекая всеобщее внимание. Его противники, не в состоянии сломить его волю, столкнуть с избранного им пути, срывались на оскорбления, обнаруживая свое бессилие против него. Рогозин знал, что делал. Он всегда говорил то, что хотят услышать его соратники, критиковал те проблемы и тенденции общества, которые требовали немедленного исправления, предлагал свои решения, которые зачастую оказывались единственно верными. Свои слова также подкреплялись делами: до выборов Виктор Алексеевич активно занимался благотворительностью, участвовал в судах, защищая интересы бедных, добиваясь истины во всех инстанциях. Нет ничего удивительного в том, что в сенаторский корпус от Капри прошел именно он, а не тот человек, который ранее был начальником. Чувствуя, что месть свершилась, Рогозин даже предложил тому работу, на что получил отказ оскорбленного человека. Ну что ж, незаменимых у нас нет.
Будучи человеком крайне активным, целеустремленным и быстрым в работе, во всех своих подчиненных он воспитал те же качества. Упорство, труд, честь и сила – это те ценности, которые, по его словам, он культивировал в себе с детства. Поэтому Рогозин всегда находил себе занятие, придумывал, разрабатывал новые проекты, притворял их в жизнь, а из всех путей, которые вели к достижению цели, выбирал самый трудный и порой достигал большего, на что рассчитывал. Иногда Виктор Алексеевич прибегал к хитрости и шантажу. Так для того, чтобы продвинуть свой законопроект об ограничении объема частной собственности, он подбросил членам сенаторского корпуса Земли конверты с деньгами, а после того, как те распорядились ими по назначению, пустил слушок, о том, что некоторые сенаторы получают взятки от особо влиятельных лоббистов. Слух породил скандал и служебное расследование, на что многие сенаторы были вынуждены пойти навстречу интересам неимущих и проголосовали за законопроект, выдвинутый Рогозиным, вопреки мнению лоббистов, которые не были заинтересованы в продвижении законов, ограничивающих их аппетиты. Как следствие этого – состояния миллиардеров были существенно «обрезаны», а высвободившиеся средства пополнили социальную составляющую бюджета. Вы скажете, что это противоправно? Нет. В условиях острого экономического кризиса необходимо идти на самые суровые меры.
Однако зачастую Рогозин поддерживал решения действующей власти, если они были мудры и обоснованны. Так он балансировал над пропастью, словно канатоходец, находя компромисс между оппозицией и лояльными к власти сенаторами, иногда примиряя их, выступая посредником между ними, поддерживая одних или других в зависимости от ситуации.
Сенаторский отдел гудел, как огромный пчелиный улей. Теперь Рогозин готовил кардинально новое предложение, которое должно было разрешить противоречия, возникшие при обсуждении угрозы вторжения Четырехногих. Спешить было не обязательно, однако он все равно торопил своих помощников, желая опередить возможных конкурентов. Его люди обложились бумагами, прочесывали Интернет, СМИ, просматривали все выпуски новостей, исследовали результаты межпланетных социальных опросов. Сам Рогозин сновал по кабинетам своего отдела, собирал результаты, снова закрывался в своих апартаментах, анализировал, печатал текст своей речи, параллельно разрабатывая новый законопроект. Весь его отдел – огромная машина по сбору и анализу информации, Рогозин – ее процессор, перерабатывающий поступающие данные и выдающий эффективный результат.
— Соедини с Сивым!.. Пусть Петерс подготовит сообщение по Титану… И устройте мне встречу со Жнецом, мне нужно все знать!..— командовал Рогозин в трубку телефона.
Через несколько минут Ирмовир Петерс, младший помощник Рогозина, принес распечатки последнего опроса с Титана. Виктор Алексеевич посадил его рядом с собой, начал задавать вопросы по каждому пункту. Именно в такие моменты его помощники ощущали себя школьниками на допросе у экзаменатора.
Данные опроса снова подтвердили догадки Рогозина относительно народных настроений на Титане. Пока только сорок пять процентов опрошенных считали действия федеративной администрации слишком мягкими и требовали проведения оборонной политики, тридцать процентов – выражали полное согласие с действиями властей, а двадцать пять – так и не смогли определиться и поддерживали мнение сенатора Криа с Омеги, который предлагал пустить все на самотёк, а там будь что будет. Суть законопроекта Рогозина – проведение жесткой оборонной политики, увеличение военных расходов и увеличение темпов строительства тяжелых крейсеров (три из которых уже были заложены на верфях на орбите Криллона) и истребителей. Более того, Рогозин предлагал исследование звездной карты путем направления зондов-разведчиков в отдаленные районы Млечного Пути и соседние галактики в целях возможного обнаружения планеты, заселенной Четырехногими. Теперешняя администрация даже не планировала проведение каких-либо активных оборонных мероприятий, предполагая лишь мобилизацию существующих военных ресурсов. Данное решение было изложено в Постановлении Консулата Федерации, которое было опубликовано тремя земными днями ранее. Постановление было оспорено в Сенате Федерации, несмотря на меньшинство голосовавших против него, сформировалось квалифицированное число голосов, достаточное для объявления вотума недоверия Консулату. Видимо опасаясь раскола, Консулат передал определение судьбы Федерации ее Сенату. Теперь же Рогозин создавал инициативную группу, которая должна была бы опрокинуть политику Консулата и взять ситуацию в свои руки. Рогозин предвидел что-то нехорошее и всеми силами старался минимизировать вредные последствия возможного промедления. Это должно быть большинство голосов, отданных большинством сенаторов. Часть из них он переманит на свою сторону до начала сессии, остальное сделает его проникновенная речь, подкрепленная результатами социальных опросов, мнениями видных военных чинов, правоведов, культурных деятелей. Не зря его помощники так усердно прочесывают сеть, выкачивая каждую мало-мальски подходящую информацию. Виктор Алексеевич уже получил согласие двенадцати человек из необходимых ему двадцати пяти. И теперь он готовит встречу вне стен Сената Федерации, куда будут приглашены члены экипажа «Пса Войны», а также те тринадцать сенаторов, на которых, по мнению Рогозина, можно оказать давление. Рогозин предполагал наличие слежки со стороны внутренней разведки, поэтому предложил место, куда посторонним вход воспрещен. Это был закрытый ресторан-клуб «Тоска Лабиртини» в центральной части города.
Капитану Жнецу пришлось звонить лично. Нельзя сказать, что его порадовал звонок Рогозина, но и нельзя сказать, что этот звонок его удивил. Видимо, ему уже начинают надоедать эти звонки видных чиновников, политиков, да и просто сочувствующих. Впрочем, согласие на встречу он все-таки дал. По предположению Виктора Алексеевича, Жнец также должен участвовать в неофициальной встрече, однако он не состоял в клубе, как и остальные выжившие члены экипажа корвета «Пёс Войны», о чем и заявил Рогозину его президент Ирина Райли, однако тот все же настоял на своем. С госпожой Райли у него были свои личные связи.
Впрочем, капитана еще нужно уговорить участвовать в реализации готовящегося мероприятия. В обусловленное в договоренности время у дома капитана Жнеца остановился длинный черный лимузин. Рогозин не стал скупиться на роскошь, чтобы произвести впечатление на капитана. Из его тонированного окна он пронаблюдал, как тот вышел ему навстречу, закрыл ключом калитку и, перейдя дорогу, подошел к лимузину. Рогозин изнутри сам открыл ему дверь, приглашая сесть.
— Добро пожаловать в мою скромную и уютную обитель, — сказал он, откинувшись на сиденье.
— Да, скромную, это точно, — прокряхтел Жнец, усаживаясь в широкое заднее сиденье и поправляя мундир. Рогозин расплылся в довольной улыбке – ему польстило, что Жнец так высоко оценил его старания.
— Это все не мое, — отметил он. — Казенное. Чудом достал, чтобы сделать ваше присутствие максимально комфортным.
— Ну конечно, это все принадлежит народу, — Жнец величественно выпрямился, расправив широкую грудь. Рогозин поморщился. Ему не очень понравилось едкое замечание капитана, но он решил не придавать ему особого значения. Щелкнув кнопкой связи, он приказал водителю ехать. Автомобиль медленно тронулся.
— Завтра важный день, — сказал Виктор Алексеевич, покосившись на Жнеца. — Мы проводим встречу с сенаторами различных фракций в целях выбора единой политики по вопросу взаимоотношения с этой вашей новой расой.
— Во-первых, она не моя, — Жнец сверкнул глазами. — Во-вторых, мне кажется, что разного рода частные закрытые клубы – не место для проведения серьезных мероприятий. Мне кажется, что от этого заседания будет не больше толка, чем от заседаний вашего Консулата, который все более демонстрирует свою пассивность в решении государственных дел.
— Не нам с вами рассуждать о пользе политики наших правителей. Действия начальства, как и приказы командующего, не обсуждаются. Хотя… скажу по секрету, я бы кое-что изменил в составе Консулата.
— Да вы прямо-таки революционер, господин Рогозин, — Жнец скривил губы, покосившись на сенатора.
— Я не революционер. Я просто предложил решение той ситуации, которую вы обрисовали.
— Да нет, как раз наоборот. Вы собираете государственных мужей втихую, тайно, словно готовите какую-то пакость властям. Это называется заговор. Я понимаю, конечно, вы человек амбициозный, однако я не стал бы кроить политическую систему тогда, когда она должна быть наиболее устойчива.
— Что бы ни происходило, я всегда действую в интересах народа, — поморщился Рогозин. — Если вы имеете в виду некий экономический кризис, то это всего лишь мираж, мыльный пузырь, надутый, чтобы держать массы в повиновении. Если все будет хорошо, то обнаружится, что высшее начальство, да и все чиновники снизу доверху, воруют из казны, загребая обеими руками, кроят бюджет, как свадебный торт, отхватывая самые лакомые куски. А так… финансовые потери можно списать на кризис, мол это не мы, это инфляция.
— Легко это говорить человеку, который еще не входит в состав высшего чиновничества. Знаете, я реалист, — Жнец сложил руки на груди, — и в ваших монстров, пожирающих деньги, не верю. И крамолу не читаю. И в ваших заговорах я участвовать также не намерен. Поэтому примите мои извинения, однако завтра быть на вашей тайной встрече не могу по вышеописанным мною обстоятельствам. Вы могли бы остановить машину? Мне бы хотелось сойти.
— От этого заседания будет толк, — ответил спокойно Рогозин, стараясь быть дипломатичным. — Хотя бы потому, что его организовал я, и потому, что это в наших с вами интересах.
— А мне от этого какая выгода? — Жнец сморщил лоб.
— Например, реальная возможность мести.
Да-да, Рогозин кое-что знал из того, что Жнец старался скрыть от других, знал его тайные желания и готов был манипулировать этим. С этим ветераном не следует цацкаться, иначе он пошлет сенатора куда подальше, и все планы Рогозина полетят прахом. Его надо брать за глотку как можно скорее, пока он не оправился. Впрочем, Жнец даже бровью не повел. Хорош капитан. Пока держится.
— Какой еще мести?
— Элементарной. Как поживает ваша дочь?
— Какая…
Жнец распрямился в сиденье и внимательно посмотрел на сенатора.
— Если вы вздумали меня шантажировать, то это вы зря придумали, — заявил он, и в голосе его прозвучали стальные нотки. — И нам теперь в самый раз расстаться.
— Дело в том, что вы сразу проявили свою неприязнь к моим действиям, — хладнокровно ответил Рогозин, — и мне в ответ тоже пришлось пойти на жесткие меры. В дальнейшем мне хотелось бы, чтобы мы понимали друг друга и начали наше взаимовыгодное сотрудничество. Если я сказал, что некоторые мои мероприятия в ваших интересах, значит, так оно и есть.
Жнец отвернулся к окну. Там, снаружи проносились мимо деревья, дома, люди. Лимузин выезжал из пригорода на оживленную автостраду.
— Мой источник сообщил мне о том, что неделю назад Вика Жнец была объявлена в розыск, — продолжал Рогозин. — Это печально, но девочка пропала без вести. Вика Жнец – ваша дочь, не так ли? Вас, как отца, не смущает ее исчезновение? Почему вы не предпринимаете активных попыток к ее поиску? Насколько мне известно, вы передавали ее на воспитание в интернат на время вашего отбытия на боевое патрулирование. Вам совершенно не с кем ее оставить, именно поэтому-то вы и воспользовались услугами интерната. Тот факт, что вы совершенно равнодушно относитесь к исчезновению вашей дочери, дает мне возможность предполагать, что вам известна ее судьба. Может ли быть такое, что ваша дочь была на корабле в тот момент, когда на него напали Четырехногие? Если да, то вас ждет ответственность по статье восьмидесятой Военного устава, который запрещает нахождение несовершеннолетних на борту военного корабля, выполняющего боевую миссию. К тому же, вас ждет ответственность за ее гибель, ведь она не была найдена среди выживших. Что если ее сожрали хищники с Орри, как и другие тридцать человек вашего экипажа?..
— Так, чего вы от меня хотите?!
Жнец побагровел. Глаза его злобно сверкнули, впившись в сенатора, который, казалось, даже не шевельнулся.
— Вам грозит решетка, капитан, и вы это знаете. В моих (и в ваших) интересах, чтобы вы туда не сели.
Рогозин был спокоен. Он предугадывал бурную реакцию Жнеца и все делал для того, чтобы вызвать в нем эти негативные эмоции. Капитан был человеком с устойчивой психикой, не так легко было вывести его из себя. Это качество воспитывают в училищах во всех летчиках, прививают чувство собственного превосходства над всеми остальными. «Кто еще, если не мы?» — так говорят они о себе. И Жнец был из их числа. Но ахиллесовой пятой его была именно любовь к дочери. И на эту точку следовало давить, чтобы подчинить себе капитана.
Впрочем, Жнец довольно быстро взял себя в руки.
— А если мне не было сообщено о ее пропаже? Быть может, вы первый, кто информирует меня об этом, — предположил он.
— Мне известно о том, что такое сообщение было отправлено вам, и вы не могли не ознакомиться с ним.
Жнец усмехнулся.
— Это всего лишь предположение, — заявил он.
— Я бы на вашем месте не смеялся, — холодно ответил Рогозин.
Жнец снова отвернулся. Видимо, крыть ему нечем.
— Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество, которое удовлетворит нас обоих в равной степени, — начал объяснять Виктор Алексеевич. — Суть моего плана – колонизировать Четырехногих так же, как и всех остальных аборигенов до этого. Собственно, это будет довольно сложно, учитывая то, что они сделали с вашим корветом. Но мы примем соответствующие меры. У нас есть боевой трофей, доставленный вами и вашими берсерками. Его необходимо исследовать и взять на вооружение технологии Четырехногих. Вы говорили, что их корабль может становиться невидимым? А почему мы так не можем? Вы рассказывали, что они подбили вас какими-то желейными бомбами? Тогда почему у нас таких нет? Они взорвали пограничную станцию какими-то особыми торпедами? Тогда почему у нас их нет?! Нам нужно исследовать соседние галактики, найти и уничтожить угрозу. Я хочу, чтобы вы поддержали меня и собрали инициативную группу среди людей вашей профессии. К летчикам всегда прислушиваются. В конечном счете вы поквитаетесь с захватчиками, а я…
— Войдете в историю, — закончил за него Жнец.
Лимузин тем временем совершил круг и снова въезжал в пригороды. Через несколько минут он остановился у коттеджа капитана.
— До завтра, капитан, — попрощался Рогозин. — Завтра за вами заедут в это же время. Будьте готовы.
Жнец фыркнул и выбрался из лимузина.
— Хорошо, я согласен, — сказал он, наклонившись к Рогозину. — Только будьте осторожны. Вы лезете туда, где у вас мало опыта. Не играйте с огнем, это может привести к опасным последствиям.
— У меня есть огнетушитель. И это вы, — спокойно ответил Виктор Алексеевич.
Капитан Жнец закрыл дверь и лимузин, шурша гравием, уехал.
Итак, Рогозин подвел итоги. Несомненно, встреча для него оказалась удачной. Пусть на некоторое время, но он всё же приобрел союзника, который мог помочь ему в достижении поставленных целей. Пусть даже таким способом, как шантаж.
Рогозин не блефовал. Он действительно хорошо подготовился к встрече. Ирмовир Петерс принес ему не только отчет по Титану, но и сведения обо всех передвижениях и телефонных переговорах капитана. Именно эти данные, а также данные СМИ и сообщения сыскной службы позволили сделать выводы о косвенной причастности капитана к исчезновению его дочери. Сведения о переговорах Жнеца поступали от одного из агентов министра Аллеро. Здесь Рогозину повезло. Агенты внутренней разведки были столь же продажны, как и сам министр, и грех было не воспользоваться их услугами. Рогозин только перечислял денежные средства на указанный ему банковский счет и получал всю интересующую его информацию по электронной почте. Защиту его почтового ящика опять-таки обеспечивало разведывательное ведомство.
Видимо, не только Рогозин был «клиентом» ведомства, так как он отмечал стремительный рост влияния отдельных лиц и падение других с высоты своего положения. Политика есть шахматы, — говорил он. Отдельные лица набирают могущество, другие его теряют. Пешка, добравшись до другого края доски, станет ферзем, а король будет загнан в угол и уничтожен. Главная цель Рогозина – остаться на плаву как можно дольше. И хотелось бы надеяться, что подъем по ранговой лестнице не окончился. Именно ради этого он затеял этот маленький переворот.
Что касается Жнеца, то можно ли предугадать его действия? Да, конечно. Жнец – обычный вояка. Он думает только в одном направлении и хорошо разбирается только в одной сфере. Он не станет лезть в политику, строить хитроумные планы мести. Даже тактику Жнеца во время боя с Четырехногими можно было предугадать. Он храбро пошел на противника, не заботясь о последствиях. Что бы сделал Рогозин? Скорее всего, он не стал рисковать своей жизнью и жизнями своих подчиненных, отошел бы на безопасное расстояние и вызвал бы подкрепление. И только потом забил бы врага, нанеся свой удар последним. Противодействие со стороны Жнеца? Да, возможно Жнец встанет против него, но это будет так же открыто, поэтому у Рогозина будет время отступить и подготовить контрудар, который окажется сильным и внезапным. Единственный способ удержать полковника при себе – всячески подпитывать его ненависть к Четырехногим, возможно, отнявших у него его дочь. Придет время, и ярость Жнеца снесет его врагов так же, как восставших аборигенов на Капри четыре года назад.
Рогозин выключил свет. Уже глубокая ночь. Удовлетворенный насыщенным днем, он сладко зевнул, натянув одеяло, повернулся на бок и мирно уснул в своей спальне на сороковом этаже элитного дома в центре Порт-Артура.