Ачинская тетрадь-2 второй том

             



       ЧЕРНОВИК,не ПЕРЕПИСАННЫЙ НАБЕЛО, или КРУТЫЕ ГОРКИ

           Книга вторая




  Очередность чтения тетрадей:
   Начало: Красноярская тетрадь
  Продолжение: Боготольская тетрадь
  Продолжение: Ачинская тетрадь
  Завершение: Бирилюсская тетрадь




          АЧИНСКАЯ ТЕТРАДЬ 2012.


    СОДЕРЖАНИЕ:

             
 
 1 .ГОРОД МЕНЯЕТ СВОЙ ОБЛИК

 2.     ВОСТОЧНЫЙ ПОСЕЛОК ВНОВЬ РАСПАХИВАЕТ ДВЕРИ
         История одной семьи

 3.     ДВЕ ЖЕНЩИНЫ ИЗ ОДНОЙ БИБЛИОТЕКИ
          Судьбы людские


4.    ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНИЕ…
         Встреча с творческой интеллигенцией   города Ачинска

5.     Я   СЕБЯ ПОД ЛЕНИНЫМ ЧИЩУ
          Исповедь современника

6.      КУПИ РУКАВИЧКИ,  МИЛ–ЧЕЛОВЕК….
          Незапланированная встреча


7.     ДИАЛОГ  С А.А. РАЕВСКОЙ ПО ТЕЛЕФОНУ

8.     ВНИМАНИЕ:   ЭФИР!


   

      ГОРОД МЕНЯЕТ ОБЛИК

     Перед поездкой в  город Ачинск я не спал полночи. Крутился–вертелся на кровати гостиничного номера,  два или три раза вставал попить водицы, но сон так и не шел.  Еще бы… Утром предстояла встреча с городом моей юности, с городом моих первых надежд, ошибок и промахов. Те далекие  годы как-то незаметно остались в прошлом. Не успел я  оглянуться,  как пролетели они как птицы, вот  уже и седьмой десяток разменял. Что остается делать в таком возрасте пожилому человеку? Только вспоминать. Вспоминать  хорошее и плохое — все, что сохранила в себе цепкая и  живая память. Приятное времяпровождение — жизненные воспоминания,    ничего не скажешь, но увидеть, встретиться с городом юности воочию – это, несомненно, царский подарок. Помнит ли город меня?  Ждет ли? Это мне и предстояло узнать через несколько часов. 
     Я перевернул подушку, поправил сползшее одеяло, прикрыл глаза и…  вновь очутился в Ждановском райкоме комсомола города Ленинграда.   «А не хотите ли Вы, молодой человек, закалить свой характер на большой стройке цветной металлургии?   Это в самом сердце Восточной Сибири.  Недалеко от Красноярска есть маленький городок Ачинск.  Когда-то он был захолустьем Российской империи,  и  людей  туда ссылали  на каторгу.  Сейчас там строится большой глиноземный завод. Я на сто процентов уверена, что вы найдете для себя дело по душе. Через десять дней первая партия добровольцев из ленинградцев и москвичей отправляется в путь…».
     Я чуть было  не подпрыгнул от неожиданности. Голос инструктора Ждановского райкома комсомола Тамары, вручившей мне путевку на комсомольскую стройку в Ачинск,   прозвучал в  голове так реально, что я невольно огляделся по сторонам.  Ведь именно с  легкой руки этой девушки и началась история моей сибириады.   Уснуть я больше так и не смог.  За окном тем временем светлело,    начинался новый день.
    …Чуть больше шести лет назад   по специальной программе я побывал в Израиле, где на протяжении двух недель  трудился на одной из тыловых баз Армии обороны Израиля «ЦАХАЛ». В конце программы наша группа волонтеров совершила  автобусный тур по стране.  Цветущий город-сад Беер-Шева поразил меня своей неповторимой красотой. Там, где когда-то была бескрайняя  пустыня, где  верблюды вязли в песке в поисках саксаула, раскинулся современный город с широкими площадями, с ровными, как струна улицами и  залитыми лучами щедрого солнца проспектами.
     Примерно такое же ощущение я испытал, когда наша легковушка въехала в административные границы Ачинска —  города, где начиналась моя журналистская судьба.  Я попросил водителя ехать помедленнее, а сам, прильнув к окну, с жадностью всматривался в некогда знакомые мне улицы. Еще находясь в Германии,  перебирая старые фотографии города,  я даже не мог представить себе, каким  он станет в постперестроечное время. И сейчас мне было чему удивляться. Куда делись деревянные, покосившиеся дома, ветхие кирпичные развалины старины? Центр города преобразился до неузнаваемости. Высокие и стройные коробки многоэтажных домов, зеленые газоны,  ухоженные скверы  —  для меня все здесь было ново. А ведь раньше, в мою бытность, когда мне было девятнадцать лет, в этом городе не было ни одного уголка, который бы я не  облазил с друзьями.
     А вот и бывшая улица Ленина. Здесь,  на углу — в каменном доме на втором этаже располагалась редакция городской газеты «Ленинский путь». Сейчас, смотрю, вокруг творится запустение. По всей видимости, здание готовится к реконструкции. Чуть наискосок когда-то располагался ресторан «Чулым», который я иногда посещал с друзьями-коллегами по репортерскому перу. А вот и городской Парк культуры и отдыха, где я тоже любил проводить время. Парк и сейчас утопает в зелени деревьев.
     Мне вспомнилась  широкая танцплощадка, где под мелодии радиолы кружились в танце пары, мелькали  веселые и счастливые лица молодых  парней и девчат. Именно здесь — на городской  танцевальной площадке   я познакомился со многими людьми, с которыми мне приходилось в дальнейшем общаться. Здесь же, в городском парке я однажды  случайно разговорился  с одним  рабочим пареньком. Назвался он Левой,   приехал в Сибирь на комсомольскую стройку, кажется, из Москвы.  Каково же было мое удивление, когда через много лет я узнал этого парнишку  — уж больно проницательным и пытливым был его взгляд.  И узнал  я его не где-нибудь в толпе, а в телевизионном ящике.  Этим самым парнишкой, отправившимся в Сибирь за романтикой героических будней был  не  кто иной,  а телевизионный ведущий,  автор многих программ,  мэтр эфира —  Лев Юрьевич Новоженов.
     Во времена моей юности в городе Ачинске ходили лишь рейсовые автобусы, трамвайная линия только строилась, а вот что касается таксомоторов, так я не припомню, были ли они в городе? Неужели мне стала изменять память?  Город тогда был еще маленьким, и мне доставляло удовольствие бродить по нему пешком. А жил я  как бы на отшибе в поселке, который местные жители называли Шанхаем. Наверное, там когда-то жили китайцы?  Кто знает…  Поселок поселком, а от центра города его отделяло расстояние не более полутора километров. Всего-то двадцать минут пешего  хода.
     Единственным местом, которое я, кажется,   узнал,  это была  пятиэтажка  в  старом микрорайоне. По-моему,  здесь когда-то жил мой старинный дружок и коллега Валерий Танчук.  Дом тот же, парадную я тоже вспомнил — вторую от края,  и даже окна на третьем этаже. А впрочем,  мог  и ошибиться, дома-то они одинаковые, как братья-близнецы. Точного адреса я,  к сожалению, не запомнил. Взглянув на занавески в предполагаемой Валеркиной квартире,  я с грустинкой подумал о том, что там сейчас  живут совсем другие люди.  И верно! Чуть позже, в редакции городской газеты мне сказали, что Танчук еще долгое время трудился в городе. Его еще любовно называли газетным «светилом»,  а в  середине девяностых годов  следы друга где-то затерялись. Возможно,  он уехал к себе на родину —  в Украину…
     Больше двух часов колесили мы с водителем по улицам Ачинска,  и я с удовольствием предавался воспоминаниям.  Несколько десятилетий назад я тоже вот также сидел у окна поезда,  считал  стройные дубочки  и мысленно представлял картину будущего рабочего быта. И казалось мне тогда, что  глубоко в таежных дебрях на вырубленной поляне  будут стоять несколько деревянных бараков с удобствами на улице. Под навесом —   пара десятков железных рукомойников и несколько натянутых веревок для сушки белья. Поодаль мне мерещился рабочий клуб, больше похожий на сельский сарай из наспех сколоченных досок…   К счастью, на деле все оказалось совсем не так. Строительный городок оказался очень даже милым. В тени вековых сосен  и могучих кедров утопали в тени несколько приземистых кирпичных жилых корпусов.
     Поэтому когда мы на легковушке подъехали к улице Гагарина,  где в свое время располагался  строительный городок,  я  стал жадно искать глазами  кирпичные четырехэтажные корпуса трестовских общежитий. Меня смутила немного  дорога, отделяющая периметр городка. Раньше она была узкая, а теперь изменилась до неузнаваемости. Водитель подсказал мне место  дислокации бывшего жилого рабочего комплекса. Я вышел из машины и подошел к подъезду здания. Во дворе было пустынно, на двери никакой вывески, и спросить некого. Быть может, здания перепрофилировали, и  сейчас здесь  живут гастарбайтеры? Я оглядел  соседние корпуса, вынул из дипломата «мыльницу» и щелкнул кадр. Ничто не воскрешает память так, как умеет это делать обычная фотография…


     ВОСТОЧНЫЙ ПОСЕЛОК РАСПАХИВАЕТ ДВЕРИ.
         
     История одной семьи

      По дороге к Шанхаю наслаждаюсь  городскими картинками.  Только что мимо промелькнула улица с каменными домами, офисами и магазинами,  затем небольшой поворот вглубь массива и вот мы уже на подступах к Шанхаю.  К дому на Белорусской улице мы подъехали довольно быстро. Выйдя из машины, я вгляделся в фасад когда-то знакомого мне дома. Изба была облицована снаружи кирпичом. А мне  она запомнилась приземистым бревенчатым домиком с аккуратной штакетниковой калиткой, покрашенной в лимонный цвет.    Я еще раз  внимательно взглянул на табличку:  дом номер девять. Все правильно, ничего не перепутал.  Именно здесь когда-то со своей старухой жил мой квартирный хозяин Харитон Лазаревич  Гречанин. А за стенкой избы отдельной семьей жила их взрослая дочь.  Стучусь в дверь, но мне никто не открывает. Через минуту–другую барабаню пальцем по оконному стеклу.  Опять молчок…   Тогда я оглядываюсь по сторонам. Вся улица как будто вымерла. Ни души….  Подхожу к машине и прошу  водителя нажать на автомобильный клаксон. Минут десять нахожусь я в тревожном ожидании: уж  очень мне хотелось найти хоть кого-нибудь из родных  моего старого знакомого,   милого старичка Харитона Лазаревича. Наконец-то  за дверью послышался шорох,  и на улицу вышел молодой человек с заспанными глазами. Похоже,   настойчивый автомобильный гудок нарушил его крепкий сон.
    — Извините, пожалуйста, — обратился я к владельцу избы. — Как бы мне найти Клавдию Харитоновну. В этом доме когда-то жил ее отец.    
      — Не живет она больше здесь. Прежние жильцы уже несколько лет как продали эту хату  моим родителям.  А старая хозяйка переехала по другому адресу… 
     — Дaлеко ли?  — спрашиваю в надежде…
     — Нет!  Совсем недалеко.  На Алтайской улице...
     Максим, так назвался паренек, вызвался нас проводить. И вот  стою я у ворот и дрожу как осиновый лист. Узнает ли меня дочь старика?
     За кирпичной стеной залаял домашний пес, приоткрылась дверь и выглянула пожилая женщина. Можно было и не присматриваться к женщине в цветном халате,  в глаза сразу бросились знакомые черты лица.  Только это была уже не та молодуха Клава — мать  двух малолетних детей, передовик и общественный деятель швейной фабрики. Передо мной стояла пожилая женщина с добрым, немного усталым   взглядом. Лоб ее был исчерчен глубокими морщинами, но  внешне  хозяйка дома выглядела вполне молодцевато и бодро.
     — Вы меня, наверное, не помните, — обратился я к женщине. — В середине шестидесятых годов минувшего века я жил у вашего отца на квартире.  Тогда  я трудился на стройке.
     Женщина подошла ко мне поближе  и прищурилась:      
     — Постой, постой, милок! Ты не Борис ли  часом будешь?  Борис? Угадала? Да мы тебя, дружок, всей родней вспоминали. — Клавдия Харитоновна не дала мне опомниться и полезла обниматься.  — Вот радость то какая мне на старости лет приключилась…  Нашлась пропажа!  Заходи в хату, родной, заходи! Чего тут топтаться?
     Хозяйка увлекла меня в горницу. Она не сводила с меня глаз, обнимала и гладила по спине.
     — Господи, сколько же годочков мы не виделись! Сам-то ты   откуда? Какими судьбами к нам?   Да не снимай ты обувь, не снимай! Проходи так.
     Клавдия Харитоновна — радушной хозяйкой хлопотала  вокруг меня, задавая сразу по несколько вопросов.  Узнав, что прибыл я из Германии, она изумленно всплеснула руками:
     — Батюшки мои,  как же ты  там  оказался?
     Пришлось вкратце пересказать историю своей жизни.  Хозяйка слушала, качала головой и улыбалась. Узнав о том,  что я  прибыл в Сибирь с творческим визитом,  она согласно кивнула головой:
     —  Вона как… Башковитый ты у нас был, поэтому и толк из тебя вышел! Пойдем, милой,  пить чай.
     Пока она ставила чайник, я успел оглядеть убранство дома, которое меня весьма поразило. Великолепный ремонт, на полу  ламинат,  двери тоже современные, отделаны дубовым шпоном,  хорошая дорогая мебель. Не сельская изба, а настоящая московская элитная квартира! Заметив мое удивление, Клавдия Харитоновна упредила:
     — Да это все мой младшенький сынок Валерочка. Раньше ведь мы жили все вместе. Вот он и обустроил это гнездышко. А теперь сынок отстроил  для своей семьи коттедж, а я осталась здесь в четырех комнатах одна. Мы же с Белорусской улицы съехали давно, еще в конце девяностых. Как здорово, что ты этого Максима застал дома. Это просто Божье знамение. Мы же всегда о тебе  вспоминали. Недавно я как-то в домовую книгу заглянула и узнала о том, что ты был у нас прописан. Кажется,  и отметки о выписке нет. Сейчас, милок, я  стол на скорую руку соберу…  А ты пока погляди альбомчик. Деда, поди,  еще не забыл?
     Через несколько минут в уютной кухоньке   вскипел чайник. На столе появились чашки, выпечка, клубничное варенье. Клавдия села напротив меня и, прихлебывая чай, начала свой рассказ:
    — С Володей, моим  первым мужем — ты должен его помнить  — мы прожили недолго. Угорел он по пьяному делу еще в шестьдесят девятом году. Всем мужик был хорош.  Характером — добрый, покладистый, да и сам по себе мужик-рубаха. Не руки у него были, а золото! За что не возьмется, все у него получалось. Вот только чересчур безвольным он оказался.  Ведь упреждала его: не пей столько, не водись с алкашами-товарищами. Семья ведь у тебя, дети. Никто ведь тебя  не пожалеет, выгонят из-за пьянства с работы. Так и вышло, как в воду я глядела. С мастеров скатился он вниз, и дружки–приятели взяли над семьей верх.  Осталась я с двумя детьми.  Живи, как говорится, как хочешь… Славик тогда ходил в пятый класс, а Оленьке не было еще и семи лет. Схоронила я своего  муженька,  а было-то ему в то время всего тридцать семь годочков, жить бы да жить…
     Хозяйка взглянула на стену, где висела фотография незнакомого мне мужчины и пояснила:
     — А  это мой второй муж. Родственники наши  его сосватали, так что недолго я вдовой куковала. С  Федором Федоровичем  Мигалем мы прожили двадцать лет. Хорошие были эти годы,  счастливые. И сына Валерочку я  от него родила. Одна радость мне теперь от младшенького. Он и моя надежда, и мой кошелек тоже. Нынче пенсия знаешь какая? По нынешним меркам она у меня вроде и неплохая, у других и хуже бывает, но все равно на нее не особо разгуляешься. Если бы не сын, худо пришлось бы мне. Валерий окончил институт, долго искал себя, а сейчас прибился к нефтяному бизнесу и успешно нашел себя в нем. Деньги лопатой не загребает, зато живет в достатке и радости. Как ни говори, а при демократах инициативные люди чего то стОят. Не лентяи, сумели подняться, а пьяной подзаборной шалупони без разницы: что социализм, что капитализм, лишь бы стакан был,  да соленый огурец.
     Я пил чай с пышным  глянцевым пирогом  и с восторгом смотрел на Клавдию. В свои семьдесят шесть лет она выглядела очень бодро. Связная речь, и что очень важно —  великолепная память. Хозяйка помнила даже очень мелкие детали из  жизни своей семьи.
     — Оленька моя  — средненькая —  тоже стала бизнесвуменшей. Ой, прости, коли не так слово сказала!  До сих пор никак не привыкну к этим иностранным словам. — Хозяйка немного смутилась  и аккуратно вытерла белоснежным платочком  уголки губ. — Открыла моя доченька свое меховое ателье, шьет шубы и всякие палантины.  Словом,  опять же при  частном деле. Имеет  институтский диплом, воспитывает дочь. Да  чего воспитывает? Поди,   уже и воспитала. Внучка  ведь второй институт заканчивает, ей уже четвертачок стукнул. В самый раз девка на выданье! А вот Славик в Москве. Он до полковника дослужился. Живет сейчас в Звездном городке  и продолжает службу, правда уже по гражданской линии. Три года как вышел на пенсию. У него тоже своя семья, дети  есть и внуки.  Как ни как не говори, а я счастливая женщина! Давай, землячок, мы с тобой отца моего помянем.  Харитон Лазаревич помер еще в семьдесят первом году, царство ему небесное.
      Клавдия Харитоновна  разлила в стопки холодную водку из запотевшего графинчика, и мы выпили — помянули деда.  Помолчали. Каждый о своем. Именно в эту минуту я для себя решил, что обязательно расскажу большой читательской аудитории  об этой чудесной сибирской семье….
      А пожилая женщина тем временем тяжело поднялась со стула, подошла к окну и выглянула в него.  «Как будто детей  и внуков  своих  выглядывает» — подумал я.  Хозяйка как бы услышала мою мысль:
     — Привычка у меня такая:  ждать да  выжидать. Каждому гостю  как родному рада.  Вот и сегодня у меня большой праздник — ты приехал.
     Настало время прощаться с радушной хозяйкой.  Клавдия Харитоновна подошла ко мне, обняла и  перекрестила.
    — Ты со Славиком моим  свяжись, — напоследок наставила она меня.  — Он тебе многое про отца расскажет. Я даже и не знала о том, что он долгое время писал родословную нашей семьи. Очень интересная, скажу тебе история.
     …Уже несколько позже по электронной почте военный пенсионер  Вячеслав Владимирович Игнатьев переслал мне несколько   страничек из жизни своей семьи.  Вот как он об этом  проникновенно рассказывает:
     «Мой дед Харитон Гречаник родился в деревне Хатиска  на Черниговщине. В результате Столыпинской реформы его родители в начале  двадцатого века оказались безземельными — на всех пашенки не хватило, — и они вынуждены были уехать в Сибирь. Остановились в деревне Тимонино  Ачинского уезда. Точнее не остановились, а основали это поселение с нуля. Раскорчевали лес под пашню, поставили добротный сруб. Сегодня-то  этой деревни нет и в помине, она уже и с карты давно стерта, а вот название урочищ и углов сохранилось до сих пор по фамилиям ее основателей:  Мигалев угол,  Деулев тупик и т.д.  Жила семья  небогато. Дед с малых лет батрачил на зажиточных крестьян, вот почему и образование он смог получить только начальное: всего три класса церковно-приходской школы. А потом началась первая мировая война. В нашей семье до сих пор хранится фотография,  где юный Харитон Гречаник запечатлен в солдатской форме. На ней он еще совсем мальчик с обострившимися скулами и детскими чертами лица. Юность деда пришлась на суровое время. Только окончилась первая мировая, развязалась гражданская. Сын шел на отца, брат на брата.  Одна тысяча девятьсот восемнадцатый год застал  дедушку в партизанском  отряде, которым командовал бывший штабс-капитан царской армии Петр Ефимович Щетинкин. Там недавний солдат был приставлен к пулемету. А когда отгремели залпы войны,  партизан вернулся в деревню Тимонино, где нашел свою половину. Вскоре у молодой четы родился сын Игнат. Но брак этот оказался недолгим. Молодуха вскоре умерла от неизвестной болезни, оставив деда  с малолетним сыном…    А вот  бабушка моя, Настя, оказалась родом тоже из Белоруссии. И ведь что примечательно, повторила  дедову судьбу. Она тоже оказалась в соседней деревне Ольховке того же Ачинского уезда. У бабушки  к тому времени уже был хвостик —   маленькая дочка. Успела побывать она и замужем, правда недолго. С ее мужем трагедия случилась:  надорвался он от тяжелой работы и помер, а молодая вдова осталась жить в доме свекра. Говорят, что в молодости бабуля была очень красивой, высокой и стройной девушкой, слыла  веселой певуньей и доброй рассказчицей.
     Однажды в деревню  приехал  дед Харитон. Он долго  вел беседу с Настиным свекром, а потом уехал к себе, Видно, сговорились они с ним. Прошло лето,  следом минула осень, а по первому снегу  в Ольховку приехал на санях дед и забрал вдову с ребенком к себе в дом. У него к тому времени в Тимонино уже стоял крепкий пятистенок.   А дальше  пошли ребятишки… И все девчонки, ни одного паренька!  Моя мама оказалась четвертой по счету и самой младшей. Родилась она в одна тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда в стране свирепствовал красный террор».
     Далее отставной полковник довольно подробно остановился на военной године. Вот  как он описывает эти события:
     «Дедушка ушел на фронт в первые дни войны. Письма от него приходили нечасто. Осенью сорок второго года в деревню пришел солдатский треугольничек, в котором  пехотинец сообщал о своем ранении. В последнем бою он получил тяжелую контузию и потерял глаз.  Ему предлагали остаться в хозяйственной обслуге госпиталя,  но дед Харитон начисто отказался.
     — На фронте я буду нужнее, — заверил он главного врача.
     И дальше до самого конца войны он воевал на Кольском полуострове  рядовым стрелком  в пехотной части. Вернулся  дед с войны в августе сорок пятого года. Врачи вставили в пустую глазницу стеклянный протез, и дед  каждый вечер опускал свой искусственный глаз в стакан с водой. Моей маме тогда было только восемь лет. Она росла любопытным ребенком. Однажды летом она углядела на столе этот самый стакан и не удержалась, вынула стекляшку и пошла играть во двор, подкидывая кругляшок  вверх. Когда же ей это занятие поднадоело,  она положила  дедов протез на пень и  стукнула по  стеклу камнем. Уж очень хотелось ребенку узнать,  что же находится внутри этого камешка.   Протез, естественно, вдребезги! Дедушка не стал ругать дочку — ребенок есть ребенок. Дел в колхозе было по самое горло, а чтобы заказать новый протез, нужно было ехать в город. Поэтому дед постоянно откладывал поход к окулисту «на потом», а после и совсем смирился. Отсутствие глаза ему никак не мешало. Не жениться же ему по третьему разу. А для  супруги и  безглазый  был мил».
     Вячеслав написал мне в письме и о том, что у него до сих пор  хранится солдатская книжка деда, в которой  отмечены все боевые подвиги  героя-солдата, за что он был удостоен ордена Красной звезды и  награжден боевыми медалями.  А о благодарностях Верховного главнокомандующего я уже не говорю. Их было аж целых пять…
     «Дед не очень любил рассказывать о войне. Очень редко он касался этой темы. А если и говорил, то очень скупо и отрывисто. Так, я от него узнал о том, что при очередной бомбежке железнодорожного состава полегло много необстрелянных  бойцов. Солдаты  бежали от вагонов вглубь степи, а их секло осколками — воронок на всех не хватало, — и поля были усеяны трупами.
     В том же сорок первом году ушел на фронт и  дедов сын Игнат. Мобилизовали его в танковые войска.  Дед ничего не знал о  его судьбе. А уже после войны в военкомате  он получил справку о том, что сын пропал без вести уже в сентябре сорок первого года. До самой своей смерти дедушка вспоминал о сыне и даже справлял день его рождения. На стол ставилась тарелка с полной стопкой водки,  к столу придвигался стул.  Но за этот стул никто не садился. И пили за Игната как за живого!
     Дедушка, вернувшись с войны, снова пошел в родной колхоз, приставили его на  коровник  скотником. Слишком хлопотливая и тяжелая была у него работа. А тут еще большое домашнее хозяйство  — в доме   ни одного мужика —  сплошь девки.  Было от чего пригорюниться.  Бывало, заходил он в дом, садился за стол, а дочки, окружив его, вчетвером обламывали с него сосульки. Потом  раздевали и укладывали в постель.
     В одна тысяча девятьсот пятьдесят шестом году за добросовестный труд направили деда в составе ачинской делегации в Москву на Выставку достижений народного хозяйства. У меня  в архиве до сих пор хранится брошюрка о московском Кремле с описанием его истории. Какая ни какая, а память…
    Интересна моя родословная ветвь и по отцовской линии. Мой дедушка Василий Павлович Игнатьев был человеком со сложной судьбой. Получив  среднее образование, он в одна тысяча девятьсот двадцать первом году оказался в отряде бандита Соловьева. Что заставило его переметнуться из стана красных к бандитам мне не известно,  только провоевал он в отряде недолго. По чьему-то доносу  дед Василий был арестован и по приговору суда был приговорен к расстрелу. Правда,  высшая мера после была заменена на десять лет лагерей. В 1927 году он был освобожден из лагеря по амнистии. Уже много позже, перед самой  смертью в 1994 году  я узнал от бабушки Васены, что ее благоверный был в банде Соловьева очень влиятельной фигурой и за ней, этой бандой, гонялся  самый юный в ту пору командир полка — будущий детский писатель Аркадий Гайдар. Бабушка, не в пример деду, хоть и была малограмотной, но очень остро чувствовала дыхание  времени. Что же касается дедушки, то она до самой гробовой доски вспоминала его только добрым словом. Для нее он так и остался светом  в окошке.
  …Незавидной оказалась жизнь деда Василия при советской власти. Одно время он учительствовал, а в  1931 году был направлен директором школы на полуостров Таймыр. А потом был новый очередной донос,  и дед опять загремел в тюремные застенки. А дальше… Дальше его следы теряются. Видимо, сгинул он в этой мельнице массовых репрессий.
   … А теперь, уважаемый Борис,  пришла пора рассказать и о себе. Вы же запомнили меня еще  второклассником. Учился я в школе неплохо, слыл хорошистом. Очень много читал, особенно любил русские народные сказки и приключенческие истории. Помогал летом деду пасти коз, а зимой с удовольствием прокладывал лыжню в окрестностях нашего «Шанхая». В то далекое время было у меня увлечение:  собирать открытки на тему космонавтики и вырезки из газет. Сам о космосе я тогда и не думал, но военные погоны на  себе примерял. Другое мое  увлечение — фотография. К двенадцати годам я накопил деньги на свой первый фотоаппарат «Школьник». Потом появилась уже другая камера  — «Смена» Я так увлекся этим делом, что до сих пор щелкаю кадры. Сейчас, правда, это стало делать намного легче, кругом компьютерные технологии.
     После окончания средней школы я поступил в Ачинское авиационно-техническое училище. Все, как ни как, а поближе к самолетам. Там я и втянулся в строгую армейскую жизнь. Помогла спортивная подготовка, которую я получил в школе, да и характер у меня был бойцовским. Я не боялся трудностей, и в обиду никогда себя не давал.  В 1977 году, надев лейтенантские погоны,  отправился служить в Одесский военный округ.
     А дальше была напряженная учеба в Военно-воздушной академии им. Жуковского ,женитьба и служба в Звездном городке под руководством космонавта номер 5 Валерия Федоровича Быковского. Мне безгранично повезло: гарнизонов за весь период службы было немного. Здесь же  в городке космонавтов у меня родилась и  младшая дочь.  Сейчас  мои дети  уже сами обзавелись семьями. Сын Володя стал инженером и трудится в нашем центре, а дочка окончила юридический факультет университета и сейчас воспитывает внучку Машеньку. Да и я, вроде бы, тоже  при деле. Полковничью форму сменил на цивильный костюм, но продолжаю заниматься любимым и  привычным делом, только несколько в другом качестве. Не стоит моя жизнь на месте.
      Знаете,   на что я еще обратил внимание! По роду своей службы мне приходилось тесно общаться с разными людьми, среди которых были и такие, по которым проехали жернова сталинского беспредела.  И что удивительно! Никто из них не плакал в жилетку,  не клял  и не  винил в своих бедах насущных советскую власть. Все они просто честно и вдохновенно трудились, веря в счастливый завтрашний день.
     Но сейчас, когда в стране возродилась демократия, прерванная  коммунистическим режимом на долгие почти  семьдесят пять лет ,  нельзя сказать, что в нашей стране все ровно и гладко. О лучшей и красивой жизни говорят на каждом углу, только говорильня  – она и есть – говорильня. Страна топчется на месте,  зари  всеобщего счастья я пока  не наблюдаю. Сплошной голый популизм. Заводы и фабрики работают кое- как, а на одной нефтяной игле далеко не уедешь. Да и сознание людей ни к черту не годится. Очерствел народ. А это не очень позитивный симптом. Я очень боюсь любой заварухи. Россия просто устала от всяких революций. А как хочется еще пожить и порадоваться жизни. Да и внуков нужно в люди вывести…».   Я несколько раз перечитал письма  полковника в отставке.  Вот они  — судьбы людские. Не вычеркнешь  их из жизни…
     …Перед самым отъездом из Ачинска я заехал на огонек  к Клавдии Харитоновне. На сей раз в  ее горнице было полно  народа. Приехали подруги, дочка Ольга и сын Валерий. Хозяйка накрыла  обильный стол.  Было очень весело и оживленно. Пели застольные песни,  травили анекдоты. Уже перед самым уходом я вышел с Валерием во двор подышать осенним воздухом. В мужском разговоре я ненароком спросил у него: что означает мать в его жизни. Меня очень поразил его искренний ответ:
     — Мама в  моей жизни — это все! И то, что я, Ольга и Вячеслав состоялись в этой жизни,  исключительно  ее заслуга!  У нас со сводными братом и сестрой отцы разные, но это ничего не меняет. Мой   батя вытягивал всех  троих. Этим он, безусловно,  сыграл свою важную роль, но мама несравненно  сделала больше. И никакой счет в банке или  виллы на Канарах  не заменят мне родительского тепла, потому что самая главная моя сберегательная книжка — это моя мать. И я ее ни на кого не променяю. Мы, дети,  молимся на нее.  Для  нас она Божья икона! Дай Бог, здоровья ей крепкого и долгой жизни.
     Слушая эту сыновнюю откровенность, я позавидовал Клавдии Харитоновне. Хороших детей она вырастила: честных, работящих, преданных.  Вот она – истинная преемственность поколений. Такой сибирской коренной ветви не стыдно и позавидовать…


     ДВЕ ЖЕНЩИНЫ ИЗ ОДНОЙ БИБЛИОТЕКИ

     Судьбы людские

     Во время моего творческого визита в Ачинск судьба подарила мне приятное знакомство с двумя удивительными женщинами. Истинные книголюбы и пропагандисты библиотечного дела, они  трудятся в центральной библиотеке им А.С. Пушкина. Одна из них возглавляет городскую библиотечную систему, а другая  работает заведующей отделом комплектования книг.  Этих двух женщин сближает то, что  родились они в тяжелое послевоенное время. Учились и работали в  смежных регионах Красноярского края и Хакасии. Чем больше я узнавал о  них  от  сослуживцев,   от рядовых читателей и  чиновников городской администрации, то все больше и больше возникало желание познакомиться  с ними поближе, чтобы написать   очерк. У обеих женщин судьба  сложилась по-разному, но общим оказалось главное:  большая часть их прожитой жизни пришлась на советское время,     как личности они  сформировались при коммунистическом режиме.  И сегодня, в постперестроечное время,  обе женщины не оказались за бортом жизни:   они успешно востребованы обществом и чувствуют себя счастливыми…
               
     ЗИНАИДА
               
     Сибирячка
   
     За  окном  крепкого бревенчатого  дома выла сибирская метель, наметая высокие сугробы по самые окна. Валентина сидела в уютной,  теплой горнице и кормила грудью новорожденную дочку.  Девочка  была вторым ребенком в семье.  Сын Василий родился давно —  еще в грозном сорок первом. Теперь он, крепыш с румяными  щечками,  уже четвертую зиму бегал в местную школу.  «Надо же,  выпало дочурке  родиться в самые крещенские морозы,  — думала Валентина, — значит, должна она вырасти   крепенькой и сильной».
     В печке весело потрескивали сухие березовые чурки,  от нее  веяло жаром и уютом,  поэтому никакая вьюга за окном не могла испортить мир и спокойствие  в этом доме.   Начинался воскресный день,   и вся семья была в сборе.  Сегодня Петр Хомченко, Валин муж,  отложил свои хлопотные канцелярские дела в сторону —  Петр работал  секретарем в сельсовете и представлял в деревне местную советскую власть, а в этот воскресный день решил помочь жене по дому. Ведь предстояло большое семейное торжество:  в их доме должны были собраться  близкие родственники и друзья по службе.  Не каждый день в селе дети рождаются…  Это было великое событие, которое нельзя не отметить.
     Петр вышел в холодные сени и вернулся с охапкой дров, остро пахнувшей янтарной смолой.   Подкинув в жаркую пасть печки еще несколько смоляных поленьев  и,   почувствовав, что комната  вновь наполняется приятным теплом, счастливый отец с удовольствием скинул с себя полушубок, расправил плечи  и с любовью посмотрел   на свою жену. Валентина только что закончила кормить крохотную дочку и бережно уложила запеленатый кулек в люльку. Девочку назвали Зинаидой.  Недавняя  роженица где-то вычитала, что это имя в переводе с арабского языка означает «украшение», а с греческого — «божественная».  А там понимай, как знаешь!  Но мать надеялась, что с этим именем доченька приобретет красоту душевную, которая обязательно пригодится ей в будущем.  Для  Петра же  его первенец был украшением жизни.  Так получилось, что у Валентины  он был вторым супругом. Первый ее муж погиб  на фронте….
     Как они ждали этого ребенка…  Молодая мать была  еще на сносях , а  детское бельишко:  пеленки, распашонки, пинетки и все остальное было  приготовлено заранее, и  все было  нежного  бледно-розового цвета. Как в воду глядели, угадали…  Девка родилась!  Вот и хорошо…   Будет сыновьям-последышам   нянькой. Петр бережно взял в руки маленький  родной комочек, завернутый  в  красное сатиновое одеяльце, и  торжествующе поднял  руки  над головой:
     — Пусть  девчушка растет здоровенькой и счастливой!  Наша порода всегда была крепкой.
     В деревне Мельничное было больше сотни дворов. И Петр с гордостью отметил, что теперь  на их единственной заснеженной улице на одну сибирячку стало больше…
               
     Игра в войну
   
     Подросшей Зине  шел уже десятый год,    и  она перешла в третий класс.  Девочка училась в городской школе — ее родители переехали в Ачинск шесть лет назад. У Зины появились младшие братья, которых назвали  Владимиром и Николаем. Отец Петр устроился на службу в местную исправительно-трудовую колонию,   надел погоны старшины,  а мама хлопотала по домашнему хозяйству. Нелегкое это было занятие, когда в семье шесть ртов.
     Все свободное время девочка проводила на берегу реки. Нравилась ей уникальная и своеобразная красота сибирской природы.  Одна Чулым-река  чего стоит:  широкая, полноводная. Вместе с братьями Зина часто играла  на песчаном берегу;  дети любили  бросать плоские камешки в седые волны реки,  наблюдая как они прыгают  по воде, оставляя за собой широкие круги…  Так уж вышло, что подружек  у девочки было немного, и виной тому —  ее  неуемный мальчишеский характер. Ну не любила девчонка  играть в куклы, и все тут!  Более по душе Зине были азартные мальчишеские  игры на свежем воздухе. А младшие братья вьюном ходили за сестренкой-непоседой, считая ее своим командиром.  Да и как не считать… Зина  была большой выдумщицей на разные приключения; девочка  росла любознательной,  и с ней всегда было по-настоящему интересно.
      Самый старший из детей Хомченко — Василий,  став взрослым,  трудился на городской стройке. В свободное от работы время он помогал пацанам выстругивать из старых досок сабли, мастерить автоматы и пистолеты. На заброшенном пустыре  дети обнаружили ветхое строение и устроили там нечто вроде штаба. Страна еще жила свежими воспоминаниями о войне:  полки магазинов ломились от книг на героико-приключенческие темы, а в кинотеатрах крутили картины про Олега Кошевого, Зою Космодемьянскую,  Александра Матросова и  других народных героев прогремевшей войны. И вот еще потрясающая весть облетела планету. В космос  запустили человека!  И теперь не только  мальчишки, но и девочки  начинали бредить небом и мнить себя великими первопроходцами.
     Как часто Зина возвращалась домой с разбитыми коленками и синяками!  А как же иначе? Предводитель и есть предводитель! Он всегда должен быть впереди команды. Школьница только что посмотрела по телевизору фильм про Василия Ивановича Чапаева. Она восхищалась его отвагой и силой духа…
     Однажды, когда девочка сидела во дворе дома и читала книжку, к ней подбежал шестилетний  брат Володя и спросил:
    — Зинка, а ты знаешь, кто  такой Гайдар?  Вчера по телеку показывали его «Военную тайну»!
     Зина опешила от такого неожиданного вопроса. Рассказ детского писателя «Голубая чашка» ей читала мама, а вот про  тайну она еще ничего не знала.  Зато ей было известно о том, что  Аркадий Гайдар в гражданскую войну  семнадцатилетним мальчишкой командовал полком. Об этом она и рассказала своему братику. Володя слушал  сестру с раскрытым ртом.
    — Тогда  перестань читать всякую ерунду!  Пошли лучше играть в Гайдара!


     В книжном царстве

     С  русскими народными сказками маленькая сибирячка познакомилась очень рано — еще в трехлетнем возрасте. Сказки ей читала и рассказывала мама. Затаив дыхание,  девочка слушала дивные истории о Бабе Яге и Кощее Бессмертном, о Василисе Премудрой и  Иванушке-дурачке,  Спящей царевне и семи богатырях, царе Гвидоне  и о других сказочных героях.  На какое-то мгновение она сама мысленно становилась одним из этих персонажей,  «улетая» в прекрасную и удивительную  страну сказок.    Едва научившись читать и писать,  Зина целыми днями просиживала над книжками-раскрасками. Орудуя  цветными карандашами,  девочка одновременно раскрашивала сказочных героев и запоминала тексты. В школу она пришла хорошо подготовленной:  и читать, и писать первоклассница уже умела.  Арифметический счет она тоже знала. Во всяком случае, складывать   малые числа девочка  могла без особого труда.
     Учась уже  в пятом классе,  Зина полюбила русскую литературу. Наряду с учебной программой девочка  дополнительно стала интересоваться  стихами Пушкина, Лермонтова, баснями Ивана Андреевича Крылова. А в старших классах появился интерес  и к другим книгам. К пятнадцати годам Зина успела познакомиться почти со всеми произведениями Максима Горького,  прочитала романы «Жерминаль» Эмиля Золя, «Американскую трагедию» Теодора Драйзера. Собственно, любовь к книгам и  музыке и привели юную Зину к мысли о поступлении в культурно-просветительское училище. В то далекое время девушка не только мечтала о сцене,  она хотела сама  организовывать концерты и массовые представления.  Как часто по  ночам Зине  снилась сцена:  свет ярких софитов, волнующая, завораживающая музыка, яркие   наряды участников театрализованного представления… Но  иногда мысленно Зина   представляла себя  дирижером.  Кем же ей стать?  Оставалось совсем немножко:  получить  школьный аттестат и сдать вступительные экзамены в училище.

 
     Даешь культуру на селе!

     Жизнь, так уж получилось, внесла свои коррективы в судьбу Зины. После школы девушка поступила в  культурно-просветительский техникум на дирижерско-хоровое отделение,  но потом к ней  пришло светлое чувство — любовь, а следом  замужество и рождение сына. Учебу в техникуме пришлось на некоторое время отложить.  В ту пору Зина Искоростинская, взявшая фамилию мужа, уже трудилась на хлопотной должности директора Мазульского  Дома культуры. Вот где ей пригодились природная смекалка и задатки лидера. Молодая хозяйка сельского очага культуры с удовольствием  занималась обустройством своей обители.  А работа была не из легких. Здесь тебе и ремонт помещения, и  комплектация кружков по интересам,  и приобретение музыкальных инструментов.  Не всегда задуманное удавалось сразу. Как часто Зинаида обивала пороги больших начальников; как часто приходилось ей доказывать, даже кричать от отчаяния, когда не хватало простых слов убеждения. И сколько раз приходилось плакать от недопонимания.  Но и в этом деле она оставалась победительницей. Руководство района почти всегда шло навстречу бойкой энтузиастке. Ни одно представление, ни один концерт не обходился без  Зининого внимания. Каждый сценарий она вначале тщательно просматривала, внося свои поправки  и замечания,  и только потом приводила его в исполнение. А сколько времени потратила директор Дома культуры на поиск юных талантов? Женщина  объездила все деревни в округе,  на местах устраивая смотры художественной самодеятельности,  выискивая танцоров, певцов, чтецов  и одаренных музыкантов. До самых родов пестовала Зина Искоростинская свое детище,    и успокоилась только в родильном доме,  прижав к сердцу любимого сыночка Алешеньку…

     Издалека долго…

     Сегодня Зинаида Петровна уже и  не припомнит, когда она приобщилась к пению. Ей кажется, что петь она  начала  с самого раннего детства.  Как помнит себя, так и поет…  Ни в школе, ни в техникуме  без девочки не обходился ни один вечер самодеятельности. Как выйдет она на сцену, как зальется соловьем…  В  репертуаре  Зинаиды Петровны  было много народных фольклорных песен. Особенно женщина любила песни,  воспевающие  матушку-Русь и  ее неповторимую природу,   в исполнении народной артистки Советского Союза Людмилы Георгиевны Зыкиной. Даже всем известную песню Зыкиной:  «Издалека долго течет река Волга…» Зинаида  переделала на свой манер: «Издалека долго течет Чулым гордый, течет Чулым гордый, конца и края нет…».  Собственно,  авторский текст остался нетронутым, а вот могучую реку Волгу  директор сельского Дома культуры  сменила на Чулым. И понять ее можно, ведь вся ее жизнь  прошла здесь:  на этой гордой  сибирской реке.
     Зинаида Петровна и сегодня не потеряла своего звонкого голоса. Бывает,  соберутся   с братьями большой и дружной семьей,  да  под баян так распоются, что их славный хор  слышно на противоположной стороне улицы. Жаль, что  происходит  это нечасто, а только по большим торжествам.  Соседям  по душе это пение:  и в филармонию им ходить не надо —  вот она — за дверью…

     Научите меня танцевать

     В  одна тысяча девятьсот семьдесят втором году молодая чиновница от культуры была направлена в краевой центр на курсы повышения квалификации. Там, в Красноярске, познакомилась она с художественным руководителем ансамбля «Танцы народов Сибири» Михаилом Годенко. Маэстро в этот день давал показательное выступление коллектива, а после выступления  начался урок танцев. Вот как вспоминает этот эпизод сама Зинаида Петровна:
    —   В танцевальный зал я пришла вместе  с подружками. В зале были и молодые люди. Начался танец, а мне почему-то пары не хватило. Стою, опершись плечом о колонну, и «хлопаю» глазами. И вдруг подходит ко мне сам художественный руководитель ансамбля, галантно  берет меня за руку и ведет в середину круга.  Несколько танцев Михаил не отходил от меня, показывая, какие движения нужно делать. В последнем нашем кружении я  чувствовала себя уже намного комфортнее. Годенко проводил меня на место и пригласил на очередной урок.
   — Вы — способная ученица,— похвалил меня тогда мастер. — Приходите еще. Я сделаю из вас солистку балета. Всем подружкам  на зависть…

     Новое дело

     К профессии библиотекаря Зинаида примерилась давно, видимо сказалось ее трепетное отношение к книгам. В  одна тысяча девятьсот семьдесят седьмом году пришла она трудиться в библиотеку городского профессионально-технического училища. Начала с простого — налаживания учета. В то время не было знакомых нам ныне электронных технологий —  амбарные книги и журналы  приходилось заполнять вручную.  Много времени уходило  на  переписывание формуляров и подклеивание  потрепанных переплетов. Зарплата библиотекаря была небольшой,  да и сама профессия далеко не престижной — охотников на  книжное царство было не густо,   и все же Зине эта работа  оказалась по душе.  Библиотекарю всегда есть чем заняться. Если не работаешь с клиентами, то всегда найдется работа с рабочими бумагами. Ну,  а если  и выпадает свободный часок, то без интересной книжки никак не  обойтись… Так в рабочее время  женщина  и оттачивала свое мастерство, а после работы спешила в семью. Подрастал сынок Алешенька, и молодая мама по дороге домой частенько думала:  «Какой же  каверзный вопрос задаст ей пытливый сын сегодня?»  Алеше шел четвертый год,  он рос  очень  любознательным мальчиком.  Окружающий мир для малыша был  «почемучкиной страной», и на все свои детские вопросы он жадно искал ответы. С какой  радостью и  волнением встречал он маму в передней, едва услышав знакомые шаги…

     И снова в поиске

     Сегодня  Зинаиду Петровну Искоростинскую не узнать. Из робкой сотрудницы она  превратилась в руководителя ачинской городской библиотечной системы. Подумать только, как бегут годы…  Пришла трудиться в эту систему в далеком одна тысяча девятьсот восемьдесят   пятом году  рядовым библиотекарем и росла  — поднималась  постепенно по служебной лестнице. В свое время у нее произошла заминка с получением диплома —   дирижером хора Зинаида Искоростинская так и не стала, — помешали некоторые семейные обстоятельства. А вот здесь, на новом месте,  Зинаида Петровна твердо решила утвердиться в профессии. Совмещая нелегкую работу с учебой по заочной схеме,  она,  уже  работающая директором филиала городского учреждения культуры, получила диплом с отличием об окончании Канского  библиотечного техникума.  И в этом же году ее выдвинули на первую позицию — дали задание возглавить  все библиотечное дело в городе.
     Мы сидим с Зинаидой Петровной в ее кабинете и мирно беседуем. На стенах висят многочисленные дипломы и грамоты; на стеллажах стоят кубки и хрустальные призы.  Хозяйка кабинета с гордостью говорит:
     — Когда я пришла трудиться в эти стены, мы тогда работали  еще по старинке. Библиотечный фонд в то время был небогатым, а сегодня наша центральная городская библиотека им. Пушкина признана лучшей во всем Красноярском крае. Одними  из первых мы стали заниматься оцифровкой книжного фонда.
     От директора Искоростинской  я узнал и о том, что в библиотечной системе города уже давно используются компьютерные технологии, расширен штат работников.  Устойчиво функционирует деловой общеобразовательный Центр, сформирован  национально-краеведческий отдел.
     Я — авантюристка, —  в самом полном смысле этого слова,  — с улыбкой признается  мне Зинаида Петровна. —  Ну, никак   не могу  я сидеть  «сиднем» в кабинете и глядеть в потолок. За годы работы у меня уже выработалась постоянная потребность быть в людской среде.  Из всего, что я инициирую, я делаю выводы. Ошибок  не боюсь,  все делаю для достижения цели. Но  делаю только тогда,  если полностью уверена в своей правоте. И я, разумеется, всегда нахожусь в творческом поиске,  так как  без новых форм работы в настоящее время  не обойтись. Одни только грантовые  программы как нам помогли!  Мебель,  оргтехника, телевизоры, новое книжное пополнение — это все результат нашего коллективного труда. Без своих девочек я словно  рыба без воды. Теперь, с переводом книжного фонда на электронные носители, мы  взяли в штат и мужчину-программиста.  Алексей у нас еще и классный фотограф…

     Цена славы

     Беседуя с Зинаидой Петровной, я обратил внимание на то, что на лацкане ее рабочего пиджака нет  никаких наград. А между тем от ее сослуживцев я узнал,  что за многолетнюю и безупречную службу директор библиотечной системы удостоена звания «Заслуженного работника культуры России». В ее наградном активе медаль «Лучшие люди России», медали и почетные знаки краевого значения.  А уж о дипломах,  грамотах и благодарностях говорить не приходится. Не так давно хозяйка библиотечного царства стала обладательницей крупного денежного гранта губернатора Красноярского края. А если еще к этому перечню добавить победы в краевых творческих конкурсах, то список окажется просто нескончаемым….
     И все-таки  самой главной наградой  в своей жизни Зинаида Петровна Искоростинская считает любовь и уважение сотрудников. До самой темноты горит свет в кабинете директора. И, что любопытно…  На двери ее кабинета  нет таблички о времени приема по личным вопросам.   Люди заходят сюда запросто, то есть по-свойски. Они искренне делятся с директором своими тревогами и бедами  в уверенности, что Зинаида Петровна,  если помочь и  не сможет, то словом добрым — обязательно утешит.  Уж так  она скроена  — дарить тепло людям…

     Вместо эпилога

     Что такое счастье — каждый понимает по-своему.   У Зинаиды Петровны тоже есть свой критерий на этот счет. Состоялась ли она как личность? Здесь нет никаких сомнений. Счастлива ли она в личной жизни? И здесь нет повода огорчаться. С мужем Виктором  Зинаида Петровна живет уже сорок лет. Вместе с мужем она вырастила и воспитала сына Алешеньку. Алексей окончил Красноярскую архитектурную академию и  сейчас трудится строительной отрасли. В его семье выросли  уже свои  сыновья.  Владимир — еще школьник, а вот Владислав стал нынче студентом Московского университета МВД.  Жизнь сложилась, как было задумано, поэтому  у Зинаиды Петровны на душе удовлетворение.  Как это здорово, когда ты с удовольствием идешь на любимую работу, а вечером с трепетом и волнением возвращаешься домой.  Жизнь продолжается…


     ЛИДИЯ
       

     C  этой милой,  в годах уже женщиной мне довелось познакомиться здесь же — в стенах городской библиотеки им. Пушкина, где Лидия Александровна Аева  трудится много лет в должности заведующей отделом комплектации  книжного фонда. На долю этой интересной и удивительной  женщины выпало столько бед и страданий,  что хватило бы на добрый десяток человеческих жизней. У нее оказалась действительно сложная судьба; о своей жизни Лидия Александровна  поведала мне в приватной беседе. Поэтому сегодня мне очень хочется рассказать об этой коренной сибирячке  родом из Хакасии…

     Ягода-морошка…

     В памяти моей собеседницы всплыла одна история из  довоенной жизни сибирской деревни,  которую  Лидии рассказала  ее  мама.  Так уж вышло, что старшее поколение сибиряков, испытавшее на себе раскулачивание и репрессии,  неохотно делилось с  подрастающим поколением своими тяжелыми  воспоминаниями.  Взрослые  как бы щадили  их психику,  поэтому об этом случае Лидия узнала от мамы перед самой ее смертью.  Я же попытаюсь по-своему реконструировать этот эпизод во всей его реальности:
     Шел  одна тысяча девятьсот тридцать восьмой год.  Ко двору зажиточного крестьянина-хакаса Бочегурова подъехала телега. С телеги на землю спрыгнул важный чиновник из района —  некто Наврузов,    который  сразу же направился  в деревенскую избу. В руках у чиновника было предписание о раскулачивании  владельца усадьбы.   А здесь и,   правда,  было чему позавидовать. У Нойко, так звали хозяина дома,  было свыше сотни овец, несколько лошадей, много домашней птицы.  Сибиряк со своей большой  семьей  трудился от зари до зари;  он не пил как другие крестьяне и поднимал свое  хозяйство,  собирая копейку к копейке.  Вот так, с Божьей помощью он и дом  отстроил,  и хозяйство прирастил.
     — Собирайся, кровосос! — Наврузов протянул Нойко  бумагу с печатью исполкома.
     Во дворе сгрудились все члены работящей семьи Нойко.  Послышался тихий бабий ропот, кто-то из малых детей заплакал, но вдруг вперед выступила младшая сестра хозяина дома. Это была красивая статная девушка с черной смолью волос и выразительными голубыми глазами.
    — Не губите нас, товарищ начальник! Если нужно,  мы готовы поделиться с колхозом, только не выгоняйте нас из деревни.
     Представитель власти поправил съехавший на лоб козырек картуза, и хитро улыбнулся:
     —  А вот если замуж за меня пойдешь, тогда другое дело! Тебя-то я оставлю. Ты — сирота!  Я знаю, что  родители твои  померли.  А остальных — в  болото. Пусть их, сволочей,  гнус да комарье  в тайге сжирает…
     Семья Бочегурова  была большой — четверо малолетних детей. Мария не смогла оставить  брата на произвол судьбы и отправилась вслед  за ним и его домашними в Мариинскую тайгу. А там бедных крестьян ждал лесоповал, проживание в холодных дощатых бараках и полуголодное существование. Как хочешь, так и выживай… Разве что летом на  болоте появлялось одно лакомство — морошка.  Ешь до пуза,  да отмахивайся от  гнуса…  Так и жили Бочегуровы, пока не началась война….

     Приговор

     А в одна тысяча девятьсот сорок восьмом году —  и надо же так угадать —  прямо в первомайский праздник в семье Александра Аева и его жены Марии, в девичестве Бочегуровой,  родилась девочка, которую назвали Лидией.  Александр крутил баранку на совхозной машине, а мама  работала на скотном дворе. Семья жила дружно. Когда девочке исполнилось  два годика, случилась трагедия:  малышка  ненароком выпала из детской коляски. Взрослые вначале не обратили на это особое внимание.  Поплакал-поплакал ребенок, да перестал.  А в трехлетнем возрасте мама заметила,  что Лида стала плохо расти. Все ровесники прибавляют в росте, а ее малышка, как говорится, в год по капле…  Да еще и горбик на спине небольшой появился. Когда же Лидины родители обратились к врачу,  время для лечения дочери было упущено. В то время  никакого диагностического оборудования не было и в помине, а рентгеновский аппарат  был редкостью даже для краевого центра.  Медики поставили неутешительный диагноз: «патология гипофиза с ограничением зоны роста».  Так малолетней девочке объявили приговор. На всю жизнь Лидии  суждено было  оставаться «дюймовочкой».

     Вырабатываю характер

     В школе девочка Лида была неприметной. Училась она средне и среди ровесников,  кроме своего маленького роста,  ничем не выделялась. Прилежностью особой она тоже особенно  не отличалась, но и не огорчала родителей ни поведением, ни отметками. Правда, в шестом классе с ней произошла метаморфоза. Один из мальчишек ее  класса,  а фамилия его была  Медведев,  как-то проговорился одноклассникам, что из всех учеников класса он уважает лишь Лиду Аеву.  Мол, она скромная, никогда не сплетничает и,  по его мнению,  вполне надежна. Да что там говорить, ей  можно доверить даже самую сокровенную мальчишескую тайну.  Слухи эти дошли и до Лидиных ушей.
     — Как же так, — рассуждала девочка.  Я сама — «от горшка  два вершка»,   инвалид, а  «горбатого разве что могила исправит». Учусь тоже  так себе — шаляй-валяй!  За что же,  право,  меня уважать?
     И тут ученица Аева призадумалась…. Если ее похвалили, значит,  надо соответствовать этому. И девочка стала следить своим поведением, за своей одеждой, тщательнее причесываться.  Даже на уроках Лидия стала внимательнее слушать учителей. Вот ведь что значит вовремя подбодрить человека!  И  когда в конце весны классная руководительница раздавала табели успеваемости,  у Лиды по итогам года не было ни одной тройки…

     В поход за знаниями

     О том, какую профессию выбрать в будущем, Лида особо не задумывалась. Уже в восьмом классе она твердо решила связать свою судьбу с библиотечным делом. Во-первых, девочка очень любила читать книги,  ухаживать за ними, подклеивая ветхие переплеты,  а во-вторых — ей нравилась быть пропагандистом чего-то нового. Ведь Лида, прочитав ту или иную книжку, обязательно делилась  прочитанным с подружками, как бы заражала их своим интересом и пробуждала этим любопытство к литературе.  Выбор девочки пал на Канский библиотечный техникум. Вот где  Лидия Аева   научилась самостоятельности. Здесь не было мамы,  некому было ни обед приготовить, ни белье постирать. Все приходилось делать самой. И девчонки по общежитию с уважением отнеслись к   низкорослой студентке из города Абакана.  Они, можно сказать, полюбили  ее за доброту и открытость характера,  за приветливость и сильный характер, за готовность прийти на помощь в любую минуту…
     А после окончания учебы Лида быстро нашла себе место специалиста в хакасской столице. Но, уже работая в солидной библиотеке на читательском абонементе, недавняя выпускница канской кузницы  кадров культуры твердо решила продолжить образование по избранной специальности.  Прошло время….  Накануне московской Олимпиады одна тысяча девятьсот восьмидесятого года старший библиотекарь-библиограф Аева уже держала в руках заветный диплом Улан-Удинского Восточно-Сибирского института культуры.  Верх над самой собой был одержан…

     Можно, я буду называть Вас мамой?

       Природа, как известно, не любит пустоты, и каждая нормальная женщина всегда стремится к семье.  У нее это заложено на генном уровне,  т.к. инстинктом материнства наделены все женщины планеты  любой национальности и цвета кожи. Мысли о семье не обошли и Лидию Александровну. Однажды в Ачинске она случайно познакомилась с низкорослым мужчиной. Тот представился Анатолием. Мужчина был вдовцом, он воспитывал троих детей, двое из которых были уже взрослыми, а младшей дочери Наташе только что исполнилось  четырнадцать лет. Лида всегда  мечтала о материнстве, но эта мечта так и осталась не воплощенной.  И женщина уже смирилась со своей судьбой, а тут вдруг появился шанс…  Поэтому  она приняла  твердое решение:
     — Ну и что, что нет своих детей  — стану матерью для чужих. Не та мать, что родила,  а та,  что на ноги поставила.
     Так что на предложение Анатолия Петрова —  выйти за него замуж,   Лидия Александровна ответила согласием.  Она тут же оформила в Абакане расчет. Сменила и жилье, чтобы быть поближе к новому месту работы. От  новой квартиры до библиотеки — всего тридцать шагов. И началась у женщины тихая семейная жизнь…
     Взрослые дети восприняли брак отца несколько настороженно, а вот четырнадцатилетняя Наташа потянулась к мачехе.  Лидия и не знала,  как и чем ей угодить. А между тем, сердце девчонки таяло. Уже через несколько месяцев совместной жизни, в один прекрасный день,  когда Лида с Наташей чаевничали вдвоем на кухне,   девочка робко спросила:
     — Тетя Лида,  а можно я буду называть Вас мамой?
     Нужно было видеть, как заблестели у Лидии Александровны глаза от радости.  По щекам покатились бусинки слез.  Лидия прижала девочку к себе и стала ее нежно целовать. И никого в этот момент не было счастливее ее.  Вот она — радость женщины. Надо же, дождалась: на сорок первом году жизни стала матерью!  Бывают же на свете чудеса...

     Я такая, как все

     Вот уже двадцать три года  трудится библиограф Аева  в центральной городской библиотеке им Пушкина.  Приходит на работу как обычно  к восьми утра, а уходит из кабинета в пять вечера. Иногда, в производственную запарку выходит она на службу и по субботам. И  вроде бы  ничем не отличается от других коллег…  За свою трудовую деятельность Лидия Аева  удостоена звания «Заслуженный работник культуры Российской Федерации»,  имеет много грамот и благодарностей.
     В беседе с Лидией Александровной я задал ей не совсем тактичный вопрос:  пользуется ли она  какими-нибудь бонусами? Иными словами, не распространяется ли на нее индульгенция в связи с ее заболеванием? Ведь в таких случаях принято оказывать сочувствие и сострадание.
     И вот что она мне ответила:
     — Да,  та
ких  как я — принято называть убогими. Вы меня тоже не жалейте! Вещи нужно называть  своими именами. Но  посмотрите на меня. Я  не без рук, и не без ног.  И голова у меня на месте. Так чем же я слабее других? Да ничуть! И вот это я постоянно доказываю своим коллегам. Наш директор постоянно мне покровительствует, а у меня от такого внимания мурашки бегут по коже. Не хочу я быть бельмом на глазу. Я такая же,  как все!  И  я не прошу поблажек. У меня можно отнять жизнь, но нельзя отнять работу.  Я ею просто  живу.   У меня есть друзья,  есть дети. Вот уже и внучку собираюсь выдать замуж!  А другой жизни мне  и не надо...

     Сам себе дизайнер

     Я не смог уберечь себя от соблазна посетить гостеприимный дом Лидии Александровны. И что меня поразило, когда я вошел в квартиру, так   это  идеальная чистота. В прихожей — на всю стену — шкаф-купе,  на кухне — великолепный гарнитур —   все подогнано в один тон и с точностью до одного миллиметра. Отличный ремонт,  продуманный дизайн. В комнате и спальне — современная стильная мебель. На мой вопрос о том, кто помогал ей в оформлении квартиры,  хозяйка дома хитро улыбнулась:
     — Сама до всего доходила. По субботам бегала по магазинам с рулеткой и все вымеряла, докапывалась до каждой мелочи. В журналах искала интерьеры,  подбирала цвета и  краски, а уж ремонт выполняли специалисты.  Я люблю свой дом. Хотя и  живу сейчас «в долгах как в шелках», зато в комфорте и в спокойствии. А за красивую жизнь нужно платить по счетам. Зарплата у меня не такая большая, но я исправно гашу банковский кредит.
     Лидия Александровна заглянула  в какой-то документ и заключила:
     — Уже совсем немного  осталось. Еще годик с маленьким хвостиком,  и  перед кредиторами  я буду чиста!  Да, что мы  все о  грустном.  Давайте–ка,   лучше чай пить…  Внучка Кристина  варенье клубничное вчера принесла, да  и торт  я прикупила.
     Хозяйка дома вышла из кухни и вернулась с фотографией покойного мужа Анатолия Петрова.
   —  Вот этот  человек резко изменил мою жизнь.  И я ему за это очень благодарна!


     ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНИЕ!

     Еще в ходе подготовки к моему новому вояжу в Сибирь я прокручивал в голове  мысли о том, с кем бы  из бывших знакомцев мне хотелось бы встретиться вновь, ибо было огромно желание последить судьбы героев первой книги и рассказать о них во втором томе. И когда в  зале городской ачинской библиотеки стал собираться народ,  я то и дело бросал пристальный взгляд на лица горожан, надеясь уловить в ком-нибудь из них  знакомые черты. Но, увы! К назначенному времени  помещение было заполнено до отказа, а из живых свидетелей далеких шестидесятых я обнаружил только  троих человек.
     Перед глазами вновь поплыли кадры черно-белого кино из той жизни. Я вспомнил тогдашнего заместителя редактора местной газеты «Ленинский путь» Юрия Авдюкова. Вспомнил ответственного секретаря редакции и поэта по совместительству Виктора Калмыкова,  а также заведующего отделом писем Владимира Гусельникова. О Валерии Танчуке я уже не говорю, с ним у меня была крепкая дружба. И о каждом из журналистов старого состава редакции мне бы хотелось сказать несколько теплых слов.
     Как коротка жизнь!  Все перечисленные коллеги были  почти моими ровесниками. Самая большая разница в возрасте наблюдалась разве что с Гусельниковым. Пожалуй, больше чем в двадцать лет. А остальные парни были меня старше лет на шесть-семь, не больше.  Эта небольшая разница в общении практически не чувствовалась. И вот я с горечью узнаю о том, что все они уже ушли из жизни.  Если добродушный и внимательный Владимир Гусельников научил меня бережно и тактично работать с читательскими письмами,  то Юра Авдюков запомнился  мне своей  шефской почти братской  заботой. При разметке гонорарной ведомости он постоянно старался завысить мне  гонорары на несколько рублей. Казалось бы мелочь, но до чертиков приятно. И еще мне нравилось,  что он меня почти не правил. Месячные гонорары были невелики, но если учесть то, что в то самое время можно было на «пятерку» сходить с девушкой в кафе, а  червонец являлся пропуском в ресторан безо всякой суеты,  то даже мизерная прибавка была вполне ощутима.
    Следует отметить,  что редакционный коллектив «Ленинского пути» был не только дружен, но и коммуникабелен. Мы поддерживали тесные связи  и с соседней районной газетой  «За коммунизм». В то время у меня сложились теплые отношения с журналистами Николаем Булайчиком и Иваном Астаповым. Были и совместные «полянные» посиделки, и диспуты о жизни. Этих ребят сегодня тоже нет среди нас. И я безгранично счастлив, что сегодня в далеком Абакане живет и до сих пор пишет для газеты старейший сибирский журналист, ветеран печати, последний из «могикан»  — Юрий Николаевич Угольков, которого очень хорошо помнят не только боготольцы, но  и ачинцы. В конце шестидесятых — начале семидесятых  годов он возглавлял редакцию районки: «За коммунизм!» С этим человеком  на протяжении многих лет я не  прерываю связь. Мало того, этой дружбой я очень дорожу…




     Я СЕБЯ ПОД ЛЕНИНЫМ ЧИЩУ!

     Больше  двадцати лет прошло с тех пор, как приказал жить Союз Советских Социалистических Республик. Новая демократическая Россия уже перестроилась на капиталистический лад,   впереди планеты всей  лидируя по числу олигархов и толстосумов.  Но нет-нет,  еще слышны  голоса граждан о том, что напрасно загубили ленинские идеи, и путь к мировой революции – это не утопия, а реальность.  Именно такие  мысли посетили меня  во время долгожданной  встречи с коллегой из  времен комсомольской юности.
      С Валентиной Ивановной Паталей, в девичестве Устич,  я познакомился, когда работал в аппарате ачинского горкома комсомола. Тогда мы общались мало и виделись лишь мельком. Валентина трудилась инструктором в общем отделе и ничем особо не выделялась, разве что добросовестностью и скромностью. И вот, когда пути-дороги привели меня в  Ачинск,  я твердо решил навестить свою старую знакомую, ибо  она являлась последней ниточкой, связующей меня с тем временем почти полувековой давности.
     Валентина Ивановна встретила меня радушно в тесной  малогабаритной однокомнатной квартире, заставленной старой мебелью. Встретившись где-нибудь в толпе, я бы не узнал бывшую комсомольскую активистку. Да и она не узнала бы меня. Годы что реки, протекут – не поймаешь. Был я когда-то шустрым мальчонкой, а  с годами превратился в солидного дядю с намечающейся лысиной. Изменилась и Валентина Ивановна. Передо мной была пожилая женщина с  усыпанными волосами серебром , и только глаза  сохранили живые искорки.
    Валентина прожила интересную жизнь. После горкома она перешла на кадровую работу, окончила институт и получила квалификацию юриста.  Вышла замуж, родила и воспитала сына. Так и жила с верой в лучшую жизнь, вступила в партию и  ходила в активистках.  Ни на что не жаловалась и довольствовалась тем, что имела. Тогда никто не сидел без работы, жили по средствам. Отдыхали не на Лазурном берегу Франции, а  в пригородных пансионатах по льготным путевкам.. Разговаривая с бывшей кадровичкой, я не переставал удивляться тому, как сильно она тоскует по прошлому, по  революционным ленинским идеям. Вот как излагает свои мысли Валентина Ивановна:
     «Народ был ввергнут в  пучину революции не с бухты-барахты… Слишком большой раздрай был в обществе,  появилась великая национальная идея, которая и  объединила людей. А не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Жаль, очень жаль, что эти самые идеи сегодня превратились в бытовые помои. О какой демократии сегодня идет речь? На поверхность выплыло сплошное дерьмо,  страшно и противно слышать эти популистские речи, когда провозглашается одно, а на деле творится другое. Нельзя было коммунистические  идеалы предавать анафеме…».
     Чем больше я слушал Валентину Ивановну, тем больше убеждался в том, как искренна бывшая коммунистка в своих убеждениях. Такую,  пожалуй, уже не переделаешь и не перекроишь на новый лад. А моя коллега по комсомолу продолжила убеждать  меня в своей правоте.
     «Борис, ты ведь сам  видишь, что  живу я скромно,  довольствуюсь небольшой пенсией. Работать уже не могу – не позволяет здоровье, как- никак восьмой десяток  бежит. Когда мне давали ордер на эту квартиру, я уже имела несколько смотровых. Управляющий трестом лично предлагал мне любую квартиру на выбор. Был даже выписан ордер на большую двухкомнатную —  с перспективой замужества,   но я отказалась, потому что стыдно было тогда перед армией очередников. Как бы я смотрела им в глаза? И в институте я училась добросовестно, экзамены сдавала честно. Другие студенты собирали профессорам коньячное подношение, а я в этих делах участия не принимала. Ночами напролет зубрила темы, обложившись конспектами, и шла на очередную сессию как в бой, но только за победой. И ты думаешь, я такая одна? Нет, дружок,   нас очень много… Совесть! В то время была совесть!  А сегодня это такой продукт, который стал острым дефицитом. Кругом  — одна людская черствость и пофигизм. Все хапают,  хапают! Когда уже угомонятся? И правосудие у нас продажное, и институты власти беспринципные…
     С Валентиной мы говорили долго – весь  осенний вечер. Я вспомнил своего старого наставника по комсомолу  Владимира Васильева. Как они схожи с непробиваемой Валентиной! Вирус социализма так и сидит в их печенках. И все же вывод для себя я сделал. Абсолютно не важно, какие  мысли  роятся в твоей голове? Главное, как ты живешь? Какие используешь ориентиры?
   Валентина Ивановна Паталей  руководствуется  только голосом  собственной совести. Но где же она, истина,  в последней инстанции? Ведь и человек способен на заблуждения, он  же не электронный робот?
     Я очень боюсь того, что нынешняя слепая вера моей коллеги по комсомолу  в наши вчерашние идеалы  заведет ее однажды в тупик. Ой, как не хочется повторения пройденного…


     КУПИ РУКАВИЧКИ,  МИЛ-ЧЕЛОВЕК!

     Однажды вечером, прогуливаясь по новым улицам Ачинска,   любуясь его многоэтажными домами и ровными, красивыми скверами, я обратил внимание на низкорослую бабульку, примостившуюся на ступеньках одного из магазинов.  Перед ней  на  нескольких старых газетах был выложен нехитрый товар:  вязаные рукавицы и носки, ажурные белые салфетки и  разноцветные домотканые половички. Бабушка сидела на деревянном ящике, лузгала семечки, изредка бросая небольшие горсти шустрым  воробьям-непоседам.  Я попытался было  заговорить с ней,  но на контакт бабушка упорно не шла, отвечая на заданные мною вопросы короткими, отрывистыми  фразами.   Когда же я приобрел у нее пару теплых вязаных носков, бабушка как бы немного  «оттаяла».  И пусть  имя,  фамилию и отчество  назвать она наотрез отказалась,  но  свою немудреную житейскую историю мне поведала. Пусть для читателей она останется  бабой Дуней.  А история ее такова:
       — Почти сорок  лет я,  мил–человек, отдала работе на одном из производств города. Работала маляром-штукатуром. Работа была не так, чтобы очень тяжелой,  как  вредной:  краски, растворители — сплошь  одна химия. Вот и заработала  я себе бронхиальную астму, но на инвалидность не вышла, продолжала работать. Муж  у меня всю жизнь был непутевый — пьяница.  То работает, то нет.  От него  у меня сынок родился.  Сколько раз я с сынишкой из дома убегала  от разбушевавшегося мужа — не счесть.  По родственникам,  да по знакомым хоронилась.  А сынок подрос  и тоже стал шебутной,  как и его  папаша.  Когда был школьником, ходила  я на родительские собрания,  уроки по вечерам проверяла, сторожила  сына  как могла, да видно не углядела.  В тринадцать  лет  связался он с какой-то нехорошей компанией,  стал убегать из дома. Совершил одну кражу, потом другую…. Поставили моего сына на учет в детскую комнату милиции.  А в восемнадцать лет  он  участвовал в  какой-то драке и его  уже судили,  дали  парню три года колонии. Сколько слез я в то время выплакала, знает только моя подушка. Пусть непутевый сын, но он ведь родной! Болит материнское сердце, кровью исходит….  Посылки я ему на зону посылала, себе во  всем отказывала, на свидания к нему в колонию в другой  район ездила. Это сейчас, поди,  каждый десятый мужик  в тюрьмах сидел;  даже бизнесменов и,  как их там, —  олигархов в телевизоре судят, а в то время стыдно мне было за своего ребенка. Ой, как стыдно…  У нас и город-то  был маленький, все  друг про друга знали. Осуждали меня,  наверное, пальцами в мою сторону показывали. По улицам  с опущенной головой ходила, глаз боялась  на людей поднять. Но дождалась я все-таки своего сынка из колонии,  дождалась.  Вот только  вернулся он  домой с подорванным здоровьем. Худющий весь —  на зоне туберкулезом заболел.  Уж очень сильно по ночам кашлял.  Заставила я его лечиться,  таблетки принимать,  а   сама на рынок каждый день бегала  за продуктами  — все только свежее покупала: и молочко козье,  и маслице, и мясцо парное,  да яички деревенские.  Готовила, обстирывала,  вроде и пошел парень на поправку.  Поставила я его на ноги, выдюжила. Закончил он вечернюю школу,  приобрел профессию водителя. Шоферил по всей стране, деньги хорошие получал. И за ум взялся, от дружков-товарищей отстал. Слава тебе,  Господи…   — Баба Дуня перекрестилась. — Женился потом мой сынок  на хорошей девушке, свадебку сыграли, а потом вскоре и внук родился. Да беда то одна  не ходит.  Родился мой внук с детским церебральным параличом.  То ли врачи что-то не доглядели при родах, или  еще что другое, но не ходит наш Ромка, не ходит…  Инвалид он с детства. Невестка работать не смогла — куда ребенка больного денешь?  А пенсия по инвалидности сами знаете,  какая…
     Баба Дуня задумалась  на некоторое время,  поправила на газете свой  нехитрый товар,   смахнула с глаз невидимые  слезы и продолжила:
     —  И все бы ничего. Здоровье-то у меня в ту пору было крепкое,  я ведь коренная сибирячка.   Да и пенсию мне назначили хорошую.  Но пошла эта перестройка, и все перевернулось с ног на голову. Предприятия многие остановились, с работой у сына  стало туго.  То к одному частнику он наймется, то к другому…    А те накупили старые, подержанные машины,   и на них деньги делают.  Платят же шоферам за работу, считай,  копейки.  А прошлой зимой отправили моего сына  в командировку за несколько сот километров. Но не доехал он, машина по дороге сломалась. Стал  он  сам ее в лесу ремонтировать. Пролежал несколько часов на морозе под машиной  и застудил себе почки.  Вот я и помогаю  его семье  почти всю свою жизнь, как могу.  Муж то у меня преставился уже давно. Земля ему пухом…  Чего  уж теперь… О покойниках плохо не говорят.
     … Я слушаю бесхитростный  рассказ пожилой женщины  и молчу.  Что мне сказать?  Засобирался было уходить,  да баба Дуня удержала:
     — Возьми,  мил-человек, еще  и рукавицы. Они теплые — с ангорской шерсти. Сама вяжу, зрение пока что позволяет.  Скидку я тебе сделаю хорошую… Совсем недорого отдам — бери, не прогадаешь!
     Купил я у бабушки  теплые рукавички за полную их стоимость и пошел своей дорогой. На душе было как-то неуютно.    Под ногами шуршали осенние листочки,  мимо меня веселой стайкой пробежали местные ребятишки.   Осеннее небо темнело,  и город зажигал огни.  В многоквартирных домах светлячками приветливо вспыхивали окна.  А ведь за каждым из этих окон — своя  судьба.  Зайди я  в любую квартиру, познакомься с ее жильцами, и они расскажут такие жизненные истории, что не хватит места в моей книге…




     РАЗГОВОР С  А.А.РАЕВСКОЙ ПО ТЕЛЕФОНУ

       Когда я был в гостях у комсомольской активистки  Валентины Ивановны Паталей, то в беседе мелькнула знакомая мне фамилия бывшей заведующей организационным отделом городского комитета КПСС  Раевской. Анна Адамовна, к счастью, оказалась жива и относительно здорова. Я запомнил ее цветущей, бодрой и очень энергичной женщиной. Валентина Ивановна дала мне номер телефона Раевской, и я  не утерпел — тут же стал накручивать телефонный диск.  Какое-то время слышались  длинные гудки, но вот  наконец-то трубку подняли  и я услышал звонкий  женский голос.  Представившись, я напомнил Анне Адамовне о себе. Раевская  долго вспоминала и   никак не могла понять, с кем  она разговаривает.
     — Помните, когда-то Вы приглашали меня к себе в кабинет на беседу,  — попробовал я оживить ее память.  —   Вы  тогда остались довольны  моим планом организационных мероприятий,  и вообще, подходом к делу.  Мы беседовали с Вами  об эффективности ленинской  идеологии, торжестве общественного строя в СССР.   Вы тогда еще сказали, что мы обязательно сработаемся.
     — Дорогой товарищ,  я столько людей приглашала в свой кабинет, что запомнить всех практически невозможно.
     Я было приуныл.  Но  когда трубку взял  бывший комсомольский лидер Васильев, старушка стала что-то припоминать.  Некогда партийный работник прожила большую жизнь, ей было уже хорошо за восемьдесят. Я напомнил  своему бывшему куратору о некоторых эпизодах, и наш разговор  пошел в нужном направлении.  Мы довольно долго вспоминали общих знакомых, Раевская поделилась своими мыслями, давала оценку сегодняшним политическим событиям в стране. 
     Я пригласил бывшую партийную чиновницу  на творческую встречу, обещал прислать за ней машину. Но звонкий от природы голос  женщины оказался обманчив.  Анна Адамовна Раевская  была очень больна. Она выразила сожаление о том, что не сможет придти. Я,  в свою очередь, пообещал, что обязательно навещу ее в свободную минуту, но, увы…  Моя загруженность оказалась настолько плотной, что я не смог выполнить  данное обещание.
     Пусть простит меня Анна Адамовна. Я  еще вернусь в город Ачинск и обязательно подарю ей свою новую книгу, непременно с дарственной надписью…

     ВНИМАНИЕ:ЭФИР!

     Получив приглашение на эфир ачинского телевидения, я  сразу же вспомнил замечательный  зеленый город Назарово. Вспомнил то далекое время, когда я впервые  переступил порог студии местного телевидения. А ведь ранее была у меня мечта поработать именно в этой сфере. Еще в Ленинграде, когда я трудился на заводе и писал заметки в местную многотиражку, в своей голове уже  вынашивал  казалось бы несбыточные мечты появиться однажды вечером на голубом экране и сказать: «Здравствуйте, друзья! В эфире — городские телевизионные новости!» Вспомнил я и первую свою пробу на телевидении в  городе Назарово.  Помню,  посадили меня тогда в кресло и дали  читать программу передач прямо с листка, безо всякой репетиции. И хотя я изо всех сил старался выглядеть раскованно, внутренняя пружина нервов была натянута до предела. Мне казалось, что интонацию я передаю  правильно, однако,  не имея опыта театральности, я никак не мог справиться с руками, поэтому тогда не нашел ничего лучшего, как сидеть перед камерой со сцепленными ладонями.   Диктором я не стал.  Судьба дарила мне шанс с головой окунуться в телевизионную журналистику, но,  к сожалению, я этим тоже не воспользовался.
     И вот  сижу я под софитами в местной студии  города Ачинска и отвечаю на вопросы симпатичной  ведущей. Огромное спасибо ей!  Благодаря нашему диалогу я вспомнил  свое детство, школу,  любимый город Ленинград. Нет ничего приятнее, чем возможность предаваться воспоминаниям. Раньше это были газетные вырезки и фотографии, а сегодня…. Включи компьютер, зайди в интернет, и перед тобой замелькают знакомые кадры.
     И когда мне становится грустно, воскрешая в памяти этот город, раскинувшийся вдоль берегов Чулыма, я беру в руки фотоальбом, а еще лучше включаю компьютер и просматриваю записи телевизионных передач. Честное слово, на сердце становится легче…