Твари. Глава 12. Глубокое синее озеро

Саша Мурр
     Мира, закутанная в плед, сидела у камина в одной из гостиных. Барбадос лежал рядом, положив голову ей на колени, как только Мира переставала трепать его за ухом, он начинал вновь жалобно скулить и пинать её мокрым носом, стягивая тем самым плед. Говорят, собаки всё чувствуют, от них нельзя скрыть правды, ты можешь улыбаться остальным людям и говорить, что твои дела как никогда хороши, но Барбадоса невозможно было обмануть. Он был особенный пёс. Не только понимал состояние, но и не давал Мире погрузиться в себя, весь день ходил за ней по пятам, и даже позволил покидать ему палочку, учитывая что обычно он её успевает выкрасть до того как замахнёшься, а после нужен полк легионеров чтобы её отобрать.
     Запахло приятно корицей. Мира обернулась, сзади стоял Геремен с кружкой кофе и махал ладонью в её сторону, чтобы дошёл аромат.
     — Прямиком из одного очень милого кафе Парижа, — Геремен полез рукой в шляпу и достал ещё одну чашку.
     — Как тебе это удаётся? В плане, ну там кролика вытащить, куда ни шло, многие фокусники так делают...
     — Обижаешь! Кролика сложней, его ещё надо поймать, а через шляпу это сложно.
     — Но как? Поэтому ты её не снимаешь? — Мира взяла цилиндр и стала вертеть в руках, пытаясь найти хоть какую зацепку, двойное дно.
     — Да не в шляпе дело. Это просто шляпа! Хотя, нет! Это лучшая шляпа на свете! Но тут дело, действительно, не в ней.
     — В чём тогда? Опять в высшем умысле, — Мира закатила глаза, — внутренней силе и самоконтроле, бла, бла...
     — Нет, конечно, туфта это всё! Я могу, откуда угодно, достать почти что угодно. Но согласись, трюк со шляпой выглядит эффектно? Ага? — он смотрел на неё с видом мачо, что считает, что теперь все девушки теперь должны начать биться в истерике, признаваться в любви и снимать с себя одежду.
     — Любопытная сила.
     — Чего? С ума сошла? —  он схватился за сердце, имитируя инфаркт,— Любопытная? Я один такой прекрасный! Поняла?
     — Ну, в этом никто не сомневался. Но, честно говоря, лучше просвети меня.
     — Ещё скажи, что тебе пернатый не говорил?
     Барбадос подал голос. Судя по всему, он соглашался с Мирой, что лучше пока не упоминать о Глебе.
     — Спокойно, сейчас. Готовьтесь, развешивайте свои уши поудобней, Геремен будет вещать.
     Мира перекатилась на живот, укутавшись в плед словно гусеница, подобрала подушку, которую пришлось разделить с Барбадосом.
     — В далёкой, далёкой Галактике...
     — Геремен!
     — Простите, просто хотел, чтобы эпичнее вышло. Ладно. Жила была... тоже было.
     — Гереме-е-ен!
     — Хорошо! Есть несколько видов сил, даров, ну ты поняла о чём я, — Мира согласно кивнула, —  Есть силы, будем называть их силы в обиходе, это те которыми никого не удивишь. Пуляние энергетическими шарами, телекинез, сверх сила физическая, ментальная, как произношение заклинаний, телепортация, хотя, тут я наверно не прав. Был случай, я удивился. Однажды один легионер телепортнулся не целиком, и сразу не понял, ибо это была та часть тела, которую так сразу не заметишь...
     — Геремен.
     — Ладно, в общем, ему пришлось отложить свою свадьбу. Так, дальше. Есть редкие силы. Это такие, как у меня. Власть над телом, то есть превращения в ворона, например. Власть над пространством — доставать из других миров полезные бонусы не используя порталов.
     — Когда ты вошёл в мой сон, это тоже какая-то сила?
     — Это она и есть, над пространством. Сны тоже что-то вроде параллельного мира.
     — То есть ты целиком переместился? Теоретически ты можешь в любой войти? Зачем тебе тогда нужно было в ворона превращаться?
     — Блин, я об этом как то и не подумал... Хотя, это довольно сложно. Даже очень, — Геремен надулся словно шар, ковыряясь в бардаке своих мыслей, — Есть ещё редкие. Это такие, как у тебя. Сила над временем — ясновидение, власть над воздухом — левитация.
     — Как то не густо.
     — Да нет. Есть ещё. Эмпатия — чувствовать других людей, ощущать на себе все их эмоции, иногда это приводит к тому, что эмпаты могут читать мысли. О таком даре вообще стоит помалкивать, они долго не живут, люди как-то не любят когда у них в голове копаются. Ещё что-то было. В любом случае эти силы имеют развитие.
     — Например?
     — Ха, если бы все знали об этом, они не были бы такие редкие! Есть просто что-то вроде притчи. Главный штаб в неё очень верит, поэтому мы здесь, — Геремен пресёк Миру на полуслове, подав знак ладонью, он как всегда уже знал, что она хочет спросить, — Они верят, что если будет человек, у которого будет полный набор, то...
     — То? —  её сердце бешено застучало.
     — То будет либо хорошо, либо плохо!
     — Балда ты! — Мира одарила его улыбкой.
     — Сама такая. Это глупо, не находишь? Ведь, так или иначе, будет либо хорошо, либо плохо, одно из двух. И никакая притча, никакое предсказание, знамение...
     — Ну, предположим, может стать просто очень хорошо, замечательно, или же мы все сдохнем.
     — Хм, возможно. Надеюсь, они обломаются со своими ставками.
     — Геремен, —  теперь до неё понемногу начинало доходить, —  ты думаешь о том же, о чём и я?
     — Да, они устали ждать, когда я воспарю душой, начну летать под облаками и предсказывать погоду. Ясновидящих, вообще тяжело найти. Это в роду передаётся. Мой род, сама знаешь.
     — Они думают, что я могу стать такой как ты? Это же нелепо. Я и тем, что есть, не умею пользоваться.
     — Так скажем, они ждут, чья черепашка первая к финишу приползёт.

     Мире невольно представилось подпольное казино, где собрались все шишки этого сумасшедшего мира. Там был и Юрген, и Торус с Русланом, все они играли в рулетку, хлопали в ладоши как малые дети, заключали между собой пари. Туда подошёл и Глеб. Он отказался ставить на Миру, сказав, что больше не верит в неё. Оказалось, Мира всё это время стояла за гардинами. Она хотела возразить, попыталась сдвинуться с места, но ноги застряли в полу как в глине, он начал плавиться. Еле перебирая ими, девушка попыталась дотянуться руками, но люди за столом становились всё дальше. Мира не могла понять, почему никто её не видит? Мало того что они её не замечают, так никто и не обратил внимания на пол. Она тонула, липкая жижа, словно засасывала её. Она затаила дыхание, её медленно тянуло. Когда скрылись даже кончики пальцев, что Мира так тщетно тянула вверх в надежде, что её заметят, она закричала, глаза невольно открылись. Погрузившись с головой, теперь это месиво казалось похожим на воду, мутную и холодную. Она вынырнула.
     Место было знакомым, несмотря на безлунную густую как мазут ночь, она узнала штаб. Задыхаясь от пережитого страха, Мира поплыла к берегу. Всё тело кололо от ледяной воды, но она всё сильнее и сильнее загребала, пока её ноги вновь не коснулись дна. У берега кто-то был. Сердце бешено колотилось, она всё ещё не пришла в себя, чтобы здраво мыслить, затаилась, присев, так что из воды видна была только часть лица. Её нельзя было заметить, слишком темно и дождь скрывал девушку. Что-то мокрое слизкое коснулось её щеки, затем чьи-то руки схватили за плечи и рывком вытащили из воды.
     — Что это нафиг такое было? — Геремен орал на неё у камина, Барбадос умудрялся одновременно скулить и вылизывать ей лицо.
     Мира была вся мокрая, повсюду лужи, перевёрнутый стол, рядом валялись разбросанные цветы и ваза.
     — Как я здесь оказалась?
     — Оказалась? Ты всё это время была здесь! Ау? Сколько пальцев? — он махал перед ней рукой, — Ты сидела, а потом, бац! Упала и давай задыхаться, извиваться вся. Я чуть богу душу не отдал! У тебя припадок... Я вылил на тебя воду из вазы, ты перестала, но не очнулась, ну думаю, всё, прибил тебя, на каникулы можно и не рассчитывать...
     — Кажется, это было видение? —  Мира сама сомневалась в своих словах. Всё произошло так внезапно, что тяжело было отделить его от сна.
     — Что же? Что ты видела? —  Геремен весь словно скукожился, казалось, он опять возьмётся её трясти, выбивая признание.
     — Озеро...
     — Ну?
     — Озеро у штаба. Ночь. Там кто-то был, но я не успела разглядеть.
     — Озеро,—  Геремен секунду другую вглядывался в неё с открытым от удивления ртом, —  Штаб... Ну, это в корне меняет дело! Теперь мы предупреждены! В штабе кто-то лунатит по ночам. Теперь, когда мы всё знаем, то можем спать спокойно.
     — Геремен, я бы увидела, если бы ты не стал меня дёргать, это лишь обрывок, я знаю, я должна была его целиком досмотреть.
     — Ну, извините, когда в следующий раз будешь задыхаться, я пойду покурить.

     Геремен впервые на неё обиделся. Время неумолимо бежало. Мира сама понимала, что перегнула палку, ведь он только хотел помочь. Хоть он и не подавал виду, но последние дни ходил поникший. Это настроение усилилось и тем, что ей было пора возвращаться в академию. Мира пыталась, как могла его развеселить, не оставлять  одного. Но обстоятельства поменялись. Теперь она бегала за ним как хвостик, а у него находились дела. То он уходил на свидания с Анфисой, то бесследно куда-то пропадал.
     В этот день она вновь осталась одна. Чувствуя себя никому кроме Карины не нужной. Мира предавалась меланхолии, втянувшись в неё с головой как под покрывало, начинала даже входить во вкус. Глебу до неё не было дела, Геремен стал ещё непостоянней, чем обычно.
     Она сидела в заснеженной беседке у штаба и смотрела на башню Геремена. Когда он вернётся с прогулки, она, наконец, навестит его.
     Мира смотрела вверх. Она и забыла уже, какое оно зимнее небо. В городе, где куча фонарей, софитов, разноцветной рекламы, такого не увидеть. Мира вспомнила старую притчу, про то, как на ночь то ли мудрец, то ли прекрасная юная дева, накидывала на землю свою чёрную вуаль. Мира прищурилась, холодное мерцание звёзд напоминало блёстки от её фаты, может даже, если пристальней вглядеться, можно увидеть из-под пелены женщину. Почему-то ей казалось, что это лицо было бы похоже на лицо Карины.
     Мира могла различить каждое созвездие, запрокинув голову, так что шея уже затекла, она вспоминала уроки астрономии. Вот медведица, пояс Ориона, Кассиопея... Так тихо. Словно весь мир замер и наблюдает вместе с ней. Даже из штаба не доносилось ни звука, только вой ветра в трубах, размеренное шипение генератора, и карканье ворона. Чёрная птица пресекла небо, несколько раз покружила вокруг башни Геремена и залетела в его окно. В комнате зажегся свет.
     Мира подорвалась с места в сторону распахнутых дверей. Она ещё ни разу не была у него в покоях, поэтому толком не представляла, как туда идти. Где-то на третьем этаже, что и следовало ожидать, заблудилась. Как могла предположить, она ушла вглубь скалы ближе к спальням легионеров. Здесь было темно и сыро. Конец холла переходил в пещеру, где даже встречались сталактиты. Ей следовало бы развернуться и пойти назад, сама не зная почему, может из любопытства, но Мира пошла дальше. Одна из дверей коридора была распахнута. По каменному полу скользил тёплый луч, такой тёплый, какой бывает только от свечей. Мира поняла что замёрзла, ей захотелось безумно внутрь. Ускорив шаг, она пронеслась через оставшуюся часть коридора и остановилась в дверях.
     За письменным столом сидел Глеб и что-то неторопливо писал, окружённый сотней свечей. Он словно почувствовал спиной её взгляд, его рука остановилась, он уставился на пальцы, будто не понимая, почему не пишут, как если бы они были сами по себе. Глеб не выдержал и повернулся, но в дверях никого не было. Он встал, неторопливо подошёл к двери, вышел в коридор. Впервые его подвел дар эмпата, там было пусто, хотя ангел чувствовал боль. Возможно, он спутал это чувство с собственной горечью. Глеб не спеша захлопнул дверь.
     Мира стояла всё это время, спрятавшись в одном из дверных проёмов, втянув живот и закрыв рот рукой. Ей хотелось выйти, кинуться ему на шею, но она не осмелилась. Когда дверь закрылась, она со всех ног помчалась вон из коридора. Она бежала, уже забыв, зачем и куда, словно от себя самой, не обращая внимания на дорогу, спонтанно, безрассудно, пока на одном из поворотов чуть не сшибла с ног Анфису.
     — Мира, не ожидала здесь тебя встретить, — Анфиса покраснела, будто смущалась Миры, что не мудрено. Звёздочкин наверняка прожужжал ей все уши про неё и притчу, тот ещё сказочник.
     — Да, вот заблудилась, шла к Геремену.
     — К Геремену? — она совсем заробела, её вечный озорной взгляд сменился по-детски наивным, — Как он?
     — Я думала спросить у тебя тоже самое. Вы с ним же... встречаетесь?— Миру насторожило поведение Анфисы.
     — Ну, да, наверно... То есть я так думала.
     — Вы же сегодня были на свидании?
     — Свидании? Нет! Кто тебе это сказал? — Анфиса растерянно уставилась на неё, теперь она больше смахивала на потерявшуюся.
     — Да... Не знаю, никто наверно, может сама придумала, — соврала ей Мира.
     — В последнее время, мы видимся всё реже. А последних три дня... Он избегает меня?
     — Нет, нет что ты! Просто, просто он заболел, —  Мира опять врала, выгораживая Геремена. В её голове не укладывалось его поведение, ведь он так долго её добивался. Что же, теперь он ей будет должен, —  Я наверно пойду, поздно уже. Удачи!

     Мира оставила девушку. Та продолжала растерянно смотреть ей вслед. Мире хотелось ударить себя по лицу, мало того что она врёт, она покрывает этого засранца. Ей стало жалко Анфису, по-женски жалко. Мира понимала её чувства, Глеб ведь то же её избегал. Нет, она не пойдёт спать, пока не отыщет комнату Геремена и не влепит ему смачную пощёчину.
Как ни странно, но ярость будто вывела её. Она нашла эту башню. На одном дыхании, сама от себя не ожидая, Мира поднялась по высоченной винтовой лестнице. Вот она эта тяжёлая дубовая дверь с окошком для еды. Барбадос её учуял и тут же залаял. Геремен открыл, он был весь в снегу и ещё не успел снять свой дорожный плащ. Мира въехала ему по лицу.
     — Я всё объясню!— Геремен был встревожен, наконец-то ему было не до шуток.
     —  Будь добр!
     — После твоих слов... Я подумал над твоим виденьем. Всё-таки они неспроста! Я был у озера!
     — И? — Мира села на скрипучую кровать и чуть не провалилась.
     — Недалеко от кладбища... Знаешь, я слежу уже неделю. Несколько раз я заметил там двоих. В одно и то же время, когда все спят или на ужине.
     — У тебя паранойя! Нет ничего плохого в том, что бы гулять по лесу. С чего ты вообще взял, что они имеют хоть какое-нибудь отношение?
     — Да, я тоже так подумал, просто из любопытства стал наблюдать. Думал, может влюблённые какие, интересно же! — Геремен  скорчил гримасу, словно раздаёт поцелуйчики, — Так, наблюдал. Но что странно, они меня заметили вчера и не на шутку испугались, разбежались в разные стороны.
     — Я бы то же испугалась, застань ты меня в такой интимный момент.
     — Про интим не знаю. До этого у них не дошло, даже до поцелуев. Да и не понятно, может это оба мужика. Ну, знаешь, всякое бывает!
     — Фу! Геремен! Ты отвратителен!
     — Постой! Не спеши! Знаешь, что меня больше всего удивило? Один из них побежал к порталу у кладбища, — Мира хотела встрять, но он поднёс к её губам палец, — Об этом портале очень, очень, о-о-о-чень не многие знают, так сказать самые посвящённые!
     — Знаешь, Геремен, что меня больше всего удивило? Почему ты меня не взял с собой?
     — Я думал, ты обиделась...

     Это был последний вечер в штабе, утром её ждала академия. Геремен отказался отпускать её. Как это бывает, когда говорят «перед смертью не надышишься». Мира и Геремен не могли друг другом надышаться. И вроде знакомы они не так давно, но для неё он стал самым близким другом из всех что были, братом которого у неё никогда не было. Только при одной мысли о разлуке глаза начинали щипать, готовясь залиться слезами, Мира умело себя останавливала.
     Порывшись минуту другую в горах хлама под кроватью, Геремен вытащил пыльный брезентовый мешок. После почти целиком заполз в образовавшуюся лазейку, шаря в пыли и темноте, звякая и бренча, то ли консервами, то ли пустыми трёхлитровыми банками.
— Эй? Ты там не потерялся? — Мира подползла к нему, пытаясь хоть что-то разглядеть за могучим торсом, — Только не говори, что у тебя под кроватью ещё один портал в мир грязи и разрухи, потому, что у меня ощущения, что оттуда непременно что-нибудь выпрыгнет. Ай!!! Что это?!! Фу! Фу! —  Мира рывком отбросила покрытую паутиной мешковину, которую приняла сама не зная за кого, возможно, за одно из чудовищ.
     — Ха, трусиха, — Геремен вылез из-под кровати весь перепачканный и чумазый, но крайне довольный. Щелчком пальцев он привёл себя в порядок и  потянулся к мешковатому чудищу, вытащив оттуда керосиновый фонарь, затем из брезента посыпались железные палки, которые со следующим щелчком стали каркасом, — Кровать одна, поэтому чтоб никому не было обидно...
     — Это гениально, Геремен, — Мире захотелось обнять его, по-братски потрепать за волосы, — когда я была маленькая, часто в комнате делала что-то вроде шалаша, —  они расправили брезент палатки и начали натягивать на металлический скелет, — Правда это были в основном простыни, я натягивала их от кресла к столу и прижимала книгами. Однажды даже три дня прожила в своём домике, спала там, ела, играла, папа выгонял меня в школу, но возвращаясь, я опять там пряталась. Даже не помню, как ему удалось меня уговорить его разобрать?
     — По той же причине Глеб подарил мне её. У него начали неожиданно пропадать простыни.

     Они возвели по центру комнаты палатку. Геремен застелил днище одеялами и подушками со своей кровати, вверху повесил керосиновый фонарь. Свету от него было, правда, не много, но зато Геремен поводил над ним руками, и он грел как обогреватель. Они забрались внутрь, взяв с собой Барбадоса. Одну за другой Геремен доставал из шляпы бутылки вкусного тёмного пива. Они болтали до утра, после долгого молчания и очередного литра, казалось остановиться почти невозможным. Мира излила ему всю душу, и про Глеба, и про поведение Кары. Геремен не одобрял её тяги ни к ангелу, ни к Каре, но как истинный друг искренне сочувствовал. В свою очередь он заливался соловьём насчёт Анфисы. Как оказалось, она была первой его девушкой, он попросту робел, избегал её, потому что боялся признаться ей в этом. Только когда совсем свело, они заснули, вдвоём обняв Барбадоса. Пёс не был против, он и сам уже устал их выслушивать. Но так же был доволен.