Генерал Пашков: Ваше имя, отчество, фамилия?
Артист: Хлебников Петр Иванович, кличка Артист. Дважды судим. Оба раза за драку. Подрался с Зубом, то есть с Зубовым Витьком. Мы учились на последнем курсе военного училища. Драку затеял он, избил меня, и меня же посадили – у него отец участковым был.
– Из-за чего была драка?
– А вы забыли меня, Владимир Петрович,
– Нет, Хлебников, не забыл. Хочу проверить, что сейчас сочинять будешь.
– Не верите, – грустно произнес Артист, – а в первый раз поверили мне и отстояли меня: на половину срок дали меньше.
– Будешь говорить правду – поверю. – Пашков улыбнулся, – ведь за что-то дали тебе кличку Артист?
– Так это за песни.
– Какие еще песни?
– А вот такие: «Ох, ты степь, да степь...» тихо запел Артист и вдруг голос его взвился, зазвенел колокольчиком и разлился красивейшим баритоном. Лицо его преобразилось, стало одухотворенным, а в глазах такая тоска и столько печали, что хотелось протянуть руку и помочь ему. Владимир Петрович был потрясен этим преображением. Дверь приоткрылась, и в нее заглянул Шустов. Генерал досадливо махнул рукой. Артист перестал петь.
– Да, ты настоящий, врожденный артист. Как жаль, что такой талантище пропадает. Но вернемся к протоколу: из-за чего была первая драка? Напомни старику.
– Из-за девчонки, конечно. Я хотел жениться, а досталась ему – звенит ему, радует его, мой колокольчик, моя Полинка, – Хлебников ответил потухшим, почти безжизненным голосом, как будто и не было вот этого перевоплощения, а затем продолжил:
– Вернемся к нашим баранам. Значит так: через два года пришел из мест не столь отдаленных, а Зубов уже преподает в училище. Я и решил отдать ему «должок», но схлопотал еще пять лет: его отец пошел на повышение – в исполком перебрался на работу. А где власть, там и сила.
В колонии познакомился с Горчаковым Иваном. Он сидел за убийство кассира. Только я не верю, что он сам замарал свои княжеские ручки. Тут что-то не так, что-то не чисто: он знаком с Зубовым, в одних кампаниях гуляли. И чтобы со статьей за убийство попасть под амнистию, а я за простую драку – нет? Это как?
– А почему ты говоришь, что «княжеские ручки»?
– Да потому, что его предки князья! Князь Горчинский!
– А как же так случилось, что он с Зубовым – сыном крестьянина подружился?
– А кто вам сказал, что они из крестьян? Вы в досье его загляните, так узнаете, какие они крестьяне, – зло проговорил Артист.
– Так ты подскажи, где искать это «досье».
– А вы в Брест съездите, может, что и найдете.
– Придется съездить, тем более что это моя родина. Возможно, там и спрятан ключ ко всем тайнам Зубова. Рассказывай, что было дальше.
– Я вышел на волю через год после Горчакова. Хотел устроиться на работу, но вы же знаете, как относятся к судимым: на нас это клеймо на всю жизнь – ни хорошей работы не найдешь, ни на порядочной девчонке не женишься. Вот если бы делали фотоснимок ауры и по нему определяли людей. Тогда бы другое дело...
– Это как же так? – усмехнулся Пашков. – Где такой муры начитался?
– А это к нам попала кассета одного ученого. Я же с Горчаковым сидел в отдельной камере, у нас и видик был. Не зря его Боссом звали. Так вот этот ученый доказал, что аура бывает разная: у хороших людей – светлая, а у подлецов черная. И говорит он, что придет время, когда на работу будут принимать только по этим снимкам. Но это все мечта, а наша жизнь – прозаические будни. Работу я не нашел, а тут еще сестренка Наташка втюрилась в бывшего зека. Стал выяснять – кто такой. И напоролся на Горчакова. Он и прибрал меня к рукам. Да и я не сопротивлялся – надо было вытаскивать Наташку из этого ада, она же в интересном положении от этого подонка. А тут появился Зубов, и я стал выполнять его задания: сначала только связь с Волкодавом, а потом занялся фотографированием «нужных» людей в интимных, компрометирующих ситуациях. А шантажом занималась братва из отряда.
– Сколько людей в отряде?
– Человек сорок в лагере, да в деревне под сотню будет.
– И что, все наркоманы?
– Я бы сказал наоборот – железная дисциплина, порядок. Такое впечатление, что это отряд особого назначения.
– Кто непосредственно ими командует?
– Бывший мичман, морячок.
– Чем же они занимаются? – Пашков еле сдерживал смех.
– Как прикрытие – заготовка дров, сельхозработы для своих нужд. А в основном – тренировки в зале, в тире на территории бывшей воинской части, военная муштра. По ночам выходят на «работу» – пополняют казну Волкодава.
– Послушай, Артист, ты же не на концерте, может, хватит юмора: целый подпольный полк, отдельные камеры и прочее. Кто такой Волкодав?
– Что? Юмор? Волкодав? Ха, ха, ха! – Артист дико захохотал, стал стучать по столу.
– А ну прекратить эту истерику! – прикрикнул на него Пашков.
Артист выпрямился, но все еще не мог остановить смех и, вытирая слезы со щек, стал говорить, выкрикивая слова: – Юмор? А то, что ваш кабинет и кабинет Борисова прослушиваются – это тоже юмор? Знаете, знаете. Потому и допрашиваете в этом кабинете – у Шустова не побалуешься. А уж с Волкодавом целый анекдот получается: он же у вас за пазухой сидит. Вот уж юморочек: начальник отдела милиции – главарь бандитской группировки. Горчаков – это Арсенов. Утомил я вас, гражданин начальник? Смотрю – погрустнели вы.