... я смогу заснуть и увидеть во сне львов.
Почему львы – это самое лучшее, что у меня осталось?
Эрнест Хемингуэй. Старик и море
— Взойдем же по ступеням некогда богатого, но ныне, увы, обветшавшего дома и остановимся перед массивной дверью... — Гриша издаёт неприятный смешок, и я, в который раз за сегодня, сдерживаюсь, чтобы не нагрубить ему.
Сам Гриша сегодня тоже неприятен, он вообще сильно изменился за эти три года. Его крупное сильное тело словно отекло, шея и плечи срослись в жирный холм, а широкая грудная клетка стала незаметна над огромным животом. От него сильно пахнет потом, а между знаменитым полным ртом и небритой щекой коричневеет соусная клякса.
Он и раньше был некрасив, и мы с друзьями поражались тому, что возле него всегда оставались желавшие его женщины. Однажды я спросил об этом одну из них, кажется, Дашу, и она, неприлично улыбаясь, сказала: «А ты видел эти губы?!! Это же воплощение вселенского секса!» Я расхохотался, хотя понял, о чём она говорит. Гришин рот был действительно большим и ярко очерченным словно у девицы из комиксов, огромные тёмно-красные губы чуть выпячены наружу в вечной попытке поцелуя. Мне они напоминали скорее клюв диснеевской утки, а женщинам оказывается секс, да ещё и вселенский.
Сегодня вселенский секс вряд ли входит в Гришину программу. С виду это день третий запоя, может быть даже четвёртый. Какие-то пьяные девки возможно и валяются на дорогих матрасах за пресловутой массивной дверью, но он теперь только по привычке покупал их присутствие, и я знал от него самого, что с ними у него редко что-то получается.
Дом, на самом деле, обветшал ещё не сильно, но, честно говоря, намного больше моего, хотя строили мы их почти одновременно. Неаккуратное граффити просвечивает сквозь не сосвем белую краску, а на дорожке у входа темнеют следы костра. Граффити изображает кролика под хвост которого забирается то ли восьмёрка, то ли знак бесконечности. Я почти лично знаю этого кролика и его любвеобильную цифру и многим им обязан...
Гриша колотит ногой в дверь, ничего не происходит, я терпеливо жду полминуты , а потом набираю код на табло справа. Код я знаю наизусть, как впрочем и всё остальное в его жизни.
Мы дружили с первого класса, и после последнего, и в университетские годы, и после, когда он удачно начал проектировать загородные рестораны и постоянно подкидывал мне изобразительную халтуру. Выпить Гриша всегда любил, впрочем мы все тогда любили водку, и не видели её власти над нами.
До белой горячки, правда, он допился первым, я узнал эту историю неколько позже, когда мы начали тратить гришины деньги. В тот вечер он был послан очередной девушкой в никуда, и, погрузившись в жалость к себе, набрался дешёвой водкой до бессмысленой пустоты.
Комната гришина была мала и больше походила на кладовку, заваленную книгами и грязной одеждой, но в тот вечер, когда он открыл глаза, она выглядела скорее школьным классом. Он сидел за единственной партой, а у доски стоял белый кролик, возможно тот самый, заманивший когда-то в безумие девочку Алису. Кролик стоял на задних лапах беспомощно свесив передние, как пушистый тиранозавр. Гриша выругался неприлично, но кролик не расстроился, а наоборот рассмеялся, по-кроличьи обнажив розоватые резцы.
К доске вышел Роман Петрович, наш бывший учитель химии. Турист, отец семи детей, тонкий и бородадый, как Ришелье.
— Гришенька, — всхлипнул кардинал, — запоминай, дорогой, а лучше записывай...
Роман Петрович повернулся к доске решительно написал: 23, 26, 14, 43, 17, 9. Потом он оценивающе оглядел написанное, на секудну задумался, подсчитывая что-то, и, схватив кролика двумя руками, вытер им девятку, заменив её на восьмёрку.
— Записывай, сука! — заорал вдруг учитель. Больше Гриша из своего сна ничего не помнил, но, проснувшись, обнаружил на потной левой ладони шесть цифр, выведенных шариковой ручкой. В тот же день, смыв с себя блевотину и переодевшись, он сыграл в лотерею и выиграл.
Следующие месяцы он занимался маленькими переменами своей жизни. Купил машину, квартиру, оборудовал в ней архитектурное бюро и отправил родителей жить в Крым. На оставшиеся деньги Гриша отметил день Рождения. На пятый день празднования я проснулся у него в бюро. Мне было плохо, воспоминания путались и хотелось пива. Я медленно поднялся на ноги и вышел в коридор.
На полу лежал Гриша лицом вниз. Я плюхнулся возле него на пол, и дёрнул за руку. Он застонал и поднял ладонь. На ней синели корявые цифры.
Позже, за пивом, Гриша рассказал, что к нему снова приходил Роман Петрович с кроликом. Посовещавшись, мы решили, что в этот раз играть нужно мне, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Если до того я и сомневался в гришиных горячечных снах, то мой собственный выигрыш меня окончательно убедил. Эти деньги были поделены пополам, и мы, прихватив подружек, рванули в путешествие.
Следующий запой случился у Гриши месяца три спустя в Риме. Теперь чисел было семь, и Григорий сорвал 16-тимиллионный джекпот Superenalotto. За этим последовали испанская La Primitiva, розыгрыш Euromillions в Париже и полтора часа рулетки в Seneca Niagara в Баффало. Каждый раз перед этим он уходил в многодневный запой, заканчивавшийся явлением учителя химии и кролика, которые показывали ему выигрышные номера. После Ниагары Гриша вдруг затосковал, от полёта в Лас Вегас отказался, и мы вернулись домой.
Началась странная новая жизнь. Считать деньги Грише стало не нужно, да и мне он «одолжил» 25 миллионов, большую часть из которых я удачно вложил. Мы виделись реже, но оставались на связи. Я уехал на Фиджи, но всегда знал, что у него происходит, будь то покупка самолёта или новая любовница. Вчера я вернулся, а сегодня с самого утра мой старый друг, растолкав охрану, влез ко мне в спальню, разбудил и увёз к себе.
В гостинной у Гриши никаких девок не видно, он плюхается в бесформенное серое кресло и закрывает глаза.
— Принеси пиво, а? Там...— он машет рукой в сторону холодильника.
Отхлебнув из бутылки, Гриша грустно смотрит в потолок.
— Не приходят они больше. Сколько ни пробую, что ни бухаю – никого, ни Романпетровича, ни зайца этого конченого.
— У тебя что, деньги закончились? — я искренне удивлён.
— Да хрен они когда-нибудь закончатся, — Гриня бросает пустую бутылку в угол. — Я просто не могу без них, понимаешь, друг, они мне как самые близкие стали. Выпей со мной, Игорёк, а? Я чувствую, если ты рядом будешь, - они точно появятся.
Я подхожу к бару и достаю текилу.
— Нет, мне просто водку и стакан, — он вдруг приосанивается и посылает мне воздушный поцелуй своим диснеевским клювом. — Люблю я тебя всё-таки.
Я очнулся в спальне на втором этаже неожиданно рано, ещё не было девяти утра. Держась за перила, поковылял босиком сквозь тишину вниз по тёплым ступеням.
— Гришаня, — тихонько прохрипел я.
Гриша сидел на полу под лестницей, опираясь на стену и опустив голову на грудь. Изо рта на футболку сталактитом спускалась струйка слюны. Я наклонился и подёргал его за рукав. Не издав ни звука, он тяжёлым мешком опрокинулся на бок, левая рука стукнулась костяшками о паркет. На ладони синим фломастером был выведен неровный круглый ноль.