Промозглый ветер дул с океана – прощай, Майами!
Вспомнить бы теперь, какой холодный дурак подарил ему идею встретить здесь Новый год… И не столь наличности жаль (что деньги ? – мусор!), сколь бездарно потерянного праздника: много ли их осталось в жизни? Волны громоздили на безлюдных пляжах барханы бурых водорослей, ветер раскачивал лампочки на пальмах – суррогатных елках. И оленьи чучела, и непременные полосатые носки в витринах, и бесконечный перезвон « Jingle Bells» при входах в магазины – все это о чужом Рождестве… Новым годом здесь и не пахло. Изжога от мидий и текилы в ресторанах пробудила тоску по водке и холодцу, а многоярусные елки в исполинских торговых центрах были все о том же: о подмене праздника шопингом. На Sunny Isles, правда, русский говор был даже больше в ходу, чем осточертевший испанский, да все одно – новогоднюю ночь выпало коротать в бестолковой сутолоке Hard Rock Casino…
Прокатив по широченному автобану, оказался в MIA , международном аэропорту Майами, и даже не скривился, услышав « Lady and Gentlemen! Attention, please! The flight Miami – Moscow is late! “ - чего-то подобного этой задержке рейса он и ожидал… Затем четырнадцать часов, упершись коленками в переднее кресло, и ты в Домодедово… где, естественно, утерян багаж и три часа на нервах в поисках утерянного.
Зато родной город встретил привычным грязным снегом у обочин, обшарпанными снизу елками на площадях да полузасыпанным снегом конфетти. От нечего делать зашел на свое предприятие… Темный коридор с карликовой (после Майами) мигающей елочкой, пустынные участки и холод – оно и понятно, народ справно, по-русски, отмечает подаренную декаду. Ослепнув от низкого солнца на улице, вдруг остолбенел: елки-палки! К матери ведь собирался еще до поездки заехать!! Забыл, закрутился…
Морозно скрипнула калитка в палисаднике, и Петровна прильнула к заледеневшему окну… черная машина… Лешка! «Ах ты, Боже, а у меня дорожка не чищена…» А он тут же и зашел, коротко обнял и улыбнулся губами, поводив носом – «щи с солониной?» А глаза грустные. Поставила щи на плиту, из коридора – холодец, и початую бутылочку из-за потемневшего трюмо - ждала…
Сел за стол, большой такой, сутулый, нелепо загорелый посреди зимы. Схватил ложку, а видно – нету аппетиту. Сжалось сердце у Петровны – все-то в заботах, света белого не видит… Хотелось развеселить, хорошее что-то вспомнить, радостное:
- Леш! А помнишь, на углу у нас Шевелевы жили?.. Ну, да – давно. Ты еще маленький был. Я тебя на печь укладывала по зиме, бабушку просила присмотреть… а сама – на завод, вторая смена была у нас под Новый год. Бегу мимо Шевелевых, снег скрипит… а у них – свадьба, Светку выдавали… и песню пели: «По проселочной дороге шел я молча…» Да так пели! Я остановилась и слушаю… оторваться не могу. На завод опоздала тогда…
Смотрел на мать, на счастливую улыбку в выгоревших глазах, на морщинки-лучики… Господи, Боже! Всего-то – песню услышать!
А за окном – белым-бело, и только алая заиндевевшая калина в палисаднике.