Олег наблюдал как мама раздувает тлеющие поленья в печке. Было холодно и темно. Мальчик сидел на железной кровати, чувствуя ножками, прощупывающуюся сквозь тощий матрас, металлическую сетку. Олег закутался в затертый, но всё ещё теплый плед. Его голубые глаза искрились каждый раз, когда оранжевое пламя натужно разгоралось, поддуваемое потоком воздуха, выходящего из впалых маминых щек, и тут же потухали вместе со стыдливым беспомощным огоньком.
Мама закашлялась.
Задымило.
Печь была старой с обломанными кусками кирпича и глины. Печь была больна. И вообще это была не печь. Это было добродушное, гудящее чудовище, согревающее шаткий домик своим теплом. Олег с болью смотрел на широкие раны чудовища, из которых вперемешку с дымом тянуло оранжевым светом. Откашлявшись, мама продолжила реанимировать больного и спустя еще десять минут ей это удалось.
Тяжело вздохнув, она поднялась на ноги. Щелкнула выключателем. Безрезультатно.
- Света всё нет, - с грустью произнесла она.
- Значит, в поликлинику опять не надо будет идти, - бледно улыбнулся Олег.
Мать кивнула и вышла на кухню. Она открыла дверь всего лишь на несколько мгновений, но этого хватило, чтобы студёный воздух длинными пальцами обхватил полкомнаты. Олег съёжился, подтянул ножки и поплотнее закутался в плед.
- Закрывай скорее! – пискнул мальчик.
Дверь закрылась.
За окном сыпал снег. В черной, перемазанной сажей и чернилами тьме зимней ночи Олег с трудом различал белые сугробы. Звезды и луну покрыли темные тучи, но белизну снега все же можно было разглядеть. Олег изо всех сил напрягал свои голубые глазёнки, приблизив лицо к холодному стеклу, потом расслаблял их и, сфокусировав взгляд, видел снежные хлопья, сугробы и рыхлую борозду, проложенную черным грузовиком.
- Не лезь к окну, там дует! – прикрикнула мама.
Олег обернулся. Мама вернулась в комнату. В руке она держала фарфоровую чашку с отколотой ручкой, в которой горела парафиновая свечка. В другой руке балансировала разделочная доска с двумя чашками чая и тарелочкой с орехами, залитыми жареным сахаром.
Глаза Олега заблестели, он сел поудобнее, приняв в руки горячую чашку чая и схватив кусок сладкого лакомства.
- Ма, а почему опять нету света? – спросил мальчик.
- Я не знаю, - женщина раскрыла потрепанную книжку и села рядом с сыном.
- Ты читаешь?! – воскликнул Олег и, запустив руку под подушку, вынул пожелтевшую книжку «Братья Львиное Сердце».
- Олежа, не надо читать над свечкой, зрение испортишь.
- Но ты же читаешь!
Мама вздохнула.
Огонек свечи так скупо и тоскливо освещал маленькую комнатку. Два человека, мать и сын, сидели рядом на продавленной кровати и читали. Еле слышно потрескивали дрова в печке. Пахло дымом. Белые снежинки остро атаковали хилое окно. Мальчик неосознанно грыз жареный сахар. Свеча становилась всё меньше и меньше…
Эта картина была настолько печальна, что хотелось улыбаться, глотая соленые слёзы.
Когда огонек скрылся в кружке, в комнате стало темней.
- Я почти дочитал, - прошептал Олег, опережая ворчание мамы.
Через минуту свеча потухла. Мальчик аккуратно закрыл книгу. Вкусно запахло послесвечным дымом. Стало темно.
- Мне страшно.
Мама схватила сына за руку.
- Чего ты боишься? – встревоженно спросила она.
- Почему нет света?
- Скоро дадут. Чего ты испугался?
- В темноте не страшно чего-то бояться, только если ты не боишься самой темноты, - пробормотал Олег.
Женщина обняла сына, прижав его каштановую голову к своей груди.
- Всё будет хорошо, - сквозь слёзы сказала она.
За окном, на соседней улице загорелись желтые квадратики окон.
- Смотри! Я вижу свет! – улыбнулась мама.
Олег отнял от ее худого тела своё лицо и тут же зажмурился – в комнате вспыхнула лампочка.
- Я тоже вижу свет.